Основные формы общественно-исторических изменений

Выше неоднократно упоминался феномен социальных реформ как общественно согласованный способ регулирования и разрешения экономических и политических конфликтов, осуществления назревших преобразований. Подлинно реформным является не любое частичное изменение отдельных сфер общества, а только системное, всеохватывающее и глубокое обновление, поднимающее общество на более высокую ступень цивилизации. От реформ Солона в раннеантичной Греции и до реформ Дэн Сяопина в Китае XX в. – таков исторический диапазон инновационных социальных мероприятий прошлого. Главное в них:

реформы не могут проводиться в условиях раскола общества, они должны способствовать его сплочению под лозунгами обновления;

они не сопровождаются социальным хаосом, а тем более, кровопролитием;

реформы позволяют вести радикальное обновление на принципах преемственности, постепенности, продуманности, но не искусственной замедленности.

Если они слабо продуманы, недостаточно обеспечены морально-правовым зарядом, как в позднем СССР и в России 90-х годов XX в., то они усиливают социальную напряженность, дискредитируют идеалы свободы и демократии. Тем более, что 83% российских чиновников 90-х годов, причастных к попытке реформмирования тоталитарных структур, до этого работали в советском аппарате управления. Ныне важно, не отказываясь от курса на глубокие структурные реформы, вести их на основе философии народосбережения.

Если социальные реформы запаздывают либо терпят неудачу, формируется ситуация, ведущая к социальным революциям. Их необходимо отличать от глубоких, в этом смысле революционных, достижений в отдельных областях общества – в сфере техники и технологии материального производства, в науке, медицине, образовании, освоении космоса и т.д. Такого рода «внутрисферные» достижения в конечном счете способствуют прогрессу общества в целом. Это частичные, локальные социальные реформы. В то же время социальные революции в философско-социологическом смысле представляют собой общественные «землетрясения», т.е. скорее социальное зло, чем добро:

они ориентированы на радикальную ломку основ прежнего социального организма, в том числе на устранение не сыгравших прогрессивной роли общественных структур – вместе с соответствующими социальными слоями;

революции такого масштаба часто сопровождались гражданскими войнами, отвержением элементарного правопорядка;

реализуемые в обстановке всестороннего насилия, они усугубляли раскол общества по многообразным направлениям;

революционная власть – это нередко авторитарно-тотали­тарная, малопрофессиональная, добившаяся «пирровых» побед, под прикрытием которых вызревала новая серия острейших противоречий. Разрешение последних объективно требовало перехода к глубоким реформам, которых революционеры заметно опасались, боясь потерять свои безраздельные господствующие позиции.

Марксизм рассматривает социальные революции как «локомотивы истории», т.е. важный фактор общественного прогресса. Вряд ли сегодня следует безоговорочно поддерживать такого рода оценку. Дело не только в отмеченных выше негативных характеристиках сущности и последствий этих революций, но и в том факте, что после известных истории революций нередко следовал откат к дореволюционным формам бытия людей. Так было после английской (XVII в.) и французской (XVIII в.) буржуазных революций. Потребовалась полоса крупных социальных реформ антифеодального типа, в результате которых развитие капитализма в этих странах ускорилось по-настоящему.

После февральской революции 1917 г. в нашей стране позитивные антифеодальные мероприятия – в условиях Первой мировой войны – замедлились, чем воспользовались большевики-ленинцы. Не получив на мартовских выборах того же года в Учредительное собрание и 1/4 голосов избирателей, они в октябре 1917 г. захватили власть в стране. В итоге сформировался тоталитарный режим, в активе которого – вследствие больших жертв, в том числе по вине партийной номенклатуры во главе со Сталиным, – отдельные серьезные достижения, включая победу над нацизмом, успехи на первом этапе освоения космоса. Однако в целом этот режим не смог выдержать испытания временем. Антидемократические структуры экономики и политики под влиянием информационной революции и достижений на ее основе западных обществ оказались исторически бесперспективными. Демократическая революция 1991 г. открыла простор для глубоких реформ, оценку которым мы дали выше.

С судьбой «Великого Октября» во многом сходны последствия «народно-демократических» революций XX в. в Восточной Европе, Азии, Латинской Америке. Но в странах Восточной Европы, особенно в Чехии, Венгрии, Польше, антитоталитарные реформы реализуются успешнее, нежели у нас. Изучая новейший опыт народов этих стран, а также Китая, Казахстана и ряда других, российские реформаторы должны отказаться от его слепого копирования, не допустить появления нового «горючего материала» (В.И. Ленин) для революционного взрыва. «России, – подчеркивал столетие назад П.А. Столыпин, – нужны не революционные потрясения, а продуманные и эффективные реформы». Эти слова в высшей степени актуальны и сегодня.

Мы вправе сделать вывод, что социальные революции нацелены на жесткое, бескомпромиссное разрешение тех общественных противоречий, которые по тем или иным причинам не стали объектом внимания реформаторов. В то же время реформы предназначены для профилактики возникновения социально-конфликтных ситуаций либо их устранения на начальной стадии появления. Суть социальных конфликтов состоит в столкновениях различных социальных объектов на базе несовпадения основных потребностей и интересов. Наука конфликтология, основы которой начал закладывать в начале XX в. немецкий ученый Г. Зиммель, специально изучает суть, типологию, этапы эволюции многообразных социальных конфликтов. Она является важным разделом учебных курсов социологии и политологии, к которым студентам вуза еще предстоит обратиться после освоения основ философских знаний.

Дата добавления: 2014-12-27