О сущности НЭПа, разногласиях в подходе к политике

Из воспоминаний Н. Валентинова (Н. Вольского)

Валентинов Н. (псевдоним Н.В. Вольского, 1879–1964) – публицист, философ. С 1930 г. эмигрант.

В октябре 1921 г. на московской партийной конференции Ленин указал, что о необходимости «новой экономической политики никто не спорил, вся партия на съездах, на конференциях и в печати приняла её совершенно единогласно». В марте 1922 на XI съезде Ленин снова ссылался не единодушие. <…>

Дело в том, что Ленин по разным соображениям сказал неправду: никакого единодушия в принятии НЭП в партии не было. Вот что я слышал от коммуниста-«середняка» П.Н. Муравьева, одно время бывшего вместе со мною членом редакции органа ВСНХ – «Торгово-промышленной газеты».

«Во время военного коммунизма жилось тяжко, мучил голод, даже мороженый картофель считался редким экзотическим фруктом. Но самый остов, самый костяк существовавшего в 1918–1920 гг. строя был прекрасным, был действительно коммунистическим. Все было национализировано, частная собственность вытравлена, частный капитал уничтожен, значение денег сведено к нулю, а вместо торговли по капиталистическому образцу – в принципе равное для всех распределение, получение материальных благ. Мы осуществили строй, намеченный Марксом в его «Критике Готской программы». Нужно было только влить в него материальное довольство, и все стало бы сказочно прекрасным. Словно молотом по голове ударило, когда услышали, что нужно нефть в Баку и Грозном отдать заграничным капиталистам в концессию, что им нужно отдать в концессию леса на Севере, в Западной Сибири и множество всяких других предприятий. В тот самый момент, когда появилась такая мысль, здание Октябрьской революции треснуло, пошатнулось. Это означало поворот к капитализму. Ну, а когда к этому добавилась НЭП, денационализация многих частных предприятий, свобода торговли, реставрация экономических отношений прошлого, многие из нас это восприняли, и не могли не воспринять, как измену коммунизму, явное и открытое отступление от всего, за что боролась Октябрьская революция. Она была побежденной».<...>

В статьях и речах Ленина, посвященных НЭП, можно найти немало лиц, думавших и говоривших как Муравьев. Забывая, что он говорил об единодушном принятии НЭПа, Ленин признает, что в партийных кругах, в связи с НЭП, проявляется «настроение уныния и упадка», часто «негодования», «настроение весьма кислое, почти паническое», «настроение подваленное».

«Если сейчас,– говорили многие коммунисты,– выдвигаются обык­новенные, простейшие, вульгарнейшие, мизернейшие торговые задачи, то что может остаться от коммунизма?» Ленин указывает, что есть партийцы, которых он называет поэтами, утверждающие, что прежде в 1919–1920 гг. в Москве, «несмотря на холод и голод все было чисто и красиво», а с приходом НЭПа от нее стало вонять. … Сражаясь с подавленным настроением, Ленин стремился доказать (вступая в противоречие с самим собой), что военный коммунизм совсем не был стройной системой, <...> а только «временной мерой, вынужденной обстоятельствами». Ленин жаловался, что в провинции новая политика «остается в громадной степени не разъясненной и даже непонятной». И Ленин начинал свирепо злиться, когда слышал, что большого внимания НЭП отдавать не следует: это, мол, новшество не всерьез и не надолго. Отвечая на это, Ленин на X конференции партии разразился ставшей знаменитой фразой: «НЭП – всерьез и надолго»…

Я видел, что это уже не тот Ленин.

В 1921 г. Ленин уже не безответственный подпольщик-демагог, а человек переживший в четыре года грандиозный опыт социально-экономического строительства, проверивший в нем социалистические схемы, освободившийся от множества иллюзий и, с высоты поста правителя-диктатора России, познавший и увидевший то, чего прежде не знал, чего совсем не понимал (не только Ленин, а мы все тогда очень многое и очень важное не знали и не понимали).

Валентинов Н. (Н. Вольский). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина. – М.,1991. С. 64–65, 66–68, 69–71.

10. Три Ленина

(из статьи известного российского публициста Ю. Буртина, написанной к 75-летию со дня смерти

В. И. Ленина)

<...>

Итак, что такое Ленин?

<…> фигура совершенно исключительная. Ибо он основал не просто государство и даже не просто новый общественный строй, но, что уже вовсе поразительно, целых два – один вслед за другим – общественных строя, в некоторых отношениях полярно противоположных друг другу! … и историческая роль Ленина по меньшей мере раздваивается. При единстве биографии и личности определенную двойственность (даже тройственность) обнаруживает и он сам как политический деятель. Ленин Октября, Ленин перехода к нэпу и Ленин начала 1923 г. – все это во многом разные исторические лица, они не только контрастируют, но по ряду важнейших линий резко спорят между собою.

Ленин Октября (относя сюда и всю его дореволюционную деятельность, и всю последующую до начала 1921 г.) – самый ярый революционер, теоретик и практик грандиозной общественной ломки. Ленин периода нэпа (статей 1923 г. – тем более) требует «не ломать» капитализм, а «оживлять» его он даже не просто мирный реформатор, а, по собственному определению, «постепеновец», «реформист». В этом отношении, как и в ряде других, он всего за два года проходит тот путь, который в духовном развитии человечества займет почти целое столетие.

<…> Ленин периода нэпа в гораздо большей степени, чем прежде, склонен считаться со сложившимся порядком вещей, с интересами обыкновенного человека, как бы далеко они ни были от коммунизма. А его последняя статья «Лучше меньше, да лучше» – сплошное предостережение против спешки и самонадеянного своеволия в социальных преобразованиях. «В вопросах культуры торопливость и размашистость вреднее всего»; «в вопросе о госаппарате мы теперь из предыдущего опыта должны сделать тот вывод, что лучше бы помедленнее»; «в этих делах достигнутым надо считать только то, что вошло в культуру, в быт, в привычки»; «надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительному быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и т.д. <...> Вреднее всего здесь было бы спешить. Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы хоть что-нибудь знаем».<...>

Трезвость, реализм, уважение к действительности, свобода от какого бы то ни было доктринерства – вот черты того нового взгляда на вещи, ярким проявлением которого стала вышеприведенная формула «не ломать, а оживлять». С таким взглядом на жизнь уже явно не вязались принцип «цель оправдывает средства» и основанная на нем этика «революционной целесообразности», открыто прокламировавшаяся «классическим» большевизмом. И хотя никакой иной этики Ленин сформулировать не успел или не смог, нельзя не увидеть, как возросло в конце жизни его внимание к нравственным критериям и ценностям. Это сказалось и на характеристиках, которые в «Письме к съезду» он дает главным деятелям партии и, еще весомее и рельефнее, в том месте только что цитированной статьи, где говорит о требованиях, которым должны удовлетворять кадры Рабкрина, – люди, «за которых можно ручаться, что они, <...> ни слова не скажут против совести». (Ну-ка приложите этот критерий к нашим нынешним политикам и чиновникам – много ли найдется таких?)

Итак, «три Ленина» или, во всяком случае, два с половиной, из которых каждый следующий в той или иной мере вытеснял и замещал предыдущего…

Независимая газета,– 1999, 20–21 января.

Дата добавления: 2014-12-27