Три основные формы актов поведения

Если бы кто-нибудь предпринял анализ взаимного поведения членов какой-нибудь социальной группы, совершенно игнорируя психические про­цессы, происходящие в психике каждого члена при том или ином поступке, и описывая только внешние формы актов поведения, то вся социальная жизнь, или все то, что делает социальное явление категорией, ускользнуло бы целиком из-под анализа такого исследователя. Общество превратилось бы в этом случае в простую сумму взаимодействующих "масс", люди стали простой совокупностью атомов и молекул или простыми "центрами сил", а их акты, поведение и поступки перестали бы быть "актами" и преврати­лись бы в простые "движения" этих масс. Ассоциация превратилась бы в простое "сложение сил", борьба — "в вычитание сил", убийство — в ряд движений "центра сил А" по отношению к "центру сил В"; акт убийства преступником жертвы качественно ничем не отличался бы в этом случае от операции хирурга и убийства солдатом врага на поле битвы, так как акты всех этих лиц с внешней стороны довольно близки и сходны. Для подобного исследователя не существовало бы ни актов борьбы, ни актов спасения, ни слов молитвы, ни слов ругани, ни поступков злых, ни поступков добрых — а все эти явления превратились бы в простую сумму тех или иных движений ряда "центров сил", их взаимных перемещений, в ряд звуковых комплексов определенной высоты и тона, с определенным числом колеба­ний и т. д. Одним словом, подобный исследователь, подошедший к анализу социального явления с чисто физическими и химическими методами и принципами, не увидел бы в социальном явлении ничего, кроме обычных физических и химических тел и их реакций. Как бы ни были прекрасны его микроскопы, телескопы и спектроскопы — он не найдет в актах людей и в них самих никакого элемента "добра" или "зла", "убийства" или "ненависти"; точно так же и в звуках, производимых людьми, он не услышит ни тона "проклят ия", ни тона "благословения", ни тона молитвы, ни тона "приказа"; его аппараты не покажут ему ничего подобного.

Всякая грань между человеком и его поступками, с одной стороны, и между физическими и химическими телами и их формами взаимодей­ствия — с другой, в этом случае исчезает¹.

Из сказанного понятно, что подобное изучение не есть изучение социального общения людей, а изучение людей как обычных физических тел. Для того чтобы возможно было изучение социального явления, то есть психического взаимодействия людей, необходимо должны быть привлечены и психологические категории и понятия. На наш вопрос, что такое право, мораль, религия, искусство и т. д., наш воображаемый исследователь отвечает нам, что право — это "соотношение сил", а пре­ступление — "утечка сил". Но ведь если право есть только соотношение сил, то чем же оно может отличаться от соотношения сил между грузом А и грузом В, находящимися на концах рычага? Ведь и тут тоже соотношение сил; но следует ли из этого, что соотношение грузов или сил А и В есть правовое отношение? И рассеяние теплоты благодаря лучеиспусканию есть также "утечка энергии". Но значит ли, что это рассеяние есть в то же время и преступление?

¹Примерами такого трактования могут служить, например, работы Остваль­да. Сознание для него есть лишь "лечение нервно-энергетического процесса". Война, преступление и наказание — есть лишь "утечка" энергии; продажа-покупка — "реакция обмена" и т. д. См. его "Философию природы". Спб., 1903.

Отсюда видно, что наш исследователь, изучая социальное явление по вышеуказанному рецепту, не только не дал бы анализа тех или иных социальных фактов, но даже не коснулся бы их, оставив социальное явление в стороне целиком.

Как уже выше было указано, в последнем всегда необходимо раз­личать, с одной стороны, психическую его сторону и, во-вторых, внеш­нюю сторону, объективирующую первую. Характер психических пере­живаний определяет собою характер поступков, подразделение первых обусловливает и подразделение вторых. Поэтому, анализируя социаль­ное явление, и в частности поведение людей, живущих в группе, и пыта­ясь расчленить на те или иные категории бесконечно разнородные поступки, следует всегда исходить из анализа тех психических пережива­ний, которыми сопровождается тот или иной акт поведения человека. Этот анализ даст ключ и к объяснению тех внешних актов, которые носят название поступков человека, из совокупности которых и слагает­ся его поведение

Со времени своего рождения вплоть до смерти каждый человек непрерывно действует, производит бесчисленное множество актов и по­лучает в ответ на эти акты бесчисленное множество реакций от других людей, в обществе которых он живет. Из совокупности его поступков создается его поведение; характер первых определяет собою и характер последнего. Эти акты по своему конкретному виду настолько разнород­ны и разнообразны, что нет никакой возможности хотя бы приблизите­льно перечислить и описать их. Но эта конкретная разнородность, однако, не мешает с известной точки зрения сгруппировать все эти поступки в определенные разряды и подвести их под вполне определен­ные немногочисленные категории.

Можно указать две такие основные категории, под которые по­дойдут все поступки человека. Одни акты человека есть делание чего-нибудь, другие акты — есть "неделание" чего-нибудь. Всякий конкрет­ный акт подойдет под одну из этих категорий.

Последняя категория "не делать" до последнего времени обычно понималась как категория "воздержания" от чего-нибудь. Поэтому все акты "неделания" и определялись как акты "воздержания".

Профессор Л. И. Петражицкий внес в это мнение поправку и вполне правильно указал, что не следует смешивать акты "воздержания" с ино­го рода актами "неделания", обозначаемыми им термином "терпение".

Стоит сравнить психический характер актов "воздержания" и актов "терпения", и разница между ними сразу становится ощутимой. Первые акты есть акты пассивные, состоящие в воздержании от каких-либо действий, а вторые есть акты активные, состоящие именно в терпении ряда воздействий, исходящих от других людей.

Если взять, например, христианское изречение: "Не противься зло­му" или "Если ударят тебя в правую щеку, то подставь обидчику и левую", то акты, предписываемые этой заповедью, получают су­щественно различный вид в том случае, когда мы будем толковать их как "акты воздержания", с одной стороны, и как "акты терпения" — с другой.

В первом случае эти акты получают характер пассивного воздержа­ния от сопротивления обидчику. Действиям его не противятся, как необходимому злу. Если бы можно было сопротивляться им, не нару­шая нравственного закона, то такое сопротивление было бы желательно и необходимо.

При второй же интерпретации этих актов они гласят: терпи обиды, ибо это терпение есть великая добродетель, в этом терпении есть великая ценность и для него нужны великие способности. Не несо­противление, а именно терпение нужно и требуется, чтобы победить зло и уготовить царство Божие. Не пассивное воздержание, а лю­бовное действенное терпение подчеркивается во втором случае. Уже Достоевский с обычной прозорливостью подчеркнул эти акты терпения и в противоположность Толстому в этом смысле — смысле терпения — разъяснил заповедь Христа "не противься злому". "Пред иною мыслью станешь в недоумении, — говорит у него старец Зосима, — особенно видя грех людей, и спросишь себя: "взять ли силой али смиренною любовью". Всегда решай: "возьму смиренною любовью". Решишься так раз навсегда, и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное — страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего"¹. Очевидно, что эта "смиренная любовь" не есть пассивный акт воздержания, а именно активный акт терпения.

Итак, совокупность всего поведения человека распадается на ряд актов и поступков, а последние при всей их эмпирической разнородности представляют 1) или делание чего-нибудь (facere); 2) или неделание (non-facere) чего-нибудь, в свою очередь распадающееся на разновид­ности: а) актов воздержания (abstinere) и б) актов терпения (pati).

Если теперь мы возьмем каждую из трех категорий поступков от­дельно и попытаемся проанализировать различные акты, подходящие под эту категорию, то увидим, что не все эти акты сопровождаются одинаковым психическим переживанием². Каждый из людей совершает множество актов делания. Так, например, я сегодня два часа занимался в конторе; заплатил 20 рублей моей хозяйке за комнату, возвратил товарищу взятые у него взаймы деньги и т. д. Все эти акты "делания" имели между собой то общее, что их делание или даже представление об этих действиях сопровождалось и сопровождается у меня своеобразным переживанием "обязанности". Я занимался в конторе потому, что "обя­зан" был заниматься, а хозяин конторы "имел право" требовать от меня этих занятий. Я отдал хозяйке деньги потому, что "обязан" был отдать, а за ней имелось право получать их.

То же самое переживание было у меня и при совершении акта — возвращения долга товарищу.

Подобных же актов делания я совершил еще очень много с той только разницей, что в этих случаях я за собой признавал право требо­вать от других ряда актов, а другим приписывал "обязанность" совер­шить эти акты. Утром я послал прислугу в лавку, и она пошла туда, затем попросил ее вычистить ботинки, и она вычистила... Я требовал от нее этих поступков потому, что себе приписывал право требовать их, а ей приписывал обязанность исполнить их.

Подобные же акты, сопровождаемые особым переживанием, наделя­ющим одних правами, а других — обязанностями, имеются и в оста­льных двух категориях актов: в актах воздержания и терпения.

Мне, например, очень хотелось взять несколько книг, которые были выставлены в витрине магазина, но я этого не сделал, воздержался, потому что "обязан" был не делать, а хозяин магазина имел право не терпеть моих покушений на его добро. Таким образом, этот акт "неде­лания" у меня сопровождался переживанием, наделявшим меня обязан­ностью "неделания" (воздержания от акта), а хозяина правом нетерпения.

¹ Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. Спб., 1895. Т. 1. С. 379—380.

² Само собой разумеется, что в дальнейшем принимаются во внимание только акты сознательные, а не рефлексо-инстинктивные или бессознательные.

Аналогичные же переживания я нахожу у себя и при третьей катего­рии актов — актов терпения. Мне, например, очень мешает плач ребенка в соседней комнате, и я бы с удовольствием переместил его в другую квартиру. Но я воздерживаюсь от этих актов и смиренно терплю ею плач, так как считаю себя обязанным терпеть его, а ребенку или его родителям приписываю право производить шум. Очень часто на заседа­ниях научных кружков мне не нравились многие ораторы, которые, не говоря ничего существенного, отнимали своими речами массу времени. Мне иногда хотелось бы прервать их и лишить слова. Но я этого не делал, так как сознавал, что я должен терпеть их, а они имеют право говорить.

Из этих примеров видно, что в каждой категории моих поступков (facere, abstinere и pati) имеется ряд актов, которые сопровождаются специфическими психическими процессами, наделяющими меня или других определенными правами и обязанностями. Назовем для краткости всю категорию актов, сопровождаемых указанными психическими пережива­ниями, категорией "должно-дозволенных " актов, поведение, состоящее из подобных поступков, — Эоллсно-дозволенным поведением, а взаимоот­ношения, устанавливающиеся между мной и другими на основе подо­бного поведения, — дозволенно-должньшм взаимоотношениями.

Спрашивается теперь, все ли разряды актов (facere, abstinere и pati), совершаемых мной, обладают этим "должно-дозволенным" характером, то есть все ли мои акты сопровождаются указанными психическими процессами, наделяющими одних субъектов "правами", а других "обя­занностями"?

Очевидно, что нет. Я, например, дал сегодня "на чай" швейцару (акт facere); проработал вместо положенных двух часов четыре часа в кон­торе (facere); воздержался от выговора хозяйке за то, что она не прибра­ла вовремя в моей комнате (abstinere); не взял денег с товарища за работу, которую я ему сделал (abstinere); терпел в течение часа присутст­вие ребенка в моей комнате, хотя и имел право его выпроводить оттуда (pati); терпел ругань пьяного на улице, хотя мог попросить городового его задержать и отправить в участок (pati) и т. д.

При всех этих актах я не приписывал никакой обязанности себе и права другим. Я не был "обязан" дать швейцару "на чай", а за ним не признавал никакого права требовать от меня денег. Я не был обязан работать в конторе 4 часа, и хозяин не имел права требовать от меня лишней двухчасовой работы. Я "имел право" сделать выговор хозяйке, а ее обязанностью считал выслушание выговора и принятие его к сведе­нию. Но я не сделал этого. То же самое было и в других случаях. При совершении всех этих актов я не переживал никакой "связанности" или обязанности. Все эти акты у меня были добровольны, на которые никто не мог претендовать и требовать их от меня.

Под тем же углом зрения я "понимаю" и ряд актов друтих людей, совершаемых по отношению ко мне. Так, например, профессор X одол­жил мне ряд книг, хотя и не был обязан это сделать. Хозяйка квартиры согласилась подождать следуемые ей 20 рублей, хотя и не обязана это делать. Мой знакомый подарил мне ряд ценных книг, хотя я сознаю, что я не имел права требовать их от него, а он не обязан был дарить их мне, и т. д. Во всех этих случаях и в бесчисленном множестве подобных случаев я рассматриваю их акты как акты вполне добровольные, к кото­рым их ни я, ни никто другой обязывать не может. Все эти акты являются "услугами" этих лиц по отношению ко мне, услугами, продик­тованными желанием сделать мне нечто приятное, полезное и т. д. Точно так же и я, давая швейцару на чай, работая лишние 2 часа, добровольно оказывал швейцару и хозяину конторы услуги, нечто приятное и желательное для них (с моей точки зрения). Итак, в каждом разряде актов (facere, abstinere и pati) мы наряду с актами "дозволенно-должными", сопровождающимися "атрибутивно-императивным" пере­живанием, находим вторую категорию актов, актов добровольных, со­вершаемых ради желания доставить кому-либо приятное и вообще нечто хорошее.

Эти акты по самому своему характеру определяются двумя чертами: 1) они добровольны, 2) не противоречат "дозволенно-должным" (атрибу­тивно-императивным) переживаниям и убеждениям. Они никогда не идут вразрез с последними и никогда не нарушают их. Потому-то они именно и желательны, что они не противоречат "должному" шаблону поведе­ния. Но тогда как последние всегда определенно регламентированы, и тогда как взаимоотношение двух субъектов, согласно им, носит всегда двусторонний связанный характер, в актах второй категории нет ника­кого "обязывающего" переживания. Если хочу я их совершить — совер­шу, не хочу —• никто не может претендовать на них. Они своего рода роскошь, ни для кого не обязательная, но желательная или рекоменду­емая. Назовем для краткости эти добровольные акты, не противореча­щие "должному " поведению кого-нибудь, но желательные с его же точки зрения, представляющие своего рода избыток благоволения, актами рекомендуемыми (с точки зрения того же лица); поведение, состоящее из подобных актов, поведением рекомендуемым; а взаимоотношение, уста­навливающееся между данным лицом и другим на почве совершения подобных актов, — взаимоотношением рекомендуемым¹.

Но исчерпывается ли каждая категория поступков и этими двумя видами должных и рекомендованных актов? Очевидно, что нет. Я могу себе представить, что я не пойду на работу в контору, что я убью сегодня кого-нибудь, что я пойду и украду или силой возьму нужную мне вещь в магазине, или не заплачу хозяйке ничего, а жить в комнате буду. Стоит мне представить подобные акты, идущие вразрез с моими же представле­ниями "должных" актов и взаимоотношений и нарушающие их, стоит мне представить, а тем более совершить эти акты, и у меня непроизволь­но возникает в душе некоторое отвращение к этим актам и переживание их "недозволенности". Они кажутся мне чем-то недопустимым, запре­щенным именно потому, что они противоречат тому поведению, кото­рое в моих же глазах имеет характер должного.

Подобное же переживание "недозволенности" возбуждает во мне и ряд чужих актов, совершаемых по моему ли адресу кем-нибудь, или по адресу других людей.

Если бы кто-нибудь вздумал без моего позволения и даже вопреки запрещению расположиться в моей комнате и не пускать меня в нее; или если бы кто-нибудь ударил меня на улице или обругал без всякого повода — то все эти акты мной рассматривались бы как акты недопу­стимые и запрещенные.

Стоит мне далее представить себе картину, где более сильный бьет более слабого потому только, что он более сильный, стоит представить себе ряд поступков разврата, лжи, нечестности, насилия, угнетения, совершаемых кем-либо, — и все эти факты, как дейст­вительные, так и воображаемые, мной непроизвольно квалифицируются

¹ Как видно из сказанного, акты "рекомендуемые" "морально однородны" с "дозволенно-должными", но превосходят их норму, а благодаря этому обсто­ятельству количественное различие переходит в качественное: обязательно-право­мочное отношение переходит во взаимно-добровольное.

как акты запрещенные, нарушающие мои убеждения должного поведе­ния и потому отталкивающие меня. Все подобные акты, нарушающие шаблоны должного поведения и противоречащие им, и поведение, состо­ящее из подобных актов, назовем поведением и актами запрещенными или недозволенными.

Каждая из указанных выше категорий поведения, будучи данной у всех людей, может быть различной по содержанию для различных лиц. Для каждого человека тот или иной акт войдет в одну из этих трех категорий в зависимости от того, каковы его представления "дозволен­но-должного" поведения. Категория "должных" актов — есть основная категория, и ее характером обусловливается принадлежность того или иного акта к той или другой категории. Если, например, мы возьмем члена древних обществ, считающего в качестве "должного" акта убийст­во чужеродца, то, очевидно, акт неубийства его будет им квалифициро­ваться как акт запрещенный, а убийство особенно большого количества врагов — как акт рекомендуемый. Те же акты получат совсем иную квалификацию со стороны человека, для которого в данной сфере "должным" шаблоном поведения будет принцип "не убий". Убийство в этом случае будет актохм запрещенным, оставление жизни врагу

— должным, а любовь к врагу — рекомендуемым.

Если обратиться к иной сфере социальных отношений, например половых, го и здесь те или иные формы поведения будут сопровождать­ся различными переживаниями, например, у первобытного человека и человека-христианина.

Для первого сожительство со многими женщинами (определенной половины клана и определенной возрастной группы) будет должной формой поведения. Совершенное воздержание от половой жизни — или попытка не допустить к своим женам других мужчин — явится уже актом недозволенным. Иначе отнесется к этим видам поведения христи­анин. С его точки зрения "должное" поведение в данной сфере есть моногамический брак, "во образ союза Христа с церковью". Рекоменду­емое — безбрачие и целомудрие, запрещенное — половая жизнь вне брака или жизнь со многими женщинами. Эти нормы установлены Христом и отчетливо сформулированы апостолом Павлом. "Могий вместити, да вместит", — говорит Христос, рекомендуя целомудрие, дозволяя брак и запрещая блуд¹. "Безбрачным же и вдовам говорю, — пишет апостол Павел, — хорошо им оставаться как я, но если не
могут воздержаться — пусть вступают в брак. Если и женишься, не
согрешишь; и если девица выйдет замуж — не согрешит. Посему выда­
ющий замуж свою девицу поступает хорошо: а не выдающий — поступа­
ет лучше"... "Бегайте блуда", ибо "ни блудники, ни прелюбодеи, ни
малакии. ни мужеложники... царства Божия не наследуют"².

И в окружающей нас социальной жизни мы сплошь и рядом можем констатировать эту разнородность содержания каждой категории у раз­личных людей и групп. Один и тот же акт, например забастовка рабочих, одними считается актом должным, друтими — запрещенным. Из всех подобных примеров можно видеть, что хотя содержание каждой катего­рии может быть и различно у различных людей, но наличность этих разрядов дана в сознании каждого (кроме тех, разумеется, кто страдает этическим идиотизмом и психической тупостью).

Теперь сделаем краткое резюме сказанного. Все акты каждого из

¹ См.: Евангелие от Матфея, 19: II—12.

² См.: 1-е послание коринфянам, 7:8, 9, 28, 36—38; 6:10, 18.

разрядов facere, abstinere, pati по характеру психических переживаний распадаются на три основные категории, на:

1) Акты "дозволенно-должные", которыми являются поступки, соот­ветствующие представлениям "должного" поведения, атрибутивно-императивным переживаниям. Это суть или акты осуществления прав, или акты осуществления обязанностей. Если поведение кого-нибудь соответствует тем правам и обязанностям, которыми я или другой его наделяет, то его поведение в моих глазах или в глазах этого другого есть поведение должное, если оно не соответствует — то оно перестает быть таковым. То же самое получится и с точки зрения другого человека.

2) Акты "рекомендуемые". Такими актами для каждого человека будут акты, не противоречащие его представлениям дозволенно-должного поведения, но представляющие сверхнормальную роскошь, избыток над необходимым минимумом "доброго" поведения, каковым является до­ зволенно-должное поведение, и потому всегда желательные. Эти акты добровольны и потому не носят в себе никакого элемента обязанности.

3) Акты "запрещенные" или "недозволенные". Такими актами для каждого будут те акты, которые противоречат его представлениям "должного" поведения и нарушают его "должную" норму поведения (акты, противоречащие атрибутивно-императивным переживаниям).

4) Эти категории — категории чисто "формальные". Хотя они и даны в сознании каждого человека, но эта наличность их еще не обусловливает тождественности "содержания" каждой категории у различных людей. Один может считать "должным" один шаблон поведения, а другой — иной. Сообразно с этим неодинаковыми будут и те акты, которые каждый из них будет считать рекомендуемыми и запрещенными.

Дата добавления: 2015-05-06