Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Вечеринка высшей категории 1 страница




ЧАСТЬ VII

 

Глава 1

 

В марте 1962 года Джерри Брамс приобрел небольшую квартиру с двумя спальнями. Дом располагался в пределах пресловутого священного леса, весь квартал был построен в двадцатые годы, и из окон квартиры открывался впечатляющий вид на сакраментальную надпись «Голливуд». Покупка обошлась Брамсу в девятнадцать тысяч семьсот долларов, что, учитывая столь удачное расположение дома, можно было счесть весьма скромной ценой. Джерри долго лелеял мечту встретить родственную душу и разделить с ней кров, однако все его романтические приключения заканчивались печально. Трижды он пытался изменить свой семейный статус, но это ему так и не удалось: всякий раз кто-то переходил ему дорогу, и Джерри вновь оставался один. Впрочем, теперь ему недолго предстояло томиться в одиночестве – даже наиболее оптимистично настроенные онкологи, к которым он обращался, давали ему не более года. Опухоль простаты была уже неоперабельна и стремительно разрасталась.

Несмотря на всю свою любовь к славному прошлому Голливуда, Джерри был человеком практического склада, чуждым всяких сантиментов – по крайней мере во всем, что касалось его самого. Перспектива скорой смерти ничуть его не изменила, он не боялся неизбежного конца, но и не ждал его как желанного избавления. Он знал, что всем без исключения людям суждено умереть, а ему предстоит отправиться в иной мир довольно скоро. Правда, у Джерри случались приступы черной меланхолии; в такие дни он подумывал о самоубийстве и даже приготовил изрядное количество снотворного, достаточного, по его убеждению, чтобы свести счеты с жизнью. Но хотя ему приходилось нелегко и боль (а также проблемы, связанные с расстройством мочеиспускания, особенно тягостные для столь утонченной натуры) порой почти сводила его с ума, что-то мешало ему развести таблетки в стакане с «Кровавой Мэри» и избавиться от мучений.

Джерри никак не мог отделаться от ощущения незавершенности. Ему казалось, он не закончил некое важное дело, хотя вряд ли смог бы объяснить, в чем это дело заключалось. Родители его давно умерли, единственная сестра – тоже, причем в прискорбно молодом возрасте. Друзей у него было немного, а таких, с которыми бы его связывала крепкая дружба, не имелось и вовсе. Он знал, что после его ухода некому будет проливать потоки слез и что его коллекция экспонатов, связанных с кинематографом, коллекция, которую он никогда не оценивал, но которая, возможно, принесла бы на аукционе примерно полмиллиона долларов, станет предметом бурных раздоров. Да еще завсегдатаи «Микки» (его любимого бара) отпустят несколько циничных, скабрезных замечаний, узнав, что старина Джерри больше никогда не появится у стойки. Господь свидетель, за свою жизнь он и сам наговорил немало непристойностей. В свои лучшие годы он считался непревзойденным мастером похабных шуток и хлестких ответов. Но теперь откровенный цинизм более не доставлял ему радости. Его стиль жизни давно вышел из моды. Он ощущал себя вымирающим динозавром.

В последнее время Брамс с удивлением обнаружил, что болезнь сделала его невероятно восприимчивым ко всем горестям и несчастьям этого мира. Узнав о смерти Демпси, собаки Тодда, он проплакал весь день, хотя видел покойного пса всего несколько раз. А потом пришло известие о смерти Марко Капуто, такой бессмысленной и нелепой. С Капуто они никогда не были приятелями, но при редких встречах Марко был неизменно вежлив, приветлив и удивлял Джерри своим профессионализмом, столь редким в нынешнюю эпоху господства посредственности.

Похороны, по мнению Джерри, отнюдь не воздали усопшему по заслугам. Они были скромными и малолюдными (из Чикаго, правда, прибыли несколько членов семьи Капуто, но нетрудно было заметить, что их интересует исключительно завещание, и они не считают нужным даже изображать скорбь). Тодд, разумеется, не явился, хотя и прислал Максин в качестве своей представительницы. Джерри воспользовался возможностью разузнать, как долго, по мнению Максин, будут продолжаться поиски. Предпринимает ли полиция хоть какие-то шаги, чтобы схватить эту женщину и предать ее суду, или бедному Тодду придется отсиживаться дома до бесконечности? Максин ответила, что она не в курсе дела и к тому же впредь не собирается заниматься делами Тодда – это, дескать, пустая трата времени и сил.

Разговор с Максин, жалкая, равнодушная похоронная процессия, гроб и размышления о его скрытом от глаз содержимом – все это привело Джерри в настроение еще более мрачное, чем то, в котором он пребывал постоянно. Но даже в тот день, когда ему казалось, что надежда и порядочность навсегда оставили этот мир, он не счел возможным использовать наконец свои таблетки и обрести вожделенный покой.

«Ради всего святого, почему я так цепляюсь за жизнь?» – спрашивал он себя и не находил ответа. Однако Брамс чувствовал: что-то его удерживает. Он словно слышал голос, твердивший: «Подожди, подожди еще немного».

– Нельзя расходиться по домам, пока примадонна не допоет свою арию, – говаривал один его приятель, оперный певец.

И в глубине сознания Джерри догадывался, что ему еще предстоит услышать арию примадонны.

Поэтому он продолжал тянуть свою лямку, хотя жизнь уже давно была ему в тягость; он ждал, когда то, что его удерживает, сделается явным.

 

Ночью 31 марта это, наконец, произошло. Джерри привиделся сон, до того яркий и отчетливый, что он проснулся. Обстоятельство само по себе странное, ибо, укладываясь в постель, он неизменно запивал снотворное изрядной порцией скотча и в результате спал как убитый.

Но этой ночью он пробудился, сохраняя ясное воспоминание о только что увиденном сне.

Брамсу снилось, будто он сидит в туалете, страдая от мучительного запора (который досаждал ему и наяву как побочное действие болеутоляющих, прописанных докторами). И вот, уставившись в пол, Джерри замечает, что тот выложен вовсе не кафельными плитками, как в реальности, а деревянными панелями, причем трещины между этими панелями достаточно велики и сквозь них видно, что происходит в квартире этажом ниже. Нет, не в квартире – согласно причудливой логике сна, в щели видно, что происходит в другом доме. И даже не в доме – Джерри видит «дворец мечты» Кати Люпи. Стоило Брамсу осознать это, как панели раздвинулись еще шире, и он проскользнул между ними и полетел вниз, медленно, словно был не тяжелее птичьего перышка.

Сомнений не было: он очутился в каньоне Холодных Сердец, в доме Кати. Торопливо подтянув штаны, Джерри осмотрелся по сторонам.

«Дворец мечты» пребывал в состоянии прискорбного запустения. Окна были разбиты, и птицы носились по комнатам, беззастенчиво гадя на изумительную мебель. По кухне в поисках добычи бродил койот. А в саду на деревьях сидели несколько десятков полосатых мартышек, оглушительно трещавших и визжавших. Впрочем, тому, кто, подобно Джерри в его лучшие дни, был частым посетителем дома, все это не казалось таким уж странным. Он действительно видел в саду мартышек, убежавших из Катиного зверинца. В течение какого-то времени казалось, что здешний климат прекрасно им подходит и они даже смогут размножаться, однако через пару лет какой-то неведомый вирус уничтожил всех мартышек до единой.

И все же нынешнее состояние дома было таким плачевным, что Джерри захотелось немедленно отсюда убраться. Однако он понимал, что это невозможно. Прежде всего, он обязан был засвидетельствовать свое почтение хозяйке. Решив не ждать, пока она соизволит появиться, Брамс отправился на поиски. Почему-то он был уверен, что их встреча поможет ему вырваться из власти тягостного сновидения.

Джерри стал подниматься вверх по лестнице. По ступенькам в неимоверном множестве ползали мухи, настолько вялые, что не желали взлетать в воздух, и ему приходилось давить их голыми ступнями.

Дверь в хозяйскую опочивальню была распахнута настежь. После секундного колебания Джерри вошел. Прежде ему довелось побывать в этой комнате всего лишь раз. Даже согласно его воспоминаниям, она была просторна, но сейчас, во сне, показалась ему поистине огромной. Шторы были задернуты, и солнечный свет, проникая между ними, приобретал причудливый лиловый оттенок.

Посреди комнаты возвышалась громадная, но на удивление простая, грубо сработанная кровать. И на этой кровати сидела Катя – единственная женщина, которую Джерри любил на протяжении всей своей жизни, за исключением, разумеется, собственной матери. Она была обнажена, или, выражаясь точнее, обходилась без одежды. Большую часть ее тела покрывали крупные улитки, те самые слизкие создания со скорлупой на спине, которых проклинает любой садовник. Они ползали по ее коже, по лицу, по ее грудям и животу, бедрам и ногам. На волосах у Кати блестели их серебристые следы, и несколько десятков улиток устроились на ее голове подобно короне. Катины ноги были широко раздвинуты, и улитки не оставили своим вниманием ее промежность. Как это нередко бывает во сне, Джерри видел все с пугающей достоверностью. Он видел, как слизкие серо-зеленые тела улиток высовываются из раковин, видел, как шевелятся чуткие рожки, когда улиткам случается столкнуться с препятствием – с соском, с ухом, с суставом пальца; как, удостоверившись, что опасности нет, они продолжают свой путь. Не произнося ни слова, Катя опустила глаза и очень осторожно сняла со своей груди одну из улиток. Потом она расставила ноги еще шире, так что теперь Джерри мог разглядеть самые интимные уголки ее тела. Он вовсе не являлся знатоком по части женских прелестей, однако даже он мог оценить по достоинству нежные изгибы ее вагины, которой позавидовала бы любая молодая девушка. Раздвинув руками складки атласной плоти, Катя поместила туда улитку.

Джерри, словно зачарованный, наблюдал, как крошечное животное, выставив рожки, принялось обследовать новую среду обитания.

С губ Кати сорвался тяжкий вздох. Веки ее утомленно опустились, но внезапно она вновь распахнула глаза. Теперь взгляд, полный страсти, был устремлен прямо на Джерри.

– Вот и ты, Джерри.

В голосе ее звучала музыка, которую он помнил с детства, музыка сладкая и пронзительная. Много лет он тщетно пытался расслышать эту музыку в голосе каждой женщины, с которой его сводила судьба.

Позднее он узнал, что звезды немого кино, как правило, обладали неблагозвучными голосами, помешавшими им сделать карьеру в звуковом кинематографе. Но Катя являла собой счастливое исключение из этого правила. Она обладала едва заметным акцентом (который лишь добавлял в ее речь пикантности). Несмотря на этот легчайший иностранный налет, она выговаривала каждое слово с неизменным изяществом.

– Мне нужна помощь, – произнесла она. – Войди в дом Джерри, прошу тебя. Я здесь одна. Совершенно одна.

– А что случилось с Тоддом? – спросил он.

– Он ушел. Ушел от меня.

– Я не могу в это поверить.

– Но это правда. Он ушел. Ты что, намерен выбирать между мною и Тоддом?

– Нет, разумеется нет.

– Тодд оказался очередной пустой раковиной, Джерри. Внутри этой раковины не было жемчужины. И теперь я совсем одна. Для меня это хуже смерти.

Даже во сне его разум встрепенулся при этих словах. Джерри уже собирался спросить, откуда ей известно, что такое смерть, но потом передумал. Возможно, этой женщине открыты все тайны бытия. Ведь ее жизнь не ограничена какими-либо рамками. Джерри никогда не понимал, каким законам подчиняется ее существование в каньоне, однако он не сомневался, что это место скрывает множество жутких тайн.

– Что ты хочешь от меня? – спросил он.

– Вернись в каньон, – последовал ответ.

На этом сон оборвался; по крайней мере, проснувшись, Джерри ничего более не мог припомнить. Стоявшая в воображении картина – тело, покрытое улитками, кишащие слизняками половые органы – внушала ему отвращение. Он не мог решить, наслала ли это видение Катя, прибегнув к своим чарам, или он сам вызвал его из глубин собственного подсознания. Так или иначе, сон сыграл важную роль. Теперь Джерри не сомневался, что Катя в беде.

 

Весь следующий день Джерри занимался привычными делами: сходил в супермаркет, вернулся, приготовил себе цыпленка, съел его, поболтал с Луи, соседом снизу, о том, что дом необходимо покрасить и что следует безотлагательно сказать об этом управляющему. Но что бы он ни делал, мысли его возвращались к удивительному сну. Сильнее всего его занимал вопрос: был ли этот сон вещим? Наконец, не удержавшись, он спросил у Луи:

– Вы верите снам?

Луи, толстый добродушный малый, был весьма озадачен.

– Смотря каким снам, – не сразу ответил он. – Приведите пример.

– Ну, вам никогда не случалось видеть сны, которые вам о чем-то говорили? Предостерегали вас или, наоборот, звали куда-то?

– Случалось, еще как случалось.

– И что это были за сны?

– Например, однажды мне приснилась мать – она просила меня порвать с одним парнем. Может, вы его тоже знали. Его звали Ронни.

– Ронни? Да, конечно, я его помню.

– Тот еще был сукин сын, доложу я вам. Избивал меня чуть не каждый вечер. Нажрется текилы и распускает руки.

– Да, ну так что же там было, во сне?

– Я же вам сказал: ко мне явилась мать и попросила его бросить. Так и сказала: бросай, мол, этого ублюдка, сынок, иначе он тебя прикончит.

– И как вы поступили?

– Последовал мамочкиному совету. Расстался Ронни. Он мне все равно порядком осточертел. И сон всего лишь подтвердил мои чувства.

– А Ронни принял это как должное?

– Как бы не так. Он просто взбесился, и дело кончилось дракой. Вот, посмотрите, это украшение у меня с тех пор.

Луи засучил рукав и обнажил шрам длиной примерно в шесть дюймов, бледневший на его кофейной коже.

– Мне здорово досталось.

– Это он вас поранил?

– Мы дрались, я же вам говорю. И я упал на стол, уставленный стаканами. Пришлось наложить шестнадцать швов. К тому времени, как я вышел из больницы, этот чертов ублюдок успел смыться. Представляете, он прихватил с собой всю мою обувь. А у нас даже размеры были разные.

– Значит, вы верите в сны?

– Пожалуй, да. А почему вы спрашиваете?

– Просто так. Мне надо кое-что решить.

– Ну, если вы желаете знать мое мнение, то я вот что скажу. Иногда сны бывают очень полезными. А иногда они яйца выеденного не стоят. Так что сон сну рознь. Порой они откровенно врут. Моя бедная мамочка, кстати, приснилась мне еще один раз. Тогда она была очень больна и лежала в клинике. А во сне она заявила, что поправляется, и мне нет необходимости тратить деньги и мчаться к ней на восток. Что у нее все хорошо. А на следующий день мне сообщили о ее смерти. Вот так-то.

 

Погруженный в размышления о собственном сне и о словах Луи, Джерри вернулся в свою квартиру. Постепенно он понял, отчего ему так трудно принять решение. Он боялся, что, стоит ему вернуться в каньон Холодных Сердец (вернуться к Кате, чью жестокую натуру он знал слишком хорошо), ему придет конец. Он видел так много фильмов, в которых герой погибал где-то в середине истории, более не нужный для развития основного сюжета. Разве это не про него? Разве он не провел свою жизнь на обочине Катиной жизни, яркой и насыщенной? Он так и не сумел стать важным действующим лицом в драме, которую разыгрывала Катя. И если события в каньоне Холодных Сердец стремительно катятся к развязке – а судя по всему, именно так оно и есть, – то какова вероятность, что он, Джерри, уцелеет к тому моменту, когда в аппарат вставят последнюю катушку ленты? Скажем прямо, ничтожна. Или вообще равняется нулю.

Но, с другой стороны, если конец неизбежен, стоит ли пытаться его предотвратить? Стоит ли запирать себя в этой маленькой квартирке, смотреть телевизор и готовить себе обеды из полуфабрикатов, тогда как в двадцати минутах езды от его дома разыгрывается захватывающая драма, участником которой он некогда был? Не обернется ли подобная попытка продлить свои дни пустой тратой времени, которого осталось так немного?

Черт побери, он знает, что делать. Послушный зову, услышанному во сне, он вернется в каньон Холодных Сердец.

Приняв решение, Джерри начал готовиться к предстоящей встрече с леди Катей. Перебрав весь свой гардероб в поисках чего-нибудь поэлегантнее (как-то она сказала, что предпочитает элегантных мужчин), он остановился на светлом льняном костюме, итальянских ботинках и шелковом галстуке, некогда купленном в Барселоне, – этот галстук был единственным ярким пятном в выдержанном в приглушенных тонах ансамбле. Покончив с выбором одежды, Джерри принял душ, тщательно побрился, а потом принял душ еще раз, так как, бреясь, немного вспотел.

Когда он закончил одеваться, перевалило далеко за полдень. Скоро в каньоне Холодных Сердец наступит время коктейлей. И сегодня Кате не придется пить в одиночестве.

 

Глава 2

 

Примерно в то же время, когда Джерри Брамс пробудился ото сна, в котором ему привиделась покрытая улитками Катя – то есть где-то за полчаса до рассвета, – Тодд и его спутница проскользнули («тихо-тихо», как без конца повторяла Тэмми) в маленький отель, где миссис Лоупер остановилась за несколько дней до этого. Хотя в последнее время женщине довелось увидеть много такого, о чем она раньше и понятия не имела, данное приключение было самым поразительным. Кто бы мог подумать, что она будет на цыпочках пробираться по коридору двухзвездочного отеля в компании одного из самых знаменитых актеров в мире и сердито шипеть, когда под его каблуком скрипнет половица?

– В комнате ужасный беспорядок, – предупредила она, открывая дверь. – Меня не назовешь слишком аккуратной…

– Мне на это наплевать, – процедил Тодд бесцветным от усталости голосом. – Все, что я хочу, – это помочиться и завалиться спать.

С этими словами он направился прямиком в ванную, где, не потрудившись даже закрыть дверь, расстегнул штаны и пустил мощную, как у лошади, струю. Сторонний наблюдатель мог бы решить, что эти двое женаты много лет и давно перестали обращать внимание на приличия. Приказав себе не смотреть в сторону Тодда, Тэмми все же не смогла удержаться. В конце концов, что в этом плохого? Член его был, пожалуй, вдвое больше, чем у Арни. Стряхнув последние капли и забрызгав унитаз (в точности как Арни), Тодд подошел к раковине и принялся умываться, вяло плеская водой себе в лицо.

– Мне все кажется… – крикнул он, не прерывая своего занятия… – Вы меня слышите?

– Слышу.

– Мне все кажется, я сплю и вот-вот должен проснуться.

Тодд закрыл кран и появился в дверях ванной с полотенцем в руках. Осторожными, мягкими движениями он вытер свое подпорченное шрамами лицо.

– А потом я спрашиваю себя: если это сон, то когда же он начался? Когда я впервые встретил Катю? Или когда впервые попал в каньон Холодных Сердец? Или когда я проснулся после этой проклятой операции и все пошло наперекосяк?

Закончив вытираться, Тодд бросил полотенце на пол в ванной – еще одна привычка, роднившая его с Арни. Привычка, доводившая до бешенства Тэмми, которой приходилось ходить за мужем по пятам и поднимать все, что тот небрежно швырял, – полотенца в ванной, носки, грязное белье в спальне. А еще он никогда не убирал продукты в холодильник, оставляя их на съедение мухам. И почему только у мужчин столько скверных привычек? Неужели им трудно класть вещи на свое место?

Тодд продолжал рассуждать о том, когда же начался его сон. Наконец он решил – с того момента, как доктор Берроуз поместил его в свою клинику.

– Вы это серьезно? – спросила Тэмми.

– Абсолютно серьезно. Все это, – Тодд сделал широкий жест, указывая на комнату и Тэмми, – всего лишь видения. Так сказать, глюки.

– И я в том числе?

– Конечно.

– Тодд, не смешите меня, – возразила Тэмми, которой было вовсе не до смеха. – Вы не спите. И я тоже. Все происходит наяву. Мы действительно здесь, в этой комнате.

– Хорошо, я не возражаю, – кивнул Тодд, озираясь по сторонам. – Я согласен с тем, что сейчас мы бодрствуем. Но, Тэмми, если эта комната существует наяву, значит, весь этот бред, который мы видели в доме Кати, – тоже явь. А в это я никак не могу поверить. – Тодд принялся расхаживать по комнате взад-вперед. – Вы видели, что происходило там, за дверью?

– Я не все успела рассмотреть. Но я видела человека, который убил Зеффера…

– И призраков. Живых мертвецов. Вы же видели призраков, не отпирайтесь.

– Я и не отпираюсь. Да, я их видела.

– И вы думаете, все это происходило наяву.

– А как же иначе?

– Я же вам сказал, это всего лишь сон. Глюки.

– Мне кажется, я способна отличить явь от галлюцинаций.

– А вы когда-нибудь пробовали ЛСД? Настоящий, хороший ЛСД? Или волшебные грибочки?

– Нет.

– Значит, вы не знаете, что они способны вытворять. Поверьте, после этого зелья перед вами открывается совершенно иной мир. Тот, кто не испытал этого сам, все равно не поймет. Вы попадаете в другую реальность.

– Не понимаю, что это за другая реальность.

– Так выражается агент, который снабжает меня этими снадобьями. Его, кстати, зовут Джером Банни. Настоящий философ, скажу я вам. И дело тут не только в наркотиках. Он иначе воспринимает мир. Так вот, он говорит, люди просто пришли к соглашению о том, что считать реальным, а что – нет. Для простоты и удобства.

– И все же я не совсем понимаю…

– У меня от усталости язык заплетается. Конечно, будь здесь Джером, он объяснил бы лучше.

– Наверное. Но, знаете, я не думала, что вы принимаете наркотики. Совсем недавно я читала ваше интервью в «Пипл». Вы там говорите о своих друзьях-наркоманах. О том, что их судьбы приводят вас в содрогание.

– Я что, и имена называл?

– Да. Например, Роберт Дауни-младший. Вы сказали, что, если б не наркотики, он стал бы великим актером.

– Ну, я же не Роберт. Он-то, бедняга, поджаривал свои мозги каждую ночь. А я свою норму знаю. Несколько таблеток… – Тодд осекся и бросил на Тэмми взгляд, полный досады. – А вообще-то я не понимаю, почему должен оправдываться перед вами.

– Разве я сказала, что вы должны передо мной оправдываться?

– Пристали ко мне с этим дурацким интервью…

– Я просто повторила то, что вы сами сказали.

– Ладно, все это ерунда. Забудем беднягу Роберта. У него своя жизнь, у меня своя. Давайте лучше подумаем, когда это все началось.

– Вы имеете в виду…

– Дураку ясно, нам с вами снится один и тот же сон. Этот проклятый каньон Холодных Сердец не существует. Не может существовать. Он не что иное, как игра воображения. Скажите сами, разве то, что мы видели, может быть реальным?

– Не знаю, – пожала плечами Тэмми. – Но что бы вы ни говорили о снах или о том, что реальность – это лишь выдумка, я видела собственными глазами: каньон этот существует, и дом тоже. Он там, наверху, в горах. И эта женщина – тоже далеко не игра воображения. К сожалению. Она реальна, и сейчас она как раз замышляет свой следующий шаг.

– Вы заявляете об этом так уверенно.

Пока Тэмми говорила, Тодд сокрушенно разглядывал свое отражение в зеркале.

– Потому что у меня нет никаких сомнений на этот счет. Эта женщина никогда вас не отпустит, Тодд. Она найдет способ вас вернуть.

– Поглядите на меня, – попросил Тодд. – Как по-вашему, меня можно узнать?

– По-моему, вы выглядите прекрасно.

– Как бы не так. Страшнее атомной войны. А все эта свинья Берроуз, будь он трижды проклят. – Тодд медленно поднял руки и провел по лицу. – Нет, это все же сон, – вновь завел он прежнюю песню. – Наяву я никогда не бываю таким страшилищем.

– А я бываю, – заверила Тэмми, уставившись на собственное отражение, растерянное и усталое. – Я всегда примерно так и выгляжу. – Ущипнув себя, она удовлетворенно добавила: – Я не сплю. И я самая что ни на есть реальная.

– Да? – слабо откликнулся Тодд.

– Конечно. Я помню, кто я такая. Помню, откуда я, как я сюда попала. Я даже помню, где работает мой муж.

– Муж?

– Да, муж. А почему вы так удивились? Не думали, что у женщины моих габаритов может быть муж? Однако я замужем. Зовут моего благоверного Арни, и он работает в аэропорту Сакраменто. Вы ведь впервые о нем слышите, правда? Я имею в виду своего дражайшего супруга.

– Впервые.

– Значит, он не может вам сниться.

– Не может.

– Правильно. Потому что это моя жизнь. Мои проблемы.

– Какие проблемы?

– Мой муж – это сплошные проблемы. Во-первых, он слишком много пьет, во-вторых, не любит меня, и в-третьих, у него роман с одной девицей из конторы «Федекс».

– Каков мерзавец. Но, полагаю, в постели он творит чудеса?

– Вытворял бы, если б я ему позволила.

– А вы не позволяете?

– В последний раз, когда он попробовал выкинуть очередной фокус, я сломала ему ребро. Он был пьян, как обычно. Но я не сочла это обстоятельство смягчающим.

– Зачем же вы с ним живете?

– Вы и правда хотите это знать?

– Правда.

– Судя по голосу, вы не кривите душой.

– И не думаю. Я сгораю от любопытства.

– Ладно, я скажу вам, но сначала вы должны мне кое-что пообещать.

– Что?

– Сначала пообещайте.

– Черт с вами. Даю слово скаута, я выполню все, что вы захотите. Так почему вы не уходите от мужа?

– Потому что нет ничего хуже одиночества. Особенно для женщины. Года два назад, узнав об очередном романе Арни, я попробовала уйти, но через месяц вернулась. Потому что чуть с ума не сошла от одиночества. Заставила его попросить прощения. Сказать, что он никогда больше не будет мне изменять. Но прекрасно знала: все это ложь. Мужчины – это похотливые павианы, и ничего тут не поделаешь. Такими уж их Господь сотворил.

– А что касается женщин, то они…

– В большинстве своем суки, – с готовностью подхватила Тэмми. – И я не исключение. Но дело в том, что быть суками нас вынуждает эта сучья жизнь.

– И Катю тоже?

– Странно, что вы так давно о ней не вспоминали, – усмехнулась Тэмми. – Хорошо, я кое-что о ней расскажу. Тогда вы поймете, что она – всем сукам сука. Помните человека, которого она швырнула в комнату? – Тодд молча кивнул. – Его звали Зеффер. И это он сделал из нее кинозвезду. Вы сами видели, как она его отблагодарила.

– Уверяю вас, она бывает совсем другой.

– Только не надо рассказывать о том, как она трогательно любит собак.

– Подождите… – перебил Пикетт, отмахиваясь рукой от ее циничного замечания. – Я пытаюсь вам объяснить, а вы меня не слушаете.

– И слушать не желаю про добрую, нежную Катю.

– Но почему?

– Потому что она сука. Сука с ледяным сердцем. Этот проклятый каньон назван в ее честь. Вы разве об это не догадывались? Ладно, как бы то ни было, никто из нас никогда туда не вернется. Или у вас другие намерения?

Тодд не ответил. Он уставился на висевшую над кроватью блеклую фотографию, на которой красовалась огромная надпись на холмах – «Голливуд».

– Интересно, никому не приходило в голову совершить самоубийство, бросившись с одной из этих букв? – задумчиво изрек он.

– Приходило. Именно так покончила с собой одна актриса-неудачница. Ее звали Пэг Эндвистл. Тодд, вы слышали, о чем я спросила?

– О чем?

– Я спросила, каковы ваши намерения? Надеюсь, вы не жаждете вновь встретиться с Катей? Или, стоит мне отвернуться, вы попытаетесь проскользнуть в ее дом?

– А какая вам разница, хочу я с ней встретиться или нет? – ответил Тодд вопросом на вопрос Его уверенность в том, что он видит сон, судя по всему, в последние несколько минут значительно поколебалась. – Ведь мы с вами все равно никогда больше не увидимся.

«Бесспорно, он прав», – вздохнула про себя Тэмми. Сегодня ей единственный раз за всю жизнь выпал случай насладиться обществом Тодда Пикетта. Случай, который никогда больше не повторится. Тэмми прекрасно это понимала, и все же слова, произнесенные вслух, задели ее за живое.

– Я просто беспокоюсь о вас, Тодд. И желаю вам добра, – пробормотала она с запинкой.

– Если это так, подвиньтесь, – заявил он. – И дайте мне возможность завалиться в постель и хорошенько выспаться. Никаких других желаний у меня сейчас нет.

Тэмми молча поднялась с кровати.

– Вы что, не будете ложиться? – удивился он.

– Здесь только одна кровать.

– Вижу, не слепой. Кровать широкая, места обоим хватит. Ложитесь, не дурите. Завтра, на свежую голову, продолжим нашу интересную беседу.

Тодд сбросил ботинки и улегся, устроив жалкие тонкие подушки так, чтобы Тэмми было куда приклонить голову.

– Давайте укладывайтесь побыстрее, – скомандовал он. – Не бойтесь, я не кусаюсь.

– Знаете, вот это мне действительно кажется невероятным.

– Вы о чем – о Кате, о доме, о супруге дьявола или…

– Нет. О том, что мне предстоит спать с вами в одной постели.

– Приставать не буду. Слово скаута.

– В этом я не сомневаюсь…

– Но выспаться нам обоим необходимо.

– Хорошо. Я сейчас лягу. Но все равно это невероятно. Знаете ведь вы были человеком, которого я боготворила. Моим кумиром. Моим идолом.

– Вы сделали особое ударение на слове «были», – обиженно заметил Тодд, открывая один глаз.

– Не надо придираться к словам.

– Я не придираюсь. Но я понятливый, – усмехнулся Тодд. – Со мной случилось нечто подобное, когда я встретил Пола Ньюмена так сказать, во плоти. Я всегда считал его крутейшим из крутых. Эти голубые глаза, холодные, как лед, и легкость, с которой он… – Тодд говорил все тише, явно засыпая. – И я думал… когда стану знаменитым…

Голос его прервался.

– Тодд? – окликнула Тэмми.

Пикетт чуть приоткрыл глаза и взглянул на нее сквозь ресницы.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-06; Просмотров: 257; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.143 сек.