Часть III. А есть А 27 страница

Вы, не имеющие меры самоуважения, примите эту вину и не смейте задавать вопросов. Однако вы знаете непризнанный ответ, отказываетесь признать то, что видите, какая сокрытая предпосылка движет вашим миром. Вы знаете ее не как открытое заявление, а как смутное беспокойство в душе, когда путаетесь между ложью с сознанием вины и неохотным применением на практике принципа, слишком отвратительного, чтобы называть его.

Я, не принимающий незаслуженного, ни ценностей, ни обвинений, задам те вопросы, которых вы избегаете. Почему морально служить счастью других, но не своему? Если радость – это ценность, почему морально, когда ее испытывают другие, но аморально, когда испытываете вы? Если торт – это ценность, почему, когда его едите вы, это аморальное потакание своим слабостям, но ваша моральная цель в том, чтобы его ели другие? Почему вам аморально хотеть его, а другим – морально? Почему аморально создать ценность и оставить у себя, но морально отдать ее? И если оставлять ценность у себя аморально, почему морально другим принимать ее? Если вы бескорыстны и благонравны, когда ее отдаете, разве другие не корыстны и порочны, когда ее берут? Разве добродетель представляет собой служение пороку? Разве моральная цель тех, кто благонравен, приносить себя в жертву тем, кто порочен?

Вот вам ответ, которого вы избегаете, чудовищный ответ: нет, те, кто берут, не порочны, если не заработали ту ценность, которую вы даете им. Для них не аморально принимать ее, если они не могут создать ее, заработать ее, дать вам взамен другую ценность. Для них не аморально пользоваться ею, если они не получили ее по праву.

Вот вам тайная сущность вашего кредо, вторая сторона ваших двойных мер: аморально жить своим трудом, но морально жить трудом других, аморально потреблять свой продукт, но морально потреблять продукты других, аморально зарабатывать, но морально воровать, паразиты являются моральным оправданием существования созидателей, но существование паразитов – это самоцель, порочно получать прибыль от достижений, но пристойно получать ее от чужих жертвований, порочно создавать собственное счастье, но достойно наслаждаться счастьем, полученным ценой крови других.

Ваш кодекс делит человечество на две касты и велит им жить по противоположным правилам: на тех, кто может желать всего, и тех, кто не может желать ничего, на избранных и проклятых, на едущих и везущих, на поедателей и поедаемых. Какой мерой определяется ваша каста? Какая отмычка открывает вам дверь в моральную элиту? Эта отмычка – отсутствие ценностей.

О какой бы ценности ни шла речь, отсутствие ее дает вам право предъявлять требования тем, у кого она есть. Ваша потребность дает вам право на вознаграждение. Если вы способны удовлетворить свою потребность, ваша способность лишает вас права удовлетворять ее. Однако потребность, удовлетворить которую вы не способны, дает вам право на жизни человечества.

Если вы преуспели, любой потерпевший неудачу – ваш господин. Если вы потерпели неудачу, любой преуспевший – ваш раб. Оправдана ваша неудача или нет, разумны ваши желания или нет, ваше несчастье незаслуженно или результат ваших пороков, это несчастье дает вам право на вознаграждение. Страдание, независимо от ее природы или причины, страдание как высший абсолют дает вам закладную на все существование.

Если вы избавились от страдания собственными усилиями, то не получаете морального кредита: ваш кодекс презрительно называет это корыстным поступком. Какую бы ценность вы ни хотели приобрести, будь то богатство или еда, любовь или права, если вы приобрели ее своей добродетелью, ваш кодекс не считает ее моральным приобретением: это не уступка никому, это торговля, а не милостыня; плата, а не жертвование. Заслуженное относится к эгоистичной, коммерческой сфере взаимной выгоды; только незаслуженное требует моральной сделки такого рода, которая заключается в выгоде одного ценой несчастья другого. Требовать вознаграждения за свою добродетель эгоистично и аморально; отсутствие добродетели придает вашему требованию моральное право.

Мораль, которая считает потребность правом на что‑то, считает своей мерой ценностей пустоту, несуществование; она вознаграждает отсутствие, изъян: слабость, неспособность, неумение, страдание, болезнь, несчастье, недостаток, вину, порок – ноль.

Кто платит за эти права? Те, кто прокляты за то, что они не нули, каждый в меру своей отдаленности от этого идеала. Поскольку все ценности – продукт добродетели, степень вашей добродетели служит мерой вашего наказания; степень ваших недостатков служит мерой вашей выгоды. Ваш кодекс провозглашает, что разумный человек должен жертвовать собой для неразумных, независимый – для паразитов, честный – для бесчестных, справедливый – для несправедливых, созидающий – для воров, принципиальный – для беспринципных, уважающий себя – для хнычущих невротиков. Вы удивляетесь низости душ тех, кто вас окружает? Тот, кто достиг этих добродетелей, не примет вашего морального кодекса; тот, кто принял его, не достигнет этих добродетелей.

По принципу жертвенности главной ценностью вашего жертвования является мораль; затем следует самоуважение. Когда потребность служит мерой, то каждый человек – и жертва, и паразит. Как жертва он должен работать, чтобы удовлетворять потребности других, оставаясь в положении паразита, потребности которого должны удовлетворять другие. Он может приближаться к другим людям только в одной из двух постыдных ролей: он – попрошайка и дармоед.

Вы боитесь человека, у которого на доллар меньше, чем у вас, этот доллар по праву принадлежит ему, он заставляет вас чувствовать себя моральным обманщиком. Вы ненавидите человека, у которого на доллар больше, чем у вас, этот доллар по праву принадлежит вам, он заставляет вас чувствовать себя морально обманутым. Человек внизу – источник вашей вины, человек наверху – источник вашего краха. Вы не знаете, от чего отказываться и чего требовать, когда отдавать и когда хватать, какое удовольствие жизни по праву ваше, и какой долг вы еще не уплатили другим; вы стараетесь избежать как «теории» знания, что по принятым вами моральным меркам вы виновны каждый миг своей жизни, нет ни куска съеденного вами хлеба, в котором бы не нуждался кто‑то где‑то на земле, и вы отмахиваетесь от этой проблемы в слепом возмущении, приходите к выводу, что моральное совершенство недостижимо, и его не нужно желать, что будете жульничать, хапая по мере возможности и прячась от взглядов детей, которые смотрят на вас так, словно самоуважение возможно, и вы должны им обладать. В душе у вас есть только чувство вины, как и у каждого встречного, избегающего вашего взгляда. Удивляетесь, что ваша мораль не привела к братству на земле или к доброжелательности людей друг к другу?

Оправдание жертвенности, которое предлагает ваша мораль, безнравственнее той безнравственности, которую она хочет оправдать. Мотивом вашего жертвования, говорит она, должна быть любовь, которую вы должны питать к каждому. Мораль, которая проповедует веру, что моральные ценности выше материальных, мораль, которая учит презирать шлюху, отдающую свое тело без разбора всем мужчинам, эта самая мораль требует, чтобы вы отдавали свою душу для любви всем и каждому.

Как не может существовать беспричинного богатства, так не может существовать ни беспричинной любви, ни каких бы то ни было беспричинных чувств. Чувство – это ответ на факт реальности, оценка, продиктованная вашими мерками. Человек, говорящий, что можно ценить без ценности, что можно любить тех, кого вы считаете никчемными, говорит, что можно разбогатеть, потребляя, но не производя, и что бумажные деньги обладают такой же ценностью, как золото.

Заметьте, он не ожидает, что вы будете испытывать беспричинный страх. Когда такие, как он, приходят к власти, они изобретают средства запугивания, дают вам основательные причины испытывать страх, посредством которого хотят править вами. Но когда дело касается любви, высшего из чувств, вы позволяете им обвиняюще кричать вам, что вы – моральный преступник, раз не способны испытывать беспричинную любовь. Когда человек испытывает беспричинный страх, вы поручаете его вниманию психиатра; однако не стараетесь так защитить смысл, природу и достоинство любви.

Любовь есть выражение ценностей человека, величайшее вознаграждение, какое можете получить за моральные достоинства, которых вы достигли, эмоциональная цена, которую один человек платит за радость, которую получает от добродетелей другого. Ваша мораль требует, чтобы вы оторвали любовь от ценностей и отдали какому‑то бродяге как реакцию не на его достоинства, а на его потребности, не как вознаграждение, а как милостыню, не как плату за добродетели, а как разрешение на пороки. Ваша мораль говорит вам, что цель любви – освободить вас от уз морали, что любовь выше нравственного суждения, что настоящая любовь превышает, прощает и переживает всевозможные пороки своего предмета, и чем выше любовь, тем большую порочность она позволяет любимому. Любить человека за достоинства презренно и человечно, говорит она вам, любить за недостатки – божественно. Любить достойных эгоистично, любить недостойных жертвенно. Вы должны любить тех, кто этого не заслуживает, и чем меньше они этого заслуживают, тем больше вы должны их любить, чем отвратительнее предмет, тем благороднее ваша любовь, чем непритязательнее ваша любовь, тем выше ваша добродетель, и если вы способны довести свою душу до состояния мусорной кучи, которая одинаково принимает все, что угодно, если можете перестать ценить моральные ценности, значит, вы достигли морального совершенства.

Такова ваша жертвенная мораль, таковы близкие идеалы, которые она предлагает: переделать жизнь своего тела по образу человеческого скотного двора, переделать жизнь своего духа по образу мусорной кучи.

Такой была ваша цель, и вы ее достигли. Почему же теперь стонете, жалуясь на человеческое бессилие и тщетность человеческих устремлений? Потому что оказались неспособны процветать, ища разрушения? Потому что оказались неспособны обрести радость без обожания страданий? Потому что оказались неспособны жить, считая смерть мерой своих ценностей?

Степень вашей способности жить была степенью нарушения вашего морального кодекса, однако вы верите, что те, кто проповедуют его, являются друзьями человечества, проклинаете себя и не смеете поинтересоваться их мотивами и целями. Взгляните на них теперь, когда у вас остался один выбор, и если выберете гибель, выбирайте с полным сознанием того, какой недостойный, какой мелкий враг заявил права на вашу жизнь.

Мистики обеих школ, проповедующих кредо жертвенности, – это микробы, атакующие вас через единственную язву: ваш страх полагаться на свой разум. Они говорят, что обладают более высоким средством познания, чем разум, образом сознания, превосходящим рассудок, – вроде особой связи с каким‑то бюрократом Вселенной, выдающим им секретные сведения, сокрытые от других. Мистики духа заявляют, что у них есть дополнительное чувство, которым вы не обладаете: это особое шестое чувство состоит из противоречий всем знаниям, полученным посредством ваших пяти. Мистики плоти не претендуют на какое‑то сверхчувственное постижение: они лишь объявляют, что ваши чувства несовершенны, и мудрость их заключается в постижении вашей слепоты какими‑то неназванными средствами. Те и другие требуют, чтобы вы сочли ваше сознание несостоятельным и отдались под их власть. В доказательство своего высшего знания они предлагают тот факт, что они отстаивают противоположность всему, что вы знаете, а в доказательство своей высшей способности управляться с существованием – тот факт, что они ведут вас к нищете, самопожертвованию, голоду, гибели.

Они утверждают, что знают образ жизни, превосходящий ваше существование на земле. Мистики духа именуют его «четвертым измерением», что представляет собой отрицание измерений. Мистики плоти именуют его «будущим», что представляет собой отрицание настоящего. Существовать значит обладать тождественностью. Какую тождественность они могут дать своей высшей сфере? Они не говорят вам, что ее нет, но не говорят, что есть. Все их отождествления состоят из отрицаний. Бог есть то, чего не может постичь человеческий разум, говорят они и требуют, чтобы вы считали это знанием. Бог – это не человек, небо – это не земля, душа – это не тело, добродетель – это не выгода, А – это не А, восприятие – это не чувства, знание – это не разум. Их определения ничего не определяют, а лишь отрицают.

Только философия пиявки будет поддерживать идею Вселенной, где мерой отождествления служит нуль. Пиявка будет избегать необходимости называть собственную природу, необходимости понимать, что вещество, на котором она строит свою собственную Вселенную, – это кровь.

Что за природа того высшего мира, в жертву которому они приносят существующий мир? Мистики духа проклинают материю, мистики плоти – корысть. Первые хотят, чтобы люди получили корысть, отвергнув землю, вторые – чтобы люди унаследовали землю, отвергнув всякую корысть. Их нематериальные, лишенные корысти миры – это сферы, где текут кофейные реки с молоком, вино начинает бить из скалы по их команде, а пирожные падают из туч, стоит лишь открыть рот. На этой материальной, корыстной земле требуются громадные вложения добродетелей: ума, честности, энергии, мастерства, – чтобы построить железную дорогу длиной в милю, в их нематериальном, бескорыстном мире они путешествуют от планеты к планете просто по желанию. Если честный человек спросит их: «Как?», они ответят с праведным презрением, что «как» – это концепция вульгарных реалистов, концепция высших духов – это «как‑то». На этой земле, ограниченной материей и корыстью, вознаграждений нужно достигать мыслью; в мире, свободном от таких ограничений, вознаграждения добываются желанием.

Вот и весь их жалкий секрет. Секрет всех их эзотерических философий, всех их диалектик и сверхчувствований, их уклончивых взглядов и ворчливых слов, секрет, ради которого они уничтожают цивилизацию, язык, промышленность и жизни, секрет, ради которого они лишают себя зрения и слуха, попирают свои чувства, затуманивают разум, цель, ради которой разрушают абсолюты разума, логики, материи, существования, реальности, – это возвести в подобном искусственном тумане единственный священный абсолют – их Желание.

Ограничение, которого они стремятся избежать, – это закон тождества. Свобода, которой они ищут – свобода от того факта, что А будет оставаться А независимо от их слез и капризов, что не будет молочных рек, как бы ни были они голодны, что вода не потечет вверх, как бы им это ни было удобно. И если они хотят поднять ее на крышу небоскреба, им потребуется это сделать, размышляя и работая, где важен каждый дюйм трубопровода, а не их чувства. Их чувства бессильны изменить путь единой пылинки в пространстве или природу любых действий, которые они совершили.

Те, кто говорят, что человек не способен воспринимать реальность не искаженной его органами чувств, имеют в виду, что не хотят воспринимать никакую реальность, не искаженную их чувствами. «Вещи как они есть» – это такие вещи, какими их воспринимает ваш разум. Оторвите их от разума, и они станут «такими, как их воспринимает ваше желание».

Честного бунта против разума не существует, и когда вы принимаете хотя бы часть их кредо, ваш мотив – сделать безнаказанно то, чего разум вам не позволил бы. Свобода, которой вы ищете, – это свобода от того факта, что если вы украли свое состояние, то вы – мерзавец, сколько бы ни отдали на благотворительность и ни прочли молитв. Если вы спите со шлюхой, вы – недостойный муж, какую бы пылкую любовь ни испытывали к жене на другое утро. Вы представляете собой единство, а не разбросанные по Вселенной части, где ничто не связано ни с чем, Вселенной детских кошмаров, где тождественности меняются, где негодяй и герой взаимозаменяемые, произвольно принимаемые роли, вы – человек, вы – единство, вы есть.

Неважно, как пылко вы заявляете, что цель ваших мистических желаний – более высокий образ жизни, бунт против тождественности представляет собой желание несуществования. Желание не быть чем‑то определенным есть желание не быть.

Ваши учителя, мистики обеих школ, извратили закон причин и следствий в своем сознании и теперь стремятся извратить его в реальности. Они принимают свои эмоции за причину, а свой разум – за пассивное следствие, делают свои эмоции орудием постижения реальности, считают свои желания изначальными, фактом, отрицающим все факты. Честный человек не желает, пока не отождествит предмет своего желания. Он говорит: «Это существует, поэтому я этого хочу». Они говорят: «Я этого хочу, поэтому это существует».

Они хотят опровергнуть аксиому существования и сознания, хотят, чтобы их сознание было орудием не восприятия, а создания существования, и существование было не объектом, а субъектом их сознания – хотят быть тем Богом, которого создали по своему образу и подобию, создавшим Вселенную из пустоты по своей прихоти. Но реальность не опровергнуть. Они достигнут того, что противоположно их желанию. Они хотят полной власти над существованием, вместо этого теряют власть над своим сознанием. Отказываясь знать, они обрекают себя на ужас вечного незнания.

Те неразумные желания, те эмоции, которым вы поклоняетесь, как идолу, на чей жертвенный алтарь возлагаете землю, та темная, бессмысленная страсть у вас в душе, которую вы принимаете за голос Бога, представляют собой лишь труп вашего разума. Эмоция, входящая в противоречие с вашим разумом, эмоция, которую вы не можете объяснить или сдерживать, – лишь труп того банального мышления, который вы запрещаете разуму оживить.

Всякий раз, когда вы совершаете преступление, отказываясь думать и понимать, исключаете из абсолюта реальности какое‑то свое мелкое желание, когда говорите: «Позвольте мне отвести от суждения разума украденное мною печенье или существование Бога, позвольте иметь одну неразумную прихоть, и я буду человеком разума во всем остальном», вы совершаете акт разрушения вашего сознания, акт подкупа вашего разума. Ваш разум превращается в продажное жюри, получающее распоряжения из тайного преступного сообщества. Вердикт этого жюри искажает свидетельства так, что они не соответствуют абсолюту, трогать который жюри не осмеливается, и результатом становится подвергнутая цензуре, расколотая реальность. В ней части, которые вы хотите видеть, плавают среди множества тех, которые вы не желаете видеть, соединенные бальзамирующей жидкостью разума, представляющей собой освобожденную от мысли эмоцию.

Звенья, которые вы хотите утопить, – это причинные связи. Враг, которого вы хотите победить, – это закон причин и следствий: он не допускает никаких чудес. Закон причин и следствий есть закон тождества в приложении к действию. Все действия вызываются реальностью. Природа действий вызывается и определяется природой вещей, которые действуют; вещь не может действовать в противоречии со своей природой. Действие, не вызванное реальностью, будет вызвано нулем. Это будет означать, что нуль контролирует данную вещь, небытие контролирует бытие, несуществующее контролирует существующее, что существует Вселенная, которую желают ваши учителя. Причина их доктрин беспричинных действий, причина их бунта против разума, цель их морали, политики, экономики, идеал, к которому они стремятся, – власть нуля. Закон тождества не позволяет съесть дважды один и тот же торт, закон причин и следствий – есть торт, пока вы его не получили. Но вы топите оба закона в пустотах своего разума, если притворяетесь сами перед собой и перед другими, что не знаете этого. Потом вы можете заявить о своем праве съесть свой торт сегодня, а мой завтра, можете проповедовать, что способ сохранить свой торт – съесть его, пока он не испечен, что способ производить нужно начинать с потребления, что все желающие имеют равные права на все, поскольку ничто не вызывается ничем. Результат беспричинного в материи – это незаработанное в духе.

Когда вы бунтуете против закона причин и следствий, ваш мотив представляет собой нечистое желание не избежать его, а хуже – извратить. Вы хотите незаслуженной любви, словно любовь, результат, может дать вам личную ценность, причину. Вы хотите незаслуженного восхищения, словно оно, результат, может дать вам добродетель, причину, хотите незаработанного богатства, словно богатство, результат, может дать вам способность, причину. Вы просите милосердия, не справедливости, словно незаслуженное милосердие может устранить причину вашей просьбы. И чтобы потворствовать своим отвратительным, мелким подлогам, вы поддерживаете доктрины своих учителей, когда они с пеной у рта провозглашают, что трата денег, результат, создает богатство, причину, что ваши сексуальные желания, результат, создают ваши философские ценности, причину.

Кто оплачивает эту вакханалию? Кто причина беспричинного? Кто жертвы, обреченные оставаться непризнанными и гибнуть в безмолвии, чтобы их мучения не помешали вашему притворству, будто их не существует? Мы, люди разума.

Мы – причина ценностей, которых вы жаждете, мы совершаем процесс мышления, являющийся процессом определения тождества, и открываем причинные связи. Мы учим вас понимать, говорить, созидать, желать, любить. Вы отвергаете разум – не благодаря ли нам, сохранившим его, вы способны удовлетворять свои желания, даже осознавать их? Вы не смогли бы желать одежду, которая не сшита, автомобиля, который не изобретен, денег, которые не придуманы, покупки товаров, которых не существует, восхищения, которого не вызывают ничего не достигшие, любви, которой достойны только те, кто сохранили способность думать, выбирать, ценить.

Вы – те, кто выскакивают, как дикари из джунглей своих чувств, на Пятую авеню Нью‑Йорка, и заявляют, что хотят сохранить электрический свет, но уничтожить генераторы. Вы пользуетесь нашим богатством, уничтожая нас, пользуетесь нашими ценностями, проклиная нас, пользуетесь нашим языком, отрицая разум.

Как ваши мистики духа изобрели свой рай по образцу нашей земли, исключив наше существование, и посулили вам вознаграждения, созданные чудом из не материи, так ваши современные мистики плоти исключают наше существование и сулят вам рай, где материя формируется по своей беспричинной воле во всевозможные вознаграждения, которых желает ваш неразум.

Столетиями мистики духа существовали рэкетом покровительства – делали жизнь на земле невыносимой, потом взимали с вас плату за утешение и облегчение, запрещали вам добродетели, которые делали существование возможным, объявляли созидание и радость грехом, потом шантажировали грешников. Мы, люди разума, были неназванными жертвами их кредо, мы, готовые нарушать их моральный кодекс и нести проклятье за грех разума, мы, кто думал и действовал, пока они желали и молились, мы, бывшие моральными париями, мы, бывшие контрабандистами жизни, когда жизнь считалась преступлением, пока они наслаждались моральной славой за добродетель победы над материальной алчностью и распределяли в бескорыстной благотворительности материальные блага, созданные невесть кем.

Теперь нас сковали и заставили работать дикари, которые не удостаивают нас даже названия грешников, дикари, заявляющие, что мы не существуем, потом угрожающие лишить нас жизни, которой мы не обладаем, если мы не сможем снабжать их теми благами, которых не создаем. Теперь от нас ждут, что мы будем по‑прежнему управлять железными дорогами и знать с точностью до минуты, когда на станцию прибудет пересекший весь континент поезд, ждут, что мы будем по‑прежнему управлять сталелитейными заводами и знать молекулярную структуру каждой капли металла в тросах ваших мостов и в фюзеляжах самолетов, которые несут вас по воздуху, пока племена ваших нелепых мелких мистиков дерутся над трупом нашего мира, бормоча, что не существует ни принципов, ни абсолютов, ни знания, ни разума.

Опустившись ниже уровня дикаря, верящего, что магические слова, которые он произносит, в силах изменить реальность, они верят, что реальность можно изменить силой слов, которых они не произносят, и их магическое орудие – это пустота, претензия, что ничто не может появиться на свет без их согласия установить тождество этого.

Как они питают тело украденным богатством, так они питают разум украденными концепциями и заявляют, что честность заключается в отказе знать, что такой‑то крадет. Как они используют результаты, отрицая причины, так используют наши концепции, отрицая при этом основы и существование концепций, которыми пользуются. Как хотят не строить, а присваивать промышленные предприятия, так хотят не думать, а присваивать результаты человеческого мышления. Как они заявляют, что для управления заводом требуется лишь способность передвигать рычаги машин, и затемняют вопрос о том, кто создал завод, так они заявляют, что нет никакого бытия, что существует только движение, и затемняют тот факт, что движение предполагает предмет, который движется, что без концепции бытия не может быть концепции движения. Как они провозглашают свое право потреблять незаработанное и затемняют вопрос о том, кто его создает, так они провозглашают, что не существует закона тождества, есть только перемены, и затемняют вопрос о том, что перемены предполагают концепцию того, что меняется, от чего и к чему, что без закона тождества не может быть концепции перемен. Как они грабят промышленника, отрицая при этом его ценность, так они хотят захватить власть над всем существованием, отрицая при этом, что реальность существует.

«Мы знаем, что ничего не знаем», – говорят они, затемняя тот факт, что утверждают знание. «Абсолютов не существует», – говорят они, затемняя тот факт, что произносят абсолют. «Вы не можете доказать, что существуете, или что у вас есть сознание», – говорят они, затемняя тот факт, что доказательство предполагает существование, сознание и сложную цепочку знаний: существование чего‑то для познания, мышления, способного это понять, и знания, способного делать различия между такими концепциями, как доказанное и недоказанное.

Когда необученный изъясняться дикарь заявляет, что существование должно быть доказано, он просит вас доказать его средствами несуществующего, когда заявляет, что сознание должно быть доказано, он просит доказать его средствами бессознательного, просит вас войти в пустоту вне существования и сознания, просит вас стать нулем, обретающим знание о нуле. Когда он заявляет, что аксиома – это вопрос произвольного выбора и не хочет принимать той аксиомы, что он существует, он затемняет тот факт, что принял ее, произнеся эту фразу, что единственный способ отвергнуть ее – это закрыть рот, не развивать никаких теорий и умереть.

Аксиома – это утверждение, которое устанавливает тождество основы знания и любого последующего утверждения, относящегося к этому знанию, утверждение, содержащееся во всех других по необходимости, хочет ли это признавать любой конкретный оратор или нет. Аксиома – это утверждение, которое сокрушает оппонентов тем фактом, что они вынуждены принять ее и использовать во всех попытках ее отрицания. Пусть пещерный человек, не желающий принимать аксиому тождества, попытается изложить свою теорию без использования концепции аксиомы тождества или любой выведенной из нее концепции; пусть антропоид, не желающий признавать существования существительных, попытается создать язык без существительных, прилагательных или глаголов; пусть знахарь, не желающий принимать верность чувственного восприятия, попытается отрицать ее без использования данных, полученных путем чувственного восприятия; пусть охотник за головами, не желающий принимать верность логики, попытается доказать это, не пользуясь логикой; пусть пигмей, утверждающий, что небоскребу не нужен фундамент после того, как достроен пятнадцатый этаж, уничтожит основание под своим домом; пусть каннибал, рычащий, что свобода человеческого разума была нужна, дабы создать промышленную цивилизацию, но сохранять ее не нужно, получит лук со стрелами и медвежью шкуру, а не кафедру экономики в университете.

Думаете, они ведут вас обратно в мрачное Средневековье? Они ведут вас в такой мрак древности, какого не знает никакая история. Их цель – не донаучная эра, их цель – доязыковая эра. Их цель – лишить вас не концепции, от которой зависят разум человека, его жизнь и культура: концепция объективной реальности. Отождествите развитие человеческого познания и вы поймете цель этого кредо.

Дикарь – это существо, которое не постигло, что А есть А и что реальность реальна. Он остановил развитие своего разума на младенческом уровне, на той стадии, когда сознание получает первые чувственные восприятия и еще не способно различать твердые предметы. Это младенцу мир кажется маревом движения без вещей, и днем рождения его разума является тот, когда он понимает, что некто, мелькающий перед ним, – это мать, а колыхание позади нее – штора, что они – материальны и ни один не может превращаться в другой, что они есть то, что они есть, что они существуют. День, когда он понимает, что у материи нет воли, а у него есть, является днем его рождения как человека. Тот день, когда он понимает, что отражение, которое он видит в зеркале, – не иллюзия, что оно реально, но это не он сам, мираж, который он видит в пустыне – не иллюзия, что воздух и лучи света, создающие его, реальны, но это не город, а отражение города; тот день, когда он понимает, что он – не пассивный получатель впечатлений любого данного мгновения, что его чувства не дают ему самопроизвольного знания в отдельные, независимые от целого отрезки времени, а лишь материал для знания; его разум должен научиться интегрировать; день, когда понимает, что чувства не могут его обманывать, физические объекты не могут действовать без причины, а его органы восприятия физические и не обладают ни волей, ни способностью изобретать или искажать, и свидетельства, которые они дают ему, являются абсолютом, но разум должен научиться понимать этот абсолют, открывать природу, причины, всю сложность воспринимаемого чувствами материала, отождествлять вещи, которые он воспринимает. Все это день его рождения как мыслителя и ученого.

Дата добавления: 2015-03-29