Почему? Вывшие спартаковцы уверены, что Олег Иванович – великий психолог

Над чем именно?

Вывшие спартаковцы уверены, что Олег Иванович – великий психолог.

Что должен был сделать человек, чтобы перестать для вас существовать?

– Некомпетентный. Непрофессиональный. Как можно было, имея в сборной 96‑го года таких игроков, не сделать команду и не наладить микроклимат? Вместо этого Романцев сидел в одиночестве в номере – пил и курил. А в результате создал очередной конфликт на пустом месте. В России он выиграл много чемпионатов – но с тем подбором игроков кто угодно выиграл бы. А в 89‑м победил только за счет школы Бескова.

– Вот этого никогда понять не мог! За годы, проведенные в сборной, я с Романцевым ни разу не поговорил. Он постоянно закрывался в комнате, куда ему носили бутылки коньяка. Знаю, что в «Спартаке» у него были стукачи. Кое‑кто из обслуживающего персонала сидел с ребятами за столом, пил пиво, а потом обо всех разговорах докладывал Романцеву. Какой он «психолог»? Мы с Хариным над ним просто смеялись.

– Над тем, как стоял перед камерами и плакал. Сплошное нытье. То у него руководство виновато, то футболисты. В сборной у него было два прозвища – Кислый и Плакса. Меня часто спрашивают: почему сначала про тренера говорите добрые слова, а потом все меняется?

– А потому что поначалу даже Олег Иваныч вел себя адекватно. А дальше началось что‑то непонятное. То говорил: «Ребята, я с вами, Колосков с Тукмановым вредители», а вскоре видим его перед камерой рядом с Тукмановым и слышим слова уже про нас: «Это они вредители, рвачи…»

– За что Романцев отправил вас с чемпионата Европы‑96 досрочно?

– За пять минут до конца матча с Германией, когда проигрывали – 0:3 и остались в меньшинстве, Романцев меня подозвал: «Разминайся, сейчас выйдешь». Я ответил: «Сам разминайся и выходи». Для меня стало личной трагедией – не сыграть против Германии. Той страны, где играю и где меня всякий знает. Логофет мне рассказывал: перед матчем к Романцеву приехал Ринус Михелс и посоветовал поставить в основу Кирьякова.

Надо сказать, что тональность откровений Кирьякова вызвала по большей части негативную реакцию публики – причем по отношению не к Романцеву, а к самому Кирьякову. Наша коллега по «СЭ», олимпийская чемпионка по прыжкам в воду Елена Вайцеховская, к примеру, написала на своем блоге:

«Прочитала вот (два раза даже) а в голове отложилась какая‑то ерунда: Романцев – алкоголик и подлец, судья – урод, поэтому я в него плюнул. А вот с Колосковым бы посидел…

А я вот думаю и никак понять не могу: это что, манера такая, самоутверждаться за счет того, что походя всех, кого только можно, всуе дерьмецом пометить? Даже если Романцев – алкоголик. Допустим. Но он – часть биографии очень многих достойнейших в футболе людей. Причем не худшая часть. Зачем сейчас‑то мертвого льва пихать? Доблесть‑то в чем?

…Нельзя ведь сказать, что интервью плохое. Хорошее очень даже интервью. Я после прочтения даже в интернет полезла. Долго копалась. Все пыталась ответ найти: а сам Кирьяков – он что выиграл‑то? Может, не там ищу?..»

Во многом Вайцеховская, безусловно, права – если не считать того, что Кирьяков стал в составе молодежной сборной СССР чемпионом Европы. Так, форму для своих высказываний Кирьяков избрал крайне непривлекательную, по сути, хамскую – тем более в контексте того, что Романцев давно уже нигде не работает и в футбол, похоже, возвращаться не собирается. Похоже, бывшему форварду не хватает элементарного воспитания. Те же самые факты можно изложить совершенно другим языком. Журналисты абсолютно правы, что оставили все так, как есть: их работа – задавать вопросы и публиковать ответы так, как говорил их собеседник. В противном случае это будет уже не он. Поэтому вина за тональность интервью Кирьякова лежит целиком и полностью на нем самом. Эмоции за 12 лет могли бы и схлынуть. Никто же не будет предъявлять претензий Канчельскису по поводу того, что сказал о Романцеве он – хотя вещи в книге были написаны весьма жесткие. Сделано это было в корректной форме – вот в чем главное отличие.

И все же для воссоздания полной картины того, что произошло в Англии‑96, рассказ Кирьякова важен. Составной частью общей и горькой правды того первенства он, безусловно, является. Потому я его и перепечатал из «СЭ».

Колосков в книге «В игре и вне игры» рассказывает:

«Руководителем делегации в Англию ездил я. Жил с командой, видел ее жизнь изнутри. С Романцевым до его прихода в сборную был знаком шапочно. Естественно, присматривался к методам его работы с футболистами, к особенностям его характера.

С игроками сборной Олег Иванович общался только на поле, где мог пошутить, поговорить о чем‑то, кроме футбола, но это случалось крайне редко. В целом он был нелюдимым, у себя никого не принимал, кроме врача и администратора команды. Тренеров приглашал только непосредственно перед игрой, чтобы дать установки. Он даже никогда не ходил в столовую обедать – еду носили в номер. Именно этим я объясняю то, что даже в день игры питание футболистов не соответствовало научным рекомендациям. Это я видел сам в Тарасовке, где команда проводила сборы. Повариха ставила на стол украинский борщ с салом, после которого неделю тренироваться невозможно, не то, что играть! В Англии была та же повариха, тот же борщ, то же мясо с макаронами.

Была в поведении Романцева еще одна особенность, о которой много писали газеты. Главный тренер «Спартака» предпочитал платить штрафы, но не ходить на пресс‑конференции.

Я попытался понять, только ли в силу своего замкнутого характера ему трудно было находить общий язык с людьми. Настораживали слухи, что Романцев уединяется не только из‑за своей нелюдимости. Нужный тонус он якобы поддерживал при помощи бутылки. На эту тему с ним надо было обязательно объясниться. Но после неудачи в Англии Олег Иванович заявил об уходе со своего поста».

«Смена караула», как водится, произошла на заседании исполкома РФС. После него по традиции состоялась пресс‑конференция, которую Колосков начал так: «Заседание началось с 30‑минутного доклада Романцева… Главная ошибка, по его словам, заключалась в том, что он взял в команду футболистов, которые создали в ней нездоровый ажиотаж, пытаясь решить в первую очередь свои личные проблемы… Морально‑нравственный климат в сборной оставлял желать много лучшего. Романцев назвал этих игроков: Шалимов – главный зачинщик, и Кирьяков с Хариным».

Сам Романцев на ту пресс‑конференцию не явился. С журналистами он встретился в Тарасовке неделю спустя. И наговорил о Шалимове с Кирьяковым столько, что они не забыли этого до сих пор. Одна только фраза о Кирьякове чего стоит: «Он обиделся и уехал, но предварительно не забыл зайти к Тукманову, чтобы получить 5 тысяч долларов».

Высказался Романцев и на ту щекотливую тему, которую затронули в своих приведенных здесь интервью Колосков и Кирьяков:

– Записочками с игроками я не общался. Однажды, когда болела спина, мне действительно наш повар принесла в комнату бульон. Я отказывался, но Анна Павловна настояла. Естественно, это не значит, что я с этим бульоном залез под одеяло и откупорил бутылку водки.

Романцев говорит, что Анна Павловна Чуркина, тогдашний повар «Спартака» и сборной – кстати, очень душевная и хлебосольная женщина – заходила к нему с тарелкой бульона (а не борща) лишь однажды. Колосков утверждает, что тренер вообще не обедал в столовой, еду ему доставляли в номер. Впрочем, какая разница…

– Не я воспитал людей, которым безразлична судьба российской сборной, – ставил клеймо за клеймом бывший главный тренер. – То, что я не разглядел их сущность и пригласил в команду, безусловно, моя ошибка. Но брать вину только на себя не собираюсь.

Точки над «i», как говорится, были расставлены, стрелочники – найдены. 96‑й год изменил отношение к Романцеву даже многих из тех, кто прежде ему симпатизировал.

Например, одного из опытнейших футбольных обозревателей страны Валерия Винокурова. Сразу после ЧМ‑94 он писал: «Ну почему, почему Олега не пригласили возглавить сборную за полгода до начала чемпионата мира? Она ведь и поехала бы тогда в сильнейшем составе, и играла бы совсем по‑другому!»

Два года спустя тональность высказываний Винокурова резко изменилась: «К сожалению, Романцев выступил как продолжатель „дела Садырина“: и игру сборной не сумел поставить, оказавшись неготовым к работе с национальной командой, и во всех неудачах стал винить футболистов, неоригинально и безосновательно обвиняя их в рвачестве».

В книге «Наш мир – футбол» Винокуров подробно рассказал, что именно имел в виду. Рассуждения эти кажутся мне очень здравыми и важными, а потому процитирую уважаемого коллегу, который, в отличие от меня, работал на Euro‑96 и был непосредственным свидетелем того, что там происходило.

«Работа тренера клуба и тренера сборной – принципиально разные вещи. И в чисто профессиональном плане, и особенно в педагогическом…С игроками клуба он практически не расстается, они же – едва ли не в полном его подчинении и в огромной от него зависимости.

В работе со сборной все обстоит как раз наоборот. Он работает с мастерами в течение короткого времени и к тому же – с людьми, в определенной степени от него не зависящими. Если же это игроки, выступающие в сильных зарубежных клубах, то они независимы в суждениях, во взглядах, независимы материально. И потому самая главная педагогическая цель – заразить их яркой игровой идеей, строить общение с ними как бы на равных, а самое, возможно, главное – находиться с ними, образно говоря, по одну сторону барьера, тогда как на другой стороне – функционеры, чиновники из вышестоящих организаций….

Казалось, в течение первого года работы со сборной никаких проблем в этом отношении у Романцева не возникало. И вот на второй год пришла пора выступлений в финальном турнире чемпионата Европы, где Россия попала в группу, сразу же после жеребьевки названную «группой смерти».

Поражение от итальянцев выглядело вроде бы достойным. Однако выводы после матча больше сводились к поиску виновных на стороне, к каким‑то нелепым утверждениям о незамеченном арбитрами офсайде, к привычным уже для наших руководителей обвинениям игроков. Их озвучивали функционеры, но впервые все заметили, что тренер как бы перескочил через вышеупомянутый барьер и оказался на одной стороне с чиновниками. В результате чего его собственные ошибки в построении тактики остались не то чтобы неосужденными, но даже не проанализированными.

Вот один из ярчайших (и абсурднейших), на наш взгляд, примеров псевдоразбора игры с Италией, наглядно отразивший настроение Романцева и уровень серьезности его работы. По его словам, привычную игру команды сломало отсутствие Никифорова, который должен был пропустить стартовый матч из‑за дисквалификации. «Незначительное» обстоятельство: о том, что Никифоров пропустит игру с Италией, стало известно не за день, не за неделю и даже не за месяц до нее, а больше чем за полгода! И, как оказалось, всего этого времени Романцеву не хватило для того, чтобы придумать, как построить игру в его отсутствие. Значит, делая подобное заявление, тренер просто‑напросто расписался в собственной беспомощности.

И дело, конечно же, не в Никифорове: несколько дней спустя его возвращение в команду не спасло ее от разгромного поражения от Германии. Вот тогда и грянула гроза, разразился скандал, назревавший после игры с Италией. Буквально в течение нескольких дней сборная перестала быть полноценным коллективом.

Оказывается, полугода после завершения отборочного турнира руководству РФС не хватило, чтобы выплатить футболистам оговоренные премиальные. Почему‑то решили это сделать перед матчем с итальянцами, а суммы назвали меньшие, чем полагалось. Футболисты были в недоумении, но не решать же спорные вопросы буквально перед выходом на поле?!

…И тут уже заиграла знакомая пластинка. Несколько футболистов были охарактеризованы тренером и руководителями РФС как рвачи, непатриоты… ну, и тому подобное – выражений, как водится, не выбирали. Трое не согласились с подобными оценками и публично, в прессе (конечно, зарубежной) объяснили, как и почему попали в этот «черный» список. Причем все трое подчеркнули, что о деньгах вообще думали в последнюю очередь, ибо прежде всего хотели хорошо сыграть.

Кирьяков объяснил, что сразу после матча с итальянцами спросил у тренера, почему команда неожиданно вышла на поле с одним форвардом. Мол, раньше мы никогда так не играли. Кроме того, Колыванов по своей манере действий к такой роли не подходит, в своем итальянском клубе ее никогда не исполняет и в сборной до этого не исполнял. Профессионального ответа Кирьяков не получил.

Канчельскис объяснил, что на предложение сыграть крайним защитником ответил подробным пояснением, что к этому амплуа совершенно не приспособлен, что в английском клубе играет едва ли не крайним нападающим. Как человек дисциплинированный он вынужден был занять отведенную Романцевым позицию, играл на ней в матче с немцами неважно, но считает несправедливыми последовавшие затем заявления о том, что он чуть ли не главный виновник проигрыша.

Наконец, Харин объяснил, что и он в конце концов не выдержал (на финише группового турнира) и спросил у тренера, почему тренировки проходят так, как это было двадцать лет назад, что за рубежом тренируются, мол, совсем иначе, что не мешало бы и тренерам об этом задуматься. Да, высказывание не вполне этичное, вероятно, и не к месту, что Харин понимает, но деньги‑то здесь при чем? Очевидно, что рвач никогда не позволил бы себе такого, во всяком случае до того момента, пока с ним бы не расплатились…

По возвращении же в Москву в ряде телеинтервью Романцев настаивал на том, что лишь из‑за рвачества нескольких игроков моральный климат в сборной был безнадежно испорчен (помимо названных выше, попал в эту группу и Игорь Шалимов, в коротком интервью итальянской газете признавший, что сборная была не готова к чемпионату физически). Своей ошибкой он назвал лишь излишнее доверие к футболистам, чьи моральные качества оказались не на высоте. То же самое, между прочим, говорили и руководители, что не удивляло, ибо мы уже знали, что тренер с ними – по одну сторону барьера.

Если говорить об игре, показанной командой в Англии, то сошлемся на мнение авторитетнейшего специалиста. Бобби Чарльтон сказал нам, что так и не понял, как же в тактическом плане была организована игра сборной России – ни в обороне, ни в нападении. А вот расположение полузащитников выглядело, по его мнению, так, словно пять‑шесть человек набились в маленькую комнату и, теснясь в ней, толкаются локтями».

Романцев придерживался противоположной точки зрения, о чем и заявил на пресс‑конференции в Тарасовке: «Гуллит сказал про первый тайм матча с итальянцами, что Россия показала футбол XXI века».

Может, знаменитый голландский футболист что‑то подобное и говорил. Но даже в этом случае оставалось лишь задаться вопросом: почему тренер вырывает один тайм одного матча из общего контекста проваленного чемпионата? Неужели не видит своей вины в том, что команда с огромным потенциалом (о чем он сам потом будет говорить в интервью) не реализовала его и на четверть? Неужели сам верит, что во всем, как всегда, виноваты игроки и РФС?

А ссылка на авторитет Гуллита была тем более неубедительна, что как тренер тот так до сих пор себя и не проявил.

* * *

Олег Иванович тем не менее мог остаться на посту главного тренера сборной и после Euro‑96. 9 июля 96‑го, после возвращения с чемпионата Европы, у него состоялась встреча с Колосковым, после которой корреспондент «СЭ» Станислав Пахомов спросил президента РФС о тренере:

Дата добавления: 2015-05-06