Под ред. И. Ренчлера, Б. Херцбергер, Д. Эпстайна 5 страница. ____Биологические основы эстетики__59

________________________Биологические основы эстетики______________________59

в игру вступают знаковые и пусковые стимулы, хитроумно вплетенные в культурно-содержательный код.

При стилизаций происходит схематизация: отдельные особенности предметов выпячиваются, а менее важные детали исчезают. Так путем постепенного абстрагирования предмет может даже превратиться в знак. Процесс этот во многом напоминает ритуализацию поведения, при которой устойчивые формы поведения животных и человека в ходе филогенетической и культурной эволюции превращаются в сигналы [24, 32]. В процессе обеих эволюций знаки возникают примерно одинаково; это не слишком удивительно: в обоих случаях отбор осуществляет тот, кто воспринимает сигнал. Сигналы должны быть хорошо заметны, должны легко восприниматься и безошибочно распознаваться. Процесс стилизации подчиняется законам, которые управляют абстрагирующим (типологическим) зрительным восприятием. Путем постепенной художественной схематизации папуасы превращают человеческие фигурки и лица, изображаемые в виде скульптур или на резных щитах, в знаки. Между легко узнаваемыми фигурками и абстрактными знаками существуют всвозможные переходы (рис. 19) [60]. Еще один пример стилизации реалистических изображений-орнаменты, украшающие веретенные ролики доколум-бовой культуры Мантено (рис. 20) [61].

Музыка, танец и поэзия с точки зрения этологии

Музыка

Ритм оказывает на человека очень своеобразное физиологическое воздействие. В известных пределах он в состоянии регулировать движения-например, может замедлить или ускорить дыхание. По-видимому, реакция дыхания на ритм уходит своими корнями очень глубоко. Она обнаружена даже у низших позвоночных: известно, что рыбы способны синхронизировать дыхательные движения своих жаберных крышек с ударами метронома. Тем же способом можно повлиять и на локомоторные движения белок [62].

Нейрофизиологические эффекты, вызываемые ритмом, еще не изучены, но исследования Дэвида Эпстайна (гл. 4) указывают на то, что устойчивые фазовые соотношения метрических единиц совпадают с обнаруженными Эрихом фон Хольстом [63, 64] при изучении центральной координации автоматизмов. Можно предполагать, что существуют какие-то основные ритмы (вероятно, универсальные), которые оказывают на наше поведение характерное успокаивающее или активирующее влияние. Мы до сих пор не знаем, является ли эта активация по своей природе общей или же некоторые основные ритмы служат пусковыми стимулами для каких-то определенных эмоций (например, стремления к агрессии). Действуют ли основные ритмические единицы как специфические стимулы, <включающие> определенные эмоции? А может быть, они управляют

60 Глава 2

эмоциями посредством более общего возбуждения или успокоения? Это должны показать дальнейшие исследования.

Ритмы, несомненно, координируют поведение толпы или коллектива, и тем самым через совместное действие или взаимодействие они способствуют единению. Это очевидно, например, в случае маршевой музыки, а также хорового пения. Что касается мелодий, то я предполагаю существование некоторых основных тем. Кнейтген [65] проигрывал европейцам колыбельные различных народов и убедился, что все они, независимо от происхождения, влияли на слушателей успокаивающим и утешающим образом. Дыхание у людей становилось более ровным и размеренным, а ритм его следовал за исполнявшейся мелодией. При этом вдох совпадал с восходящей частью мелодии, а выдох - с ее медленным нисходящим движением. Слушатели чувствовали расслабление, частота сердечных сокращений у них снижалась. А вот физиологическое и эмоциональное воздействие джаза оказывалось совершенно противоположным. В этом случае мелодия и ритм, конечно, действовали как одно функциональное целое.

Представление об универсальных основных мелодичных темах возникает и при изучении голосового поведения людей. Множество таких тем существует в интонациях речи. Среди прочих исследователей на них указывал Болинджер [66]. В <Записках без вести пропавшего> Леоша Яначека цыганка Зефка, соблазняя Яначека-мальчика, произносит фразу <Toz uz mam ustlane> (<постель уж приготовлена>). Седлачек и Сыхра [67] записали эту чешскую фразу в исполнении многих актеров, произносивших ее с различной эмоциональной окраской. Магнитные записи были потом проиграны слушателям, не понимавшим по-чешски, и те смогли весьма успешно угадывать подспудное эмоциональное содержание фраз. Переживания любви и счастья распознаются по живой мелодике и несколько повышенному голосу, эротические-по чуть-чуть более низкому тону, переживания печали-по тону ниже того, каким говорят бесстрастно.

Фиксируя на пленке сцены спонтанных социальных взаимодействий, я установил, что у всех изученных нами народов взрослые, как правило, говорят с маленькими детьми тоном выше обычного. Всеобщность этой закономерности поразительна. Эггебрехт [68] и Шредер [69] записывали песни разного характера-военные, любовные, скорбные и т. д., а затем проигрывали их носителям иной культуры. Слушатели верно определяли тип песни намного чаще, чем это можно было бы объяснить случайными совпадениями. Таким образом, объективные исследования, так же как и субъективные впечатления, убеждают нас в том, что музыка эмоционально воздействует на человека особенно глубоко, и при этом <доходит> она куда быстрее, чем изобразительные искусства: последние приглашают к созерцанию предметов и лишь затем начинают мало-помалу волновать зрителя.

Использование основных и побочных тем позволяет исполнителю быстро возбудить переживания как у себя самого, так и у других людей. Де-________________________Биологические основы эстетики______________________61

ло может дойти даже до изменения состояния сознания (например, до впадания в транс). Кроме того, последовательное исполнение различных выразительных мелодий вызывает такие смены эмоций, каких в повседневной жизни испытывать не приходится. Симфония за какой-нибудь час способна провести нас через вершины счастья, печали, триумфа и отчаяния. Усиление переживаний-одна из важных функций музыки, которые вообще-то весьма многообразны-от простого развлечения до укрепления группового единства и приверженности общим идеалам и ценностям (последней цели служат, например, гимны и марши).

Мне доводилось подолгу жить в различных обществах, и вот что меня поразило: повсюду существовали мелодии, которые и дети, и взрослые постоянно напевали или мурлыкали себе под нос. Таким образом, какие-то мелодии могут быть характерны для данного сообщества и могут создавать чувство принадлежности к нему. Находясь в группе бушменов!ко, то и дело слышишь мелодии, которыми сопровождают женский <танец дыни>. На острове Бали фоном повседневной жизни служит музыка танца <легонг>. Все это означает, что использование культурного кода укрепляет чувство принадлежности к группе и отграничивает данную группу от прочих.

И все же на более высоком уровне основные музыкальные темы (мелодии, служащие пусковыми стимулами), по-видимому, всеобщи. В музыке, как и в изобразительных искусствах, способы кодирования лежат в пределах, диктуемых тенденциями нашего восприятия: ее коды активируют слушателя, принуждают его искать надлежащий ответ и доставляют ему удовольствие раскрывать смысл закодированного послания.

Танец

Музыка зовет к действию; танец-это музыка в действии. У музыки и танца одни и те же функции и одни и те же законы. Танец может исполняться перед зрителями, причем нередко в виде сложного ритуала, как бывает во время храмовых праздников на Бали. Представление там обычно открывается танцами <барис> и <пендет>. Первый из них-это ритуализованный воинственный танец, а при исполнении второго танцующие девушки приветствуют зрителей, вручая им цветы. Тем самым сочетаются противоположные начала-угроза и умиротворение. В ритуалах, предваряющих дружеское общение, такое сочетание встречается у многих народов (рис. 21) [70].

В движениях танцующих перед зрителями мужчин и женщин имеется ряд общераспространенных элементов. Вспомним, например, как показывают себя в танце мужчины: для них характерны резкие движения, часто направленные в сторону зрителей. Это позволяет продемонстрировать энергию прыжка, показать тело во фронтальном развороте, с расставленными ногами и с руками, расположенными так, чтобы верхняя часть тела казалась как можно шире. Тело подается как сгусток мощи. Совсем иначе

Глава 2

Рис. 21. А. Балийский приветственный танец <пуспа урести>. В нем сочетаются противоположные элементы: танец дарения цветов <пендет> и воинственный танец <барис>. Б. Приветственный танец мужчин из племени яно-мами. Он исполняется при входе в деревню, куда мужчины приглашены на пиршество. Здесь мы видим то же самое сочетание агрессивности с предложением дружбы. Взрослый мужчина отплясывает что-то воинственное, а рядом с ним скачет маленький мальчик, размахивающий зелеными пальмовыми листьями. (Фото 1. Eibl-Eibesfeldt.)

преподносят себя женщины. Их движения изящны и дают возможность рассмотреть тело со всех сторон. Не на последнем месте и кокетство: оно проявляется в чередующихся или одновременных приближениях и удалениях, выражающих противоречивость отношений между партнерами. Пусковые стимулы для сексуальных реакций предъявляются танцовщи-Биологические основы эстетики

цами по-разному, либо неявно и утонченно, либо более непосредственно-в виде <вспышки> (как во французском канкане, когда при неожиданном повороте вдруг взлетают юбки и тут же поднимается вверх нога). При этом танцовщица может быть обращена к зрителю лицом или спиной.

Танец-это взаимодействие между танцующими. Оно многообразно и служит разнообразным целям. Разнополый групповой и парный танец-это способ ухаживания и образования пар. По легкости согласования своих движений танцующие партнеры выясняют, подходят ли они друг другу [71].

Групповые танцы служат еще и для демонстрации единства группы, а также для укрепления ее самосознания и сплоченности. Когда группа демонстрирует себя другим людям, на первое место выступает согласованность действий (т. е. их синхронность). Танец при этом порою выгля-Рис. 22. А. Балийский танец <легонг> символизирует торжество человека над силами природы. Танцовщицы в совершенстве овладевают замысловатыми, неестественными движениями танца. Б. Некоторые из движений настолько противоестественны, что им приходится обучать путем прямого физического воздействия. (Фото. 1. Eibi-Eibesfeldt.)

64 Глава 2

дит очень внушительно: сто воинов разом топают, разом же поворачиваются или, выстроившись рядами, в течение нескольких минут с поразительной синхронностью подпрыгивают на месте. Всё это проделывают под бой барабанов папуасы медлпа во время празднеств, когда сходится население разных деревень. Таким образом группа показывает себя сомкнутой общностью. Внутренняя сплоченность еще более укрепляется танцами, при которых члены группы легко и естественно взаимоувязы-вают свои действия, образуя функциональное целое. Таков, например, <танец дыни>, исполняемый женщинами бушменского племени сан. Суть его в том, что вся группа действует заодно, и танец удается лишь тогда, когда все знакомы с правилами игры. Если танцовщица чего-то не знает, она выходит из общей линии и тем самым исключает себя из группы [72, 73].

С помощью танца можно достичь измененного состояния сознания (как у бушменов в их <танце транса>). Это явление подробно описано, хотя физиология транса все еще нуждается в изучении [74]. Кроме того, танец позволяет человеку разыграть различные ситуации и переживания в форме пантомимы, однако обсуждение этой темы не входит в мою задачу. Мне хотелось бы только обратить внимание на то, что человек стремится к самовыражению как культурное существо, которое берет верх над своим биологическим естеством и тем самым подчеркивает свободу выбора и свободу действия. Человек по своей природе существо культурное и проявляет большую потребность в самообладании. Уменье <властвовать собою> - это, видимо, одно из всеобщих человеческих достоинств. Танец нередко используется для выражения торжества человека над природой. Примером может служить балийский танец <легонг>: некоторые из его движений настолько противоестественны, что овладеть ими путем подражания невозможно: наставнику приходится прибегать к прямому физическому контролю (рис. 22). Как бы то ни было, танцовщица добивается полного овладения этими новыми неестественными движениями и танцует легко и непринужденно, прекрасно сочетая их с движениями изящными и естественными.

Поэзия

Можно утверждать, что способность человека к языковому творчеству-это особенность, отличающая его от всех других животных. Поэтому можно было бы думать, что словесные искусства выражают культурное содержание человека отчетливее всех других, не подчиняясь ограничениям, налагаемым филогенетическими адаптациями (если не считать базисных адаптаций в устройстве нейронных систем, лежащих в основе нашей способности к речи и к усвоению языка). Лишь в самое последнее время мы стали все больше осознавать, что дело обстоит не так просто. Используемые нами метафоры, манера речи и способы самовыражения вообще подчиняются единым и всеобщим законам. Я говорю

________________________Биологические основы эстетики______________________65

здесь вовсе не о том тривиальном обстоятельстве, что помыслы человека, какой бы культурой он ни был вскормлен, заняты самым насущным-пропитанием, страхом, сексом и продолжением рода. Я имею в виду другой любопытный факт - то, что все тонкости межличностных взаимодействий следуют, по-видимому, одной и той же системе обще-применимых правил.

Предположение это пришло мне на ум в результате исследований, которые мы проводили больше 10 лет; живя среди различных народов, мы запечатлевали на пленке сцены самопроизвольных (неподготовленных) социальных взаимодействий. Люди вокруг нас добивались положения в обществе, давали отпор агрессорам, утешали огорченных и опечаленных или сами искали утешения, прибегая для всего этого к определенным стратегиям поведения. И вот я нашел, что подобных стратегий не так уж много и что у всех до сих пор изученных народов они, видимо, исходят из одних и тех же принципов. Дети, в какой бы культурной среде они ни воспитывались, разыгрывают эти стратегии примерно одинаково. Взрослые облекают их в слова, но тоже следуют одним и тем же правилам. Прибегая к этим основным стратегиям, они используют в качестве пусковых стимулов не поступки, а речевые штампы, и отвечают тоже словами. Как видим, взаимодействия вербальные, равно как и невербальные, подчинены одним и тем же законам этикета. Существует, если можно так выразиться, всеобщая грамматика социальных взаимодействий, организующая как речевое, так и всякое иное поведение людей [75, 76].

Приведем пример того, как эти всеобщие формы восприятия и мысли отражаются в метафорических символах. Вместе с Фолькером Хеешеном мы разговаривали с новогвинейцами из племени эйно и выяснили, что символику высокого и низкого они употребляют так же, как и мы с вами, высокая оценка противопоставляется у них низкой, как положительная отрицательной. Примерно так же используется и символика светлого-/темного и правого/левого: <правое> всегда означает что-то положительное. В основе таких представлений лежит, по-видимому, то, что наши две руки неравноценны, и то, что мы дневные животные [77, 78]. Коль скоро слова, фразы и предложения вызывают определенные реакции, то художник слова, как и музыкант, получает возможность управлять переживаниями людей по своему усмотрению.

Речевое общение разностороннее музыкального или изобразительного. Язык позволяет не только передавать эмоции различной интенсивности, но и сообщать о фактах без всякой эмоциональной окраски. Возможность кодирования сообщений посредством косвенных упоминаний и метафор-это одно из оснований поэзии. Метафоры прямо сопоставимы с аллегорическими изображениями в живописи: и те и другие позволяют нам испытывать удовольствие от раскрытия тайного смысла послания. Словами и фразами можно возбуждать переживания непосредственно, используя речевые штампы (т. е. прямые эквиваленты социальных пусковых стимулов). Но языковые средства могут действовать и иначе: при

66 Глава 2

возвращении к одним и тем же вечным темам человеческого общежития изобразительные фигуры речи закладывают и подкрепляют нормы альтруистического поведения и преданности семье, верности роду и тем, кто попал в беду. В ходе развития культуры и становления новых культурных норм возникают конфликты. Например, истребление врагов возводится в заслугу, хотя это явно противоречит биологически присущему нам воздержанию от умерщвления особи своего же собственного вида. По мере усложнения общества преданность группе (в лице, например, короля) становится преобладающей - она подчиняет себе даже природную приверженность семье и роду. Конфликты такого типа часто изображаются в сагах. Поэзия и тексты песен предназначаются для внушения групповых ценностей, и искусство тем самым превращается порой в орудие пропаганды и манипулирования поведением.

Это станет ясно, если мы вслушаемся в свои собственные патриотические песни. Они ловко используют общепринятые семейные ценности, но при этом подменяют их групповыми. Вот примерный перевод слов одной солдатской песни времен первой мировой войны-марша Берлинского гвардейского полка:

Отличьем гвардейским мундир наш украшен, В сердцах наших-доблесть и честь. За кайзера, веру и Родину нашу Оружье готовы мы несть!

Семья здесь не упомянута, ибо преданность супруге и потомкам в особом подкреплении не нуждается. Что же до верности богу и родине, то ее приходится подкреплять постоянно.

В подобных текстах нередки слова, обозначающие ту или иную степень родства. Например, и <неродные> люди, входящие в состав своей группы, порою именуются <братьями>. Такое словоупотребление-это попытка перенести правила поведения, принятые в семье, на всю группу. Примерно таким же образом стихи, песни и речи укрепляют привязанность человека к родной стране. В этом отношении не составляют исключения даже первобытные племена, добывающие пропитание охотой и собирательством. Скажем, нама-готтентоты, живущие находимыми на узкой прибрежной полоске дарами моря, в своих традиционных хвалебных песнопениях прославляют море. Точно так же готтентоты, живущие в пустыне, выказывают привязанность к родной земле особым обрядовым действом, которое описал Куно Будак [79]. Вернувшись в родные места после долгой отлучки, они набирают в рот воду, разбрызгивают ее по земле и восклицают:

/и/наоксан!хутсе О пращуров моих земля!!гайсе!кхои!ао те ре Я вижу наконец тебя, эйбе мутси! Явись и встреть меня любя!

________________________Биологические основы эстетики______________________67

Хеешен перевел некоторые песни папуасов эйпо [77]. В этих песнях они восхваляют свои родные горы. Названия этих гор они выкликают во время битвы, взывая к обитавшим в них предкам. Таким образом, способы и средства, которыми жители современного Запада воспитывают любовь к своей стране и почтение к государству, видимо, уходят корнями в глубокое прошлое.

Еще один круг культурных ценностей, передаваемых средствами язы-ка,-это то, что называют героизмом. Такая традиция тоже встречается у первобытных народов. В Каоколенде (Намибия) живут скотоводы племени химба (группа банту); во время своих сборищ они превозносят героические деяния предков, и делают это примерно так же, как в наших песнях и сагах это делаем мы. У многих народов соблюдение общественных норм поведения поддерживается еще и речами, песенными порицаниями и метафорами.

Прибегая в речи к косвенным упоминаниям, можно не переходить на личности и тем самым предотвращать возникновение неприязни. Искусство смягчать выражения позволяет, например, вести очень деликатное ухаживание. В любовной песне можно обратиться к партнеру, не связывая себя никакими обязательствами. Если он (или она) не внемлет зову, то это никак не отражается на уже сложившихся социальных связях: прямого отказа не было. Среди обычных в любовных песнях обращений есть такие, которыми, по-видимому, пользуются едва ли не все народы. Люди племени медлпа в своих песнях называют возлюбленных <пташками> или <птенчиками>: так же, как и мы, они возбуждают этим покровительственное, заботливое отношение к своему предмету. На одном из наших семинаров Кеннет Гуд познакомил нас с брачными песнями индейцев яномами-<химу> и <уайяму> (см. неопубликованную работу К. Гуда <Уайяму и химу-ритуальные брачные песнопения индейцев янома-ми>, 1980). Песни эти замечательны обилием метафор и разного рода непрямых упоминаний. Кроме того, словесная информация сообщается в них коротенькими трехсложными строчками, где каждая очередная строчка начинается с последнего слога предыдущей. От этого текст становится практически непонятен для непосвященных.

В рамках всякой культуры существуют свои <украшения> такого рода. С их помощью своих отделяют от чужаков: можешь уловить смысл-значит, ты свой, не можешь-чужак. Общий код создает и общую тайну, а она сплачивает. К такой стратегии часто прибегают дети: они посвящают в свои тайны близких людей. Излишества и метафоры <наводят тень>-чтобы добиться понимания сказанного, слушателю приходится восстанавливать текст, и это ему нравится. Мерило красоты в поэзии - это, по-видимому, искусство употребления метафор и ритмов, а также правильная повторяемость формы (не допускающая, впрочем, однообразия). Все это позволяет создавать <сверхзнаки>, которые облегчают запоминание и узнавание (см. гл. 3).

68_________________________________Глава 2 Обсуждение и заключение

В замечательной книжке Кизинга <Антропология культуры> [80] я недавно вычитал следующее: <Мир воспринимаемых вещей и событий мы творим с помощью внутренних заготовок, и антропологам открылась тайна, что заготовки-то эти-в основном культурного происхождения. То, что мы видим-это то, что научил нас видеть наш культурный опыт>.

Это верно, но лишь отчасти. Наше восприятие изначально искажено существующими на различных уровнях филогенетическими адаптациями. Они действуют на глубинном уровне физиологии сенсорных систем. Есть они и на том уровне, который можно назвать этологическим: на этом уровне включаются врожденные пусковые механизмы, приспособленные к переработке специфических ключевых и пусковых стимулов. К подобным представлениям близка высказанная когда-то Юнгом идея <архетипов>. Согласно Юнгу, существует врожденная склонность мыслить образными категориями (<архетипами>) и создавать соответствующие символы. Взгляды Юнга, правда, лишены точности и определенности соответствующих этологических теорий.

Искусство воздействует на нас самыми разнообразными путями через наше эстетическое восприятие, используя рассмотренные выше механизмы. Воздействие его отчасти зависит от того, какая именно роль отведена тому или иному произведению. Способность к эстетическому восприятию мы разделяем с другими высшими животными, но искусство-явление сугубо человеческое, оно обслуживает формы общения, свойственные исключительно людям. Важнейшая из этих форм-утверждение общих идеологических норм и ценностей. Едва ли не столь же важно и идеологическое внушение. Вот эта-то особенность и ставит человека в особое положение по отношению ко всем остальным животным; она обусловила возможность образования <культурных подвидов человека> [81]. И поэзия, и песни, и изобразительное искусство-все они используются для достижения названных целей. Стоит поразмыслить о внушающей силе песни, как становится ясно, что перед нами не какое-то недавнее изобретение, а очень и очень древнее.

Люди каменного века (древние европейцы и африканцы, в том числе предки южноафриканских бушменов) оставили множество наскальных изображений. Изображения эти, вероятно, тоже предназначались для внушения членам группы чувства принадлежности к чему-то общему. Современные австралийские аборигены расписывают скалы в своих капищах, куда допускаются только мужчины. Каждое такое капище-это символический центр групповой территории. Всякий раз, устраивая обряд инициации мужчин, наскальные росписи подновляют. Они изображают тотемных животных местного племени (рис. 23) и служат знаками общности. Таково же и назначение священных табличек, которые получают все посвященные мужчины. На табличках-примерно тот же набор

Биологические основы эстетики

Рис. 23. Тотемное святилище в Уолбири (Центральная Австралия). (Фото 1. Eibl-Eibesfeldt.)

отличительных знаков, включающий отвлеченно-символическое повествование о похождениях тотемических предков. Во время происходящего в святилище посвящения юношам рассказывают об истории их племени, и они приносят ему клятву верности.

Я часто задавался вопросом, почему такую важную роль в человеческих сообществах играет именно обряд посвящения в мужчины. Теперь я прихожу к мысли, что путем запечатления в мозгу групповой символики достигается отождествление себя и <своих> с соответствующими символами, а заодно и готовность придавать первостепенное значение общему благу всей группы (она-то ведь за символами и стоит). По-видимому, преданность группе внушается мужчинам с большим успехом, нежели преданность семье и роду. Применительно к мужчинам это очень существенно: на них возложена защита группы, и в случае чего они должны быть готовы сложить головы. Чтобы добиться такой готовности, в обряд посвящения вводятся какие-нибудь суровые испытания и унижения. Это создает между наставниками и учениками отношения господства и подчинения, облегчающие обучение. Такие приемы и по сей день используются для выработки нерассуждающего конформизма.

Искусство-мощное орудие для отделения своих от чужих и для сплочения <своих> с помощью групповых символов, будь то католический храм, тотемный столб из Куакиутля или святилище с изображениями тотемных животных у аборигенов Центральной Австралии. Символы, каким бы ни было их происхождение, соединяют людей, позволяя каждому ощутить свою принадлежность к определенной группе. Внушение же порою заходит так далеко, что внутри группы воцаряются свои правила поведения, и это существенно влияет на ход культурной эволюции [54].

В искусстве воплощается еще одно отличительное свойство человека-его способность произвольно включать механизмы наслаждения. Человек как <искатель удовольствий> [48] творит искусство для искусства, единственно ради той радости, какую доставляет ему приятное

70 Глава 2

переживание красоты и гармонии (впрочем, еще и для того, чтобы пощекотать себя печалью и страхом).

Восприятие произведений искусства может дать нам очень многое. Оно служит источником сенсорной стимуляции и возбуждения, может утолить любопытство, вызвать благоговение и удивление, сбить с толку и озадачить, а также удовлетворить наше стремление к открытию нового и к поиску упорядоченности. Тяга человека к расширению своего психического опыта доходит до того, что он старается изменить состояние своего сознания. Вдобавок искусство, как мы видели, обслуживает и такие эволюционно древние функции, как борьба за положение в обществе и ухаживание. Самая чистая разновидность искусства-это, пожалуй, музыка. В песнях содержательное послание облекается в приятную слушателю форму, и музыкальное искусство становится средством общения и связи. Восприятие прекрасного привлекает и удерживает внимание, поощряет сенсорное исследование, приводящее к расшифровке закодированного послания, а это само по себе тоже радует. Раскрытое сообщение тем самым подкрепляется. Есть и еще один прием, используемый в искусстве для передачи сообщений,-это предъявление преувеличенных стимулов.

Искусство и науку часто ассоциируют с истиной, добром и красотой. Об этой связи стоит сказать несколько слов, прежде чем мы закончим наше биологическое вторжение в область эстетики. И в науке, и в искусстве человек переживает открытие как ощущение прекрасного. В природе есть особая прелесть, которую нужно уметь видеть: ее ощущаешь, когда обнаруживаешь упорядоченность и гармонию. Сопутствующее научному открытию просветление сравнимо с радостью обнаружения сверхзнаков; оно-то, как мы говорили, и создает эстетическое переживание. Целостное восприятие (Gestalt perception) - очень важный источник научных открытий [82]. Постижение того изящества, с каким разрешаются проблемы, внушает благоговейный трепет. В связи со сказанным стоит вспомнить исследования Маргулиса [83], посвященные законам красоты в шахматной игре (законы эти Маргулис выводил, опираясь на суждения профессиональных шахматистов). И наука, и искусство притязают на стремление к познанию истины. Если имеется в виду <истина в последней инстанции>, то такое притязание, конечно, нелепо и смехотворно. На самом деле наука и искусство пытаются дать лишь современную, достаточно обоснованную на данный момент картину мира. Они стремятся поощрить поиски новых взглядов и новых подходов к действительности. И здесь у науки и искусства обнаруживается еще одна общая особенность-их тесная связь с этикой.

Дата добавления: 2015-04-25