Сгусток крови 1 страница

Степное «царство террора»: 1162–1206

Часть I

Народы! Какие народы? Татары! И гунны! И китайцы!

Они кишат как Насекомые. Втуне историк пытается увековечить их память.

Лишь ради одного человека столько людей на свете. Мир населен отдельными личностями.

Генри Дэвид Торо

запись в дневнике от 1 мая 1851 года

Его взгляд что огонь, а лицо что заря

Сокровенное сказание монголов

Из тысяч городов, которые были покорены монголами, лишь один удостоился того, чтобы сам Чингисхан вошел в него. Обычно, когда он был уже уверен в победе, он вместе со своим двором отходил в какое-нибудь более спокойное место, покуда его воины заканчивали работу. В марте 1220, года Дракона, монгольский завоеватель нарушил это свое правило и во главе своих всадников проехал в самый центр только что покоренного города Бухары, которая была одним из самых важных центров, принадлежащих султану Хорезма.

Хоть Бухара не была ни столицей, ни торговым центром, она славилась в мусульманском мире как средоточие религиозного благочестия, «украшение и радость ислама». Полностью осознавая пропагандистскую ценность своих действий, Чингисхан с триумфом проехал через ворота города, мимо густонаселенных деревянных кварталов бедноты и лавок торговцев, прямо в каменное сердце города.

Его въезд в Бухару стал следствием успешного завершения наверное самого дерзкого из военных планов в истории. В то время как одна часть его армии пошла прямым маршрутом из Монголии, чтобы напасть на пограничные города султаната, сам он втайне повел другую часть войск в длиннейший поход — через две тысячи миль пустыни, гор и степей — глубоко в тыл врага, чтобы нанести удар там, где этого меньше всего ждали. Даже торговые караваны делали многотысячемильные обходы, чтобы только избежать красных песков Кызыл-Кума. И, разумеется, поэтому Чингисхан решил атаковать именно оттуда. Заручившись дружбой местных кочевников, он смог провести свою армию по доселе неизвестному маршруту через камни и пески пустыни.

Его цель, Бухара, стояла в центре плодородного оазиса, расположившегося по берегам одного из притоков Амударьи. Там жили в основном таджики и персы, но управлялся город тюркскими наместниками недавно созданной империи Хорезма (одной из многих мелких империй того времени). Султан Хорезма совершил чудовищную ошибку, вызвав вражду со стороны Чингисхана тем, что разграбил монгольский торговый караван и обезобразил лица монгольских послов, прибывших, чтобы договориться об условиях мирной торговли. Чингисхану тогда было уже за шестьдесят, но, услышав о насилии, свершившемся над его людьми, он, не колеблясь ни минуты, собрал свое воинство и вновь поскакал по дорогам войны.

В отличие от всех остальных великих армий в истории человечества монголы отправлялись в бой налегке. Их войска не сопровождали обозы. Они дождались самых холодных месяцев, чтобы можно было пересечь пустыню с минимальными затратами воды. Зимой в пустыне по утрам выступала роса, позволившая появиться на свет траве, которая стала пищей для коней и привлекла диких животных, на которых охотились воины-монголы.

Вместо того, чтобы везти с собой тяжелые и медлительные осадные орудия, монголы брали с собой мобильный инженерный отряд, который мог соорудить все необходимые машины на месте из подручных материалов. Как только монголы покинули пустыню и встретили на своем пути первые деревья, они срубили их и сделали из них лестницы, осадные и другие орудия, необходимые им для покорения города.

Как только передовой отряд обнаружил на пути войска небольшое поселение, он тут же перешел на медленный шаг, двигаясь шумно и неторопливо, как торговый караван, а не армия завоевателей. Таким образом войска монголов свободно дотрусили до самых ворот города, когда жители поняли, в чем дело, и подняли тревогу.

После того, как его войска пересекли пустыню, Чингисхан не торопился немедленно нападать на саму Бухару. Он знал, что подкрепления не придут, так как не смогут оставить осажденные его армиями пограничные города, а значит, у него было время на то, чтобы полно использовать эффект неожиданности и сыграть на страхах и надеждах местного населения. Цель его манипуляций была всегда одна: запугать врага настолько, чтобы он сдавался на милость монголов, не вступая в бой. Захватив сначала несколько небольших городов в округе, Чингисхан вызвал приток беженцев в Бухару. Они не только переполнили город, но и заметно повысили страх и напряженность в городе.

Нанеся удар в тыл противнику, монголы мгновенно вызвали панику и разорение по всему султанату. По описанию персидского хрониста Ата-Малика Джувайни «куда они ни бросали взгляд, всюду всадники, и воздух черен как ночь от пыли, поднятой конями, и страх овладел ими, и царили ужас и безумие». Готовя психологическую атаку на город, Чингисхан наглядно продемонстрировал осажденным, что их ждет. Он предложил населению близлежащих городков и поселений почетные условия сдачи, и к тем, кто принял их, присоединившись к монголам, была проявлена большая мягкость. По словам персидского хрониста, «кто поклонится и подчинится им, тот будет защищен и свободен от ужаса и унижения их жестокости». С теми, кто отказался подчиниться, обращались очень жестко. Монголы гнали пленных перед собой, используя их как пушечное мясо в дальнейших боях.

Среди тюркских защитников Бухары царила паника. Оставив в цитадели Бухары около пяти сотен солдат, более чем двадцатитысячная армия разбежалась, надеясь успеть спастись до прихода монголов. Так сработала ловушка Чингисхана: покинув крепость и рассеявшись во время бегства, хорезмские воины легко уничтожались всадниками монголов.

Гражданское население Бухары было сломлено. Жители города сдались и отперли ворота города. Тем не менее, небольшой контингент солдат укрылся в цитадели, рассчитывая, что за ее толстыми стенами они смогут выстоять против любой осады. Чтобы осторожно взвесить всю ситуацию, Чингисхан решил въехать в город. Первым его шагом после того, как он расположился в центре Бухары (как и в случае с любым другим покоренным народом), стал приказ жителям принести корм для его лошадей. То, что побежденные кормили монгольских воинов и их коней, воспринималось как знак их покорности, более того, принимая еду и корм для коней, Чингисхан давал понять, что он принимает своих новых подданных, а значит и обещает им защиту монгольской империи, как и всем другим ее жителям.

Со времени его среднеазиатских походов сохранилось одно из немногих словесных описаний Чингисхана, которому тогда было около шестидесяти. Персидский хронист Минхадж ал-Сирадж Джузджани, куда менее хорошо настроенный по отношению к монголам, чем Джувайни, описывает его так: «человек высокого роста, сильный телом, с редкой седой бородой, с кошачьими глазами, в которых светится решимость, проницательность, гений и понимание, внушающий благоговение, мясник, справедливый и непоколебимый, сокрушитель врагов, неустрашимый, кровожадный и жестокий». Учитывая удивительное умение Чингисхана повергать города и одерживать победы над армиями в несколько раз превосходящими численностью его собственную, хронист торопится заявить, что он — «адепт колдовства и обмана, который дружен с демонами».

По свидетельствам очевидцев, добравшись до центра Бухары, Чингисхан подъехал к мечети (самому большому зданию в городе) и спросил, не дом ли это султана. Когда ему сообщили, что это дом Бога, а не султана, он ничего не ответил. Для монголов единственным богом было Вечно Синее Небо, которое простерлось от горизонта до горизонта во все четыре стороны света. Бог возвышался над всей землей, его нельзя было запрятать в каменный дом, как пленника или плененного зверя, так же как нельзя было спрятать его живые слова в мертвые книги жителей городов. Чингисхан сам неоднократно чувствовал его присутствие, и слышал голос Бога, обращающийся непосредственно к нему, в холодном ветре гор своей родины. Следуя этим словам, он стал завоевателем великих городов и покорителем народов.

Чингисхан спешился и вошел в мечеть, наверное, единственное здание, в которое он входил за всю свою жизнь. Затем он приказал, чтобы муллы и ученые накормили его коней, освобождая их таким образом от опасностей завоеванного города и помещая под свою защиту. Так он поступал практически со всеми служителями веры, которые оказывались в его власти. Затем он призвал к себе 280 самых богатых жителей города. Несмотря на то, что он мало разбирался в обычаях жителей городов, Чингисхан прекрасно знал, как устроена человеческая душа. Перед всеми собравшимися в мечети он поднялся на возвышение и оттуда, с места проповедника, обратился к элите Бухары. Через переводчиков он жестко отчитал их за все их грехи и злодеяния их султана. Во всех бедах виновны были не бедные и малые люди, но «великие и возвышенные среди вас совершили все эти грехи. Если бы вы не согрешили, то Бог не послал бы вам в наказание такого, как я». Затем он отдал каждого из богачей в распоряжение одного из своих воинов, чтобы те забрали их сокровища. Он посоветовал своим богатым пленникам не заботиться показывать те богатства, что лежат на земле и выше, потому что их монголы смогут найти и без их помощи. Он приказал вести монголов сразу к тем сокровищам, что спрятаны под землей.

Положив начало систематическому разграблению города, Чингисхан решил заняться засевшими в цитадели солдатами-тюрками. Жители азиатских городов-оазисов, таких как Бухара и Самарканд, хотя и не сталкивались до этого с монголами, видели не одну армию варваров-завоевателей за свою историю. Какими бы храбрыми или они ни были, они никогда не представляли серьезной угрозы, пока у защитников за толстыми стенами крепостей и фортов оставались припасы. По всем параметрам монголы были не ровня профессиональным солдатам Бухары. Хотя в целом у монголов были великолепные луки, каждый был сам в ответе за изготовление и состояние своего оружия, так что качество луков было разным. Также монгольская армия состояла исключительно из обычных кочевников, чья выучка основывалась на умении выращивать и пасти стада в крайне тяжелых природных условиях. Они, конечно, были отважны, дисциплинированы и преданны своему предводителю, но им не хватало профессионального отбора и обучения, которое получили защитники Бухары. Самым серьезным фактором, говорившим в пользу солдат, засевших за каменными стенами цитадели, было то, что до сих пор ни одна армия варваров не могла овладеть сложным искусством осадной войны. Но Чингисхану было, что показать им.

Штурм был разработан таким образом, чтобы продемонстрировать необоримую мощь монголов не столько уже покоренным жителям Бухары, сколько далеким армиям и населению Самарканда, следующего города на пути армии Чингисхана. Монголы подкатили только что собранные осадные орудия — катапульты, требушеты и мангонелы, которые метали за стены не только камни и огонь, как это делалось при осадах уже многие сотни лет, но и сосуды с горючей жидкостью, взрывные устройства и легковоспламеняющиеся материалы. Они перемещали с места на место огромную аркбаллисту на колесах, а огромные команды людей подтянули штурмовые башни с втягивающимися лестницами, откуда осаждавшие могли легко расстреливать защитников на стенах. Пока они вели нападение с воздуха, минеры вели подкопы под стены цитадели, чтобы обрушить их. Во время этой ужасающей демонстрации технического могущества в воздухе, на земле и под ней Чингисхан увеличил психологическое давление, принудив пленных, среди которых были и товарищи теперешних защитников цитадели, бросаться вперед на верную смерть. Их тела заполнили ров и образовали дамбы, по которым другие пленники толкали вперед осадные сооружения.

Монголы развивали и использовали оружие разных культур, с которыми сталкивались в ходе завоеваний. Это дало им возможность создать универсальный арсенал, применимый к любой военной задаче. Монголы экспериментировали с ранними формами огнестрельного оружия, которые впоследствии стали мортирами и пушками. В описании Джувайни чувствуется смятение свидетеля, который пытается понять, что же именно происходило перед его глазами. Так он описывает нападение монголов: «там были горячие красные печи, которые кормились большими палками снаружи, а из их чрева в небо били яркие искры». Армия Чингисхана соединяла обычную свирепость и быстроту конных воинов степи с изощреннейшей техникой Китая. Чингисхан использовал свою молниеносную кавалерию против пехоты врага в открытом бою, а защиту крепостей и других фортификационных сооружений нейтрализовывал новейшей технологией артобстрела, используя огнестрельное оружие и невиданные машины разрушения. Когда на защитников цитадели с неба обрушились пламя и смерть, они, по словам Джувайни, быстро «потонули в море уничтожения».

Чингисхан признавал, что война — это не спортивное состязание между равными соперниками, а тотальное свершение одного народа против другого. Победа достается не тому, кто играет по правилам, она приходит к тому, кто создает правила и заставляет врага играть по ним. Триумф не бывает частичным, — либо абсолютным, полным и неоспоримым, либо просто пустым звуком. В бою это означало неограниченное использование страха и обмана. В мирное время — верность нескольким основным и непоколебимым принципам, которые гарантируют лояльность населения. Сопротивление ведет к смерти, верность гарантирует безопасность.

Его нападение на Бухару можно считать успешным не только потому, что горожане сдались, но и потому, что весть о военном могуществе монголов быстро достигла Самарканда, и столица султаната сдалась без боя. Султан бежал, а волна монгольского завоевания покатилась дальше. Чингисхан сам повел основную часть войск через горы в Афганистан и дальше, к Инду, в то время, как другая часть обошла Каспийское море, перевалила Кавказские горы и устремилась на равнины средневековой Руси. Ровно семь столетий с того дня в 1220 году, вплоть до 1920, когда произошло советское вторжение, Бухарой правили ханы и эмиры из рода Чингисхана. Они стали одной из самых долгих династией в истории.

Умение Чингисхана управлять людьми и использовать технические новшества стало плодом почти сорока лет непрерывной войны. Он не получил в мгновенной вспышке просветления свой гений военачальника, умение вселять в людей веру и преданность, несравненную способность распределять ресурсы и знания на мировом уровне. Он не получил никакого теоретического обучения в области тактики и стратегии. Все его уникальные способности и умения пришли постепенно, через постоянные изменения и улучшения, многолетний опыт и трезвый практичный и целеустремленный ум. Его путь воина начался задолго до того, как родилось большинство его воинов, которые принесли ему победу под Бухарой, и в каждой битве он учился чему-то новому. В каждой схватке он приобретал новых союзников и дополнительные военные умения. В каждом бою он соединял новые идеи в вечно меняющийся набор тактических, стратегических и боевых приемов. Он никогда не повторял одну и ту же битву дважды.

История мальчика, которому было суждено стать величайшим завоевателем мира, началась за шестьдесят лет до того, как монголы захватили Бухару, в одной из самых отдаленных и затерянных точек на внутренних просторах Евразии, неподалеку от современной границы Монголии и Сибири. Согласно легенде, начало народу монголов было положено в горном лесу на берегах большого озера, где Серый Волк вступил в брак с Прекрасной Пестрой Ланью. Поскольку монголы навсегда закрыли эту мистическую родину для чужаков после смерти Чингисхана, у нас нет никакого исторического описания ее. Имена ее гор и рек практически неизвестны в исторической литературе, и даже современные карты не сходятся в названиях, предлагая множество разных написаний.

Территория монгольских кланов занимала лишь небольшую область на северо-востоке страны, известной теперь как Монголия. Большая часть страны теперь занимает высокое плато на севере Средней Азии. Туда не добираются влажные ветры с Тихого океана, которые орошают равнины земледельческих цивилизаций Азии. Наоборот, ветры, которые веют по монгольскому плато, приходят с северо-запада, из Арктики. Эти ветры теряют ту малую влагу, которую несут, в северных горах и оставляют южную часть страны сухой пустошью, которая называется «гови», или, как привычнее нам, — Гоби. Между засушливой Гоби и скудно орошаемыми дождями горами лежат широкие просторы степей, которые летом покрываются зеленью, если получают достаточно воды. По этим степям летом передвигаются кочевники, ищущие траву на прокорм своим стадам.

Монгольские горы Хентэй достигают всего десяти тысяч футов над уровнем моря, это один из самых старых горных хребтов на планете. В отличие от зазубренных молодых Гималаев, подняться на которые можно только с помощью специального альпинистского оборудования, древние горы Хентэй были сглажены миллионами лет эрозии, так что летом на большинство вершин может подняться конь и всадник. Их склоны испещрены болотами. Во время долгих, суровых зим они замерзают. В глубоких ущельях на склонах скапливается снег и вода, которая, замерзая летом, превращается во что-то похожее на маленький ледник.

На время короткого лета они становятся прекрасными озерами небесно-голубого цвета. Весенняя оттепель переполняет озера и дает начало множеству небольших рек, которые текут вниз, в степь, которая, если выдастся удачное лето, покрывается изумрудной травой, но в худшие годы может на протяжении нескольких лет оставаться бурой выжженной пустошью.

Небольшие реки, текущие с Хентэйских гор, скованы льдом большую часть года — даже в мае лед обычно достаточно крепок, чтобы выдержать несколько всадников, а иногда и нагруженный джип. Широкие степи, которые тянутся по берегам этих рек, служили монголам дорогами в разные регионы Евразии. Отростки этих лугов тянутся на запад вплоть до Венгрии и Болгарии. На востоке они достигают Манчжурии, и доходили бы до Тихоокеанского побережья, если бы им не преграждали путь горы, отделяющие от материка Корейский полуостров. На южной стороне Гоби тоже травянистые равнины, которые тянутся до самого сердца Азии, соединяясь с земледельческими территориями в долине Желтой реки.

Несмотря на мягкие очертания ландшафта, погода в Монголии суровая и очень резко меняется. Это земля крайностей и контрастов, где люди и их скот постоянно испытывают на себе выходки погоды. Монголы говорят, что в Хентэйских горах можно за один день пережить все четыре времени года. Даже в мае лошадь может по шею завязнуть в снегу.

На такой земле, на берегу реки Онон, родился мальчик, которому было суждено прославиться под именем Чингисхан. В противоположность природной красоте этой земли ее человеческая история представляла собой бесконечную череду борьбы и лишений задолго до его рождения в 1162, году Лошади по восточному календарю. На затерянном холме, возвышающемся над рекой Онон, молодая захваченная в плен девушка по имени Оэлун дала жизнь своему первому ребенку. Окруженная чужаками, Оэлун трудилась далеко от семьи, которая воспитала ее, и от мира, который знала. Это не был ее дом, а человек, который называл ее своей женой, не был тем, за кого она вышла замуж.

Некоторое время назад ее судьба круто изменилась. Она была женой молодого воина по имени Чиледу из племени меркитов. Он отправился в восточные степи, чтобы найти и сосватать ее у племени олхонутов, известного красотой своих женщин. Согласно закону степи, он преподнес ее родителям подарки и работал на них, вероятно, в течение нескольких лет, прежде чем увезти их дочь в свое племя в качестве невесты. После свадьбы они отправились вдвоем домой в земли племени меркитов. Согласно «Сокровенному сказанию», она ехала в небольшой черной повозке, которую тянули быки или яки, а ее гордый муж скакал рядом с повозкой на своем мышастом жеребце. Оэлун было тогда, вероятно, не более шестнадцати лет.

Их путешествие по степи складывалось удачно, он двигались по течению реки Онон и собирались подняться в горы, которые отделяли их от меркитских земель. Еще несколько дней пути через извилистые горные долины и они спустятся на плодородные луга меркитов. Молодая невеста сидела в своей черной повозке, не подозревая, что на нее готовы наброситься всадники. Это нападение не только навсегда изменило ее жизнь, но и повернуло ход мировой истории.

Одинокий всадник, который выехал поохотиться со своим соколом, разглядывал из своего укрытия на склоне горы Оэлун и Чиледу. Девушка и ее повозка обещали ему лучшую добычу, чем та, которую ему могла принести его птица.

Не позволив молодоженам увидеть его, он вернулся в свой лагерь и нашел там двух своих братьев. Они были слишком бедны, чтобы позволить себе богатые подарки, необходимые для того, чтобы взять в жены такую девушку как Оэлун. А еще они, вероятно, отнюдь не хотели отрабатывать традиционные несколько лет на родителей невесты. Поэтому охотники выбрали второй самый распространенный способ женитьбы в степи — похищение. Три брата бросились в погоню за своей еще ничего не подозревающей дичью. Когда они устремились к своим жертвам, Чиледу немедленно пустил лошадь в галоп, чтобы отвести преследователей от повозки. Как он и ожидал, они бросились за ним. Он попытался оторваться от них, обогнув подножие соседней горы, чтобы затем вернуться к своей невесте. Но даже Оэлун понимала, что ее муж не обманет преследователей на их собственной земле, и они скоро вернутся. Девочка-подросток решила, что чтобы дать своему возлюбленному шанс выжить, она должна остаться и сдаться похитителям. Если бы она попыталась бежать с Чиледу на одном коне, их бы скоро нагнали и захватили. А если она останется, в плен попадет только она.

«Сокровенное сказание» приводит такие ее слова, которыми она пыталась убедить своего мужа в правильности такого решения: «Если ты будешь жить, для тебя будут девы в любой стороне и в каждой повозке. Ты сможешь найти себе другую жену, и называть ее Оэлун вместо меня». Затем Оэлун быстро сбросила рубашку и приказала своему мужу «лететь быстрее ветра». Она бросила свою рубашку ему в лицо в знак прощания и сказала: «Возьми это с собой, чтобы тебя не покидал в пути мой запах».

Запах занимает важное место в культуре степи. Там, где люди других культур будут обниматься или целоваться во время встречи или расставания, степные кочевники обнюхивают друг друга. Этот жест похож на поцелуй в щеку. Обнюхивание несет на себе сильный эмоциональный отпечаток на всех уровнях — от семейного обнюхивания между родителями и детьми, до эротического — между любовниками. Дыхание каждого человека, так же, как и его личный телесный запах, составляет по монгольским поверьям часть его души. Бросив мужу свою рубашку, Оэлун дала ему очень важный знак своей любви.

После того дня Оэлун прожила большую и полную событиями жизнь, но своего первого возлюбленного она так больше никогда и не видела. Пока Чиледу скакал прочь, он прижимал к груди ее рубашку и оборачивался так часто, что его косы бешено бились туда-сюда. Увидев, что ее муж скрылся за перевалом, Оэлун дала выход своему горю. Она кричала так громко, что (согласно «Сокровенному сказанию») «содрогнулась сама река Онон» и «леса и долины задрожали».

Тот, кто захватил ее и стал ее новым мужем, был Есугей, предводитель небольшого отряда воинов, которым суждено было стать великими монголами. Но в то время они были только членами рода Бориджин, подчиненного более могущественной семье тайджиутов. Но куда больше низкого положения нового супруга Оэлун беспокоило то, что у него была уже одна жена по имени Сочигел и сын от нее, а значит Оэлун придется бороться за свое положение в семье. Если ей повезло, то женщины, видимо, жили в разных герах (жилищах, похожих на вигвамы, покрытых войлочными одеялами). Но даже если и так, обеим женщинам все равно пришлось бы тесно общаться каждый день.

Оэлун выросла на открытой обильной травами равнине, где паслись огромные стада коров и коз, табуны коней и отары овец. Она привыкла к изобильной пище степи, состоящей из молочных и мясных блюд. Небольшое племя ее нового мужа жило на северном краю кочевого мира, где степи сменялись лесистыми горами, и не было достаточно травы для того, чтобы прокормить большие стада. Теперь ей пришлось привыкать к диете охотников. В пищу шли сурки, крысы, птицы, рыба, а иногда олень или антилопа. У монголов не было долгой и славной истории среди кочевых племен. Они считались нищими бродягами, которые соревновались с волками в охоте на мелких зверей, а когда подворачивалась возможность, были не прочь украсть животных и женщин у степных пастухов. Оэлун была для них немногим более чем украденной вещью.

Согласно одной распространенной легенде первый ребенок Оэлун появился на свет, крепко сжимая что-то в кулачке правой руки. Его молодая мать нежно, но настойчиво разогнула его пальчики, чтобы обнаружить, что в руке у младенца был зажат большой сгусток крови. Откуда-то из теплого чрева своей матери мальчик принес его в этот мир. Как могла юная, неопытная, неграмотная и очень одинокая женщина истолковать этот странный знак? Прошло более восьми столетий, а мы и по сей день не знаем ответов на мучившие ее тогда вопросы. Был ли это знак высокой судьбы или проклятья? Предрекал он добро или худо? Должна она была гордиться этим или ужасаться?

В XII столетии в степи жили десятки разрозненных родов и племен, которые по обычаю степи собирались иногда в нестойкие союзы. Из всех ближайшими родичами монголов были татары и хитаны на востоке, а также маньчжуры на северо-востоке и тюркские племена на западе. Эти три этнические группы были объединены языковыми и культурными связями с некоторыми народностями Сибири, от которых они, вероятно, произошли. Монголы, жившие между татарами и тюрками, с которыми их часто путали чужеземцы, были также известны как «голубые тюрки» и «черные татары». Как и всякий алтайский язык, их язык имел заметное сходство с корейским или японским, но не с китайским и другими тональными языками Дальнего Востока.

В то время как тюркские роды и татары объединялись в разнообразные племенные союзы, монголы были разделены на множество небольших кланов, которыми руководил вождь или хан, объединенных шаткими родственными связями. Монголы сами четко отделяли себя от тюрков и татар. Они возводят свою генеалогию к гуннам, которые основали первую большую степную империю в третьем веке. «Хун» — монгольское слово, обозначающее человека, а своих предков они зовут «хун-ну» — народ солнца. В IV–V вв. гунны вышли из монгольских степей и покорили множество стран от Индии до Рима, но не смогли сохранить связи между разными кланами и были быстро ассимилированы завоеванными народами.

Вскоре после того, как он захватил Оэлун, Есугей отправился в поход против татаров и убил воина по имени Тэмуджин Угэ. Вернувшись после рождения ребенка, он дал сыну имя Тэмуджин. Поскольку воин степи получал в жизни только одно имя, его выбор был очень важен и нес символический смысл, часто на нескольких уровнях. Имя даровало ребенку его характер, судьбу и удачу. Наречение ребенка Тэмуджином могло подчеркивать непримиримую вражду между монголами и татарами, но куда более сложная ученая дискуссия развернулась вокруг этимологии этого имени. Подсказкой к пониманию может служить монгольская традиция давать нескольким детям однокоренные имена. Из четырех последующих детей Оэлун младший сын носил имя Тэмуге, а младшая дочь — Тэмулун. Видимо, все три имени произведены от одного корня «тэмул», который встречается в нескольких монгольских словах, означающих «рваться вперед», «вдохновляться», «быть изобретательным» и даже «обладать развитой фантазией». Как мне объяснил один монгольский студент, значение этого слова можно проиллюстрировать так: «это взгляд коня, который скачет, куда будет его воля, невзирая на то, чего хочет всадник».

Несмотря на отстраненность монгольского мира, тамошние племена не были совершенно отрезаны от потока мировой истории. Столетиями до рождения Чингисхана представители китайской, индийской, мусульманской и даже христианской цивилизаций проникали в земли монголов. Тем не менее, мало что из их культуры оказалось применимым в жестоких условиях жизни в степи. Кочевые племена были связаны дальними, но сложными торговыми, религиозными и военными взаимоотношениями с нестабильными государственными образованиями в Китае и Средней Азии. Монголы жили к северу от оживленных торговых маршрутов, которые в последующие века стали известны как Великий Шелковый Путь, шедший через пустыню Гоби от Китая до мусульманских стран. Впрочем, немало товаров просачивалось в Монголию, чтобы монголы имели представление о богатствах на юге.

Для кочевников торговля и война с соседями были неизменной составляющей ежегодного жизненного уклада, такой же, как и выращивание новорожденных животных весной, поиски пастбищ летом и вяление мяса осенью. Долгая холодная зима была временем охоты. Мужчины уходили из дому небольшими группами, чтобы обыскивать горы и леса в поисках добычи — кроликов, волков, соболей, лосей, горных козлов, архаров, кабанов, медведей, лис и выдр. Временами все поселение принимало участие в охоте, тогда они окружали максимально большую территорию и гнали всю живность на ней к центральной охотничьей площадке. Добыча давала не только мясо, перья и мех, но и рога, клыки и кости, из которых кочевники изготовляли множество украшений, инструментов и оружия, а также высушенные внутренние органы животных, использовавшиеся в монгольской народной медицине. Лес предоставлял и товары для торговли и быта, включая охотничьих птиц, которых еще птенцами забирали из гнезд.

Кочевники вели торговлю дарами леса от семьи к семье и от шатра к шатру, на юг, а изделия цивилизованных народов, такие как металл и ткани медленно двигались на север из торговых центров на юге Гоби. Монголы обретались на самом севере этого мира, на границе между степью и северными сибирскими лесами. Они жили в равной степени охотой в лесу и животноводством в степи и проявляли самые яркие качества обеих культурных групп. Они цеплялись за тоненькие торговые ручейки, которые связывали северную тундру и степь с земледельческими и ремесленными центрами на юге. Настолько мало товаров проникали на север, что среди монголов человек, имеющий пару железных стремян, уже считался богачом и властительным господином.

Дата добавления: 2015-05-06