Несправедливые Сделки

Зазвонил колокол, и по всей деревне побежали гномы, крича:

— Элсбит, бабушка Румпа, покинула землю!

Гномы извещали о смерти ровно так же, как и обо всем остальном, с визгливым восторгом. И этим утром я презирал этих низкорослых пухлых созданий, передвигающихся вразвалочку, как никогда. Я вышел на улицу и стал кидать снежки в каждого пробегающего мимо гнома, но ни в одного не попал.

Более подходящего времени для слез не было, но я не мог плакать. Всё внутри меня высохло и опустело, я был как засохшее дерево. Я не заплакал, когда понял, что бабуля не проснется. Я не плакал, когда пришли гномы, накрыли её и забрали. Я не плакал и тогда, когда её опустили в твердую, замерзшую землю. Я не заплакал, когда мама Краснушки дотронулась до моего плеча и вложила ломоть ещё теплого хлеба мне в руки.

Когда я вернулся домой, он был похож на курятник, в котором только что побывала лиса. Повсюду валялись перья и косточки. Пшено и мука были рассыпаны по всему полу. Солома, грязь, посуда, тряпки, кучи растаявшего снега стекали по земле, образуя маленькие грязные реки. Всё выглядело ровно так же, как я себя чувствовал: разорванным на клочки.

Постель бабули была пуста, а матрас всё ещё сохранял отпечаток её маленького тельца.

В тот самый момент я расплакался. Я рыдал с такой силой, пока все слёзы не вытекли из моих глаз и все эмоции не покинули меня, я был полностью опустошен. Бабули больше не было. Она больше никогда не подарит мне приветствие в стихах и не утешит меня, когда я почувствую себя маленьким. Она никогда больше не будет сидеть у огня, рассказывая мне свои истории.

Я сидел посреди этого беспорядка. В руке я до сих пор держал ломоть того хлеба, который дала мне мама Краснушки. Пребывая в растерянности, я отрывал большие куски и ел, глотая не прожевав. Я ел, ел и ел. Я разделался с целым ломтем, но по-прежнему был опустошен.

Рядом с выгоревшим камином стояла прялка. Колесо, будто гигантский глаз смотрело на меня. Я подошел к кровати и распорол матрас, из которого на пол посыпалось золото, жестоко и ледяно поблескивая.

Я ненавидел это золото, я не хотел даже рядом с ним находиться, поэтому выгреб всё до последнего мотка и отнес его на мельницу. На этот раз мельник уже поджидал меня.

— Какой печальный день для тебя, — сказал он с фальшивым сочувствием, — но такое ощущение, что счастье обрушилось на тебя с другой стороны.

Его глаза сузились, он смотрел на мой тяжелый сверток. Я швырнул его к ногам мельника, и золото разлетелось по всему порогу. Мельник отпрыгнул, а потом улыбнулся:

— О, ты был очень занят.

— Что вы дадите мне? — спросил я.

— Вот, — он протянул мне небольшой мешок картошки, не больше пяти фунтов. — Еда всегда дороже зимой, но продолжай работать. Я всегда готов предложить тебе честный обмен.

Кипя от ярости, я уставился на мельника. Мне очень хотелось сказать ему, что он лжец, мошенник, что он подлый, бессердечный подлец. Я так хотел швырнуть ему картошку в лицо и забрать свое золото обратно. Но я сжал челюсть, а руки крепче сжали мешок.

Мельник наклонился и собрал золото. Потом он захлопнул дверь перед моим безмолвным лицом.

Это не волшебство. Это проклятие. Я почти ощущал, как оно оборачивается вокруг меня и затягивается все туже.

Я думал, что никогда больше не стану прясть, но, в конечном итоге, еда закончилась. Я заколол последнюю курицу, а Молочко не давала достаточно молока, чтобы даже утолить жажду. В рудниках было бессмысленно искать золото. Но даже, если бы я и нашел, я знал, что мельник мне ничего не даст. Ему было нужно мое золото.

Так что время шло, и я был вынужден снова сесть за прялку. Я собрал немного соломы с пола и из курятника, но все, что получил, — немного ссохшейся репы и лука. Когда последняя репа была съедена, я разорвал матрас бабули и начал прясть из этой соломы.

Я соткал золото из всего матраца, который когда-то принадлежал бабуле. Сначала я плакал. Я предавал бабулю и прял ее память. Но потом я перестал плакать. Я перестал переживать, что случится что-нибудь плохое, я перестал переживать, что случится что-нибудь хорошее. Я думаю, я перестал вообще что-то чувствовать. Я просто прял.

На протяжении четырех месяцев я прял и продавал золото мельнику. Сделки никогда не были честными, но я никогда и не спорил. Однажды, я продал десять мотков золота за мешок муки и немного гнилой моркови. Вскоре я обнаружил, что мне нет никакого дела до честности сделок вообще. Продажа золота стала скорее привычкой, нежели необходимостью.

Я больше не ходил в шахты. Я даже больше не выходил наружу, если только не шел на мельницу, но, казалось, никто этого даже не замечал, никому не было дела, кроме Краснушки. Она порой приходила ко мне, хоть и разговаривали мы совсем мало. Время от времени она приносила мне буханку хлеба от своей мамы. Это было единственное время, когда я хоть что-то чувствовал. Сложно не чувствовать вины, когда голодающие приносят тебе еду.

Я думал, что просто проживу так остаток всей своей жизни, прядя золото и никогда не становясь богатым, поедая пищу и никогда не наедаясь. Или не становясь выше, или умнее, или добрее, или что там еще.

Возможно, так и осталось бы навсегда, если бы определенный посетитель не приехал на Гору в поисках определенного вида золота.

Глава 11

Дата добавления: 2015-03-29