Новое индустриальное общество 1 страница

Перевод с англ. Л.Я. Розовского, Ю.Б. Кочеврина, Б.П. Лихачева, СЛ. Батасова.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Я начал писать эту книгу почти десять лет назад, и в определенном смысле она как бы на­чала писаться сама. Работа над книгой «Обще­ство изобилия» близилась к завершению; чего не хватало изложению, так это, главным обра­зом, непринужденности, которая приходит, когда я работаю над четвертым или пятым ва­риантом рукописи. В то время меня стали зани­мать другие, более крупные проблемы. Речь идет о мире крупных корпораций, в котором люди во все возрастающей степени обслужива­ют нужды этих организаций, хотя предполага­ется, что последние обслуживают людей. Это мир, в котором мотивы, лежащие в основе дей­ствий членов данных организаций, не уклады­ваются в схемы стандартных учебников. Не ук­ладываются в эти схемы и взаимоотношения между миром бизнеса и государством, а также роль рынка. Рынок не только не является конт­ролирующей силой в экономике, но все более и более приспосабливается к нуждам и потреб­ностям хозяйственных организаций. Отдель­ными сторонами этого процесса занимались многие авторы, но они не исходили из наличия более крупных перемен. Я же постепенно при­шел к выводу, что на деле речь идет о значи­тельно более широком процессе, все стороны которого тесно связаны между собой.

Я сопротивлялся этим выводам. Книга, над которой я работал, также явно отражала одну сторону процесса. И, как это ни противоречит научным канонам, необходимо приспосабливать задачу к способностям. Заняться более крупной проблемой, возможно, означало бы, что я никогда не закончил бы книгу, над которой в то время работал. Не­которые из моих друзей добились высоких академических почестей благодаря глубине изложения и широте охвата неопубликованных ими книг и той живости, с которой они говорят об этих книгах. Но это уже особый дар. Я же про­должал работу и опубликовал «Общество изобилия», а за­тем принялся более тщательно рассматривать то, что ра­нее лишь промелькнуло передо мной.

В этом мне помогли многие лица и организации. Один из них — тогдашний декан факультета Гарвардс­кого университета Макджордж Банди, который предос­тавил мне отпуск почти на два года, в течение которых я изучал хозяйственные организации в США и за их пре­делами, а затем пытался в Швейцарии обобщить воз­никшие у меня мысли. «Карнеги корпорейшн» (Нью-Йорк) оказала финансовую помощь и моральную под­держку (кроме того, мне помог гонорар, полученный за книгу «Общество изобилия», работу над которой также финансировала эта организация). Благодаря таким ру­ководителям, как Джон Гарднер и Джеймс Перкинс, эта организация проявила максимум воображения и гибкос­ти. Я молю бога, чтобы на том свете наказание за их про­шлую деятельность было как можно менее суровым. Мои коллеги по Гарвардскому университету, я надеюсь, уже привыкли к тому, что я рекомендую другим руко­водствоваться сознанием ответственности перед обще­ством, тогда как сам уклоняюсь от исполнения своих обязанностей в университете. Если же они не смири­лись с этим, то я тем более благодарен им за то, что они слишком вежливы, чтобы говорить об этом.

От всех серьезных американских авторов, по крайней мере пока они не достигли старости, ждут, что они побла­годарят членов семьи за терпение и тем самым покажут, что живут полнокровной семейной жизнью. Я рад присо­единиться к этому обычаю. Могу сказать, что моя жена Катерина и трое моих сыновей замечательно справи­лись с трудностями и снова чувствуют себя здоровыми и счастливыми.

Когда президент Кеннеди попросил меня стать по­слом в Индии, я почти закончил предварительный на­бросок настоящей книги. Я отложил рукопись в сейф, испытывая некоторые опасения. Все авторы книг край­не тщеславны; я боялся, что незаменимого автора пре­вратят в дипломата, найти которого намного легче. Но опасность не была столь велика, как я воображал. Я вер­нулся из Индии с некоторыми новыми мыслями и в ко­нечном счете стал лучше понимать проблему. Значи­тельную часть первоначального варианта книги я от­верг. Если бы не перерыв, связанный с дипломатичес­кой работой, я, пожалуй, опубликовал бы худший вариант. Я бы посоветовал каждому автору, если он не может стать послом, хотя бы взять продолжительный отпуск и использовать его для размышлений.

Я хотел бы еще раз напомнить читателю, что замы­сел настоящей книги возник при работе над «Обще­ством изобилия». Данная книга — здание, более ранняя книга — окно: оно позволило впервые заглянуть внутрь. Все то, что я рассматриваю в «Обществе изобилия» и что не требуется в данной книге, я опускаю или упоми­наю лишь вкратце. Это относится к эволюции экономи­ческих идей и целей, к проблеме равновесия между го­сударственным и частным сектором экономики, к идее разрыва между доходом и выпуском продукции и к специ­альной проблеме бедности в индустриальном обществе. Однако некоторые из идей, содержащихся в «Обществе

изобилия», в особенности идея о приспособлении потре­бителя и его поведения к нуждам производителей, обя­зательны для понимания данной книги, а по ряду других вопросов я уточнил свои взгляды. В этих случаях я счел возможным кое-где повториться. Я мог бы отослать чи­тателя к более ранней книге, но таким советам, как мне кажется, следуют неохотно.

Заслуживают упоминания две особенности подачи материала, одна из которых неизбежна, а к другой я при­бегаю сознательно. Первые десять глав (или примерно столько) образуют основу того, о чем говорится в других главах. Они неизбежно несколько более сложны, чем последующие главы. Я надеюсь, что усилия читателя бу­дут вознаграждены. Как убедится читатель, в первых тридцати главах одна мысль последовательно вытекает из другой. Поэтому многое приходится удерживать в па­мяти. Я счел полезным периодически напоминать читате­лю о том, что излагалось ранее. Делал я это сознательно. Пусть читатель, которому эти напоминания покажутся излишними, найдет утешение в мысли, что такова цена за исключительную память и остроту ума.

Упоминавшаяся книга и данная работа прошли че­рез искусные руки моей незаменимой союзницы в ли­тературных делах Андреа Уильямс. Мой долг по отно­шению к этому эрудированному, исполненному энту­зиазма и верному другу поистине огромен. Она на не­сколько месяцев ускорила подготовку рукописи и на несколько лет, к счастью или несчастью, продлила мне жизнь. Я ей за это благодарен. Я весьма признателен Грейс Джонсон, которая не только неоднократно пере­печатывала рукопись, но проявила живой интерес к теме книги.

Как и почти все, что я когда-либо написал, рукопись данной книги прочел Артур Шлезингер-младший. Не жа­лея своих сил, он высказывал советы и вносил поправки

по многим вопросам. За это я ему очень благодарен. Мно­гие идеи я обсуждал с проф. Карлом Кейзеном, а наибо­лее удачными из них я обязан именно ему. Карл Кейзен принадлежит к тем прекрасным людям, идеи которых об­народуют другие. Нам же, которые пишут больше, при­шлось бы без них нелегко. В различных разделах книги я указываю на помощь, которую получил непосредственно или через их книги у моих коллег профессоров Джона Данлопа, Роберта Дорфмана и Джона Мейера. И подобно всем тем, кто работает над данным кругом вопросов в Гарвардском университете, я многим обязан проф. Э. Мэ­зону, который также прочел рукопись.

Когда Джон Мейнард Кейнс писал классический труд «Общая теория занятости, процента и денег», он использовал в качестве отправного пункта работу свое­го великого коллеги по Кембриджу проф. A.C. Пигу, с которым он был не согласен. Он поступил так потому, что работа Пигу представляла собой наилучшее обосно­вание соответствующей точки зрения. Не имея в виду делать претенциозные сравнения, скажу, что я также при случае и по той же причине использую труды моих коллег проф. Роберта Дорфмана и моего старого друга проф. Поля Самуэльсона.

Литература по вопросам организации и структуры экономики США и методам, с помощью которых она регулируется, исключительно обширна и богата. Воз­можно, некоторые читатели пожелают узнать наиме­нования двух книг, которые я считаю весьма ценными и которые дают наиболее удачную картину. Одна из них — превосходная небольшая книга моего коллеги проф. Ричарда Кейвза «Промышленность США: струк­тура, функционирование, результаты». Другая — ис­черпывающий и в высшей степени квалифицированный учебник проф. Клэра Уилкокса «Политика государства по отношению к бизнесу».

ГЛАВА I. ПЕРЕМЕНЫ И ИНДУСТРИАЛЬНАЯ СИСТЕМА

Одна из наиболее примечательных черт совре­менной экономической жизни связана с оцен­кой совершающихся в ней перемен. Принято считать, что значение их очень велико; пытать­ся перечислять разнообразные формы, в кото­рых выражаются эти перемены, или говорить о масштабах, которые они принимают, значило бы повторять общеизвестные истины. Но зна­чительных перемен уже больше не ждут. По каждому поводу и на любой официальной цере­монии экономическая система Соединенных Штатов превозносится как нечто достигшее в основном совершенства. И это относится не только к экономике. Трудно усовершенство­вать то, что уже совершенно. Перемены проис­ходят, и они довольно внушительны, но, если не считать того, что возрастает выпуск това­ров, все остается по-прежнему.

Сам факт перемен не вызывает никаких со­мнений. В течение последних семидесяти лет и особенно после того, как началась Вторая ми­ровая война, нововведения и изменения в эко­номической жизни были огромны, с какой бы меркой к ним ни подходить. Самое очевидное из них — применение все более сложной и со­вершенной техники в сфере материального

производства. Машины заменили примитивный ручной труд, и, по мере того как они все шире используются для управления другими машинами, они начинают выпол­нять более простые функции человеческого мозга.

Семьдесят лет назад деятельность корпораций ог­раничивалась такими отраслями, в которых производ­ство должно вестись в крупном масштабе (железнодо­рожный и водный транспорт, производство стали, до­быча и переработка нефти, некоторые отрасли горно­добывающей промышленности). Теперь корпорации охватывают также бакалейную торговлю, мукомоль­ное дело, издание газет и увеселительные предприятия — словом, все виды деятельности, которые некогда были уделом индивидуального собственника или не­большой фирмы. На множестве принадлежащих им предприятий, производящих сотни видов продукции, крупнейшие фирмы используют оборудование стоимо­стью в миллиарды долларов и сотни тысяч работников. На долю пятисот крупнейших корпораций приходится почти половина всех товаров и услуг, производимых в Соединенных Штатах.

Семьдесят лет назад корпорация была инструментом ее владельцев и отражением их индивидуальности. Име­на этих магнатов — Карнеги, Рокфеллер, Гарриман, Мел­лон, Гугенгейм, Форд — были известны всей стране. Они и сейчас известны, но главным образом благодаря худо­жественным галереям и благотворительным фондам, ос­нованным ими или их потомками, которые подвизаются ныне в сфере политики. Те, кто возглавляет теперь круп­ные корпорации, безвестны. В течение жизни нынешнего поколения люди, живущие за пределами Детройта и не связанные с автомобильной промышленностью, не зна­ли, кто в данный момент возглавляет корпорацию «Дже­нерал моторс». Как и все смертные, рассчитываясь, до­пустим, чеками, он должен удостоверять свою личность.

И точно так же обстоит дело с руководителями компа­ний «Форд», «Стандард ойл», «Дженерал дайнэмикс». Люди, которые управляют крупными корпорациями, не являются собственниками сколько-нибудь существен­ной доли данного предприятия. Их выбирают не акцио­неры, а, как правило, совет директоров, который в по­рядке взаимности избирают они же сами.

Столь же общеизвестно, что изменились взаимоот­ношения между государством и экономикой. На долю федеральных и местных, включая штаты, органов влас­ти приходится теперь от 20 до 25% всей экономической деятельности. В 1929 г. эта доля составляла примерно 8%. Ныне она намного превышает долю правитель­ственного сектора в такой — именующей себя социали­стической — стране, как Индия, и значительно выше, чем в исконных социал-демократических вотчинах — Швеции и Норвегии. Весьма существенная часть (от од­ной трети до половины) всей государственной деятель­ности в области экономики связана с национальной обо­роной и исследованием космического пространства. Даже консерваторы не усматривают в этом проявления социализма, в других же случаях природа этой деятель­ности не столь очевидна.

Но дело не ограничивается этим. Действуя в соот­ветствии с тем, что теперь называют кейнсианской ре­волюцией, государство берет на себя задачу регулиро­вания совокупного дохода, расходуемого на приобрете­ние товаров и услуг, в масштабе всей экономики. Оно стремится обеспечить достаточно высокий уровень по­купательной способности, позволяющий реализовать всю продукцию, которую может произвести существую­щая в данный момент рабочая сила. И, если эта деятель­ность приводит к достижению высокого уровня занятос­ти, правительство стремится не допустить повышения цен в результате роста заработной платы, равно как по-

вышения заработной платы под давлением роста цен, упорно движущихся вверх по спирали,— хотя в данном вопросе деятельность правительства носит более осто­рожный характер и встречает меньшую поддержку со стороны общественности. Возможно, вследствие этих мероприятий, а быть может, лишь для того, чтобы испы­тать человеческую способность к неоправданному опти­мизму, производство товаров в современную эпоху дос­тигло столь высокого уровня и действует с надежностью хорошо отлаженного механизма.

В прежние времена, то есть с момента возникновения капитализма и до начала развязанной Гитлером войны, пе­риоды расширения и спада производства неуклонно следо­вали друг за другом, хотя их продолжительность была не одинакова. Экономический цикл — это особый предмет экономических исследований; прогнозирование его дина­мики и объяснение его нерегулярности превратились в благопристойную профессию, в арсенале которой доводы разума, откровения свыше, заклинания и элементы чер­ной магии переплелись столь причудливо, как нигде, разве что в первобытных религиях. В течение двух десятилетий, прошедших после Второй мировой войны, не было ни од­ной глубокой депрессии; с 1947 по 1966 г. был лишь один год, когда реальный доход в США не возрос.

Переменам, которые произошли в трех других облас­тях, в панегириках достижениям обычно уделяется мень­ше внимания. Во-первых, чрезвычайно разросся аппарат внушения и убеждения, связанный с продажей товаров. По средствам, которые расходуются на эту деятельность, и способностям, которые находят в ней применение, она все больше соперничает с процессом производства това­ров. Даже усилия, направленные на то, чтобы опреде­лить, в какой мере человеческая натура поддается такого рода внушениям, сами по себе становятся быстрорасту­щей отраслью научных исследований.

Во-вторых, начался упадок профсоюзов. Число чле­нов профсоюзов в США достигло максимума в 1956 г. С тех пор занятость продолжала расти, а число членов профсоюзов в целом уменьшалось. Те, кто симпатизиру­ет профсоюзному движению, и те, кто зависит от него как источника существования, изображают это сокра­щение как временное или циклическое. Что же касается других, то лишь очень немногие не заметили его. Суще­ствует широко распространенное мнение, что упадок профсоюзного движения имеет прочные корни в других связанных с ним и еще более глубоких переменах.

Наконец, существенно возросло число лиц, желаю­щих получить высшее образование, и наряду с этим, в несколько более умеренной степени, увеличились ре­альные возможности для его получения. Это изменение объясняют тем, что возник и усилился интерес к народ­ному просвещению. Но, как и вопрос о числе членов профсоюзов, эта проблема имеет более глубокие корни. Если бы экономическая система испытывала потреб­ность только в миллионах неграмотных пролетариев, то, скорее всего, в них не было бы недостатка.

Обо всех этих изменениях или большинстве из них гово­рилось немало. Но рассматривать их изолированно, как это обычно делается,— значит существенно недооцени­вать их воздействие. Они связаны между собою причин­ной связью. Каждое из них представляет собой часть куда более широкой картины перемен, совокупное влияние ко­торых на экономическую жизнь общества значительно сильнее, чем сумма воздействий отдельных ее частей.

Так, выше уже упоминалось о машинах и сложной современной технологии. Они в свою очередь требуют крупных вложений капитала. Их конструируют и ими

управляют технически высокоподготовленные специа­листы. Использование такой техники влечет за собой то, что с момента принятия решения о производстве того или иного вида продукции до появления ее на рын­ке проходит значительно больше времени.

Из этих перемен вытекает необходимость и возмож­ность создания крупных хозяйственных организаций. Только такие организации в состоянии привлечь необ­ходимый для современного производства капитал; толь­ко они могут мобилизовать рабочую силу требуемой квалификации. Они в состоянии сделать и большее. Привлечение крупного капитала и соответствующая организация производства требуют — задолго до того, как можно будет воспользоваться его результатами,— предвидения и, более того, принятия всех возможных мер, которые гарантировали бы, чтобы это предвидение действительно сбылось. Вряд ли можно сомневаться в том, что корпорация «Дженерал моторс» может более эффективно влиять на условия, в которых она действу­ет,— на заработную плату своих работников и цены, по которым она покупает, равно как на цены, по которым она продает,— чем мелкий торговец.

Но дело не ограничивается и этим. Высокий уровень производства и дохода, являющийся результатом при­менения передовой технологии и крупных масштабов производства, приводит к тому, что на весьма значи­тельную часть населения перестает давить бремя забот, связанных с удовлетворением элементарных физичес­ких потребностей. А вследствие этого и экономическое поведение становится более гибким. Ни одного голодно­го человека, если он только трезв, невозможно убедить в том, чтобы он истратил свой последний доллар на что-либо, кроме еды. Но человека, который хорошо питается, хорошо одет, имеет хорошие жилищные условия и хо­рошо обеспечен во всех остальных отношениях, можно

убедить в том, чтобы он купил электробритву или электри­ческую зубную щетку. Не только цены и издержки произ­водства, но и потребительский спрос становится объектом управления. Таков еще один важный дополнительный эле­мент в системе регулирования экономической среды.

В условиях, когда затраты на развитие техники и со­вершенствование технологии очень велики, ошибочное техническое решение или безуспешные попытки убе­дить потребителей в том, чтобы они покупали данный продукт, могут оказаться исключительно дорогостоящи­ми. Издержки производства и связанный с ним риск мо­гут быть намного сокращены, если государство берет на себя финансирование особо смелых технических проек­тов либо гарантирует рынок для продукции передовых в техническом отношении отраслей. Найти подходящее для этого оправдание не составляет труда: это и сообра­жения национальной обороны и национального прести­жа, и необходимость поддержать усилия по созданию* например, сверхзвуковых самолетов. Таким образом, современная техника предопределяет усиление роли со­временного государства.

Кроме того, характер техники, связанные с ней по­требности в капитале, а также время, которое занимает разработка и производство продукции, еще более настоя­тельно диктуют необходимость государственного регули­рования спроса. Корпорация, рассматривающая вопрос о производстве автомобиля новой модели, должна иметь возможность убедить людей купить его. Столь же важно, чтобы население располагало необходимыми для этого средствами. Это приобретает решающее значение, когда производство требует весьма крупных и долгосрочных капиталовложений, а продукция может с равной степе­нью вероятности попасть на рынок и во время депрессии, и во время подъема. Таким образом, возникает необхо­димость стабилизации совокупного спроса.

Эта необходимость в еще большей мере усиливается в условиях изобилия. Человек, который имеет доход, близкий к прожиточному минимуму, расходует средства на то, чтобы существовать, и то, что он имеет, он тратит полностью. Человек с достаточно высоким доходом мо­жет сберегать часть своих средств, и нет никакой уверен­ности в том, что сумма, которую он отложит в виде сбере­жений, будет компенсирована расходами или капиталов­ложениями других. Более того, богатое общество обяза­но уровнем своей производительности и дохода, по крайней мере частично, крупной производственной орга­низации — корпорации. Корпорации в свою очередь так­же располагают возможностью выбора — они могут удержать или не распределить часть своих прибылей и притом сделать это, встав в позу человека, заставляюще­го других экономить. Нет никакой гарантии, что сбере­жения корпораций будут компенсированы расходами. Следовательно, в обществе с высоким уровнем жизни расходы, а стало быть, и спрос базируются на менее проч­ной основе, чем в бедном обществе. И эта основа стано­вится менее прочной как раз тогда, когда высокий уро­вень издержек и длительный период «созревания» изде­лий, обусловленные современной техникой, требуют значительно большей надежности рынков. Кейнсианс­кая революция произошла в такой исторический мо­мент, когда другие перемены сделали ее неизбежной. Как и другие перемены, о которых говорилось в начале этой главы, она является непосредственной причиной и столь же прямым следствием иных перемен.

В отличие от романа и пьесы преждевременное раскры­тие замысла не является недостатком экономического исследования: цель данной работы состоит в том, чтобы

рассматривать и только что названные, и другие переме­ны как взаимосвязанное целое. Я смею думать, что со­временная экономическая жизнь станет более понят­ной, если попытаться, как сделано в этой книге, рас­сматривать ее в целом.

Я стремился также показать, как в рамках этих бо­лее широких перемен изменились те силы, которые дви­жут человеческой деятельностью. Такая постановка вопроса противоречит самому нерушимому из всех эко­номических постулатов, г именно утверждению, будто человек в своих экономических действиях лишь подчи­няется законам рынка. Но в действительности наша эко­номическая система, под какой бы формальной идеоло­гической вывеской она ни скрывалась, в существенной своей части представляет собой плановую экономику. Инициатива в вопросе о том, что должно быть произве­дено, исходит не от суверенного потребителя, который посредством рынка направлял бы работу производ­ственного механизма в соответствии со своим, в конеч­ном счете решающим, желанием. Скорее она исходит от крупной производственной организации, стремящейся установить контроль над рынками (которые она, как это предполагается, должна обслуживать) и, более того, воздействовать на потребителя в соответствии со свои­ми нуждами. А поступая таким образом, такая организа­ция оказывает глубокое влияние на систему ценностей потребителя и его убеждения, многие из которых будут использованы для опровержения высказываемой нами точки зрения. Один из выводов, вытекающих из этого анализа, заключается в том, что происходит широкая конвергенция различных индустриальных систем. Тре­бования, диктуемые техникой и организацией производ­ства, а не идеологические символы — вот что определя­ет облик экономического общества. Это благоприятный в целом вывод, хотя, конечно, он не обязательно встре-

тит сочувствие у тех, кто вложил свой теоретический капитал и моральный пыл в господствующие ныне сим­волы рыночной экономики, понимаемой ими как антите­за общественного планирования. Данный вывод не встретит сочувствия и у их лишенных теоретических претензий последователей, которые бросаются в поли­тические, военные и дипломатические сражения под знаменами свободного рыночного хозяйства и свободно­го предпринимательства, а значит (это для них синони­мы), и свободного мира. Его не встретят сочувственно и те, кто отождествляет планирование исключительно с социализмом. Всеобщее согласие устанавливается, увы, не на основе подобных идей.

Нельзя также сказать, что эти идеи сами по себе от­крывают путь в светлое будущее. Подчинять свои убеж­дения соображениям необходимости и удобства, дикту­емым индустриальным развитием, отнюдь не соответ­ствует высшим идеалам человечества. Да это вовсе и не дает твердых гарантий на будущее. О характере этого подчинения и его последствиях подробнее будет идти речь ниже.

Границы предмета любого исследования условны и ис­кусственны; это, однако, не может служить оправдани­ем для того, чтобы исключать из поля внимания что-либо действительно важное. К тому же к практическим следствиям такого анализа, попытка которого содер­жится в этой книге, нельзя относиться с безразличием, как бы ни было велико искушение продемонстрировать его в качестве доказательства научной беспристраст­ности.

Исходя из этих соображений, я рассматриваю в после­дующих главах книги то, как экономические изменения

воздействовали на социальные и политические процес­сы, а также возможные улучшения и преобразования. Как уже отмечалось, я прихожу к выводу, который, я надеюсь, будет признан обоснованным, что в наших мыслях и действиях мы становимся слугами той маши­ны, которую мы создали для того, чтобы она служила нам. Во многих отношениях такое порабощение вполне устраивает нас: на того, кто предложил бы избавиться от него, некоторые смотрели бы с удивлением и, может быть, даже с возмущением. Некоторые же с этим пора­бощением так и не примирились. Задача, которую я ставлю перед собой, состоит в том, чтобы наметить не­которые пути избавления. В противном случае сложит­ся такое положение, при котором экономические цели будут неправомерно господствовать над всеми сфера­ми нашей жизни и над иными, более важными задача­ми. А ведь дело не в количестве товаров, а в том, как мы живем.

Крайне опасно осваивать передовую технику так, как мы это делаем сейчас. Это может поставить под уг­розу само наше существование. В этой работе я пред­лагаю альтернативы такому образу действий. Суще­ствует также опасность, что наша система образова­ния в чрезмерной степени будет поставлена на служ­бу экономическим целям. Я полагаю, что это можно предотвратить. Осуществленный мною анализ при­водит к определенным выводам об отношении отдель­ной личности к его труду и отношении общества к пла­нированию. Эти выводы также рассматриваются в данной работе. Наконец, в ней идет речь о еще не осоз­нанных политических возможностях, которые заложе­ны в том факте, что современная экономика зависит от профессионально подготовленной и образованной ра­бочей силы. Об этом говорится в последующих главах книги.

Год или два тому назад министерство торговли Соеди­ненных Штатов, вторгшись в сферу деятельности, счи­тавшуюся до того времени (по крайней мере при прави­тельствах демократов) сферой частного предпринима­тельства, опубликовало небольшую брошюру, в которой наглядно изображалась счастливая жизнь при капита­лизме¹. В качестве иллюстрации был использован ма­ленький ларек по продаже лимонада, где в идилличес­кой обстановке хозяйничали двое детей. Подобная ил­люстрация вполне соответствует прочно установившей­ся практике в области экономического образования, согласно которой считается, что капитализм можно лучше всего понять, анализируя деятельность предпри­ятий с небольшим капиталом или вообще без капитала, управляемых одним человеком, не осложненных корпо­ративной структурой и не имеющих профсоюза. Эконо­мическая жизнь начиналась с небольших фирм, с не­большого капитала, которыми распоряжалась властная рука единоличного хозяина. С целью объяснить функ­ционирование такого рода экономики и создана после­довательная и внутренне цельная теория — теория кон­курентной фирмы, действующей в условиях рыночной экономики. Все это вполне годится для педагогических целей.

Но такой взгляд на экономику не подтверждается сегодняшней действительностью. Его не разделяют и экономисты, за исключением немногих романтиков, тоскующих о былых временах. Перемены, о которых

¹ «Do You Know Your Economic ABC's? Profits to the Ame­rican Economy», United Statte Department ofCommerce, 1965

говорилось выше, отнюдь не происходили равномерно во всей экономике. Сельское хозяйство, мелкие рудни­ки, художественное творчество, значительная часть ли­тературной работы, свободные профессии, некоторые злачные места, ремесла, некоторые виды розничной торговли и большое число работ по ремонту и чистке одежды и обуви, ремонту жилья и предметов домашнего обихода и прочие виды бытовых и личных услуг все еще остаются сферой деятельности индивидуального соб­ственника. Капитал, передовая техника, сложная орга­низационная структура и все остальное, что мы не без основания считаем признаками современного предприя­тия, здесь представлено в ограниченной мере либо от­сутствует вообще.

Но не эта сфера деятельности представляет собой сердцевину современной экономики и главную арену тех перемен, о которых шла речь. Не в этой, следова­тельно, части экономики передовая техника соединяет­ся с массированным применением капитала и не ее кон­центрированным выражением служит современная крупная корпорация. Почти все средства связи, почти все производство и распределение электроэнергии, зна­чительная часть предприятий транспорта, обрабатыва­ющей и добывающей промышленности, существенная часть розничных предприятий и немалое число увесели­тельных предприятий находятся в руках крупных фирм. Число их невелико; можно безошибочно утверждать, что подавляющая часть предприятий в указанных отрас­лях принадлежит пятистам или шестистам фирмам.

Именно эту часть экономики мы не задумываясь отождествляем с современным индустриальным обще­ством. Понять ее функционирование — значит понять такую область народного хозяйства, которая наиболее подвержена переменам и которая, соответственно, в наибольшей мере изменяет характер нашей жизни. По-

Дата добавления: 2015-05-06