Общие принципы вертикальной мобильности 2 страница

В общем, до XIII века не было особых юридических препятствий для социального восхождения. Последний простолюдин, если он смелый и способный, мог стать дворянином — chevalier⁴*; тот, кому по силам было купить поместье, также мог стать дворянином. Не требовалось никакой санкции короля для признания законности дворянского досто­инства. Но после XIII века появились первые симптомы социальной изоляции и один за другим стали отсекаться пути проникновения в вы­сшие классы⁵. Мобильность, правда, не исчезла вовсе, но она резко сократилась на протяжении XIII и первой половины XIV века.

Столетняя война, крестьянское восстание (Жакерия), парижское вос­стание 1356-—1358 годов, междоусобная борьба бургундцев и арманья-ков вновь сдвинули вертикальную мобильность со второй половины XIV века с нулевой отметки. Новые люди опять стали проникать в высшие слои знати, численно сокращалась старая знать. Помимо традиционных каналов социального восхождения стали появляться но­вые: королевские legistes⁶*, муниципалитеты и городские коммуны, гиль­дии и, наконец, накопление капитала. С колебаниями этот процесс продолжался до начала XVIII века, то есть до тех пор, пока вновь не появились сильные препятствия мобильности⁷. Великая французская революция и период Наполеоновской империи (когда, "кто был ничем, стал всем" и наоборот) ознаменовали эпоху наивысшей по интенсив­ности вертикальной мобильности. Таковы вкратце основные циклы вер­тикальной социальной мобильности во Франции.

¹ De Coulanges F. Les Transformations de la royaute pendant I'epoque Caroiingienne. P. 47, 66, 96, 424; Viollet. Histoire du droit civil francais. P., 1893. P. 251; Kolabinska M. La Circulation des elites en France. Lausanne, 1912. P. 1115.

² * гофмейстер, камергер (фр.).

³ Luchaire A. Manuel des instituts frabsaises. P. 257 ff.; Flach S. Les origines de 1'ancienne France, X et XI Siecles. Vol. 1. P. 721; Guizot F. The History of Civilization. Vol. 1. P. 67 ff, 203 205.

⁴ * рыцарь, кавалер (фр.).

⁵ Kolabinska M. La Circulation des elites en France. P. 19 -32; Esmein. Cours d'histoire du droit fransais. P. 231 ff., 680 ff.

⁶ "легисты (фр.) образованные чиновники, знатоки законов.

⁷ Kolabinska M. La Circulation des elites en France. P. 19—32; Esmein. Cours d'histoire du droit fransais. P. 231 ff., 680 ff. Ch. 2—4.

Изучение вертикальной мобильности внутри политической страти­фикации других стран обнаруживает периоды особенно ярко выражен­ных перемещений. В истории России такими периодами были: вторая половина XVI века — начало XVII века (правление Ивана Грозного и последующее междуцарствие), царствование Петра Великого и, нако­нец, последняя русская революция. В эти периоды почти по всей стране старая политическая и правительственная знать была уничтожена или низложена, а "выскочки" заполнили высшие ранги политической аристо­кратии. Хорошо известно, что и в истории Италии таковыми были XV — XVI века. XV век с полным правом называют веком авантюристов и проходимцев. В это время историческими протагонистами часто были люди из низших сословий. Никто больше не обращал внимания на традиции и условности; все определяли личные качества¹.

¹ Villari P. The Life and Times of N. Machiavelli. Vol. 1. P. 8.

В истории Англии такими периодами были следующие эпохи: заво­евание Англии Вильгельмом, гражданская война середины XVII века.

В истории США — середина XVIII века и период гражданской войны.

В большинстве европейских стран Ренессанс и Реформация представ­ляли собой периоды чрезвычайно интенсивной социальной мобильности.

Наконец, и наше время с начала XX века принадлежит к очень "мобильному" веку в смысле политических и экономических перемеще­ний. Это все тот же век авантюристов, проходимцев и карьеристов. Ленин и другие диктаторы в России, Муссолини и фашистские лидеры Италии, Мазарик и чешские политические деятели, Мустафа Кемаль в Турции, Радич и другие "новые люди" в Сербии, Реза-хан в Иране, политическое руководство Эстонии, Польши, Латвии, Литвы, лейбо­ристское правительство Великобритании, социал-демократическое пра­вительство Германии, новые лидеры Франции и т. д., с одной стороны, полное уничтожение или низложение королевских фамилий Габсургов, Гогенцоллернов, Романовых, Оттоманов и др., а также политической аристократии конца XIX века, с другой, — все это очень явно свидетель­ствует о мобильном характере нашей эпохи, по крайней мере в области политической мобильности.

Все, что было сказано о флуктуациях мобильности в сфере полити­ческой стратификации, можно повторить и по отношению к экономичес­кой и профессиональной вертикальной мобильности.

Чтобы не быть многословным, я опущу соответствующий историчес­кий экскурс для подтверждения этого тезиса. Впоследствии я еще приве­ду данные, которые в какой-то степени прояснят этот процесс.

На основании всего вышесказанного и того, о чем еще пойдет речь, можно считать, что и четвертое утверждение ратифицируется всем хо­дом истории.

Пятое утверждение. В вертикальной мобильности в ее трех основных формах нет постоянного направления ни в сторону усиления, ни в сторону ослабления ее интенсивности и всеобщности. Это предположение дейст­вительно для истории любой страны, для истории больших социальных организмов и, наконец, для всей истории человечества. Таким образом, и в области вертикальной мобильности мы приходим к уже известному нам заключению о "ненаправленных" колебаниях.

В наш динамичный век триумфа избирательной системы, про­мышленной революции и особенно переворота в транспортных сре­дствах такое утверждение может показаться странным. Динамизм нашей эпохи заставляет верить в то, что история развивалась и будет развиваться в направлении постоянного и "вечного" увеличения ве­ртикальной мобильности. Нет необходимости повторять, что многие социологи придерживаются именно такого мнения¹. Тем не менее если исследовать все их доводы и обоснования, то можно убедиться, насколь­ко они шатки.

А). Во-первых, последователи теории ускорения и усиления мобиль­ности обычно отмечают, что в современных обществах нет ни юридичес­ких, ни религиозных препятствий к социальным перемещениям, которые существовали в кастовом или феодальном обществах. Если представить на мгновение, что утверждение это верно, то ответ будет таковым: неправомочно делать подобное заключение о "вечной исторической тенденции" на основании опыта последних 130 лет. Это слишком корот­кий миг по сравнению с тысячелетней историей человечества, которая только и может быть достаточным основанием для признания сущест­вования постоянной тенденции. Во-вторых, даже в рамках этого 130-летнего периода эта тенденция ясно не проявилась у большей части человечества. Внутри больших социальных сообществ Азии и Африки ситуация еще достаточно неопределенная: кастовая система все еще жизнеспособна в Индии, Монголии, Маньчжурии, Китае и на Тибете, среди коренного населения многих других стран. В свете этих уточнений всякая ссылка на феодализм во имя сравнения со "свободным" со­временным периодом теряет свое значение.

Б). Предположим, что уничтожение юридических и религиозных препятствий действительно приведет к усилению мобильности. Хотя и это можно оспорить. Это было бы так, если бы на месте уничтоженных препятствий не возводились новые. В кастовом обществе невозможно быть знатным, если ты не из знатной семьи, но можно быть знатным и привилегированным, не будучи богатым. В современном обществе возможно быть благородным, не будучи рожденным в знатной семье, но, как правило, необходимо быть богатым². Одно препятствие вроде бы исчезло, появилось другое. Теоретически в США любой гражданин может стать президентом. Фактически 99,9% граждан имеют так же мало шансов на это, как и 99,9% подданных любой монархии стать самодержцем. Один вид препятствий уничтожается, устанавливается другой. Под этим подра­зумевается, что устранение препятствий к интенсивному вертикальному перемещению, типичных для кастового и феодального общества, не означает их абсолютного уменьшения, а только замену одного вида помех другим. Причем еще не известно, какие препятствия — новые или старые — более эффективны в сдерживании социальных перемещений.

¹ Fahlbeck. Les classes sociales // Bulletin de l'lnstitut Internationa! de Statistiques. Vol. 12; Fahlbeck. La noblesse de Suede // Bulletin dc l'lnstitut International de Statistiques. Vol. i5; Fahlbeck. La decadence et la chute des peuples // Bulletin de l'lnstitut de Statistiques. Vol. 18; D'Aeth F. G. Present Tendencies of Class Differentiation // The Sociological Review. 1910. P. 269---272.

² А это крайне необходимое условие для включения человека, к примеру, в американский "социальный регистр".

В). Третий контраргумент гипотезе постоянного направления — са­мо фактическое движение мобильности в истории различных наций и крупных социальных организмов. Очевидно, что наиболее мобиль­ными были первобытные племена с их ненаследуемым и временным характером лидерства, с их легко переходящим от одного человека к другому общественным влиянием, зависящим от обстоятельств и ин­дивидуальных способностей. Если в дальнейшей истории проявится тенденция к усилению мобильности, то и она не может быть оправдани­ем гипотезы о постоянной тенденции, так как на заре истории регуляр­ное социальное перемещение было более интенсивным, чем на последующих ступенях развития. Более того, приведенные выше замечания о флуктуации мобильности в истории Индии и Китая, Древней Греции и Рима, Франции и других упоминавшихся стран не показали никакой постоянной тенденции к увеличению вертикальной мобильности. То, что происходило, суть всего лишь изменения, при которых периоды большей мобильности вытеснялись впоследствии периодами стагнации. Если дело обстоит так, то "теория направленного развития" не ос­новывается на исторических фактах. Да и вообще из единичных фактов не следует заключать, что нечто повторится в будущем снова. Но еще большая ошибка — выводить из неслучившихся в прошлом фактов прогнозы на будущее.

Г). Более того, очень часто признается как нечто совершенно очевид­ное, чю вертикальная социальная мобильность в настоящее время на­много сильнее, чем в прошлом. Но и это всего лишь предположение, которое не было проверено. И мне кажется, что такие компетентные исследователи, как Э. Левассёр, не ошибались, когда подвергали сомне­нию такое предположение, утверждая, что социальные перемещения в XVII веке были неменьшими, чем в XIX веке. На расстоянии все кажется серым и бесформенным, и мы склонны думать, что в отдален­ном прошлом все было плоским, серым и статичным. Порой дейст­вительно трудно решить, сильнее ли вертикальная мобильность в со­временных демократических обществах, чем она была в прошлой ис­тории Европы или где-нибудь в другом месте. Если же нет оснований постулировать этот тезис, не следует и предполагать обратное. А это значит, что направление мобильности неопределенное.

Д). В качестве доказательства теории восходящей тенденции ее сто­ронники часто указывают на уменьшение фактора наследования высоких социальных позиций и на замену его на фактор выборности. Избранные президенты вместо легитимных монархов, избранные или назначенные верховные администраторы вместо наследственной знати, талантливые восхожденцы вместо наследственных владельцев учреждений и т. д. — таков их аргумент. Сожалею, что мне приходится указывать на элементарные факты, которые, как кажется, забыли защитники этого аргумента. Во-первых, принцип выборности лидеров и королей или других высокопоставленных общественных лиц в прошлом был известен ничуть не меньше, чем сейчас. Вожди и короли большей части первобыт­ных племен выбиралась¹. Консулы, трибуны и другие политические позиции в Древнем Риме были выборными. Римские императоры избира­лись или становились императорами в результате насилия или борьбы за власть. Римские католические папы и верховные авторитеты средневеко­вой церкви всегда избирались. Власть во многих средневековых респуб­ликах также выбиралась². И это очевидно для каждого, кто хоть немного изучал историю. Но нам могут возразить, что в прошлом эти авторитеты избирались узким кругом привилегированного меньшинства, а сейчас мы имеем дело со всеобщим избирательным правом. И вновь это утвержде­ние неверно. В прошлом во многих политических организациях выборы были всеобщими.

¹ Hobhouse L., Wheeler G., Ginsberg M. The Material Culture and Social Institutions of the Simpler Peoples. P. 50 ff.

² Carlyle R., Carlyle A. J. A History of Medieval Political Theory. Vol. 1. Ch. 4; Vol. 2. P. 75, 253—254; Vol. 3. P. 30, 31, 51, 168—169; De Wulf M. Philosophy and Civilization in the Middle Ages. 1922. Ch. 11; De Labrioile P. History and Literature of Christianity. N. Y., 1925. Bks. 1, 3—4.

С другой стороны, 300 миллионов населения Индии или других британских колоний, аборигенное население колоний Франции, Бельгии также не имеют права голоса при выборах правительства в метрополиях и выработке законов, которые ими управляют. Все это и мираж всеобщности сегодняшнего избирательного права делают ар­гументы в пользу тенденции перехода от наследования власти к ее выборности ошибочными.

Неверно также и то, что самые высокие социальные позиции, как, например, ранг монарха, сейчас остаются в руках одной и той же династии на более, правда, короткий срок, чем в прошлом.

Ответ дают следующие цифры. Если существующие династии Анг­лии, Дании, Нидерландов, Испании и Италии царствуют более 200 лет, а династии Габсбургов, Романовых, Оттоманов, Гогенцоллернов, не говоря уж о других, правили более 300—400 лет (мы не должны забы­вать, что они были низложены только вчера), то в прошлом средняя продолжительность правления династий была скорее короче, чем длин­нее. В Древнем Египте 3-я династия правила 80 лет; 4-я — 150 лет; 5-я

— 125 лет; 6-я — 150 лет; 7-я и 8-я, вместе взятые,—30 лет; 9-я и 10-я, вместе взятые,—285 лет; 11-я — 160 лет; 12-я — 213 лет; время правления 13— 17-й династий — 208 лет; 18-я — 230 лет; 19-я — 145 лет; 20-я — 110 лет; 21-я — 145 лет; 22-я — 200 лет; 23-я — 27 лет; 24-я — 6 лет; 25-я 50 лет; 26-я — 138 лет; некоторые "вновь появлявшиеся" династии царствовали от 3 дней до одного-двух лет¹. Нечто подобное мы наблю­ даем и в последовательной смене китайских династий². В Древнем Риме
ни одна из династий не правила больше 100 лет, большая же их часть правила несколько лет или даже несколько месяцев (или даже несколько дней). Меровинги проправили во Франции около 260 лет, Каролинги — около 235 лет, Капетинги — 341 год, Валуа — 261 год. Этих примеров достаточно, чтобы показать, что не существует никакого "ускорения" или сокращения "наследственного сохранения позиции монарха" в современный период по сравнению с прошлым. Что же касается вновь образованных республик, то и они могут легко уступить место монархиям в будущем, как это уже не раз происходило в истории. Современные республики следует сравнивать с древними; такое сравнение приводит к заключению, что в древних республиках сохранение положения главы государства внутри одной семьи было столь же коротким, как и в настоящее время.

Е). Что касается "новых" людей и карьеристов в прошлом и насто­ящем, то список этих неожиданно выдвинувшихся людей среди монар­хов и руководителей государств был дан выше. Согласно списку, про­цент "новичков" среди императоров Западной и Восточной Римских империй был выше, чем среди президентов Франции и Германии; он близок к проценту президентов-"высхочек" США, которые выдвинулись из бедных классов, но намного выше, чем процент этих людей среди монархов и правителей европейских стран за последние несколько сто­летий. В Европе, за исключением России, процент выдвинувшихся из нижних слоев до позиции монарха в прошлом был выше, чем в самое последнее время. К этим данным можно добавить, что удельный вес римских католических пап, которые выдвинулись из беднейших классов, составляет 19,4%, из средних классов — 18,8, а из знатных и богатых слоев общества — 61,8%. Выдвижение пап из низших слоев общества также более типично отдаленному прошлому, чем последним двум столетиям³.

¹ Breasted J. H. A. Ancient Records of Egypt. Chicago, 1906. Vol. 1. P. 40-47.

² Lee M. P. H. The Economic Principles of Confucius. P. 38 ff.

³ Sorokin P. The Monarchs and the Rulers.

Тенденция к непотизму или к наследственному сохранению позиции "папы" внутри одной семьи была заметной, хотя и не в начале истории христианской церкви, как следовало бы ожидать по гипотезе направленного развития, а много позднее — в XIII—XVI веках. То же можно сказать и о верховных церковных авторитетах, и высших эшело­нах знати в европейском обществе.

Этих фактов, перечисление которых можно было бы продолжить ad libidum¹*, достаточно, чтобы оспаривать вышеупомянутые "тен­денции" перехода от наследуемой к выборной или свободно дости­гаемой "позиции".

Ж). Если бы я и уверовал в какую-либо постоянную тенденцию в этой области, то скорее попытался бы доказать, как социальный организм, старея, становится все более и более неподвижным, а переме­щение индивидов — менее интенсивным. Хотя я и не уверен в сущест­вовании такой тенденции, тем не менее есть много фактов, ее подтверж­дающих. В Египте строгий обычай наследования официальных постов появился сравнительно поздно, не ранее, видимо, 6-й династии². В Спар­те на самых ранних периодах иностранцы допускались в ранг полно­правных граждан, позднее же группа спартанской знати стала эзотерич-ной, и чужеземцы допускались туда лишь в самых чрезвычайных случа­ях³. В Афинах, несмотря на резкие перепады мобильности во время потрясений, тенденция к устойчивости опять-таки проявилась в более поздние времена. Собственно граждан Афин, как известно, было немно­го. И чтобы лучше использовать деньги, которые вымогались у союз­ников, в 451 году до нашей эры Перикл ввел закон, по которому "никто не допускается до привилегий (полного гражданства), кто не рожден от обоих родителей, уроженцев Аттики и полных граждан"⁴. Хотя позднее в гражданском корпусе обнаруживаются бывшие рабы, но "тем не менее уникальность соответствующих текстов доказывает, что право граждан­ства предоставлялось редко и с большими сложностями метекам и воль­ноотпущенникам"⁵. В Венеции до 1296 года ранг аристократии был открытым, а с 1775 года, когда аристократия утрачивает свое былое значение, ее ранги становятся закрытыми, только время от времени эти устои нарушались редким проникновением новых людей. Такова же была и тенденция у средневекового дворянства и рыцарства, хотя опять-таки изначально ситуация была совершенно иной⁶. В конце Римской империи все социальные страты и группы стали совершенно закрытыми. Высшие слои христианской церкви, будучи открытыми в первые века своего существования даже для рабов, позднее постепенно закрывались также и для тех, кто попросту не смог подняться достаточно высоко из низших социальных слоев. Ранг королевской знати был доступен любо­му при Меровингах и Каролингах, но позднее становится исключитель­ным и непроницаемым для новых людей. Такая же тенденция наблюда­ется и в истории средневековых гильдий. Даже самый высокий слой мастеров в течение первых столетий истории гильдий был доступен для проникновения любым ученикам и подмастерьям, но с начала XVI столетия четко просматривается тенденция к изоляции и кастовости.

¹ * сколько угодно (лат.).

² Breasted J. H. A. A History of the Ancient Egyptians. P. 117, 146.

³ Schoeman G. F. Antiquites grecques. P., 1884. Vol. 1. P. 224; Стравон. География. 8, 5, 4; Аристотель. Политика. 2, 6, 12.

⁴ Аристотель. Афинская полития. Гл. 26.

⁵ Beauchet. Histoire du droit prive de la republique athenienne. P., 1897. Vol. 1. P. 488.

⁶ Mommsen T. La droit publique romaine. Vol. 6. S. 48.

Буржуазия и так называемый средний класс были открытыми в начале своей истории, но позднее проявили ту же кастовую тенденцию (во Франции после XII в., а в Англии после XV в.). Это в равной мере относится и к финансовой, и к промышленной, и к юридической (леги-сты) аристократии во Франции и в других европейских странах. Даже в США, несмотря на короткую и довольно скромную родословную семей "социального реестра", эти семьи проявили весь набор претензий на аристократическую кастовость.

Нет необходимости продолжать перечисление фактов. Очевидно, что тенденция к социальной исключительности и прочности на поздних стадиях развития многих социальных организмов была довольно типич­ной. Но не будем спешить объявлять эту тенденцию постоянной. Она упомянута здесь только для противопоставления мнимой тенденции усиления социальной мобильности с ходом истории.

Всего, что было сказано, думаю, достаточно, чтобы бросить вызов мнимым теориям направленного движения.

Дата добавления: 2015-05-06