Василий Дмитриевич Сысоев 15 страница

Пришвин тоже направил пистолет на Володю.

– Нам лучше никого не убивать, – прошептал Костя.

– Ты это вот им шкажи, – старик кивнул на тела Колтуна и Кулешова и захихикал.

– Заткнись, сука! – Савельев дернулся в сторону бомжа. – Заткнись!

– Отец, зачем тебе она? Когда все закончится, ты и сам сможешь… – Вова не мог подобрать слов. Он едва сдерживался, чтобы не выхватить кнопку и не вдавить ее. Он ненавидел эту мразь, засевшую в старике.

– Да, пожалуй. Шинок…

Игорь в два шага преодолел расстояние до Тутуева, схватил его за шею и приставил пистолет к виску.

– Слазь со стула, – произнес Савельев. – Слазь, а то…

– А то что? – улыбнулся старик.

– Я вышибу мозги твоему сыну! – твердо сказал Игорь.

– Не надо! – крикнула Маша.

– Надо, Маша! – Пришвин схватил ее за руку и притянул к себе. – Надо делать хоть что‑то.

– Убьес моего шина? Убивай.

– Что? – в унисон спросили Савельев и Пришвин.

– Убивай, – повторил Электрик. – Я его никогда не любил. Маменькин шинок.

В следующий момент Тутуев, воспользовавшись замешательством Савельева, вывернулся и отобрал у него оружие. Он наставлял пистолет поочередно то на Пришвина, то на Савельева.

– Так надо, так надо, – шептал парень и отступал.

– А‑а, шопляк, ты выпуталша. Ты радуес папу.

– Заткнись, козел. Маменькин сынок, говоришь?

– Шинок, это же я так…

– Ты думаешь, я тут расстилался перед тобой из любви к тебе? Ха! – Володя театрально хохотнул. – Да плевать я хотел. У меня только один отец – Сергей Иванович Тутуев! Понял, мразь?! Не убийца по прозвищу Электрик, а человек, не способный даже прикрикнуть на ребенка.

– Так для чего же ты штаралша? – У человека в кресле ни на секунду с лица не сходила улыбка.

– Для того, чтобы, сука, запечатать тебя, как джинна, в херову бутыль и зашвырнуть туда, где тебя никто не найдет.

Электрик все понял. Он дернулся. Ремни на руках затрещали, но выдержали. Кнопка отлетела к ногам Тутуева.

– Ты не шделаес этого! – крикнул старик охрипшим голосом.

– Уже сделал, – сказал Тутуев и надавил ногой на красную кнопку. – Прощай, папаша!

Свет моргнул. Раздался хлопок, и по помещению поплыл размеренный гул. Будто над комнатой проходила высоковольтная линия. Из соседнего помещения едва доносился звук работающего двигателя.

– Шучонок, ты еще пожалеес! – взвизгнул Электрик и дернулся.

Его затрясло, розовая пена потекла по подбородку, глаза вылезли из орбит. Вместо Добряка на кресле появился Димка Колтун, потом Юрка, Пашка, Оля, дядя Саша… Люди менялись с каждой судорогой. Игорь даже увидел маму и папу. Тварь показывала всех, кого убила. Через пару минут все закончилось.

– Он умер? – к Тутуеву подошел Савельев.

– Добряк? Да. А Электрик – нет.

Игорь протянул руку к обгоревшему человеку.

– Не трогай! – ударил его по руке Володя. – Мало ли.

Он зашел за кресло и отключил какие‑то провода.

– Теперь можно, – разрешил Паровоз.

– Послушай, Тутуев. Ты сказал, что Электрик еще жив. Но тогда где он? – спросил Пришвин. – В ком‑то из нас?

– Нет. Эта тварь в генераторе в соседней комнате.

Все молча следили за манипуляциями Паровоза. Он вышел, вернулся с канистрой и начал поливать все вокруг. Потом что‑то вспомнил, развернулся и вошел в щитовую. Размеренный рокот двигателя затих. Зловещая тишина накрыла их. Она давила. Людям захотелось выйти из этого здания, уехать из этого селения.

– Уходим, – будто прочитав их мысли, произнес Тутуев.

– Подожди! – остановил его Пришвин.

Подошел к Добряку и стянул его на пол. Пистолет, из которого еще десять минут назад стрелял, вложил в руку старика.

– Неучтенный, – произнес Костя, но его понял только Игорь. – Берите и этих двоих. На свежий воздух их.

– Мы вышли на след подражателя Электрика, – произнес Пришвин, когда три трупа лежали на улице. – Но перед этим он успел убить четверых ребят.

– Кто подражатель‑то? – не понял Владимир.

– Бомж, – ответил Игорь и подал Паровозу канистру.

– Неужели все закончилось? – спросила Маша.

– Почти, – сказал Володя и вошел в ДК.

Он старался полить из канистры каждый сантиметр. Запах бензина стал невыносимым. Тутуев взглянул на распахнутую дверь каморки Электрика. Его что‑то смущало. Володя поставил канистру на пол, достал замок, найденный в электрощитовой, и запер дверь.

«Теперь точно не убежит», – подумал он.

Взял канистру и продолжил свой путь. На улице отбросил пустую емкость, достал спички, поджег одну, вложил ее в коробок и после вспышки, не раздумывая, бросил на бензиновую дорожку. Огонь побежал к цели. Еще до рассвета он сожрет здесь все. Все! ДК, щитовую, генератор и кресло, а самое главное – Электрика.

– Вот теперь все закончилось, – произнес Тутуев, когда пламя поглотило все здание.

Гришка Сыч был зажиточным человеком, по меркам поселка. У него была продуктовая палатка на двадцать шестой шахте, несколько теплиц с рассадой, ну, и бригада старателей, как он их называл. Бригада состояла из четырех человек (иногда сам Гришка подключался к поискам), и искали они черный лом. Ездили по улочкам и находили заброшенные дома и дачи. Раздолье, конечно, для Сыча и его свиты было в зимнее время, так как любая дача становилась заброшенной до майских праздников. Гришка пару дней пас выбранный им дом, а на четвертый поджигал. Такой способ добывания металла был редким, иначе бы он уже весь Подлесный сжег, но он был – и приносил за раз пару‑тройку тонн лома. Подвалы дачников, да и самих поселковых жителей были выложены из шпал, а перекрытиями служили рельсы и семимиллиметровые металлические листы. После поджога дома Сыч с бригадой отсиживались (появление пожарных, а тем более погорельцев было маловероятно, но все‑таки), а потом забирали свои пятнадцать‑двадцать тысяч.

Сейчас была зима, а значит, работы хватало. Сыч остановил «Ниву» у чулочной фабрики. Как можно было десять лет ездить мимо этого Клондайка и не замечать его? Да вот так. Было чем заняться и без заброшенной фабрики. Сейчас с поджогами пришлось завязать. Они в этом году и так уже четыре дачи сожгли. И, чтобы не прикрыть эту лавочку окончательно, надо было искать новые «месторождения». Чулочную фабрику закрыли еще черт знает когда, но Сыч был почему‑то уверен, что ее усиленно охраняют от него и подобных ему. Хотя подобных себе Гришка отвадил от Подлесного еще в двухтысячном. И вот только теперь он узнаёт, что на подведомственном ему участке располагается никем не охраняемый кладезь металла – и еще хрен знает чего.

Гришка всегда осматривал место перед основным марш‑броском. Осматривал, прикидывал, сколько осядет в карман, сколько дать ментам, сколько работягам. Если у милиции был постоянный тариф, то зарплата тружеников была плавающей. Причем в последний год она часто падала. А если где‑то падает, значит, где‑то возрастает. И работяги, и Сыч знали, где. Но первые не возмущались, а второму это было на руку (что тут возмущаться?). То есть, пока его верная свита молчала, такой расклад устраивал всех.

Сыч направился к небольшому домику, бывшему когда‑то проходной. Дверь была заколочена. Он потоптался на месте, развернулся и за деревьями, припорошенными снегом, увидел почерневшее от пожара двухэтажное здание. Это явно не его рук дело. Черт возьми, а о нем‑то он и забыл! ДК чулочной фабрики летом был скрыт листвой, а зимой сливался с черно‑белыми окрестностями. Это здание просматривалось только с главной дороги, по которой Сыч не ездил уже лет пять. Не было резона. Дома вдоль главной дороги не подожжешь, да и брать там, по сути, было нечего. Там стояли в основном двухэтажные бараки. Даже если у кого там и было железо, то они давно уже сменяли его на бутылку или еду. С этими бараками Гришке повезло однажды лет шесть назад. Три самых крайних переселили в Донской, а здания – под слом. Вот тогда Сыч и прихватил оттуда лома тысяч на сорок. Теперь было ясно одно – здесь кто‑то промышлял до него.

Григорий перешел через дорогу, вспомнил о фонарике и вернулся к машине. Порылся в бардачке, но ничего, кроме зажигалки Zippo, не нашел. Положил ее в карман, осмотрел заднее кресло и вылез из машины. Фонарика не было – наверное, выложил дома. Черт с ним! Сыч и в кромешной темноте разглядит то, за что может выручить хоть пару рублей. Но Гриша чувствовал – там будет лома больше, чем на пару рублей. Он залез в багажник и вытащил оттуда ящик с инструментом. Так, на всякий случай.

Сыч подошел к обгоревшей двери. Он знал, где и кого искать, если в этом гребаном ДК ни черта не найдет.

Но он нашел. Первый этаж выгорел частично. Уцелела единственная дверь. Она выглядела как новая, будто не было вокруг температуры под пятьсот градусов. Дверь с огромными петлями была заперта на замок. Гриша, не глядя, нащупал монтировку, вставил между дужкой замка и дверью и дернул изо всех сил. Замок упал к ногам. Сыч отбросил монтировку и толкнул дверь. У правой стены, покрытой какими‑то царапинами, стояло кресло. Странное такое, на первый взгляд сделанное из деталей от разных кресел и стульев. Уродливая конструкция мебели не отталкивала, а, наоборот, притягивала. Гришке вдруг захотелось сесть в него и не вставать.

Сыч подошел к стулу и провел рукой по подлокотнику, по спинке, сиденью. Кресло излучало тепло, будто на нем кто‑то долго сидел

поджаривался

и только что встал. Гриша даже оглянулся, но в комнате, кроме него и зловещего кресла (он почему‑то считал, что этот предмет мебели одушевленный), никого не было. Сыч развернулся и сел. Легкая дрожь пробежала по всему телу. Гришка расслабился, положил руки на подлокотники, откинулся на спинку и закрыл глаза. Несмотря на это, Сыч видел комнату почти как при дневном свете. Он открыл глаза. Кромешная тьма окутала его и кресло. Сыч снова закрыл глаза, и комната засияла. Трещины и царапины на стенах начали светиться. Гриша не мог оторвать глаз (черт возьми, закрытых глаз!) от этого видения. Ему почему‑то казалось, что это делает кресло. Он встал и открыл глаза одновременно.

– Так уж и быть, дружок, я беру тебя, – произнес Гриша и только теперь заметил провода, уходящие в стену.

Вот в чем секрет. Может, это какое‑нибудь 4D‑кресло? Гришка подошел к стене, ощупал ее. Дверь была подперта каким‑то ящиком. Он с силой оттолкнул его и открыл дверь. То, что предстало его взору, едва не разочаровало. Сплетение проводов, покореженный металл – все это не подлежало восстановлению и не могло работать прямо сейчас. А ведь кресло работало!

Сыч перевел взгляд вправо и облегченно вздохнул. Он, не будучи электриком, понял, что это чудо‑кресло работает от генератора, и, судя по запаху, бензинового. Все! Он решил. Кресло и генератор берет себе, даже если придется отдать всю выручку с цветмета, который словно паутина свисал повсюду в этой комнате.

– Эй, Сыч! – окликнул его Тимофей Грошев.

– Тима, иди ко мне, – позвал Гришка.

Тимофей вошел, скинул с плеча лом и присвистнул. Гриша проследил за его взглядом. Грош смотрел на электрический стул.

– Так, вот эту хрень, – Сыч показал на стул, – и генератор – в «Газель». Ко мне закинете.

– Решил встряхнуться? – хохотнул Тима.

– Да, Гросык, нам вшем нужна небольсая вштряшка…

Дата добавления: 2015-05-06