Предмет и методы психологии творчества 2 страница

отношения к отображенной в нем действительности. Здесь его анализ непосредственно связан с основным вопросом философии и понятие «субъективное отражение» по своему смыслу уподобляется философским понятиям «сознание», «дух» и т. п. С этой точки зрения отражение выступает как вторичное, производное от материи, как отображение. Гносеологический анализ по самой своей сути требует рассмотрения отражения и материи как противоположных, поскольку предметом этого анализа является именно отношение бытия и сознания. Однако такое противопоставление правомерно лишь в пределах, которые определяют направление гносеологических исследований.

Поэтому нельзя ставить вопрос: идеально психическое отражение или материально? Оно и идеально (в гносеологическом аспекте) и материально (в онтологическом аспекте).

Основной смысл описанного выше разделения аспектов исследования отражения отчетливо обнаруживается при анализе отношения оригинал — копия.

Рассмотрим сначала наиболее элементарные случаи такого отношения. Возьмем два объекта — О и О¹, о которых известно, что они находятся в отношении оригинала и копии, например человека и фотобумагу, на которой этот человек запечатлен, лапу волка и ее отпечаток на снегу и т. п.

Обратим внимание на то, что отношение оригинал — копия может быть невыявленным, потенциальным. Это бывает в тех случаях, когда взятые нами вещи не сопоставляются друг с другом: по местности, где пробежал волк, никто не проходил; фотографией никто не пользуется и т. п. В таких обстоятельствах О и О¹ могут быть актуально весьма мало связанными. Например, в случае с фотографией и запечатленным на ней человеком их актуальная связь ограничивается только гравитацией, но в данном примере это никакого принципиального значения не имеет. При описанных условиях оба объекта (О и О¹), несомненно, материальны и об их идеальности не может быть и речи: О и О¹ существуют независимо от познающего субъекта.

Изменим обстоятельства. Рассмотрим случай, при котором связь О и О¹ (объектов, находящихся в отношении оригинал — копия) становится актуальной связью оригинал — копия, например когда охотник, рассматривая отпечаток лапы на снегу, определяет, что это след волка и т. п. Иначе говоря, чтобы сделать связь оригинал — копия актуальной, необходимо ввести в схему познающего человека. Актуальная связь оригинал — копия совершенно не соответствует, например, гравитационной связи. Она не материальна, т. е. не является объективной реальностью, существующей вне сознания. Материален лишь ее механизм, материальна форма ее выражения, форма ее объективации— вербальная или графическая, например — соответствующая линия на возможной схеме данного отношения. При этом существенно заметить, что данная вербальная форма, дан-

ное графическое выражение связи объединяет лишь модели объектов О и О¹, о которых идет речь. Сами по себе О и О¹ нисколько не изменили ни своей природы, ни своего взаимоотношения. Вне зависимости от познающего человека, от его сознания между О и О¹ актуальной остается лишь гравитационная связь.

Однако смоделированная на бумаге актуальная связь оригинал— копия в пределах принятых нами примеров, несомненно, адекватна действительности. На чем основана эта адекватность? Прежде всего на принятом нами условии о том, что О и О¹ во всех случаях потенциально связаны отношением оригинал— копия. Что же служит основанием потенциальной связи оригинал — копия? Таким основанием может быть только одно: происшедшее прежде взаимодействие О и О¹. В одном примере— это соприкосновение лапы волка со снежным покровом, в другом — столкновение фотонов, отраженных от лица человека, с эмульсией фотопленки, давшее возможность путем ряда преобразований получить портрет этого человека.

Лежащее в основе потенциальной связи взаимодействие в принципе может быть любого качества, любой формы. Необходимо лишь, чтобы воздействия одного объекта видоизменяли структуру другого объекта и тем самым фиксировали бы в этом видоизменении элементы своей собственной структуры. Такое видоизменение строго объективно, реально, независимо от познающего человека, от его сознания. Это материальное явление. Копией объекта О, его следом, отображением, образом, информацией о нем оно становится лишь в сознании человека, решающего познавательную задачу, устанавливающего, можно ли О¹ рассматривать как копию О.

Таким образом, актуальная связь оригинал — копия возникает при наличии двух основных условий.

Во-первых, ее возникновению должно предшествовать образование соответствующей потенциальной связи, складывающейся в ходе взаимодействия материальных реальностей.

Во-вторых, необходимо, чтобы продукт этого взаимодействия— потенциальная связь—стал предметом познавательного анализа человека.

Потенциальная связь оригинал — копия запечатлена в объекте О¹, содержащем в себе отпечаток О. Непосредственной основой потенциальной связи является не только природа О (объекта, оказавшего воздействие), но и собственная природа О¹ (т. е. того объекта, отпечаток на котором мы рассматриваем как копию оригинала).

Главной задачей познавательного анализа при образовании актуальной связи является освобождение отпечатка, содержащегося в объекте О¹, от собственной природы этого объекта. Иначе мы будем видеть не отпечаток О и О¹, а сам по себе объект О¹.

Поясним это на примере. Допустим, гражданину Н. поручили встретить приезжающего в его город человека, с которым до этого Н. лично не был знаком. Встречающего снабдили портретом гостя. Н., пользуясь портретом, ищет среди проходящих мимо пассажиров нужного человека. Любой портрет, которым Н. могли снабдить, всегда и во всех случаях должен быть вещью материальной. Он может быть либо написан маслом на холсте, либо нарисован карандашом на бумаге, тушью на стекле; это может быть гравюра на дереве или на металле, в конце концов просто фотография. Но какое имеет это для Н. значение при отыскании идущего в толпе гостя? Встречающий не обращает внимания на особенности материала, в котором запечатлено изображение, его интересует одно — сходство. Он практически отвлекается от всего прочего и рассматривает портрет лишь как копию искомого оригинала. Если он этого не сделает, то, образно говоря, в его руках окажется покрытый краской холст либо бумага, зачерченная карандашом, стекло, испачканное тушью, кусок поцарапанного металла или дерева, картон с черно-белыми пятнами.

Вместе с тем отпечаток нельзя реально отделить от несущего его объекта. «Освобождение» отпечатка от объекта — носителя возможно только в абстракции. Этим именно абстракция и отличается от реального, предметного анализа.

Иначе говоря, установление актуальной связи оригинал — копия предполагает абстрагирование отпечатка от собственной природы его носителя. При этом сама природа носителя отпечатка не изменяется. Вне сознания познающего человека О¹ остается материальным предметом. Однако для познающего человека в ходе решения им познавательной задачи О¹ по отношению к О выступает как копия, как идеальное, как образ О. Действительно, в О¹ нет ни грана О и вместе с тем О¹ в какой-то мере есть О. Портрет Ломоносова не есть, конечно, Ломоносов, но вместе с тем — это и Ломоносов, разумеется, лишь постольку, поскольку портрет есть копия оригинала, его отображение.

Таким образом, потенциальная связь оригинал — копия становится актуальной только в сознании познающего человека. Вне его сознания она вновь превращается в потенциальную связь. Актуальная связь оригинал — копия осуществляется посредством абстрагирующей деятельности человека.

Потенциальные связи оригинал — копия по своей природе могут быть бесконечно многообразны. Это разнообразие определяется тем, какие объекты вступают друг с другом во взаимодействие и какова форма данного взаимодействия. Однако соответствующие всему этому многообразию потенциальных связей актуальные связи всегда будут по своей общей природе одними и теми же, они всегда будут идеальными (нематериальными) связями.

Это утверждение не теряет силы и в случае, когда на место О¹ мы поместим высокоразвитое животное (О¹ — животное, в мозгу которого имеется динамическая модель ¹⁶ находящегося перед ним объекта О). Модель эта может соответствовать, например, восприятию предмета. Но пока мы не введем в схему познающего 'человека, идеальности не может быть: и взаимодействие, продуктом которого является модель предмета, и сама модель материальны. Идеальность возникает лишь в абстракции познающего человека, который сопоставляет отпечаток предмета в мозгу животного с самим 'предметом-оригиналом, т.е. производит познавательный анализ данного отношения.

Конечно, по сравнению с отпечатками, зафиксированными в предметах неживой природы, связь О—0'^ж"^вотное обладает известным своеобразием.

Во-первых, в неживой природе продуктивная сторона связи оригинал — копия не имеет какого-либо специфического значения для ее носителя. Например, снег ни в какой мере не «заинтересован» в отпечатке лапы волка. Иными становятся обстоятельства, 'когда носителем отпечатка какого-либо предмета оказывается, например, волк. Этот отпечаток приобретает для него жизненно важное значение: на нем основывается особая форма ориентирования в пространстве и времени, характерная для животного.

Основным условием, дающим право назвать одну вещь (систему) моделью другой, является присущее этим вещам (системам) отношение изоморфизма. Это отношение встречается в природе повсеместно. Оно является прямым следствием материального единства мира, проявляющегося во взаимодействии его систем. Результатом взаимодействия систем оказывается их взаимопревращение и развитие. Любое изменение одного объекта, полученное в итоге его взаимодействия с другим объектом, может рассматриваться как изоморфное отображение определенной стороны объекта О в объекте О¹. Следовательно, несущий это отображение объект О¹ включает в себя модель определенной стороны другого объекта — О. Введем некоторые терминологические пояснения. В известном смысле назвать объект О¹ моделью объекта О можно лишь тогда, когда модель уже сопоставлена гносеологически с оригиналом и в результате такого сопоставления установлено изоморфное отображение одной системы в другой. На этом основании О¹ можно рассматривать как носитель идеального отражения объекта О. Такое идеальное отражение и есть копия. Модель — это материальный объект, часть объективной реальности, существующей независимо от ее гносеологического сопоставления с оригиналом. Модель — объективный продукт взаимодействия О с О¹. Чтобы установить, является ли такой продукт взаимодействия, зафиксированный в О¹, моделью О, безусловно, необходимо произвести познавательное сопоставление объектов. Но необходимое сопоставление приведет к успеху лишь в том случае, если О' потенциально уже является копией О. Модели могут возникать и независимо от деятельности человека. Наличие естественных моделей дает право употреблять понятие «модель» в онтологическом аспекте. В этом смысле модель выступает как носитель копии. Установить же актуальную связь оригинал — копия возможно только путем абстракции. Поэтому понятие «копия» можно употреблять только в гносеологическом аспекте — копия всегда идеальна (по отношению к оригиналу). Объективно копия всегда представлена материальной моделью.

Во-вторых, Такой отпечаток мы не можем непосредственно созерцать, т. е. получить его путем элементарной практической абстракции, как это, скажем, было в рассмотренном ранее случае с фотографией объекта.

Однако, несмотря на все своеобразие данной связи, мы вынуждены констатировать, что восприятие животного идеально только в сознании познающего человека (в его абстракции, вычленяющей копию оригинала из носителя этой копии — динамической модели предмета, имеющейся в мозгу животного) и сопоставляющего эту копию с оригиналом. При такой абстракции действительно обнаруживается, что в мозгу животного, содержащем копию объекта О, нет ни грана вещества данного объекта. Для самого животного данная абстракция недоступна, следовательно, для него не существует идеального.

Обратимся к анализу следующего случая. Поместим на место О¹ теперь уже не высокоорганизованное животное, а человека, в мозгу которого отображен объект О.

В том, что потенциальная связь отношения О—0¹~^{,еловек} материальна, нет сомнения: минуя взаимодействие, нельзя построить модель действительности. Утверждать обратное—значит мистифицировать положение вещей. Как и в ранее разобранном случае с животными, актуальной, а следовательно, и идеальной эта связь оригинал — копия становится опять-таки лишь тогда, когда отпечаток О в О¹ оказывается предметом специального познавательного анализа. Вместе с тем отношение О— Qi-человек _имеет существенное своеобразие по сравнению с отношением О—о^{1-животное}. Это своеобразие прежде всего состоит в том, что носитель отпечатка О в о^{,_,еловек} способен сам поставить познавательную задачу, абстрагировать копию от ее носителя и соотнести ее с оригиналом. Поэтому оба упомянутых нами человека могут разделяться чисто функционально и фактически совпадать в одном лице.

Мы не будем сейчас говорить о других особенностях О— Qi-человек j-i_{aM важн0} подчеркнуть одно: несмотря на своеобразие отношения, потенциальная связь остается так же материальной, как и в предшествующих случаях. Актуальной, а следовательно, и идеальной она становится лишь в абстракции познающего человека. Поскольку сама эта абстрагирующая деятельность предполагает в своем итоге соотнесение О¹ с О, т. е. построение копии исходного отношения, она, подобно предшествующей ей деятельности по построению исходной копии О, несомненно, материальна, как и вообще любая деятельность. Однако при гносеологическом сопоставлении данной деятельности с той, которая имела место при создании копии, такая внутренняя деятельность может быть охарактеризована как идеальная: в какой-то мере она — также копия исходной деятельности, конечно, далеко не точная, но все же обладающая известной изоморфностью.

Чтобы резче подчеркнуть сущность идеального, целесообразно поставить вопрос: где это понятие необходимо?

Современному материализму чужда мистическая вера в платоновский мир идей и гегелевский абсолютный дух. Следовательно, для научно, материалистически мыслящего человека идеальное не может быть субстанцией. Назвать какую-либо вещь или явление идеальными (конечно, в смысле «нематериальными», а не в ином, например эстетическом, смысле) нелепо, хотя от этого само явление и наше практическое отношение к нему не изменяется.

Например, назовем ли мы гнев материальным или идеальным, практически, по отношению к разгневанному человеку, для нас это безразлично. Отнесение какого-либо отдельно взятого предмета к категории «идеальное» фактически ничего не означает.

Но возможны и другие ситуации.

Например, если гражданина А., держащего в руках портрет, спросят: «Что у Вас в руках?» — и он ответит: «Ломоносов», то может последовать другой вопрос: «Неужели Ломоносов?» А., несомненно, поправит свой первый ответ: «Это портрет Ломоносова». Тем самым А. подчеркнет, что в портрете мы узнаем Ломоносова, хотя портрет, конечно, не есть Ломоносов. Плохо было бы, если бы А., обескураженный поставленным вопросом, отказался бы от того, что в его руках — портрет Ломоносова.

Плохо, если и'ы не узнаем голоса говорящего по телефону знакомого только потому, что это не колебания воздуха, непосредственно вызываемые колебаниями его голосового аппарата, а колебания, вызываемые мембраной телефона.

Плохо, если инженер не увидит в дифференциальном уравнении процесс, который в нем описан, или не ув'идит в электронно-вычислительном устройстве то дифференциальное уравнение, которое описывает упомянутый процесс.

Как можно выразить обобщенно все отмеченные отношения и множество других, подобных им?

Для этого необходимо понятие «идеальное». Иначе говоря, оно необходимо для описания определенного отношения материальных реальностей — отношений гомоморфизма, изоморфизма и различных форм подобия, короче — отношений оригинала и копии.

Выявление и описание таких отношений неразрывно связано со специфической для человека деятельностью, которую принято называть «деятельностью психической». Но эта связь сводится лишь к тому, что абстракция, выявляющая и фиксирующая отношения оригинал — копия, не может быть ничем иным, кроме как продуктом «психической деятельности» человека.

Для верного понимания идеального важно различать два обстоятельства.

Во-первых, сам факт производства идеализирующей абстракции ¹⁷, которая выявляет и фиксирует отношения изоморфизма.

Во-вторых, те реальные отношения, которые составляют основу адекватности такой абстракции действительности.

Из этого разделения видно, что произвести идеализирующую абстракцию способен только познающий человек. Однако отношения, составляющие основу ее адекватности действительности, складываются во всех формах взаимодействия (движения) материи. Именно поэтому в идеализирующей абстракции идеальными оказываются и отпечатки листа в пластах каменного угля, и модели предметов и явлений в мозгу животного или человека, и цена, как денежная форма товара, и т. п.

За пределами гносеологических исследований понятие «идеальное» теряет смысл, поскольку идеальное не существует как субстанция, противоположная материи. Вне гносеологических исследований мы сталкиваемся лишь с материальными явлениями, хотя, познавая их, постоянно пользуемся средствами идеализирующей абстракции: наше знание о материальном мире в гносеологическом аспекте — всегда идеально. Абстракция, выделяющая идеальное отношение оригинал — копия, оказывается адекватной действительности лишь в том случае, если в реальных вещах, знания о которых послужили основой для такой абстракции, объективно заключены отношения общности, т. е. если в этих вещах имеются реальные основания для подобного рода абстракции. Такие основания возникают при взаимодействии материальных реальностей — от самых элементарных и до самых высокоразвитых форм.

В нашей философской и психологической литературе часто приводятся два кардинальных положения классиков марксизма-ленинизма, касающиеся вопроса об отношении бытия и сознания, материи и мысли. В одном из этих положений утверждается, что назвать мысль материальной, отождествлять материю с мыслью — значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма с идеализмом; в другом подчеркивается, что мышление нельзя отрывать от материи, которая мыслит. Многие авторы неверно понимают эти положения, неоправданно отрывая их друг от друга: нередко при анализе вопроса об отношении материи и мысли используется лишь какое-либо одно из двух положений— одна часть авторов настаивает на абсолютном противопоставлении материи и мысли, другая же часть пытается отождествить то и другое.

Мы не касаемся здесь психологического механизма такой абстракции, предполагая рассмотреть его позднее. Отметим лишь одно: при сведении психического к идеальному вопрос о психологическом механизме идеализирующей абстракции вообще не может быть поставлен; это обстоятельство привело к существенному пробелу в современной системе научных знаний.

В действительности же оба приведенных положения дополняют друг друга. В целом они дают завершенную принципиальную характеристику вопроса об отношении материи и мысли.

Отождествлять мысль с материей в пределах гносеологического направления исследований (когда мысль рассматривается как копия оригинала) столь же нелепо и недопустимо, как и отождествлять портрет Ломоносова с самим Ломоносовым. Вместе с тем, если мы выходим за пределы гносеологического направления исследования, т. е. начинаем рассматривать предмет, именуемый портретом Ломоносова, не как именно портрет, не как копию оригинала, а безотносительно к оригиналу, просто как некоторый предмет, возможно и не содержащий сходства с Ломоносовым (бумага, эффект фотохимической реакции, краски и 1. п.), то противопоставлять этот предмет материи столь же недопустимо и нелепо, как нелепо было отождествлять портрет Ломоносова с самим Ломоносовым. Вне гносеологического аспекта предмет, именуемый портретом Ломоносова, конечно, необходимо рассматривать как нечто реальное, существующее вне нашего сознания. При ином подходе мы неизбежно впадем в мистицизм.

Таким образом, когда говорится о недопустимости отождествления мысли с материей, то мысль понимается как копия объекта. Это гносеологический аспект рассмотрения мысли, при котором мысль понимается как копия оригинала.

'Когда же говорится о невозможности отрыва мышления от материи, которая мыслит, то имеется в виду, что направление, в котором в данном случае ведется 'исследование мысли, выходит за пределы гносеологии. Понятие «мышление» здесь рассматривается в ином значении, чем «мысль» в первом случае (т. е. в гносеологическом аспекте). Мышление здесь рассматривается как материальный процесс. Поскольку специфическим условием этого процесса является мозг человека, то мышление человека без мозга, т. е. весьма существенной части особым образом высокоорганизованной материи, обладающей способностью мыслить, конечно, невозможно. Однако в данном, втором, аспекте рассмотрения мышления оно не отождествляется с тем смыслом, который до этого вкладывался в понятие «мысль». Мышление понимается здесь не как отображение бытия, а как одна из форм материального взаимодействия.

Идеальное в том случае, когда оно действительно адекватно материальному, т. е. когда оно действительно является копией оригинала, всегда дублирует структуры, складывающиеся в ходе взаимодействия материальных систем. Идеальное — понятие, необходимое для выявления, выражения и описания сходства, соответствия. Ближайшие предпосылки идеального заключены в простейшей практической абстракции человека, дающей ему возможность использовать в качестве сигнала знаки. Значение идеального в познании человека никак нельзя приуменьшить

хотя бы потому, что только благодаря идеализирующей абстракции человек способен установить подобие, а такого рода идеализирующая абстракция входит во все познавательные акты.

Онтологический и гносеологический аспекты исследования отражения представляют собой не просто субъективные точки зреиия, а регистрируют различия двух реальных свойств:

1) объективно-реальное свойство субъективного отражения— быть материальным продуктом и материальной деятельностью субъекта, взаимодействующего с объектом;

2) «субъективно-реальное свойство» субъективного отражения— способность субъекта в продуктах переработки внешних воздействий выделять структуру вещей, т. е. «субъективно переживать» материальные процессы анализаторов как идеальные образы вещей.

Гносеологический аспект связан со вторым свойством субъективного отражения. Этот аспект, конечно, не совпадает полностью с гносеологией. Научная гносеология изучает общественно-историческое познание, рассматривая его в отношении к бытию как копии к оригиналу. Гносеология исследует источники, формы и методы познания; она изучает вопрос об истине, путях ее достижения и критериях. Гносеологию интересует также и естественнонаучное обоснование ее выводов.

Отличие гносеологии от гносеологического аспекта рассмотрения отражения отчетливо выступает уже в том, что задачей гносеологии не является, например, установление истинности самих естественнонаучных знаний. -Скажем, гносеология не решает вопроса о том, истинно ли знание, которое утверждает наличие растительности на Марсе. Доказательство истинности или ложности подобного рода знаний — дело самих естественных наук, в данном случае — астроботаники. Гносеология исследует путь человеческого познания в ходе решения этого и других подобных вопросов, общие принципы отношения сознания к бытию и законы, которым подчиняется отображение бытия. Она изучает и обобщает происхождение, историческое развитие и формы (способы) общественного познания. Теория познания рассматривает общественно-историческое познание с точки зрения гносеологического субъекта. При этом она абстрагируется от конкретных процессов индивидуального познания, рассматривая лишь синтетический продукт этих процессов, представленный и исторически закрепленный в общественном познаний ¹⁸.

Таким образом, анализ природы идеального с позиции ленинского определения материи 'как философской категории для обозначения объективной реальности показывает, что идеальное— не объективная реальность, а абстракция, фиксирующая

¹⁸ Заметим также, что понятие «онтологический аспект» никак не связано с тем смыслом, который вкладывала в понятие «онтология» немарксистская философия.

отношение носителя отображения (модели) к отображаемому (оригиналу): если нам необходимо установить степень сходства модели и оригинала, мы должны отвлечься от материальности модели (чего нельзя достигнуть объективно реальным расчленением предмета и возможно только в абстракции) и выявить тем самым содержащийся в ней образ (копию) оригинала. В такой абстракции модель выступает как идеальный образ оригинала, как отображение. Это становится очевидным при рассмотрении относительно простых форм отражения. Например, фотография более или менее точно отображает объект съемки. Фотохимические эффекты заключают в себе информацию о нем. Цепью кодов она передается человеку, который выделяет ее, абстрагируясь от собственной природы носителя информации, отдавая себе полный отчет в том, что перед ним отображение того или иного предмета — его идеальный образ, за которым нет никакой нематериальной субстанции: идеальное— дериват материального.

Первая принципиальная ошибка традиционной психологии состояла, следовательно, в том, что в образе усматривался не результат познавательного сопоставления модели с ее оригиналом, а усматривалось проявление идеальной субстанции. Другая принципиальная ошибка — образ сопоставлялся не с тем предметом, который был в нем отображен, а с телом; такое сопоставление вызывалось необходимостью объяснения психической регуляции движений, оно было призвано ответить на вопрос: как душа управляет телом (психофизическая проблема). Образ же и тело в данном отношении несопоставимы (в этом и состоит ложность, неправомерность постановки психофизической проблемы). Их связь прервана идеализирующей абстракцией. С телом сопоставима только модель. Она является объективно реальным компонентом тела.

Позиция традиционной психологии допускала роковое смешение: элемент гносеологического сопоставления включался в сопоставление онтологическое.

Взгляд на субъективное отражение как на идеальное правомерен и необходим, но лишь в русле гносеологического аспекта. За его пределами абсолютное противопоставление субъективного отражения («психического») материальному — грубая ошибка. Такое недопустимое противопоставление фактически означает отказ от признания объективной реальности «психического», 'подмену «психики» гносеологической абстракцией. Неправомерное сведение психического к идеальному в лучшем случае сохраняет возможность лишь описания поверхности некоторого класса «психических явлений» (субъективных явлений внутреннего мира человека), оно является преградой на пути фундаментального исследования даже и этих явлений, поскольку собственным предметом психологии является не гносеологический, а онтологический аспект субъективного, который со-

вершенно выпадает при сведении психического к идеальному.

Большое значение для понимания материальной природы «психики», для развития представления о психике как о субъективном отражении объективной действительности имела выдвинутая А. Н. Леонтьевым (1959) проблема функциональных мозговых органов, исторически сложившихся у человека психических способностей и функций. Рассматривая эту проблему, А. Н. Леонтьев показал, что известные ранее гипотезы (наивный психоморфологизм, а также более поздние попытки прямо связать психические функции с теми или иными общими физиологическими законами работы коры больших полушарий) оказались несостоятельными. В то же время успехи экспериментально-психологических исследований и успехи развития учения о высшей нервной деятельности подготовили возможное решение этой проблемы, выразившееся в идее о формировании функциональных объединений, которые, раз сложившись, функционируют затем как единое целое, ни в чем не проявляя своей «составной» природы. Поэтому и соответствующие им психические процессы имеют характер простых и непосредственных актов, как, например, акты восприятия удаленности предметов, относительной оценки веса, схватывания наглядных отношений и т. д. Называя вслед за А. А. Ухтомским (1950) такое объединение «подвижными» функциональными органами, А. Н. Леонтьев указывает на некоторые специфические их особенности: «Они формируются не в порядке образования ассоциаций, просто «калькирующих» порядок внешних раздражителей, но являются продуктом связывания рефлексов в такую целостную систему, которая обладает высоко генерализованной и качественно особой функцией. Вступившие между собой в новую связь рефлексы первоначально представляют относительно самостоятельные реакции с развернутыми эффекторными концами и обратными афферентациями. Когда же происходит их объединение, то эти эффекторные звенья тормозятся, редуцируются и они выступают в виде внутренних, интрацентральных мозговых процессов. Хотя чисто периферические эффекты при этом полностью не исчезают и достаточно тонкое исследование всегда может их обнаружить, но так как они выступают теперь в редуцированной форме, то они лишаются самостоятельного приспособительного эффекта и, следовательно, возможности своего прямого подкрепления. Подкрепление или неподкрепление может непосредственно относиться теперь лишь к эффекту конечного звена формирующей системы; таким образом, раз возникнув, системы эти далее формируются уже как единое целое» (Леонтьев, 1959). При этом, раз сложившись, такие системы обнаруживают большую устойчивость.

Дата добавления: 2014-12-24