Возраст и индивидуальность 2 страница

Диалектика постоянства / изменчивости имеет и свою количественную сторону. В одних случаях поведение или психические реакции индивида в разных ситуациях или точках его развития абсолютно тождественны, неизменны, в других это постоянство относительно, условно, в третьих же можно говорить лишь о сходстве, логической преемственности, предсказуемости, но отнюдь не о тождестве сравниваемых явлений.

Общий вывод лонгитюдных исследований — высокая степень постоянства, сохранения индивидуальных свойств, психических реакций и поведения личности на протяжении всей жизни или значительных ее отрезков. Это касается и переходного возраста. Хотя между ребенком, подростком, юношей и взрослым всегда есть существенные различия, юность не является такой резкой цезурой или переломом, как принято думать. По многим важным параметрам человек выходит из переходного возраста таким же, каким он в него вступил.

Из 114 «личностных параметров» Калифорнийского лонгитюда, обработанных Блоком (1971, 1981), статистически высокую степень постоянства от младших классов средней школы к старшим сохранили 58 процентов, а с юности до взрослости (старше 30 лет) — 29 процентов измерений. Из 90 параметров, по которым сравнивались 13—14-летние подростки и 45-летние взрослые, статистически значимые корреляции у мужчин обнаружены по 54 процентам, а у женщин — по 62 процентам измерений. У мужчин наиболее устойчивыми оказались такие черты, как «пораженчество, готовность принять неудачу», высокий уровень притязаний, глубокая заинтересованность интеллектуальными проблемами и изменчивость настроений, а у женщин — эстетическая восприимчивость, жизнерадостность, настойчивость в достижении цели.

Разной мерой изменчивости обладают не только «черты», но и индивиды. Вместо вопроса «Остаются ли люди неизменными?» следует спрашивать: «Какие люди изменяются, а какие — нет и почему?» Сравнивая взрослых людей с тем, какими они были в 13— 14 лет, Блок статистически выделил 5 «мужских» и 6 «женских» типов развития личности. Некоторые из них отличаются высоким постоянством психических черт. Например, мужчины, которые в 13— 14 лет отличались от сверстников надежностью, продуктивностью, честолюбием и хорошими способностями, широтой интересов, самообладанием, прямотой, дружелюбием, интроспективностью, философскими интересами и сравнительной удовлетворенностью собой, сохранили эти свойства и в 45 лет, утратив лишь часть былого эмоционального тепла и отзывчивости. Эти мужчины высоко ценят независимость и объективность и имеют высокие тестовые показатели по шкалам доминантности, принятия себя, чувства благополучия, интеллектуальной эффективности и т. д.

Столь же устойчивы черты импульсивных, слабоконтролируе мых мужчин. Как подростки они отличались бунтарством, болтли востью, любовью к рискованным поступкам и отступлениям от при- нятых канонов, раздражительностью, негативизмом, агрессивностью, слабой контролируемостью. Пониженный самоконтроль, мятежность, склонность драматизировать свои жизненные ситуации, непредсказуемость и экспрессивность остались с ними и во взрослом состоянии. Высокие показатели по шкалам доминантности, общительности и принятию себя сочетаются у них с низкими оценками по шкалам социализации, самоконтроля, способности бороться ради достижения целей (в противоположность приспособлению) и фемининности. Они чаще остальных мужчин меняли работу.

Третий мужской тип — «ранимые с избыточным самоконтролем» — в подростковом возрасте отличался повышенной эмоциональной чувствительностью, тонкокожестью, интроспективностью и склонностью к размышлениям. Эти мальчики плохо чувствовали себя в неопределенных ситуациях, не умели быстро менять роли, легко отчаивались в успехе, были зависимыми и недоверчивыми. В 40 лет эти люди остались такими же ранимыми, склонными уходить от потенциальных разочарований и фрустраций, испытывать жалость к себе, напряженными и зависимыми. Высокие показатели по шкалам самоконтроля и производимого хорошего впечатления сочетаются у них с низкими баллами по общительности, принятию себя и чувству благополучия. Среди них самый высокий процент холостяков.

У женщин высоким постоянством свойств обладает «прототип фемининности» — уравновешенные, общительные, теплые, привлекательные, зависимые и доброжелательные, а также «ранимые слабоконтролируемые» — импульсивные, зависимые, раздражительные, изменчивые, болтливые, мятежные, склонные драматизировать свою жизнь и исполненные жалости к себе, и «гиперфемининные заторможенные» — зависимые, тревожные, эмоционально мягкие, постоянно озабоченные собой и своей внешностью.

Некоторые другие типы, напротив, сильно меняются от юности к зрелости. Например, мужчины, у которых бурная, напряженная юность сменилась спокойной, размеренной жизнью в зрелые годы, и женщины-«интеллектуалки», которые в юности были поглощены умственными поисками и выглядели эмоционально суше, холоднее своих ровесниц, позже становятся мягче, теплее и т. д.

Хотя лонгитюдных данных о развитии женщин значительно меньше, чем о мужчинах, женщины, похоже, отличаются большим психологическим постоянством. Но объясняется ли это большей консервативностью женского начала, как предполагают некоторые теории полового диморфизма, или же тем, что у них нет такого резкого разрыва в нормативных предписаниях на разных этапах социализации, как у мужчин (от мальчика ожидают послушания, а от мужчины — самостоятельности и решительности), или тем и другим вместе — вопрос открытый.

Варьирует не только степень постоянства / изменчивости от детства к юности и от юности к взрослости, но и самая форма протекания переходного возраста.

Еще Э. Шпрангер в своей «Психологии юношеского возраста» (1924) писал, что существуют три типа юности. Первый характеризуется резкими, бурными изменениями, наличием внешних и внутренних конфликтов, что и отражается в известной метафоре «юность — второе рождение». Второй тип — когда усвоение норм и ценностей взрослого общества происходит плавно, постепенно, без заметных изменений в личности самого подростка. Третий тип, подобно первому, предполагает довольно быструю психологическую перестройку однако это юноша, обладающий сильным характером, который сравнительно легко справляется с возрастными трудностями и сознательно формирует собственное будущее.

По мнению К. Конрада (1941), протекание и возрастные особенности юности зависят от органических, конституциональных свойств. Юность шизоидного индивида протекает драматично и болезненно, поскольку возрастные трудности усугубляются индивидуально-типологическими свойствами. Напротив, циклоидная личность переживает юношеские тревоги в ослабленной, смягченной форме, поскольку этот тип характера не склонен к интроспекции, мучительным раздумьям о себе и т. п.

Особенности протекания юношеского возраста, включая наличие или отсутствие эпохи «бури и натиска», зависят от очень многих социокультурных и исторических факторов. Но не менее важны индивидуально-типологические различия. Обследованные супругами Оффер (1975) юноши, принадлежащие к одной и той же социально-экономической среде, разделились на те же основные типы, что у Шпрангера: 1) «постепенный рост» (23 процента от общего количества), без скачков и кризисов; 2) «бурный рост» (35 процентов), сопровождающийся быстрой, но безболезненной перестройкой внутреннего мира и отношений с окружающими; 3) «мятежный рост» (21 процент), с тяжелыми внутренними и внешними конфликтами, психическими травмами и т. д. (21 процент испытуемых не удалось классифицировать, их свойства недостаточно определенны).

Чем шире круг рассматриваемых свойств деятельности и отношений, тем меньше человеческая жизнь походит на инвариантный циклический процесс. Даже если каждый отдельный ее аспект или компонент представляет собой некоторый цикл («биологический жизненный цикл», «семейный цикл», «цикл профессиональной карьеры»), то жизненный путь — не простая сумма вариаций на заданную тему, а открытая система, история, где многое делается заново, методом проб и ошибок.

Понятие жизненного пути как раз и подразумевает единство многих автономных линий развития, которые сходятся, расходятся или пересекаются, но не могут быть поняты отдельно друг от друга и от конкретных социально-исторических условий (См.: Жизненный путь личности: Вопросы теории и методологии социально-психологического исследования / Отв. ред. Л. В. Сохань.— Киев: Наукова думка, 1987). Речь идет не просто о саморазвертывании каких-то заложенных в индивиде задатков или о его приспособлении к наличным социальным условиям, а о развитии индивида в изменяющемся мире.

Подростковый и юношеский возраст всегда трактуется как переходный, критический. Но что значит «критический период»?

В биологии и психофизиологии критическими, или сензитивными, периодами называют такие фазы развития, когда организм отличается повышенной сензитивностью (чувствительностью) к каким-то вполне определенным внешним и/или внутренним факторам, воздействие которых именно в данной (и никакой другой) точке развития имеет особенно важные, необратимые последствия. В социологии и других общественных науках этому отчасти соответствует понятие социальных переходов, поворотных пунктов развития, радикально изменяющих положение, статус или структуру деятельности индивида (например, начало трудовой деятельности или вступление в брак); они нередко оформляются специальными ритуалами, «обрядами перехода».

Поскольку сензитивные периоды и социальные переходы часто сопровождаются психологической напряженностью и перестройкой, в психологии развития существует специальное понятие возрастных кризисов, с которыми ассоциируется состояние более или менее выраженной конфликтности. Дабы подчеркнуть, что эти состояния, какими бы сложными и болезненными они ни были, являются естественными, статистически нормальными и преходящими, их называют нормативными жизненными кризисами, в отличие от «ненормативных» жизненных кризисов и событий, вытекающих не из нормальной логики развития, а из каких-то особых, случайных обстоятельств (например, смерть родителей).

Нормативные жизненные кризисы и стоящие за ними биологические или социальные изменения — повторяющиеся, закономерные процессы. Зная соответствующие биологические и социальные законы, можно достаточно точно предсказать, в каком возрасте «средний» индивид данного общества будет переживать тот или иной жизненный кризис и каковы типичные варианты его разрешения. Но как ответит на этот «вызов» конкретный человек, наука сказать не может.

Жизненный путь личности, как и история человечества, с одной стороны — естественноисторический, закономерный процесс, а с другой — уникальная драма, каждая сцена которой — результат сцепления множества индивидуально-неповторимых характеров и жизненных событий. Повторяющиеся структурные свойства жизненных событий могут быть зафиксированы объективно. Но личная значимость, мера судьбоносности любого события зависит от множества конкретных причин.

Оценивая влияние тех или иных жизненных событий на личность, обыденное сознание склонно обращать внимание прежде всего на яркость, драматизм события, его хронологическую близость к моменту предполагаемого изменения личности, крупномасштабность (само слово «событие» подразумевает нечто значительное, не совсем обыденное) и относительное единство, цельность, благодаря которым оно выглядит простым и однократным. Но глубокие личностные изменения далеко не всегда вызываются наиболее яркими, драматическими и недавними событиями.

Многие психологические сдвиги — скорее результат накопления множества мелких событий и впечатлений в течение определенного периода времени, чем одного большого события, причем нужно учитывать потенциальный эффект кумулятивного взаимодействия разных типов жизненных событий. Например, для понимания сдвигов в образе «Я» подростка важны не только изменения в его телесном облике и психогормональные процессы, но и такое, казалось бы, внешнее, случайное событие, как переход в новую школу, вызывающий необходимость адаптации к новому коллективу, потребность увидеть себя глазами новых товарищей и т. д.

Наши жизненные обстоятельства, поступки, переживания и их осознание сплошь и рядом рассредоточены во времени. Кроме явного, известного окружающим поведения каждый человек имеет тайный внутренний мир, где совершаются незримые, но очень важные скрытые события, скрытые не только от окружающих, но подчас и от самого себя. Говоря словами Евгения Евтушенко,
У каждого есть тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час.
Но это все неведомо для нас.
И если умирает человек,
С ним умирает первый его снег,
И первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.

Скрываемое часто ассоциируется с чем-то позорным, преступным, социально неприемлемым. Но тайной окружено также все священное, глубинное, интимное; недаром самые важные обряды назывались в древности «таинствами», «мистериями» и к ним не допускали посторонних. Скрытые жизненные события происходят во внутреннем пространстве личности, в ее интимных переживаниях, в мире личностных смыслов, открывающихся только сочувственному пониманию.

Множественность теорий юности и схем возрастной периодизации отражает объективный факт многомерности и многовариантности человеческого развития, включающего в себя и онтогенез, и социализацию, и творческий жизненный поиск. До некоторой степени их можно как-то «усреднить», сказав, что переход от детства к зрелости охватывает в целом возраст от 11 —12 до 23—25 лет и делится на три этапа.

Подростковый, отроческий возраст (от 11 —12 до 14—15 лет) является переходным прежде всего в биологическом смысле, поскольку это возраст полового созревания, параллельно которому достигают в основном зрелости и другие биологические системы организма. В социальном плане подростковая фаза — продолжение первичной социализации. Все подростки этого возраста — школьники, находящиеся на иждивении родителей или государства. Социальный статус подростка мало чем отличается от детского. Психологически этот возраст крайне противоречив. Для него характерны максимальные диспропорции в уровне и темпах развития. Подростковое чувство взрослости — главным образом новый уровень притязаний, предвосхищающий положение, которого подросток фактически еще не достиг. Отсюда — типичные возрастные конфликты и их преломление в самосознании подростка. В целом это период завершения детства и начала «вырастания» из него.

Ранняя юность (от 14—15 до 18 лет) — в буквальном смысле слова «третий мир», существующий между детством и взрослостью. Биологически это период завершения физического созревания. Большинство девушек и значительная часть юношей вступают в него уже постпубертатными, на его долю выпадает задача многочисленных «доделок» и устранения диспропорций, обусловленных неравномерностью созревания. К концу этого периода основные процессы биологического созревания в большинстве случаев завершены, так что дальнейшее физическое развитие можно рассматривать уже как принадлежащее к циклу взрослости.

Социальный статус юношества неоднороден. Юность — завершающий этап первичной социализации. Подавляющее большинство юношей и девушек еще учащиеся, их участие в производительном труде зачастую рассматривается не только и не столько с точки зрения его экономической эффективности, сколько в воспитательном плане. Работающая молодежь 16—18 лет (некоторые правовые акты именуют их «подростками») имеет особый юридический статус и пользуется целым рядом льгот (сокращенный рабочий день, оплачиваемый как полный, запрещение сверхурочных и ночных работ и работы в выходные дни, отпуск продолжительностью в один календарный месяц и т. п.). Вместе с тем деятельность и ролевая структура личности на этом этапе уже приобретают ряд новых, взрослых качеств. Главная социальная задача этого возраста — выбор профессии. Общее образование дополняется специальным, профессиональным. Выбор профессии и типа учебного заведения неизбежно дифференцирует жизненные пути юношей и девушек, со всеми вытекающими отсюда социально-психологическими последствиями. Расширяется диапазон общественно-политических ролей и связанных с ними интересов и ответственности: в 14 лет юноши и девушки вступают в комсомол, в 16 — получают паспорт, в 18 — активное избирательное право и право быть избранными в Советы народных депутатов, кроме Верховного Совета СССР. Важной задачей этого возраста становится также подготовка к созданию семьи.

Промежуточность общественного положения и статуса юношества определяет и некоторые особенности его психики. Юношей еще остро волнуют проблемы, унаследованные от подросткового этапа,— собственная возрастная специфика, право на автономию от старших и т. п. Но социальное и личностное самоопределение предполагает не столько автономию от взрослых, сколько четкую ориентировку и определение своего места во взрослом мире. Наряду с дифференциацией умственных способностей и интересов, без которой затруднителен выбор профессии, это требует развития интегративных механизмов самосознания, выработки мировоззрения и жизненной позиции.

Юношеское самоопределение — исключительно важный этап формирования личности. Но пока это «предвосхищающее» самоопределение не проверено практикой, его нельзя считать прочным и окончательным. Отсюда — третий период, от 18 до 23—25 лет, который можно условно назвать поздней юностью или началом взрослости.

В отличие от подростка, который в основном принадлежит еще к миру детства (что бы он сам об этом ни думал), и юноши, занимающего промежуточное положение между ребенком и взрослым, 18—23-летний человек является взрослым и в биологическом, и в социальном отношении. Общество видит в нем уже не столько объект социализации, сколько ответственного субъекта общественно-производственной деятельности, оценивая ее результаты по «взрослым» стандартам. Ведущей сферой деятельности становится теперь труд с вытекающей отсюда дифференциацией профессиональных ролей. Об этой возрастной группе уже нельзя говорить «вообще»: ее социально-психологические свойства зависят не столько от возраста, сколько от социально-профессионального положения. Образование, которое продолжается и на этом этапе развития, является уже не общим, а специальным, профессиональным, причем сама учеба в вузе может рассматриваться как вид трудовой деятельности. Молодые люди приобретают большую или меньшую степень материальной независимости от родителей, обзаводятся собственными семьями. В 1981 г. до 20 лет вступили в брак 5,8 процента мужчин и 31,6 процента женщин, от 20 до 24 лет — соответственно 6,9 и 51,2 процента (См.: Переведенцев В. И. Молодая семья сегодня.— М.: Знание, 1987.— С. 21).

Но как многие юноши в каких-то отношениях еще остаются подростками, так многие молодые люди сталкиваются с «юношескими» проблемами и в студенческие годы и много позже. Без учета этого обстоятельства нельзя понять ни молодых рабочих, ни студенчества. Кроме того, проблемы 18—23-летних ретроспективно бросают дополнительный свет на юношескую психологию.

Прагматически настроенному читателю эта глава, вероятно, давно наскучила: когда же автор перестанет, наконец, рассуждать о методологии и расскажет, что такое современный старшеклассник и как с ним обращаться (чуть не написал — бороться)?! Но при всей ее академичности эта глава, как и предыдущая, выполняет вполне определенную социально-педагогическую и, если угодно, психотерапевтическую функцию. Она показывает, что не только для учителя, но и для самой науки не существует среднестатистического подростка. Возрастные особенности всего лишь научная абстракция, за которой скрывается множество социальных историко-культурных, биологических и индивидуально-личностных вариантов и вариаций.

Главная беда старой, «натуралистической» психологии заключалась в том, что она слишком много знала: и когда начинается юность, и как она протекает, и каковы ее «новообразования», и чем она кончается. Сегодняшней психологии гораздо ближе парадоксальный и сомневающийся учитель-гуманист Януш Корчак: «Я не знаю и не могу знать, как неизвестные мне родители могут в неизвестных мне условиях воспитывать неизвестного мне ребенка, подчеркиваю — «могут», а не «хотят», а не «обязаны».

В «не знаю» для науки — первозданный хаос, рождение новых мыслей, все более близких истине. В «не знаю» для ума, не искушенного в научном мышлении,— мучительная пустота» (Корчак Я. Как любить детей.— Минск: Народна асвета, 1980.— С. 6).

Дата добавления: 2014-12-25