Уроки. № 2

До конца, пожалуйста...

Barlow Girl – 3 - Never alone

- Возвращайся.
Броуди поднял глаза над чашкой, расширив их до невозможного предела.
- Что?
Себастьян брезгливо смотрел на него.
- Куда?
- Много вопросов.
- Всего один.
- Я куплю тебе билет.
- Нет, - отставив чашку, Броуди оперся руками о столешницу и выбрался из-за стола, - Сам куплю, спасибо.
Решив больше не спрашивать, он пошел в спальню. В голову не приходило ни одной целой мысли, все какие-то обломки.
Хватит, на хер, все.
Он переоделся, достал сумку, затолкал туда свою одежду, сгреб с комода мобильный, огляделся.
Все. Теперь его тут нет.
Выйдя в коридор, натянул свою старую куртку, бросив взгляд на новую, которую ему купил Смайт.
Он помедлил, взявшись за дверную ручку. Себастьян так и не вышел.

Как такое могло случиться и за какое время до этого началось? Вопросам не было конца, ответов не было тем более. Осилив метро, паспортный контроль и прочие проверки, он оказался в салоне самолета.
Все, как не с ним. Да твою-то мать.
Попросив у стюардессы таблетку от головной боли, он уставился в черный космос за иллюминатором и специально удерживал внутри себя нулевую температуру, чтобы не послать на хуй весь мир.

Сев в такси, он не выдержал. Сердце задрожало. Слишком слабые мышцы, слишком длинная дорога, слишком устал. Сидя в салоне, упираясь руками в сиденье, он подумал, какой сон все это время его мучил. После таких снов просыпаются, не понимая, где настоящее, а где нет, и нужно время, чтобы глаза снова обнаружили перед собой серые ободранные обои каждого дня твоей жизни.
Остается только запах, который может пролететь мимо и, глядя на твой застывший взгляд, показать язык, превратившись в жалкое воспоминание о твоей призрачной значимости.
Глядя на картинки вокруг себя, Броуди заказал себе полную и необратимую амнезию.

Зайдя в свой дом, он постарался прочистить свои мозги. Боясь вспоминать, он понимал, почему так не хочет этого делать. Признать себя сумасшедшим очень легко. Апеллировать этим понятием можно в разных интерпретациях. Понять, что это действительно так – вот с этим можно и не справиться.
Не слишком понимая, что же произошло на самом деле, Броуди все же не чувствовал себя использованным, брошенным, преданным, оплеванным, изнасилованным или просто несчастным. Во-первых, он удачно сгруппировался во время падения и как только услышал от Смайта слова о том, что ему надо уехать, он не разбился, а сумел удачно приземлиться на все свои четыре лапки. Во-вторых, все свои мысли в отношении Себастьяна он сумел аккуратно уместить у себя в голове и забыть код доступа к ним.
Храни тебя Бог, Броуди. Ты не первый.

Позвонив в театр, он ожидал услышать гимн в свою честь, ключевыми словами должны были являться такие как «ждали», «пропал», «не смогли», «бросил», «не числишься», «уходи». Но Смайт, оказывается, сделал ему королевский подарок.
- Когда ты сможешь быть? – спросили на том конце провода и Броуди не знал, как лучше ответить.
- Когда надо?
- Завтра в полдень. У тебя вечером спектакль.
- Сп.. спасибо. Я буду.
- Не подведи на этот раз.
- Ладно… я буду. Обещаю.
- И предупреждай, если будут звонить твои покровители. Конечно, деньги театру нужны, но я не предполагал…
- О.
- И еще. Я не знал, что ты общаешься с такими людьми. Ты не говорил.
- Я понял. Спасибо.
Положив трубку, Броуди спрятался на краю дивана со стаканом джина. Спасибо, Смайт. Ты уверенно топчешься ножками по моей прошлой жизни.
Он взял телефон и набрал номер.
- Привет, это я. Нормально, правда. Тут так сложились обстоятельства… я тут из театра ухожу. Ты посмотри, может, что-то мне подберешь... Ха, да ладно, прямо с распростертыми… Нет, съемок нет. А, да. И квартира нужна тоже и прости, что все сразу… ну, лучше не тянуть. Спасибо. Спа… да ладно, мне все равно, где, ты же меня не в Сирию ушлешь. Спасибо, да. Да.

***
- Возвращайся.
Броуди поднял глаза над чашкой, расширив их до невозможного предела.
- Это ты мне?
Себастьян брезгливо смотрел на него.
- Много вопросов.
- Всего один.
- Я куплю тебе билет.
- Нет, - отставив чашку, Броуди оперся руками о столешницу и выбрался из-за стола, - Сам куплю, спасибо.
И Себастьян вцепился в край стола. Приказав себе держаться за стол, он слышал каждый шорох и молил бога об одном. «Не дай ему спросить меня. Пусть он просто уйдет. Пожалуйста. Пусть уйдет. Я верну, я смогу. Не сейчас. Пусть уйдет».
Когда Себастьян услышал, что Броуди подошел к входной двери, он резко развернул голову в сторону коридора. Он боялся увидеть его или услышать его голос. Он так хотел этого. Не произошло.
Дверь закрылась, и тишина набросилась на него. Он опустил голову на руки. Веки его дрожали, он чувствовал, что они не могут успокоиться и глаза ему закрыть не удастся. Перед ним на столе стояла синяя пузатая чашка с недопитым чаем и валялся надкушенный «Mars». С чайной ложки, лежащей тут же, бледно-коричневой слезой смотрела на него капелька незастывшего чая.
Он взял его чашку в руку. Бочок ее был теплым. Не сводя глаз со стены, он отпил из нее.
Пожалуйста, прости меня. Так надо, ты просто не знаешь. Пожалуйста, прости меня.
Он не спеша подошел к окну. Он подумал, что может увидеть Броуди, выходящего из дома. Но улица равнодушно показала ему совершенно чужую жизнь.

Подготавливаясь к визиту, он приводил себя в порядок медленно и обстоятельно. Что бы он не услышал от гостя, что бы не услышал от себя, он знал, что итог будет один.
Хватит, папа. Я так больше не могу.

Отец был мрачен. Или устал. Было непонятно, и Себастьян просто впустил его в квартиру, закрыл за ним дверь и только потом неловко обнял его. Он так почти не делал. Задержал подбородок на его плече, прикрыл на секунду глаза.
Я все еще люблю тебя, отец. Только не начинай, я очень прошу.
- Хорошо выглядишь, - улыбка у отца вышла тяжелая.
- Стараюсь, - пожал плечами Себастьян и подтолкнул его вглубь коридора, положив руку ему на спину, - На кухню? В гостиную? Ты вообще, прости, надолго?
- Ненадолго, не волнуйся.
- Я не это хотел сказать. Если ты хочешь остановиться тут, то в твоем распоряжении все, что тут есть. Если ты устал…
- Я не устал, Себастьян, - отец засунул руки в карманы своего эксклюзивного внешнего вида – костюма от Hugo Boss, - Водитель внизу. Так что… всего несколько слов.
- Тогда в гостиную, - Себастьян пошел впереди, стараясь снять с лица выражение, которое он доставал и прилаживал на себя только в присутствии отца. Это было легкое презрение, покрытое сверху тонким слоем едкого самодовольства. Привычка выдавать подобное выражение появилась у Себастьяна еще в школе, ведь надо же было как-то выживать в присутствии тех, кто решил, что ты последняя сволочь. А потом в присутствии того, кто тебе вдруг стал очень нужен. Получив от Блейна Андерсона ясный ответ на свои попытки завладеть его вниманием, Себастьян умер. То, чему нас учат в детстве, красивыми шрамами смотрит на окружающих тебя постоянно и до конца. Ему доказали, что он не будет нужным тому, кого когда-нибудь не обойдет своим вниманием. Убедить себя в обратном он не пытался, поверил в это сразу, ненавидеть себя не стал, а понял одну вещь, в раскаленных объятиях которой провел не одну ночь в своей кошмарной запутанной жизни.
Он понял, что никогда и никому не покажет, что он живой.

Пройдя в гостиную, отец тяжело упал в кресло. Сын сел в кресло напротив. Между ними был журнальный столик из орехового дерева.
- Не буду долго распинаться, - устало сказал отец и достал из кармана конверт, - На, - конверт был брошен на стол и по гладкой поверхности столика отправлен Себастьяну в руки. Тот открыл его и увидел фотографии.
- Объясни мне.
- Что? – Себастьян рассматривал снимки, среди которых попадались великолепные работы. Некоторые были сделаны с очень близкого расстояния, и Себастьян сдвинул брови, пытаясь вспомнить, где их застукали.
- Хорошо, - отец подался вперед, положив сцепленные в замок руки себе на колени, - Я объясню. Перед тобой фотографии, на которых ты с каким-то парнем и он явно не твой друг.
Себастьян поднял голову, держа фотографии в руке. Он не понимал. Честно, он отказывался верить.
- Ну и что?
- Эти фото были сделаны несколько дней назад. Этот человек здесь, в Лондоне?
- Да в чем проблема-то?
У отца что-то происходило с лицом, и Себастьян инстинктивно выпрямил спину.
- У меня проблема. У тебя проблема. Посмотри на это со стороны, прошу тебя.
- Не понимаю, - Себастьян положил снимки на столик, - Я не понимаю, господи.
- Мой сын, блядь, гей, - вдруг оглушительно расхохотался отец, и Себастьян невольно улыбнулся. Он не слышал смех отца с детства и то, что происходило сейчас в квартире, на самом деле было страшно. Отец заходился от смеха и слезы уже выступили у него на глазах, его трясло и кочевряжило в этом кресле, и Себастьян резко встал. Отец умоляюще вытянул вперед руку, словно уговаривая его не волноваться, продолжая смеяться все дальше и дальше, утирая большим пальцем крылья носа и пытаясь поправить пиджак. Когда его смех стало слышать невыносимо, Себастьян подался к нему, схватил его за лацканы безупречного пиджака и рванул вверх, заставляя подняться на ноги. Отец резко замолчал, схватил сына за запястья и попытался развести их в разные стороны, но Себастьян, глядя ему в глаза, швырнул его обратно в кресло. Оставаясь стоять над ним, Себастьян хотел ударить его и старался сдерживать эти мысли. Так думать нельзя. Это твой папа. Он тебя любит. По-своему, но он тебя любит, ты только не спорь с ним, потому что старшие почти всегда правы и плохого своим детям не желают.

Нет, мама, нет. Ты лучше всего понимала, что происходит в твоей семье. Твой единственный ребенок оказался ущербным извращенцем, и проявилось это не сразу после рождения, а гораздо позже. Ты так хотела здорового малыша, так следила за собой во время беременности, так волновалась за своего мальчика, когда он рос, делал многие милые вещи впервые, улыбался вам с отцом и всему миру, а он тебя подвел. Он просто не любил то, чем его пытались накормить. Он просто не хотел это есть и порой оставался голодным, не понимая, почему все кругом могут это проглотить, а он не может. Твой сын пытался полюбить это, но его тошнило и иногда даже рвало, он пугался, плакал и не понимал, что с ним не так. Ему не надо было ходить к врачу, он делал это только по желанию папы, и, конечно, ему ничего не помогло, что убило тебя окончательно. Мама, ты же любила меня, пока не узнала, что я другой. Тебе казалось, мама, ведь на самом деле я такой же, как ты, папа, Марта Стюарт, Рональд Рейган и принцесса Стефания. Что я мог изменить, как я мог объяснить то, что знаю наверняка? Меня просто не слышали. Я пытался, мама, верь мне. Это так.

Отец держался за горло и испуганно смотрел на него с земли. Именно так его видел Себастьян. Не из кресла, а с земли. Снизу. Оттуда, куда я тебя только что бросил, папа.
Отец перевел взгляд на столик и полез в карман. Себастьян не шевельнулся. Достав сложенную газету, отец бросил ее на столик.
- Те фотографии делали мои люди, а эту, - кивнул он на газету, - сделал кто-то другой. Теперь все перестало быть только моей проблемой.
Себастьян обошел столик, взял газету и развернул ее. Небольшой снимок, маленькое разрешение, перегиб прямо посередине. На снимке Броуди с закушенной губой и лицо Себастьяна у него за плечом. Оба крупным планом. Он сразу узнал свою спальню, которая была через стенку в этой квартире. Значит, снимали через окно из дома напротив. Чудесно.
- Ну, надо же, - сказал он и, встав, подошел к окну.
- Что, теперь понял? – спросил отец.
Себастьян слегка повернул голову к нему.
- Ты это видел?
- Видел ли я это? Видел ли…? Ты рехнулся! - закричал отец и встал, поправляя пиджак и не видя, куда кладет пальцы, - Ты что, не понимаешь ничего в этой жизни?!! Ты понимаешь, что везде есть свои установки и неважно, кто и когда решил, что будет именно так?!! Если в твоих силах изменить их, то дерзай, но там, где мы оказались, куда я привел тебя, там люди, держащие на раскрытой ладони весь мир. И он должен быть идеален!
Себастьян повернулся к нему.
- Ты послушай себя, отец! – его голос срывался, он не понимал, как можно белое называть черным и его бесил этот покрытый плесенью маразм, - Ты ведь знаешь, что на самом деле происходит кругом! Блядь, одна их твоих секретарш вот уже десять лет берет у тебя в рот во время твоих онлайн переговоров с Сингапуром, а ты втираешь мне что-то про фотографии!
- Ты больной человек… Себастьян…
- Все кругом об этом знают, отец. Все видят эту картину, когда ты появляешься на пороге своего блестящего охуительного охренительного здания и спрашиваешь у охранника, как он повел выходные, не зная даже, что его трехлетний ребенок умер от рака!
Отец остановился, и Себастьян смотрел на него, готовый прибить его насмерть своей ненавистью. Уж он-то имел на это право.
- После смерти матери ты ни разу не позвонил мне, чтобы просто узнать, где я нахожусь. Только иногда от твоих подчиненных я узнаю, что ты, блядь, отъехал. И иногда от тебя лично я слышу, что ты снова недоволен мной.
- Мы должны подчиняться канонам, Себастьян. Это правило, делающее твою жизнь. Ты можешь вести себя, как хочешь, но с плотными гардинами на окнах.
- Только не я, - твердо сказал Себастьян, - Иногда можно желать большего. Сейчас я хочу, чтобы от меня отстали. Я не хочу думать, что у меня не так, потому что у меня все нормально, неужели это так трудно понять?!! – он уже орал и отец не прерывал его, - И это хорошо, что я понял это сейчас. В твоем возрасте, в свои шестьдесят восемь я буду более открыт для самого себя. Я свободен, отец.
- Ты даже не понимаешь, насколько мы зависимы.
- Блядь, отец, да мне совсем недавно стало все равно. Принимай ты меня любым, тебе было бы плевать. Мне жаль, честно, очень жаль, что вы с мамой…
- Оставь ее в покое, - устало сказал отец и правильно сделал, потому что Себастьян чуть не сорвался, вспомнив мать, и представив ее тут в комнате, слушавшую их разговор.
- Согласен, пусть отдыхает. Она заслужила.
- Я поеду, хватит, - с этими словами отец уже двинулся к выходу, - Я подумал, что я все-таки ошибался насчет тебя.
- В детстве ты объяснил мне это достаточно ясно. Твоя проблема перестала быть только твоей. Теперь я твой позор навсегда. Ты за этим сюда приехал? Сказать мне, кто я? Я слышу это с десяти лет. Я живу с этим, отец. Объясни всем, что я распущенный сын богатого отца, но ты уже порвал со мной все отношения и, наверное, тебя не тронут.
- Ты… - отец поправил перебитый галстук, - Ты все равно останешься моим мальчиком.
Это было уже интересно. Себастьян медленно поднял на него взгляд, и отец увидел истинную смерть в его глазах.
- Нет, папа. Это не так.
- Послушай…
- Нет, подожди. – Себастьян аккуратно обошел его и вернулся в свое кресло, - Я понимаю, о чем речь. Я понимаю, зачем ты приехал. Ты один против целой толпы. Если тебе будет нужна моя помощь, я убью любого, кто сделает тебе плохо. Сейчас ты там, где я существую постоянно. Признайся, родной, это нелегко. Как ты чувствуешь себя на моем месте, папа? Но я не изменюсь, прости. Мне жаль, что я не соответствую. Нет, не так, - он вдруг улыбнулся и провел обеими ладонями по лицу, - Что я не дотянул.
Он улыбался в лицо своему отцу, видя в его глазах испуг. Но это был еще не приговор.
- Я не понимаю, - сказал отец, - Как тебе может нравиться это?
- Это твой самый глупый вопрос. Я не представляю, как ты можешь ворочать огромными деньгами после такого.
- Какая связь?
- Видишь меня? – Себастьян не переставал улыбаться и причину этому не находил, однако, это было явное облегчение, - Я твой ребенок. Я родился от тебя и твоей любимой женщины. Мы трое самые близкие друг другу по крови, по определению, по факту. Так должно было быть! Но твоя любимая женщина умерла и треугольник разорвался. Тебе нужен отшлифованный образец, а я, твой несчастный недоделанный единственный сын, блядь, не такой. Но не грусти, отец. Твой ублюдок вырос и ты ничего ему больше не должен.
- Ты с ума сошел… - тихо сказал отец и развернулся лицом к двери, глядя на пол с ужасом в глазах.
- Тот, кто на фотографиях – настоящий. И он был со мной все это время. И если ты со своими людьми что-то сделаете ему, поверь, я буду в состоянии ответить тебе.
- Я не могу этого понять, Себастьян, - отец так и смотрел в пол, роняя слова себе под ноги.
- Не старайся, - Себастьян почувствовал, как он устал.
- Мне уже звонили из Нью-Йорка. Все только о тебе и говорят.
- Правда?.. – Смайт хотел знать, - Тебя уже как-то это коснулось?
- Коснулось, - отец пошел к двери, - И мне придется смотреть в глаза тем, кто не понимает.
- Есть выход, - Себастьян не двигался с места, глядя в старую спину своего отца, - Скажи всем, что твой сын так и не родился.

***

После паба Себастьян вспомнил, что не показал ему еще кое-что. Поймав такси, он назвал адрес и тут Броуди понесло. Он не мог остановиться и то, что видел по пути, комментировал с таким смаком, что смех разобрал и водителя. Выйдя около Camden Market, Себастьян сгреб его в охапку и, улыбаясь, поволок вперед по улице.
- Черт, мне стыдно идти с тобой рядом, - Смайт не мог сделать серьезное лицо.
- О, мамуля! – Броуди смешило все вокруг и он, обняв Себастьяна за шею, попытался залезть ему на руки, - Купи мне губную помаду, твоя девочка выросла…
- Все, блядь, иди сюда, - Смайт толкнул его к входу в первый попавшийся павильон и они чудом оказались за разноцветной многослойной стеной из висящего сувенирного тряпья. Прижав Броуди спиной к кирпичной стене, Себ быстро осмотрелся. Продавца не было видно, и Смайт пожелал ему всего самого наилучшего. Он вжал Броуди в стену изо всех сил и стал целовать его в губы, глаза, лоб, шею, сначала сдерживая смех, а потом уже просто не контролируя себя. Броуди, сначала слабо попытавшийся вырваться, отвечал на это еще хуже: он задрал свитер Смайта и просто гладил его по спине, иногда опуская руки ему в джинсы, возвращая их обратно, запрокидывая на мгновение голову и опуская ее обратно, чтобы вернуться к губам, которые стали совсем уже сумасшедшими. Пара футболок свалилась на них сверху, и Себ отбросил одну, оставив другую между ними, и только бог знает, сколько времени они не могли остановиться, потому что никому из них не пришло в голову прекратить это.

***
- Дай сахар, - и Броуди, глядя ему прямо в глаза, открыл банку с сахаром, и медленно высыпал все на его ладонь. Сахарный песочек красиво насыпался горкой на руку Себастьяна и решил продолжать, с тихим шепотом вытекая через края его ладони на пол.
- Прости, - Броуди отставил банку в сторону.
- Что ты сделал? – Себастьян держал одну руку в миске с тестом и не мог ею распоряжаться.
- Я сволочь, конечно, - проговорил Броуди.
- Конечно, - сказал Себастьян, делая шаг вперед, но его рука все еще оставалась в миске. Под ногами у него захрустело.
- Не поскользнись, - посоветовал ему Броуди, одновременно с ним делая шаг назад.
Себастьян посмотрел на все это и, подняв голову к потолку, закрыл глаза.
Броуди сделал еще один шаг назад.
- Боже мой… - едва слышно произнес Смайт и резко бросился вперед.
- Твою мать!!! – заорал Броуди и, оттолкнувшись от двери, бросился бежать по коридору.
- Стоять, я сказал!!! Стоять!!!
Себастьян догнал его в два прыжка и, схватив за футболку, оттянул ее рывком назад. Успев перехватить свою добычу поперек груди, он подставил ногу и Броуди, не удержавшись, упал на пол. Себастьян перевернул его на спину и завис над ним, опираясь на руки. Броуди сделал совершенно хулиганский взгляд и не думал сматываться.
- Порву, - сказал тихо Смайт.
- Давай.
Себастьян поднял одну руку, которая была испачкана тестом, и вытер ее о шею Броуди. Посмотрел на руку и, увидев, что там еще осталось, провел испачканными пальцами ему по щеке.
- Я думал, ты не расстроишься, - сказал Броуди, - Все равно гавно бы какое-нибудь получилось.
- Я делаю это печенье лучше Гордона Рамзи. Он сам признал это.
- Ему за это деньги платят, - сказал Броуди, начиная тихонько водить пальцами по спине Себастьяна.
- Ты сделал мне больно.
- Я виноват.
- Ты только что унизил меня.
- О, твою мать, - Броуди уже начинал улыбаться.
Себастьян с силой провел языком по его шее. Поднял голову, внимательно посмотрел вниз и глаза его стали глазами убийцы.
- Что?.. – не выдержал Броуди, - Теперь понимаешь, что это нельзя было есть?
- Это было бы мое лучшее печенье, - сказал Смайт.
- Да брось… позвони Гордону Рамзи, попробуй раскрутить его на откровенность, - и Броуди широко улыбнулся.
- Убью, сука…
- Дай мне шанс все исправить!!! – смеясь, закричал Броуди, но был грубо брошен вниз лицом в белый длинный ворс ковра.

Он не мог справиться с собой, но любой незнакомый человек, глядя на него, увидел бы перед собой высокого симпатичного мужчину, спокойно и задумчиво глядящего в окно.
Закрыв дверь за отцом, он подошел к столику, взял фотографии и долго рассматривал их, аккуратно откладывая в сторону. Газета лежала тут же, но он не притронулся к ней.
Я понимаю тебя, отец. Не в силу своей сыновней любви к тебе, а в силу своей ущербности. Ты же наверняка тоже все понял.
Отойдя от окна, Себастьян прошел в коридор, взял с комода мобильный, поднял глаза и увидел куртку, которую они купили в «Harrods».

Урок второй, Броуди. Никогда не верь тому, что сейчас перед тобой. Декорации никто не отменял. Настоящее – за ними.

Потом набрал текст сообщения и отправил его в Нью-Йорк, пообещав дьяволу полгода своей жизни на выбор за ответ.

Дата добавления: 2015-01-03