ЧАСТЬ II 3 страница. Ñïóñòÿ ÷àñ, êîãäà Ëåîíè

Ñïóñòÿ ÷àñ, êîãäà Ëåîíè ïîÿâèëàñü íà ñòóïåíüêàõ Ìýääîêñêîãî ïðèþòà, îíà âûãëÿäåëà óæàñíî óñòàëîé, õîòÿ âñå åùå óëûáàëàñü. È ýòî áûëî íåóäèâèòåëüíî: Ëåîíè ïî÷òè ñåìüäåñÿò, à ïðèþò – òî ïå÷àëüíîå ìåñòî, êîòîðîå íàêëàäûâàåò ñâîþ ïå÷àòü íà ëþáîãî.

Åùå ðàç ïîïðîùàâøèñü, Ëåîíè ñåëà â ìàøèíó è âêëþ÷èëà äâèãàòåëü.

– Ïîìàøè èì ðóêîé, äîðîãàÿ, – òèõîíüêî ïîïðîñèëà îíà, êîãäà ìàøèíà åõàëà â ñòîðîíó âûñîêèõ æåëåçíûõ âîðîò, êîòîðûå îòêðûëè äëÿ íèõ âñå òå æå äâîå àêêóðàòíûõ ìàëü÷èêîâ. – Ñëàâà Áîãó, – âûäîõïóëà îíà ñî ñëåçàìè íà ãëàçàõ, êîãäà âîðîòà çà íèìè çàêðûëèñü. – Ñëàâà Áîãó, Ïè÷, ÷òî ñóäüáà íå äîïóñòèëà òàêîé ó÷àñòè äëÿ òåáÿ è òû íèêîãäà íå æèëà â òàêîì ìåñòå. Íîýëü çàäåðæàëñÿ ó âîðîò è ñìîòðåë èì âñëåä, ïîêà ìàøèíà íå ïðåâðàòèëàñü â ìàëåíüêîå ïÿòíûøêî, èñ÷åçàþùåå çà ãîðèçîíòîì. Åùå ìãíîâåíèå, è îíà èñ÷åçëà. Ïè÷ äå Êóðìîí – çîëîòèñòàÿ äåâî÷êà, íåäîñÿãàåìàÿ äëÿ íåãî, êàê ìå÷òà.  åå ìèðå öàðèëè ëþáîâü, ñìåõ, ñâîáîäà è óñïåõ. Âåòåð êðàñèâî âîëíîâàë çîëîòèñòûå ïîëÿ ïøåíèöû. Íîýëü âçäîõíóë, âçäîõíóë òàê ãëóáîêî, ñëîâíî ñàìà âå÷íîñòü ïðèêîñíóëàñü ê åãî õóäåíüêîìó òåëüöó. Ó íåãî âûðâàëñÿ âçäîõ òîñêè è æåëàíèé.

Òåïåðü ó íåãî áûëî äâå ìå÷òû, êîòîðûå, îí òî÷íî çíàë, äîëæåí îñóùåñòâèòü. Íîýëü õîòåë ïîñâÿòèòü ñâîþ æèçíü ìàøèíàì. À åùå îí õîòåë òàêóþ äåâî÷êó, êàê Ïè÷ äå Êóðìîí.

После восемнадцатичасового перелета из Нью‑Йорка самолет кампании «Пан‑Америкэн» с опозданием приземлился в Ле‑Бурже. Во время полета была тряска, и уставшая Леонора с чувством облегчения и благодарности вышла под парижский дождь. Нью‑Йорк не стал ей родным городом. Он был слишком блестящим, слишком новым, слишком оживленным. Несколько дней жизни в ритме Нью‑Йорка совершенно опустошили ее, и Леонора с неохотой покидала свой гостиничный номер. Точно так же она не любила самолеты. Правда, это быстро и удобно, но у нее было такое ощущение, словно она все еще в Нью‑Йорке, хотя перед глазами был Париж, и всей душой Леонора ощутила, что она дома.

В такси, направляясь домой на Иль‑Сен‑Луи, Леонора решила, что завтра утром поедет на Ривьеру поездом. Дверь открыл Оливер, новый английский дворецкий.

– Сегодня утром заходил какой‑то джентльмен, чтобы встретиться с вами, мадемуазель де Курмон, – доложил он. Леонора никого не ожидала.

– Он не представился, Оливер?

– Нет, мадемуазель, он только сказал, что зайдет еще. Леонора устало поднималась по лестнице. Единственное, чего она хотела, это принять горячую ванну, выпить чашку чая и лечь в постель. Дом был таким тихим, что только сейчас Леонора поняла, до какой степени привыкла за эти несколько недель к шуму уличного движения, сиренам и парадам Нью‑Йорка. Уютно засунув руки в карманы мягкого белого махрового халата, она прижалась лбом к стеклу и увидела с детства знакомую картину. Сена, как всегда, была расцвечена гирляндами огней, а фары машин вырисовывали мосты и улицы красными и желтыми огоньками, движущимися в разных направлениях.

Казалось, весь Париж сегодня был на улицах. Леонора знала, что кафе на Сен‑Жермен будут переполнены. Уличные артисты выбиваются из сил, заставляя маленьких забавных собачек прыгать через обруч или ходить на задних лапках, жонглируя тарелками и исполняя джазовые мелодии на расстроенных саксофонах. Кто‑то будет нежно петь под гитару, а влюбленные – бросать долгожданные монетки в их кружки. Красивые мужчины будут сопровождать шикарно одетых женщин в модные рестораны на элегантной Райт Банк, а парочки, держась за руки, медленно прогуливаться по набережным волшебной реки. Как можно ложиться спать в восемь часов, когда Париж ждет! Леонора торопливо, как будто опаздывала на свидание, надела черные брюки и изумительный зеленый кашемировый свитер, быстро застегнув крошечные жемчужные пуговки. Расколов привычный пучок, распустила длинные светлые волосы. Сегодня Париж будет только ее, и она станет смаковать его, бесконечно долго бродить, заходить в кафе что‑нибудь выпить.

Решив побездельничать, Леонора бежала через две ступеньки, повесив через плечо маленькую сумочку, торопливо прошла холл, и огромные двойные двери выпустили ее в теплую парижскую ночь.

Какой‑то мужчина входил во двор дома, когда Леонора выходила, и, чтобы не столкнуться, оба отступили в сторону.

– Извините, – сказал он по‑немецки.

– Извините, – одновременно с ним произнесла она по‑французски.

Свет уличных фонарей выхватил его высокую фигуру и прямые светлые волосы.

– Ферди, – изумленно выдохнула Леонора.

– Лоис! О, Лоис! – Его руки уже обнимали ее а губы нашли ее губы. Крепко прижавшись к нему, она утонула в этом поцелуе… С трудом Леонора высвободилась, отняла свои губы.

– Ферди, нет… нет. Пожалуйста, Ферди!

Он держал ее лицо в своих ладонях и говорил как завороженный.

– Лоис, это действительно ты. Я думал, Крюгер убил тебя. Они посадили меня в тюрьму после того, как я застрелил его. Но кто‑то сказал мне, что ты в госпитале и тебя увезли в Америку. Другие говорили, что ты умерла… Я хотел верить, что ты жива, надеялся, что ждешь меня. Я вернулся, как только смог, чтобы разыскать тебя. О, Лоис, Боже мой, Лоис!

– Ферди, пожалуйста, – умоляла Леонора. – Пожалуйста, послушай меня, Я не Лоис, я – Леонора.

Ферди взял прядь ее светлых волос, пропуская их сквозь пальцы. – Нет, – сказал он. – Нет. У Леоноры были другие волосы.

Неожиданно Леонора сообразила, что сегодня она действительно похожа на Лоис, иначе одетая, с распущенными волосами. Ведь Леонора всегда носила наглухо застегнутые костюмы и гладко причесывала волосы. Но у нее были другие глаза, Ферди поймет, что она не Лоис, как только увидит цвет ее глаз.

– Сейчас, Ферди. – Взяв его за руку, она подвела его к свету. – Посмотри на меня теперь.

Он так пристально смотрел в ее глаза, что Леонора почувствовала, что он хочет, чтобы они стали голубыми и каким‑то чудом она превратилась в Лоис.

– Мне очень жаль, Ферди, – прошептала Леонора, когда его руки соскользнули с ее плеч.

– Да, это правда, – спокойно сказал он. – Лоис умерла. Было бы чересчур, вопреки всему надеяться, что она жива.

Леонора колебалась всего одно мгновение. Лоис лежала в нью‑йоркской больнице, проходя мучительное лечение в надежде оправиться от шока, в котором находилась со дня рокового выстрела. Все уже потеряли надежду, что когда‑нибудь кусочки ее разбитого сознания соединятся, и к ним вернется их прежняя Лоис. На самом деле этого не может произойти, и никакое лечение не поможет Лоис вновь начать ходить. Для нее будет лучше, если Ферди никогда не увидит ее в таком состоянии, пусть лучше думает, что она умерла.

– Мне очень жаль, Ферди, – прошептала она.

Рассеянно он погладил ее по голове.

– Вы всегда были хорошей сестрой, – нежно ответил он.

– Ферди, я хотела бы знать, что случилось с вами, как сложилась ваша жизнь после всего происшедшего?

Вместе перейдя мост Мари, они нашли маленькое кафе, где за бутылкой красного вина Ферди рассказал ей об аресте и суде. Он был приговорен к десяти годам заключения, лишился своего звания, но его семья, используя свое влияние, добилась, чтобы заключение было заменено на домашний арест до конца войны, аргументируя это тем, что он необходим в управлении смейными заводами. Но времена третьего рейха подходили к концу. Каждую ночь Ферди наблюдал, как союзники бомбили город, уничтожали фабрики, военные заводы, шахты. И при этом чувствовал радость. Он думал, что Лоис погибла, но кто‑то сказал ему, что она осталась жива и ее лечили в больнице сначала в Ницце, потом в Париже.

– Я не мог вернуться в отель, – объяснил Ферди, – не мог видеть место, где все произошло. У меня перед глазами всегда будет Лоис, лежащая на полу в крови, с закрытыми глазами. Сюда я пришел в погоне за ее призраком…

Леонора вспомнила, как маленькая Пич представляла Ферди прекрасным принцем, но красивым и молодым принцем он уже не был. Лицо в морщинах, голубые глаза в поисках воспоминаний пусто устремлены куда‑то вдаль.

Когда Ферди проводил ее домой на Иль‑Сен‑Луи, он пожал ей руку, прибавив:

– Я должен извиниться за поцелуй.

Леонора почувствовала, как кровь прихлынула к щекам.

– Это вполне понятно, Ферди.

– Леонора, сегодня был первый день, когда я хоть с кем‑то заговорил. Теперь я чувствую, что смогу жить дальше. Я должен был знать все точно, ты понимаешь?

Леонора кивнула, избегая его взгляда.

– Могу я еще раз встретиться с тобой? Обещаю, что не буду все время говорить только о себе.

У него была совсем мальчишеская, немного печальная улыбка, и Леонора, все еще чувствовавшая вкус его губ, тихо сказала.

Безупречный джентльмен, он склонился над ее рукой.

– Я позвоню тебе завтра, – сказал он, уходя через двор.

С улыбкой на губах Леонора стояла, прислонившись к запертой двери. Когда Ферди попросил ее о встрече, его лицо озарилось радостью и надеждой. В самом деле, пусть лучше думает, что Лоис умерла. Бедная, искалеченная Лоис… Ее сознание заперто в каком‑то ином мире. В ее жизни больше не будет серебряных трофеев, которые она получала девочкой за плавание и бег, не будет танцев и песен, не будет тех стремительных поездок на темно‑голубом «курмоне», когда она устремлялась вперед, решительно сжимая руль. Теперь у нее был другой мир.

Три недели спустя Леонора сидела рядом с Ферди в кинотеатре на Елисейских полях. В мерцающем свете экрана она едва различила руки Ферди, крепко сжимавшие ее руки. Интересно, знал ли он, как крепко ее держит, словно стоит на краю скалы и вот‑вот сорвется, а ее руки – единственная ниточка, которая связывает его с жизнью, как будто только она может уберечь его от падения. Конечно, она собиралась вернуться домой, в отель, но вместо этого оставалась в Париже, целыми днями слоняясь по комнатам, никуда не выходя из дому, боясь пропустить его звонок. Леонора никогда не приглашала Ферди домой, всегда договариваясь о встрече в семь часов в кафе «Де Маго», где официанты уже знали их как постоянных посетителей, улыбаясь, кивали им, и, не дожидаясь заказа, приносили их любимое вино.

Это все совершенно невинно, говорила себе Леонора. Она и Ферди – просто друзья. Единственное, почему он поцеловал ее, – хотел верить, что Лоис жива, и в таком состоянии, когда увидел ее в сумерках с распущенными волосами, принял за сестру.

Леонору не мучило чувство вины, когда она слушала Ферди, говорящего о Лоис как о умершей. Каждый вечер они встречались и говорили о Лоис, и это было все более и более привычно. Она почти свыклась с мыслью и поверила, что Лоис теперь нет в живых.

– Ферди, – начала Леонора, когда они гуляли по саду Тюильри спустя неделю, – мне пора возвращаться в отель, ты знаешь, что я работаю.

– Но я не хочу, чтобы ты уезжала, – продолговатое, красиво вылепленное лицо Ферди неожиданно сделалось несчастным. – Ты даже представить себе не можешь, как для меня важно говорить с тобой, Леонора. Ты заставила меня поверить, что жизнь продолжается, это все благодаря тебе. – Ферди крепче сжал руки Леоноры. – Не покидай меня, Леонора, – умолял он, – по крайней мере сейчас.

Ветер ласково перебирал волосы Леоноры, прядка попала на глаза, и Ферди нежно убрал ее, провел рукой по щеке, красиво очерченной линии бровей, мягким губам. Их взгляды встретились, и одно мгновение они смотрели, читая мысли друг друга.

– Леонора, – мягко сказал он, потом поцеловал. Потерявшись в его объятиях, укрывшись от внешнего мира, Леонора знала – это то, чего она хотела.

Она думала, что у него что‑то вроде холостяцкого жилища или убежища в каком‑нибудь живописном месте улицы Лефт‑Банк, но семья Меркер всегда имела апартаменты в отеле «Ритц», а после войны он стал его вторым домом. Леонора нервно расхаживала по комнате, осматривая его жилище, трогая букет, чтобы убедиться, что он действительно из воска. Она была поражена безупречной чистотой и скромностью его жилья. Не было ни халата, небрежно оставленного на стуле, ни тапочек, торчащих из‑под кровати, ни газеты, небрежно брошенной в сторону. Никаких фотографий, блокнотов для записей. Постель Ферди аккуратно убрана горничной, на столике рядом с кроватью – графин с водой и стакан.

Ферди помог ей раздеться, а потом, раздевшись сам, обнял ее, и они стояли, прижавшись друг к другу горячими телами. Леоноре подумалось, что такой и должна быть эта ночь – неизвестный отель и мужчина, который занимается любовью с тобой, представляя себе другую женщину. Ферди целовал ее грудь, а руки все крепче сжимали ее. Взяв Леонору на руки, он отнес ее на широкую кровать. Она ощутила прохладу льняных простыней, а потом его жар наполнил ее, и она умирала вновь и вновь от бесконечного блаженства, а страсть стонами вырывалась из груди – перед любовью все равны, дамы и проститутки. Потом какое‑то время он молча лежал рядом. Взяв сигареты со столика, стоящего у кровати, прикурил и протянул ей.

– Но я не курю, – сказала Леонора упавшим голосом. – Это Лоис курила.

Она уехала на следующий день, оставив ему у дворецкого Оливера записку, где сообщала, что ее срочно вызвали в отель и какое‑то время она пробудет там и слишком занята, чтобы увидеться с ним.

Увлечение Ноэля боксом очень удивило мистера Хилла. Однажды субботним вечером он проводил тренировку с ребятами, и когда пришла очередь Ноэля, он не только вынес бой без жалоб, но и дал сдачи! Конечно, парень был тщедушен, еле двигался, но вел себя на ринге отважно, молча принимая удары. На следующей неделе он пришел опять. На этот раз Хилл не разрешил ему выйти на ринг – решил, что мальчика снова побьют. Вместо этого он отвел его в сторону и спросил, что за цель тот преследует? Хочет себя наказать за что‑то? Он что, мазохист? В чем тут дело? Мальчик посмотрел на него непроницаемым взглядом светлых глаз и сказал:

– Я хочу учиться.

Это было действительно так. Хилл установил ему режим тренировок, веса, бега, прыжков, бокса. Скоро это должно дать результаты. Вот только стоило ли Ноэлю браться за это? Но мальчик действительно хотел. Он серьезно занимался, упражнялся с гарями каждый день, вставал пораньше, чтобы пробежать до завтрака четыре мили, даже в самые сильные зимние холода, пока не начались снегопады и его пробеги прекратились на несколько месяцев, тогда он стал тренироваться я спортзале – бег на месте, подъем тяжестей. Он так окреп, что сейчас, когда ему исполнилось четырнадцать, мог справиться с самым сильным противником. Когда Хилл вручал Ноэлю дешевенький посеребренный кубок, он искренне, с большой теплотой смотрел на мальчика.

– Победителю турнира по боксу Мэддокского приюта? настоящему чемпиону, – сказал он, улыбаясь.

Мальчики Мэддокского приюта восхищенно аплодировали, когда Ноэль пожимал руку мистеру Хиллу.

– Спасибо, сэр, – произнес он, крепко сжимая кубок.

– Дай его мне, и я устрою, чтобы твое имя выгравировали! рядом с титулом «Чемпион по боксу среди участников младшей группы. Мэддокский приют для сирот, 1946 г.», – пообещал мистер Хилл. – Это была настоящая, чистая победа. Ноэль, ты действительно был на высоте. Поздравляю тебя.

– Спасибо, сэр.

Ноэль ушел с ринга, проскользнув под канатами, прошел через ряды мальчиков, сидевших на деревянной скамье, и отправился в душ. Аккуратно положив свой приз на стул, он снял мокрые от пота трусы и включил воду.

Горячая струя воды ударила по багрово‑красным рубцам на спине и плечах. Ноэль вздрогнул, но заставил себя стоять под нещадно бьющей струей и терпеть боль. Через несколько минут он пустил холодную воду и крепко стиснул зубы, когда ледяной душ ужалил тело. Откинув назад голову, Ноэль подставлял лицо под струи, с готовностью принимая пытку холодной водой. Он считал медленно текущие минуты. Минимум три. Выйдя из‑под душа, быстро растерся тонким полотенцем и оделся. Стоя перед зеркалом, причесал волосы. Мистер Хилл сказал, что волосы у него слишком длинны для боксера и приказал постричься, как остальные мальчики, но Ноэль проигнорировал его указание. Критически осмотрев себя в зеркале, он увидел худого, мускулистого парня лет четырнадцати, как решил Ноэль. Может быть, шестнадцати. Было важно выглядеть постарше, чтобы начать работать. Работать по‑настоящему, а не по субботам. Ноэлю нужна настоящая работа. Он осмотрел душевую, зеленые деревянные стулья, старые железные, крючки – все это было пропитано запахом пота. Когда, забрав приз, он быстро направился к выходу, – вошли остальные участники турнира.

– Эй, Ноэль! – окликнули они. – Здорово ты его побил.

– Спасибо, – ответил Ноэль, уходя по коричневому линолеуму.

Они озадаченно смотрели на него.

– Ты не считаешь, что чемпион мог бы быть более общительным?

– Он всегда был одиночкой, – ответил кто‑то, – Даже бокс не изменит его.

Ноэль решил ничего не брать с собой, только пакет с едой, которую ему удалось собрать за последнюю неделю. Так он не вызовет подозрений. На нем был комбинезон с нагрудным карманом, тенниска и высокие кроссовки, выданные мистером Хиллом как часть обязательной спортивной формы, – единственная вещь за всю его жизнь, принесшая радость обладания. Серый пиджак и шерстяной шарф составляли весь его гардероб. Завернув в шарф, он сунул приз в карман, прихватил коричневый бумажный пакет с едой.

Взяв пять долларов из тайника в ботинке, две купюры и мелочь, аккуратно положил их в карман джинсов. Было девять часов вечера, пятница. В приюте все еще горел свет, и мальчики болтали, сидя в обеденном зале за молоком и печеньем – праздничная трапеза в честь турнира по боксу. Даже младшим мальчикам было разрешено остаться по случаю торжества. Конечно, девочки были в другом здании, и миссис Гренфелл со старшей надзирательницей и смотреть не хотели на этот мужской спорт. Поэтому Ноэлю было несложно спуститься по парадной лестнице, которой редко пользовались, и пройти в темный зал. Обутый в кроссовки, он бесшумно прошел по черно‑белому, выложенному плиткой полу и аккуратно открыл замок. На улице было очень темно. Тяжелые облака, которые гнал порывистый ветер, закрывали яркую полную луну.

Не оглядываясь, Ноэль закрыл за собой дверь и спустился по старым потертым ступеням. Идя по узенькой дорожке, поросшей травой, которая обрамляла выложенный гравием проезд, он быстро подошел к воротам и нетерпеливо дернул задвижку. Должно быть, заперто. Ноэль замер, когда яркая луна вышла из‑за облаков, как сцену, осветив подъезд. Он увидел, что ворота заперты. Поколебавшись всего одну минуту, сунул пакет с едой за пазуху и полез на ворота. Цепляясь, как обезьяна, он добрался сначала до середины, потом до верхушки, перелез и легко спрыгнул по ту сторону ворот, отряхивая с рук краску и ржавчнпу. Выпрямившись, Ноэль быстрым шагом отправился по дороге, прямой, как путь к удаче, между полями пшеницы – к свободе.

Пич везла Лоис в кресле‑каталке через великолепные, обрамленные арками двери их дома, Палаццо д’Îðåâèëëü íà Ìàéàìè, ðàçâîðà÷èâàÿ êðåñëî ñåñòðû òàêèì îáðàçîì, ÷òîáû Ëîèñ ìîãëà ïîëþáîâàòüñÿ ÷óäåñíûìè âîäÿíûìè ñòðóÿìè ôîíòàíà, âûëîæåííîãî ãîëóáûìè ïëèòêàìè îõðàíÿåìîãî êàìåííûìè ëüâàìè – òî÷íûìè êîïèÿìè «Ëüâèíîãî äâîðà» â Àëüãàìáðå.

– Ïîñëóøàé, Ëîèñ, òû ïîìíèøü, êîãäà ìíå áûëî òðè ãîäà, ÿ óïàëà òóäà, è òû ñïàñëà ìåíÿ?

Íà âíåøíåé êðîìêå ôîíòàíà âîäû íå áûëî, íî ïëèòêà îêàçàëàñü ñêîëüçêîé, è Ïè÷ ñîñêîëüçíóëà ê öåíòðó, ãäå áûëî äîñòàòî÷íî ãëóáîêî. Ó Ëîèñ áûëè èñïóãàííûå ãëàçà, êîãäà îíà åå âûòàùèëà. Ïè÷ çàñìåÿëàñü.

– Òû ñòðóñèëà áîëüøå, ÷åì ÿ, – ñêàçàëà îíà. – Ó ìåíÿ õâàòèëî âðåìåíè òîëüêî óäèâèòüñÿ, âñå ïðîèçîøëî òàê íåîæèäàííî.

Îïóñòèâøèñü ïåðåä êðåñëîì, Ïè÷ çàãëÿäûâàëà â ëèöî ñåñòðå, îæèäàÿ õîòü êàêîãî‑òî îòâåòà. Òåïåðü, êîãäà âñå ìîðùèíêè íà õîðîøåíüêîì ëè÷èêå Ëîèñ ðàçãëàäèëèñü, îíî âûãëÿäåëî õóäûì è èçìîæäåííûì, ñêóëû ñèëüíî âûäàâàëèñü, ìÿãêèå ãóáû áûëè òðîãàòåëüíî áåççàùèòíû. Êàçàëîñü, Ëîèñ ñìîòðèò íà ôîíòàí, íî Ïè÷ íå áûëà óâåðåíà, âèäèò ëè îíà åãî.  åå ãëàçàõ íå ìåëüêíóëî è òåíè âîñïîìèíàíèé, íå ïîÿâèëàñü óëûáêà. Ñî âçäîõîì Ïè÷ çàíÿëà ïðèâû÷íîå ìåñòî çà êðåñëîì è ïîâåçëà Ëîèñ ïî òåíèñòîé äîðîæêå. Îêåàí, ñâåðêàÿ, èãðàë âñåìè êðàñêàìè ïîä ÿðêèì ñîëíöåì Ôëîðèäû, è äþæèíà ìàëåíüêèõ ëîäî÷åê, ãîíèìûõ ëåãêèì âåòåðêîì, ìåëüêàëà ãäå‑òî íà ãîðèçîíòå. Áëèæå ê áåðåãó áûëè âèäíû îòäûõàþùèå. Áðîíçîâûå îò ñîëíöà, îíè êóïàëèñü è íûðÿëè â ïðîõëàäíûå àòëàíòè÷åñêèå âîëíû. Ó áàññåéíà Ïè÷ íåíàäîëãî çàäåðæàëàñü, ÷òîáû ïîñìîòðåòü, êàê êàêîé‑òî ìàëü÷èøêà çàáèðàåòñÿ íà âûøêó äëÿ ïðûæêîâ, êàêîå‑òî âðåìÿ áàëàíñèðóåò íà êðàþ äîñêè, ïîäíèìàåòñÿ íà öûïî÷êè ñ âûòÿíóòûìè ðóêàìè, íàïðÿãàÿ íîãè ïåðåä òåì, êàê íûðíóòü. Ðàçäàëñÿ âñåãî ëèøü òèõèé âñïëåñê, êîãäà îí ïðîðåçàë ãëàäêóþ ïîâåðõíîñòü áàññåéíà. Çàòåì åãî óçêîå ãëàäêîå òåëî ìîëíèåé óøëî ïîä âîäó, à íà ïîâåðõíîñòè îñòàëàñü ëèøü ðîññûïü õðóñòàëüíûõ áðûçã.

Дата добавления: 2015-05-06