Конец ознакомительного фрагмента. 4 страница. – Конечно, это же совершенно не важно, – фыркнула Ким

– Конечно, это же совершенно не важно, – фыркнула Ким.

Она подхватила несколько пакетов с непонятным содержимым, а Джекка – большую картонную коробку. Вернувшись в дом, они прошли по гигантской гостиной и поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь тоже было просторно. Темные деревянные полы частично закрывал изумительный ковер. Вдоль стены стояли небольшие столики с лампами. Повсюду царила атмосфера спокойной элегантности.

– Превосходно, – заметила Джекка и, услышав слева от себя посторонний звук, остановилась. – Что это за шум?

– Швейная машинка, – ответила Ким, кивнув на закрытую дверь по другую сторону коридора. Затем она открыла дверь, расположенную как раз напротив, и вошла. Джекка следовала за ней по пятам.

Они оказались в большой гостиной с восхитительным эркером. Из нее дверь вела в квадратную спальню с удобной кроватью, на которой лежало множество подушек.

Джекка подошла к окну, чтобы как следует рассмотреть парк. Всюду, насколько хватало глаз, тянулись ухоженные лужайки, аккуратно подрезанные деревья и подстриженные кусты. За беседкой, о которой говорила Ким, раскинулся розовый сад.

– Это место реально или оно мне снится? – спросила она.

– Парк сохраняется в первозданном виде с тех пор, как был разбит очень богатым человеком в 1926 году. Его единственный сын женился на миссис Уингейт.

– Кем она была до замужества?

– Понятия не имею.

– Значит, она не из Эдилина?

– Конечно, нет. Будь она из местных, я бы знала о ней все, – уверенно сказала Ким.

– И о ней, и о ее предках. – Джекка оглядела комнату. – Как ты думаешь, миссис Уингейт будет возражать, если я немного сдвину мебель и поставлю стол ближе к окну?

– Думаю, нет. Миссис Уингейт восхищается художниками, равно как и всеми людьми, способными творить. Она с благоговением относится ко всему, что Люси шьет для магазина.

– Но если Люси никогда не выходит из дома, как она достает все необходимое для работы?

Ким пожала плечами.

– Никогда не интересовалась. Если выяснишь, дай мне знать.

– Конечно. – Джекка открыла дверь ванной, которая оказалась чистой и просторной. Там были и унитаз со сливным бачком, снабженным металлической цепочкой, и большая ванна на гнутых ножках. Раковина стояла на своеобразном пьедестале и выглядела очень старой. Стены были выложены белой плиткой.

– Миссис Уингейт утверждает, что это была ванная хозяина, – сказала Ким. – Думаю, старый мистер Уингейт здесь брился.

– Раковина достаточно большая, чтобы можно было мыть кисти, – заметила Джекка. Все остальное не имело для нее значения. – А где комнаты самой миссис Уингейт?

– Наверху. В ее распоряжении весь третий этаж. Я там никогда не была.

Подруги распаковали пакеты и чемоданы и разложили вещи по местам. Каждый предмет одежды, прежде чем занять место в шкафу, был рассмотрен самым тщательным образом. Ким интересовало, где Джекка купила вещи и как переделывала. Джекка любила покупать винтажную одежду и слегка ее перешивать. Она убирала кружева и оборки, добавляла кант на рукава и вносила некоторые другие небольшие, но заметные изменения, придававшие ее вещам неповторимый стиль и индивидуальность. Ей не нравилось видеть на других женщинах такую же одежду, какую носила сама.

Наконец очередь дошла до коробок с предметами для рисования. Ким знала, что там должны быть последние рисунки Джекки, и не ошиблась.

– В Нью‑Йорке у меня нет возможности уделять много времени живописи, – вздохнула Джекка, показывая свои работы.

Ким рассматривала их глазами профессионала. Будучи истинным художником, она могла оценить их должным образом. Она отметила, что Джекка смело экспериментирует с цветом, научилась передавать игру света и схватывать мельчайшие детали изображаемого предмета.

– Прекрасно, – в конце концов заключила она. – Мне кажется, ты сделала большие успехи. Твои работы стали намного лучше. То есть я хотела сказать, что они всегда были прекрасными, но теперь…

– Я все понимаю, – перебила ее Джекка, и в ее глазах появилась печаль.

Так же как Ким и Софи, Джекка, окончив художественную школу, думала, что входит в мир, который станет платить за ее творчество.

Ким вернулась в Эдилин и несколько лет продавала свои работы только местным жителям. Ситуация изменилась, когда ее украшения были выставлены в магазине Вильямсбурга. Они быстро разошлись, стали поступать новые заказы. Пару лет назад Ким открыла розничный магазин в Эдилине и начала продавать свои изделия через Интернет. Теперь у нее было четыре сотрудницы и дела шли вполне успешно.

У Джекки все было не так гладко. В течение трех лет после окончания художественной школы она работала по вечерам официанткой, а днем ходила со своими работами по нью‑йоркским галереям. Однако все усилия оказались напрасными. Никого ее акварели не интересовали.

– Слишком банально, – говорили ей. – Джорджия О'Киф против Гейнсборо. – Таков был самый неприятный вердикт. Его вынес владелец крупной нью‑йоркской галереи – отвратительный тип.

Эти годы были самыми трудными в жизни Джекки, и Ким всеми силами старалась ее поддержать. Только художник мог понять, как сильно страдает Джекка. В своих картинах она изливала себя, свое видение мира, свою жизнь. Отвергая ее картины, галерейщики отвергали ее как творческую личность.

За это время Ким дважды летала в Нью‑Йорк, чтобы побыть с Джеккой. Она жила в крошечной квартирке подруги и часами выслушивала рассказы о ее злоключениях. Однажды у Джекки была назначена вечерняя встреча в одной из галерей, и Ким вышла вместо нее на работу в ресторане. Джекка не сумела убедить галерейщика купить ее работы, зато Ким, подавая клиентам ужин, продала ожерелье, серьги и два кольца собственной работы, которые были на ней. Впоследствии понадобилось два часа и четыре «Маргариты», чтобы Джекка сумела посмеяться над собственными проблемами. Теперь это было их любимое общее воспоминание.

Галерея Андреа Малькольм открылась за полгода до того, как туда пришла Джекка. Заносчивый маленький человечек, управлявший галереей, заставил ее прождать полтора часа, прежде чем соизволил взглянуть на ее акварели.

Ожидая, она спокойно сидела на стуле у стены и наблюдала за происходящим. За это время в галерею приходили разные художники. Два новичка, принесшие свои работы, прежде всего вручили надменному галерейщику по стодолларовой купюре. А когда другой художник пришел получить деньги за проданные работы, оказалось, что управляющий берет огромные комиссионные – сорок пять процентов!

Все это Джекка видела, но промолчала. Ее картины должны попасть туда, где их увидят люди. Если для этого ей придется расстаться с некоторой частью своей наличности – что ж, она готова.

Когда управляющий наконец обратил на нее внимание, его вердикт не оставил никаких надежд.

– Техника вполне приличная, – брезгливо заметил он, – но таланта у вас нет и в помине. – И он так небрежно бросил последнюю акварель на стол, что та соскользнула и упала на пол.

Джекка устала, была голодна и измучена долгой ходьбой, поскольку за этот день прошла не меньше пятидесяти кварталов. Она уже собралась сказать мерзкому человечку все, что о нем думает, когда, подняв взгляд, увидела приоткрытую дверь, ведущую в офис. Там за столом сидела молодая женщина, одежда которой была дороже, чем здание, в котором находилась квартира Джекки. И она сразу поняла, что происходит. Скучающая богачка открыла галерею. Так она могла делать вид, что занимается бизнесом, и производить впечатление на друзей. Но она не имела никакого представления о том, как управлять галереей, и поручила это человеку, который утверждал, что это знает.

Джекка, не говоря ни слова, схватила папку со своими работами, открыла дверь в офис и вошла. Мерзкий человечек бросился за ней, но она прислонилась спиной к двери, не позволяя ее открыть.

– Этот маленький идиот безбожно вас обкрадывает, – выпалила она.

Владелица галереи нисколько не возмутилась. Она спокойно взглянула на Джекку, потом на дверь, в которую барабанил человечек, и ответила:

– Я знаю. Как только найду другого управляющего, этот будет уволен. А сейчас у меня нет времени. – Она встала и взяла сумочку стоимостью несколько тысяч долларов.

Джекка почувствовала себя круглой идиоткой. Надо же – сунула нос не в свое дело.

– Любой дилетант был бы лучше, чем этот ворюга, – пробормотала она.

Женщина с любопытством оглядела ее с ног до головы.

– А ты сумеешь управлять художественной галереей?

Джекка не восприняла вопрос всерьез.

– Легко, – не задумываясь, ответила она.

– Тогда место твое. – Женщина кивнула на дверь, и Джекка отступила.

В офис ворвался мерзкий человечек. Его круглая физиономия была багровой от гнева.

– Эта… эта дрянь едва не сбила меня с ног. Я не успел ее остановить, Андреа. Извините. Я немедленно вызову полицию.

– Вызывай. Я покажу полицейским расчетные книги. Ты уволен, Финч. Можешь идти домой. – Андреа повернулась к Джекке: – Место твое. Можешь приступать к работе. А теперь оба уйдите с дороги.

Она прошла мимо них и покинула галерею.

Последовала короткая, но бурная перепалка, но в конце концов разгневанный управляющий швырнул на стол ключи и вышел, хлопнув дверью. И Джекка поняла, что неожиданно получила новую работу – у нее теперь есть настоящая галерея, которой необходимо управлять, а она понятия не имеет, как это делать. Но все‑таки она, можно сказать, выросла в семейном магазине, а торговля есть торговля, и не важно, чем торговать – скобяными товарами или произведениями искусства.

В галерею зашли покупатели, и Джекка так хорошо рассказала о висящих на стенах картинах, что продала сразу две. Но свои акварели она продать так и не сумела.

– Очень мило, – сказал один из покупателей. – Моей бабушке ваши картинки, безусловно, понравятся. – Это был самый благожелательный отзыв о ее работах, который услышала Джекка.

Она ждала до ночи, надеясь, что Андреа вернется и расскажет ей о зарплате и комиссионных, но та не появилась.

Опасаясь, что все это обернется шуткой, Джекка не бросила свою работу официантки и два дня подряд, усталая и не выспавшаяся, открывала галерею ровно в десять часов утра. Лишь на третий день в галерее появился мистер Босуэлл. Джекка едва не проворонила его приход, поскольку задремала, положив голову на стол. Это был один из адвокатов отца Андреа. Ему, как он сказал, крупно не повезло, поскольку он занимается делами Андреа.

– Я присматриваю за тем, что она делает с деньгами своего отца, но, увы, не могу ее контролировать.

Джекка и мистер Босуэлл поладили очень быстро. Она показала, как переставила мебель и перевесила картины, продемонстрировала сделанные ею наброски – как, по ее мнению, должна выглядеть галерея, предъявила выручку за проданные полотна. Мистер Босуэлл сказал:

– Я считаю, что, наняв вас, Андреа наконец сделала что‑то правильное. И не важно, что это получилось у нее случайно.

Они вместе составили контракт, в котором предусматривались все организационные вопросы, начиная с зарплаты и кончая числом собственных работ, которые Джекка могла выставлять в галерее.

Однако несмотря на то, что теперь ее акварели висели в галерее, расположенной на очень бойком месте – здесь всегда было много народу, да и богатые друзья Андреа частенько туда захаживали, – Джекке удалось продать только восемь своих работ. Неспособность добиться благосостояния за счет своего творчества несказанно ее огорчала.

Ким увидела грусть в глазах подруги и жизнерадостно заявила:

– По‑моему, сейчас самое время для «Маргариты».

– Хорошая идея, – улыбнулась Джекка, и они пошли в сад.

Глава 3

Джекка, растянувшись в шезлонге, любовалась розами в саду. Здесь было очень красиво, и она была рада, что Ким нашла для нее эту квартиру. Она немного нервничала из‑за двух женщин, живших в доме, потому что еще не познакомилась с ними, но во всем остальном чувствовала себя прекрасно.

Ким ушла примерно час назад, чтобы проверить дела в магазине, и уделить время младшей сестре. Она сказала Джекке, что еды в холодильнике вполне хватит, а завтра они пойдут в город.

– Мне не терпится увидеть твою новую студию, – улыбнулась Джекка. Ким недавно купила дом, который подруга еще не видела.

– Это всего лишь перестроенный гараж… – начала было Ким, но Джекка ее остановила.

По ее мнению, Ким не должна была пренебрежительно говорить о своих достижениях только потому, что жизнь Джекки идет совсем не так, как она планировала.

Ким улыбнулась.

– Я с радостью покажу тебе свою мастерскую и магазин – недавно я там кое‑что переделала. И хочу услышать твое мнение относительно оформления витрин и будущей работы.

– Не думаю, что я… – Джекка замолчала, не договорив фразы. – Ладно, проехали. Я все равно художница, даже если мои картины не продаются.

– Я бы сказала, что у тебя душа истинного художника, но ты будешь смеяться.

– Буду, – не стала спорить Джекка. – Лучше иди, а то опоздаешь.

Ким встала и взяла пустые стаканы из‑под коктейлей.

– Я думала, что миссис Уингейт к этому времени уже вернется. – Она взглянула на единственное освещенное окно наверху. – Если дома только Люси, ты практически одна.

– Со мной все будет в порядке, – сказала Джекка. – Я хочу спокойно посидеть здесь, любуясь изумительными цветами и вдыхая их аромат. Мне же надо написать двенадцать полотен для твоих ювелирных изделий. А поскольку половина из них должна вдохновить тебя на создание чего‑то особенного, мне надо подумать.

Ким чмокнула подругу в щеку.

– Увидимся утром.

Джекка кивнула и откинулась на спинку шезлонга. Она подвинула его так, чтобы лучше видеть пруд. Днем здесь много солнца, но вечером стало прохладно, и она порадовалась, что захватила с собой кардиган.

Зевнув, Джекка задумалась. День за рулем оказался очень долгим. Она выехала накануне поздно вечером, потому что следовало сделать тысячу дел перед закрытием галереи на лето, а главное, успокоить недовольных художников.

– Мои работы здесь хорошо продаются, – слышала она снова и снова. – Почему Андреа не может оставить галерею открытой? Пусть едет, куда ей надо. Все равно она ничего в галерее не делает.

С этим Джекка была полностью согласна, но приходилось улыбаться и объяснять, что Андреа делает больше, чем кажется, просто она трудится не на виду.

В общем, вся неделя перед отъездом получилась суматошной. И теперь в темноте и тишине, нарушаемой только кваканьем лягушек в пруду, ее неудержимо потянуло в сон. Джекка закрыла глаза и стала думать о Риде, спускающемся по канату из зависшего над землей вертолета.

Она проснулась, когда на нее упало что‑то большое и тяжелое. Сообразив, что это человек, она вскрикнула и начала отбиваться. Было очень темно – ни луны в небе, ни уличных фонарей, – и она не видела, кто на нее свалился.

– Извините, – пробормотал мужской голос. – Я не хотел вас пугать и тем более не собирался на вас падать. Просто ваш шезлонг стоит на дороге, и я его не видел.

Джекка уперлась руками ему в плечи… впрочем, это могли быть и не плечи. Его физиономия явно была рядом с ее лицом – она чувствовала его дыхание и тонкий аромат туалетной воды. Довольно приятный, следует признать. Но все равно ей хотелось освободиться от навалившейся сверху тяжести, и она постаралась оттолкнуть незнакомца.

– Пожалуйста, не толкайтесь, – попросил он, и по голосу Джекка поняла, что незнакомец испытывает боль. – Не хочу жаловаться, но у меня сломана рука, и перевязь зацепилась за ваш шезлонг. Я не могу подняться, пока не освобожу ее.

Услышав это, Джекка поняла, что на нее наткнулся Тристан, кузен Ким, доктор, живущий в соседнем доме, и перестала его отталкивать.

Она чувствовала на себе его тело, ну, или по крайней мере часть его. Мужчина был явно высок, имел широкие плечи, плоский живот и тренированные грудные мышцы. Все это ей понравилось.

– Ну вот, – удовлетворенно вздохнул он, однако, начав вставать, сразу споткнулся.

Джекка поймала его за руку и помогла восстановить равновесие.

– Сядьте, – сказала она, спустила ноги на землю, подвинулась и потянула Тристана к себе.

Было очень темно, и она ничего не видела, но по прерывистому дыханию мужчины поняла, что ему по‑прежнему больно.

– Если вы не возражаете, – пробормотал он и тяжело опустился рядом.

Мужчина несколько раз вздохнул. Джекка сидела очень близко к нему и почувствовала его дрожь.

– Полагаю, вы доктор Олдридж?

Он еще раз вздохнул, прежде чем ответить.

– А вы, должно быть, Джекка. Мы уже встречались. – Он решил отбросить церемонии. – Пожалуйста, называй меня Трис. Мы уже несколько недель слышим только о твоем приезде. Мы… – Он запнулся и снова тяжело задышал.

– Совершенно верно. – Джекка встала. – Ты ушибся. Надо кого‑нибудь позвать на помощь. Кажется, Ким говорила, что твой отец сейчас в городе?

Тристан подался к ней, нащупал ее руку и крепко сжал.

– Пожалуйста, не надо никого звать и уж тем более моего отца. Он скажет, чтобы я пил болеутоляющее и больше отдыхал. Но если я стану отдыхать еще больше, то просто сойду с ума.

Темнота была такой, что Джекка не видела даже силуэта сидящего рядом мужчины, но она хорошо понимала, что он имеет в виду.

– Думаю, ты шел домой. Похоже, я поставила шезлонг на дороге.

– Да, но все это пустяки. – Он так и не выпустил ее руку.

– Хочешь, я провожу тебя? Сейчас, я только зайду в дом и попытаюсь найти фонарь.

– Никогда не пользовался фонарем.

– Даже в такой темноте? – Джекка знала, что должна высвободить руку, но медлила. Ею владело какое‑то очень приятное, пожалуй, даже интимное чувство. Ей нравилось находиться рядом с этим незнакомцем в полной, абсолютной темноте. Его голос был глубоким и более чарующим, чем лунный свет.

– Когда мне было два года, я пошел сюда через лес. И очень обрадовался, когда увидел этот дом, потому что всегда любил мисс Ливи. Но мои родители очень беспокоились, они решили, что я утонул в озере. Обнаружив меня живым и невредимым, они некоторое время делали все, что могли, чтобы не пускать меня сюда, но я всегда находил способ обойти запреты. В конце концов отец сдался, взял бензопилу и проложил для меня тропинку.

– И ты ходишь здесь с двух лет?

– Да. – Тристан все еще держал ее за руку. – У тебя руки художника.

Джекка решительно высвободилась и встала. Его тон был уж слишком дружелюбным.

– Думаю, я должна позвать миссис Уингейт или еще кого‑нибудь.

– Не надо! – воскликнул Тристан. – Я просто хочу спокойно посидеть, пока не уймется дрожь. Если пообещаю держать руки при себе, ты останешься со мной? Мы могли бы просто поговорить.

Джекка понимала, что должна сказать «нет», но не смогла заставить себя поступить так жестоко. Да и короткий сон восстановил ее силы, так что совершенно не хотелось идти в дом и укладываться в постель. К тому же она сомневалась, что сумеет отыскать свою комнату.

– Я найду стул, – сказала она. – Если смогу, конечно.

– А я скажу, куда идти.

– Хорошо. Сейчас я стою слева от шезлонга.

– Я протянул в твою сторону руку. Иди на мой голос, пока не почувствуешь мою руку.

– Тебе, похоже, нравится держать девушек за руки.

– Симпатичных девушек я люблю держать не только за руки.

– Тогда тебе со мной не повезло. Я страшна, как война. – Джекка осторожно пошла вперед и почти сразу почувствовала руку Триса.

– Теперь повернись ко мне спиной и иди вперед примерно десять шагов.

– Какой длины должен быть шаг?

– Нормальной. Не старайся шагать слишком широко, иначе врежешься в старую деревянную скамью.

Она сделала десять шагов, пошарила руками в темноте, но ничего не обнаружила.

– Здесь нет никаких стульев.

– Конечно. Теперь сделай три шага направо, а потом четыре вперед. Только медленно.

Джекка в точности выполнила его указания, и ее рука легла на спинку стула.

– Нашла! – воскликнула она.

– Прекрасно. Теперь возвращайся и садись рядом.

Уже через минуту она с размаху наткнулась на шезлонг.

Тристан застонал. Джекка извинилась, поставила стул и села.

Несколько мгновений они молчали.

– Можно спросить? – нерешительно сказал Трис.

– О чем?

– Ты – девушка в красном бикини, не так ли? Я не перепутал?

Джекка не смогла сдержать смех. Она точно знала, о чем он говорит. Учась в колледже, Ким, Софи и Джекка как‑то поехали на пляж и по очереди фотографировали друг друга. Там из песка выступал огромный камень, и на одной фотографии Джекка прислонилась к нему, а Софи растянулась на вершине. Джекка была в красном купальнике, а подруга – в синем.

– Вынуждена тебя огорчить: я – та, что костлявая. Та, что с великолепными формами, это Софи.

– Хорошо, – сказал Трис, и Джекка почувствовала, что он улыбается. – Вы обе выставили напоказ достаточно много себя.

– Ты на самом деле доктор? Я не ошиблась? Неужели ты говоришь подобные вещи своим пациенткам?

– Конечно, нет. В кабинете я только профессионал. Честно признаюсь, я и вне кабинета не заигрываю с пациентками.

– Приятно слышать.

– Джекка, расскажи о себе.

– Нечего рассказывать. Я выросла в Нью‑Джерси. Мама умерла, когда мне было четыре года, так что меня воспитывал отец. Мой старший брат любит говорить, что во всем ему помогал, но это неправда. Кажется, Ким упоминала, что у тебя есть сестра?

– Эддисон. Эдди. Ее муж только что вернулся из Ирака. И у меня есть восьмилетняя племянница, которую я обожаю.

Джекка тщетно старалась рассмотреть своего собеседника. Она не помнила, что именно Ким рассказывала об этом кузене. Слишком уж много было этих самых кузенов. Один – юрист, другой – писатель, третий – шериф. Еще, кажется, был спортсмен… и кто‑то еще. Список кузенов Ким был бесконечным! И хотя и Трис, и Ким утверждали, что Джекка с ним знакома, она его совершенно не помнила.

– Ладно, мы поведали друг другу о положительных моментах. А что плохого есть в твоей жизни? – спросил Тристан.

– Боюсь, я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы говорить об этом.

– Но это же здорово! Представь: два незнакомых человека сидят рядом в полной темноте. Они никогда больше не встретятся, так что могут рассказать друг другу все, что угодно.

– Мы обязательно еще встретимся, – сообщила Джекка. – И не единожды. Я буду жить в соседнем доме три месяца.

– Что такое три месяца по сравнению с человеческой жизнью? Ерунда!

Трис, конечно, шутил, но в его голосе слышались и серь езные нотки. Джекке вспомнился рассказ Ким о том, как ее кузен сломал руку. Его ударили по голове. Сбросили в овраг. Грабителю нужно было что‑то, имеющееся у Триса. Все это не могло не сказаться на его самочувствии и поведении.

Когда мужчина свалился на нее, споткнувшись о шезлонг, который она поставила на дороге, он явно испытал сильную боль, но вел себя так, словно ничего не произошло. Если он так умело скрыл боль, возможно, он скрывает от жителей Эдилина свои истинные чувства? Джекка знала, что сама изо всех сил старалась скрывать плохие новости от отца. Были времена, когда ей не хотелось никого видеть, но она всегда старалась быть веселой в присутствии отца.

– Должно быть, трудно жить в городе, где полно родственников. Можно сказать, весь город – одна большая семья, – негромко сказала она. – С кем ты можешь поговорить, когда попадаешь в трудную ситуацию?

Тристан долго молчал, и Джекка решила, что он вовсе не собирается отвечать. Но когда он наконец заговорил, его голос был спокоен и бесстрастен.

– Несколько месяцев назад в Эдилин приехала молодая женщина. Она искала работу. Я почти влюбился в нее. Недавно она вышла замуж за моего лучшего друга.

– Это произошло в то же время, когда ты сломал руку?

– Да. – Он тяжело вздохнул. – Теперь она ждет ребенка. Второй триместр беременности.

– Очень быстро. Подожди, но если дело зашло так далеко, возможно, она вышла замуж, потому что у нее не было другого выхода?

– Жаль, – усмехнулся Трис, – но это не так. Просто она всегда видела во мне только друга.

– Это больно, – сказала Джекка. Она не собиралась развивать свою мысль, поскольку брат Ким был другом Триса, но она чувствовала то же самое, когда Рид ее проигнорировал. – Кстати, я давно хотела узнать, что случилось с Лаурой Чонли? Она живет здесь?

– Да. Она вышла замуж за пастора, и у них крепкие здоровые ребятишки. Я боялся, что у мальчика порок сердца, но тревога оказалась ложной.

Джекка рассмеялась.

– Ты настоящий доктор.

– Только не сейчас. – Тристан досадливо поморщился. – Пока эта проклятая рука не срастется, я никто.

– Мне хорошо знакомо это чувство.

– Тебе? Откуда? Ким тобой восхищается. Когда она училась в колледже, все ее письма были только о тебе и о девушке в синем бикини. Как ее, кстати, зовут?

– Софи. Думаю, – усмехнулась Джекка, – Ким прислала тебе не только ту фотографию, на которой мы в купальниках.

– Она прислала мне множество фотографий, но эта лучше всех. Я храню ее за зеркалом в своей спальне.

– Вместе с фотками других девушек?

– Нет, эта единственная.

– Да, Софи – красивая девушка.

– Я отогнул ее.

– Что? – не поняла Джекка.

– Я согнул фотографию так, чтобы на ней была только ты. Софи не в моем вкусе.

– О! – воскликнула Джекка. – Не думаю, что мою фотку когда‑нибудь раньше прикалывали на стену. Жаль, что Ким не прислала мне твою.

– Я и не прикалывал. Я хранил ее за зеркалом. Что касается моей фотографии, я имею обыкновение ронять фотоаппараты.

– Припоминаю, Ким неоднократно говорила, что все ее кузены – сногсшибательные красавцы. Рид, во всяком случае, очень красив. Или был таким семь лет назад. С тех пор я его не видела.

Тристан довольно улыбнулся. Судя по всему, Ким ошиблась, и слава Богу. Не похоже, чтобы Джекка и Рид были друг к другу привязаны.

– Теперь ты заставила меня ревновать, – сообщил он. – Ведь Рид на днях будет здесь.

– Ким говорила.

Трис громко застонал.

– Только не говори, что я проиграл даже раньше, чем получил шанс!

– Будь ты женщиной, я бы назвала тебя кокеткой. А применительно к мужчине мне что‑то не приходит на ум подходящее слово, ведь ты кажешься почти серьезным.

– Если я действительно хорош во флирте, то, поверь, не благодаря обширной практике. С большинством жителей этого города я связан родственными узами, к тому же я их всех лечу. Это лишает меня возможности выбора подходящей кандидатуры для ухаживаний.

– Знаешь, – сказала Джекка, – я тебя не вижу и, честно говоря, не помню, как ты выглядишь, хотя Ким мне все уши прожужжала рассказами о тебе. Тем не менее я инстинктивно чувствую, что у тебя не должно быть проблем с женщинами.

– Год назад я бы сказал, что ты права. Но я потерял ту, которая могла претворить мои мечты в жизнь.

– А чего же ты хочешь? – тихо спросила Джекка.

Трис помедлил, словно тщательно обдумывал слова.

– Я старомоден. Хочу иметь семью – жену и детей. Я устал делать прививки чужим ребятишкам. Хочу, чтобы в моем доме звучали детские голоса, чтобы, когда я возвращаюсь домой, меня встречала любимая женщина.

Джекка засмеялась.

– А как начет ее желаний?

Даже не видя его лица, она почувствовала, как Трис поморщился.

– Думаю, ты меня поняла.

– Да, – задумчиво сказала она, подавив тяжелый вздох. Придется держаться подальше от этого привлекательного мужчины. Ни за что на свете ей нельзя с ним связываться. Оказаться привязанной к крошечному Эдилину, лишившись всяких надежд на карьеру художницы? Ничего страшнее она не могла себе представить.

Между тем проигнорировать этого человека она тоже не могла. Только сегодня Ким сказала, что Тристан умеет производить сильное впечатление. И теперь, сидя рядом с ним в темноте, она поняла, что Ким имела в виду. Она чувствовала этого мужчину, словно от него исходил некий магнетизм.

Будь она другой женщиной и происходи все это в другом месте, она могла бы представить как ложится рядом с ним на траву. Разыгравшееся воображение рисовало, как они целуются, срывают друг с друга одежду, занимаются любовью. Мысль о сексе с мужчиной, которого никогда не видела, приятно возбуждала, щекотала нервы.

От мечтаний пришлось отвлечься, когда Джекка почувствовала, как на ее колено легла его рука. Она положила свою ладонь на эту сильную мужскую руку и негромко проговорила:

– Тристан…

– Что?

– Я не знаю тебя и не вижу, но, судя по голосу, ты пребываешь в смятении, физическом и эмоциональном.

– Это правда, – проговорил он едва слышно.

Она отпустила его руку.

– Должна сразу предупредить, что я не та женщина, которую ты ищешь. Я мечтаю о карьере и не готова вить гнездо. Через три месяца я уеду отсюда и даже не оглянусь. Прежде чем брать на себя ответственность за детей, я должна найти себя. – Джекка замолчала, ожидая реакции.

– Что ж, я предупрежден, – сказал он. – Спасибо за честность. Но не волнуйся за меня. Все в порядке. Думаю, сейчас любовная история была бы мне не под силу.

– Пока что тебе надо думать о здоровье, – промолвила она, – а дальше видно будет. Сколько времени?

– Не знаю. Но больше десяти.

Джекка встала.

– Иди домой и поспи.

– Ты поможешь мне встать?

Дата добавления: 2015-05-06