ЧАСТЬ III 1 страница. Сержант помотал головой, точно стряхивая залепившую глаза пелену, привстал на четвереньки

ГЛАВА 25

Сержант помотал головой, точно стряхивая залепившую глаза пелену, привстал на четвереньки. Но страшный удар по почкам опять бросил его на каменный пол. И тут же на затылок вдогонку обрушился еще и еще один удар. Суки! Напали со спины! Кто же это? Сержант разжал ладонь, и связка ключей от квартиры со звоном покатилась по лестнице вниз. Из‑под мышки посыпались свернутые газеты. Он сгорбился, пряча голову от очередного удара, и вдруг, напрягшись, отскочил влево, к стене, поближе к лифту. Нападавший не ожидал, видно, от него такой прыти и, замешкавшись, с секундным опозданием устремился за ним. Но Сержанту было довольно и секундного замешательства врага – он резко выпрямился во весь рост и развернулся. Не обращая внимания на то, что перед глазами поплыли темные круги, он в мгновение ока оценил обстановку, успев заметить, что нападавший действует в одиночестве. Уже легче, подумал Сержант. Он узнал его: это был тот самый толстопалый амбал, с которым он позавчера затеял драку в ресторане. «Странно, как это им так быстро удалось разыскать его в большом городе?» – промелькнуло у Сержанта в голове.

А толстопалый уже валился на него, размахивая кулаком, в котором Сержант заметил металлическую гирьку. Амбал выбросил кулак с гирькой вперед, метя Сержанту в голову, но тот увернулся, и кулак с шумом ткнулся в стену, вспоров торчащей гирькой синюю штукатурку. Амбал взвыл от боли. Сержант воспользовался моментом и носком ботинка со страшной силой врезал толстопалому в пах. Тот от невероятнейшей боли согнулся в три погибели и уткнулся головой в стену, не в силах вымолвить ни звука.

– Забыл, что ли, как оно? – тяжело дыша, прохрипел Сержант. – А ты, я вижу, упрямый. Ну ладно, сейчас я из тебя упрямство вышибу! – И с этими словами он схватил скорчившегося амбала за шиворот. Но тот рванулся назад, сбросил ослабленную от побоев руку Сержанта и влепил ему кулаком под дых. Сержант, хоть и раздобрел за последние годы, не растратил стальную крепость мышц – он напряг пресс и без труда сдержал удар. Вложив, похоже, в этот удар все силы, амбал покачнулся. А Сержант, распрямив пальцы правой руки, нанес нападавшему резкий, короткий удар ребром ладони в шею и сразу же, развернувшись, ногой столкнул тушу вниз по лестнице.

Взмахнув руками, как крыльями, здоровяк полетел кубарем по ступенькам, несколько раз перевернувшись через голову. Долетев до промежуточной площадки, он грохнулся всем своим весом прямо под окном – и застыл лицом к стене. Сержант поспешил за ним, на ходу подхватив упавшие ключи.

Здоровяк лежал, закрыв глаза. Из уголка рта у него сочилась кровь. Сержант порылся у него в карманах. Нашел сотовый телефон, портмоне и клочок бумажки – на ней карандашом были коряво нацарапаны слова «Гостиный двор» и телефон какой‑то Зои Федоровны. Именно в «Гостином» работает Марианна.

В этот момент амбал зашевелился. Сержант наклонился над ним:

– Ты как меня нашел, боров? Кто тебя навел? – Амбал замычал в ответ нечто невразумительное. Сержант, не меняя позы, въехал амбалу кулаком в нос – фирменный хук: снизу по ноздрям. Сержант знал, что, если ударить достаточно сильно, можно сломать носовую перегородку. Амбал замычал от боли и чуть было не поперхнулся вытекавшим из носа ручьем.

– Последний раз спрашиваю – как ты меня нашел? – И Сержант сопроводил вопрос резким, молниеносным ударом ладонью по кадыку.

Толстопалый закашлялся и замотал головой.

– Баба твоя навела, – прохрипел он.

Новое дело! Неужели Марианна – наводчица? Быть того не может. Хотя почему же – ведь она была как раз в том кабаке, где и произошла стычка с братвой. Но ведь он сам туда пришел – и она уже там сидела. Нет‑нет, не может быть.

– И как же она навела? На мобильный тебе позвонила?

– Я ее сегодня в «Гостинке» приметил – за ней пошел, привела сюда…

Так, уже легче. Значит, все‑таки не наводчица.

– Вот что, боров. Я тебя и на этот раз отпускаю. Иди залечивай раны. И чтобы я тебя больше никогда не видел. Сам запомни и своим скажи. На меня тянуть не стоит – себе дороже выйдет. Уматывай отсюда – и быстро. Пока народ со всего дома не сбежался.

Амбал с невероятным усилием поднялся и, держась за стену, заковылял вниз по лестнице, роняя по пути кровавые пятна.

Сержант поднялся на этаж к своей квартире. Быстро открыл ее и, не теряя ни минуты, стал приводить себя в порядок. Обмылся в душе, сменил окровавленную одежду. На кухне нашел аптечку и взял аспирин. Голова раскалывалась. Нет, все‑таки сегодняшний инцидент к добру не приведет: то, что шрамовские бойцы его засекли, было совсем паршиво – особенно теперь. С этой квартиры, как ни жаль, придется съехать. А что делать с Марианной? Если его вычислили через нее – значит, опять смогут вычислить.

Сержант принял аспирин и, сидя на стуле, пытался перевести дух. Шрам. Везде Шрам. Тут он вспомнил про купленные на Московском вокзале газеты. Он пошел в прихожую, где бросил пачку газет прямо на пол. Поднял их и вернулся в комнату. «Криминальная неделя» сильно напоминала дешевые американские таблоиды – сенсационные газетенки, в подробностях сообщавшие об убийствах, поджогах, изнасилованиях, разводах и бракосочетаниях. Он просмотрел от первой до последней страницы три номера. Ничего интересного. В четвертой газете его внимание привлекла заметка под крупным заголовком: «КТО НОВЫЙ КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ РУССКОЙ МАФИИ?» Статейка была написана на редкость убогим и маловразумительным языком. Из двух колонок мелкого текста Сержант выудил лишь три факта: первое – что сейчас в криминальной России развернулась борьба за контроль над воровской казной, потому что – второе – хранитель общака Варяг погиб в лагере. И третье – что накануне бегства Варяга из аэропорта «Шереметьево» в Москве был убит его ближайший соратник Ангел…

Сержант уронил газету. Итак, Ангел и Пузырь убиты. Теперь ясно, каким образом Варяг был сдан ментам – его лишили самых верных людей, через которых он, находясь в розыске, мог держать связь с внешним миром – через Пузыря в Питере, и через Ангела в Москве. Варяг потерял эту связь, попал ментуре в лапы – и сгинул на зоне. И все это, как ни крути, может вписаться в намерения Шрама, если тот, к примеру, мечтает прибрать к своим рукам власть воровскую и общак.

Зазвонил телефон. Он, после раздумий, все же снял трубку. Это была Марианна. Голос звучал взволнованно.

– Я звонила и даже заезжала к тебе, но тебя не было дома, – торопливо заговорила она. – Сегодня произошел ужасный случай – ко мне на работу… то есть не ко мне, а в «Гостиный двор» в дирекцию приходил один из вчерашних бандитов… Помнишь, в ресторане? Он меня узнал… Он…

– Погоди, – мягко прервал ее Сержант. – Не волнуйся так. Давай по порядку.

– Ну, в общем, я испугалась, я… Я боюсь, он может тебя найти. И что‑то с тобой сделать…

– Успокойся, Марьяша. Ничего не бойся. Ничего не будет.

– Я уверена – он придет ко мне снова!

– Никто не придет. Не волнуйся!

– Послушай, – после некоторой паузы сказала вдруг она, – может быть, тебе лучше пока пожить у меня?

Он даже улыбнулся. Надо же. Какое неожиданное и приятное предложение. И тем более она его сама сделала.

– Я готов принять твое предложение, но совсем не потому, что надо бояться этой шпаны.

– Нет, ты не знаешь, ты же ничего не знаешь! У нас страшный город – у нас мафия, бандиты везде и всюду. Даже наша «Гостинка», оказывается, ими опутана. Он же не просто так приходил – он приходил к нашей Зое Федоровне прямо в кабинет! Они же ничего не боятся!

– Говоришь, к вашей начальнице приходил. Это интересно. Ладно, Марьяша. Если тебе так будет спокойнее – давай я поживу у тебя немного. Недельку‑две.

Вот как все удачно обернулось. Сложив в чемодан самое необходимое, Сержант напоследок осмотрел квартиру и вдруг вспомнил про картину.

Он приблизился к большому остекленному эстампу с изображением Казанского собора. Осторожно сняв картину с гвоздя, отложил ее в сторону. За картиной в стене спряталась металлическая дверка. Набрав четыре только ему известные цифры кодового замка, он отворил дверку. Аккуратно вытащил дипломат.

В этом дипломате таилось главное его сокровище – его золотой запас: снайперская винтовка с лазерным прицелом. Винтовка была когда‑то выполнена одним ижевским умельцем за бешеные бабки – но на инструмент Сержант никогда денег не жалел. Сработана винтовка была на славу: из сверхлегкого и сверхпрочного сплава, она быстро разбиралась и ее можно было носить хоть во внутреннем потайном кармане пальто, хоть в любой небольшой сумочке.

Он любовно перебрал черные матовые детали, лежащие по разным отделениям пластикового поддона, спрятанного под крышкой: на первый взгляд это был просто атташе‑кейс, с какими ходят научные сотрудники в большом городе. Затаившаяся в кейсе чудо‑винтовка была основным источником доходов Сержанта в России, куда его выдергивали из теплой лос‑анжелесской берлоги на очередной заказ. В европейских тайниках Сержанта хранились другие «орудия труда», но эта ижевская винтовочка была его любимицей. Она станет очень скоро его незаменимой спутницей и в новых событиях, в делах, ради которых он и приехал сюда из далекой Америки.

Сержант вышел на улицу и за углом поймал такси.

ГЛАВА 26

– Я эту суку урою! – Шрам кружил по своему кабинету. Посреди кабинета стоял навытяжку Моня. – Придан – покойник! Он думает, что орел. А я из него курицу‑гриль сделаю!

Моня угодливо хохотнул.

– Чего? – вскинулся Шрам. – Напрасно лыбишься, Мончик! Этого так просто голыми руками не взять. Тебя же самого его говнюки чуть не подстрелили! Блин, да это же война! Только этого нам не хватало – год в Питере был полный порядок. И на тебе. Ладно, для начала вызову псковскую бригаду.

– Это… Шнурка братву, что ли?

– Шнурка, Шнурка. Мы с ними уже сотрудничали три года назад. Если все его те быки живы, то все будет путем. У него ребята умелые – бывший спецназ. Орденоносцы, воины‑интернационалисты на хер! Они живо этого пидараса отутюжат.

Шрам горячился не зря. Обмолвка Приданова про арест Варяга могла испортить ему всю песню. Если Придан не брехал, если провинциальные группировки и впрямь заинтересуются всеми обстоятельствами ареста и гибели Варяга, то на большом сходняке его. Шрама, замучат вопросами. Надо было во что бы то ни стало и притом в самое ближайшее же время разобраться не только с Калистратовым, но и с Приданом и его командой.

Псковские‑то псковскими, но чует мое сердце, что без Сержанта, без старого знакомого, опытного, проверенного в деле снайпера – не обойтись.

Выпроводив Моню, Шрам позвонил Сипе. Сипа – Ярослав Сипаков – при нем был вроде министра внешних сношений: держал связь с людьми за рубежом, с многими из которых Шрам не хотел лично быть в контакте, чтобы лишний раз не светиться. Сипа получил наказ немедленно разыскать в Америке «нашего старого партнера Степана» и вызвать его в Питер «на срочное задание», за большие бабки. Через шесть часов Сипа отзвонил шефу и доложил несколько обескураженным голосом, что друзья из Америки сами ищут нашего старого партнера, но он вот уже почти месяц как бесследно исчез.

– Как то есть исчез? – у Шрама сердце упало. – Куда исчез? Умер? Замочили, что ли? Не понял!

– Домашний телефон не отвечает. Автоответчик не работает. Я связывался с итальянцами, на которых он последние годы работал. Те сказали, что он месяц назад выполнил очередной заказ и сгинул.

– Может, отдыхает на Майами, на песочке жопу греет? – размышлял вслух Шрам. – Вряд ли. В этих случаях его представитель обычно знает координаты. А здесь?… Непонятно. Они все в недоумении. Ладно, держи это на контроле! Звони туда каждый день, два раза в день! Но чтоб Степана мне раздобыл! – гаркнул в трубку Шрам.

Час от часу не легче. Теперь Сержант пропал. Вот так. Да, но Калистратова все равно надо вызывать. И Коле позвонить в Москву. Надо что‑то решать с Варяговой бабой и пацаном.

Он набрал московский номер и долго вслушивался в мерные длинные гудки. Наконец там сняли трубку. Оказалось, автоответчик, мать твою! Дослушав до конца приветствие, Шрам коротко отчеканил:

– Коля! Это Саша из Питера. Надо срочно переговорить. Я буду в офисе до вечера.

Через час Коля перезвонил. Он был в приподнятом настроении. Сообщил, что у него теперь есть верные, из первых рук, сведения о гибели Варяга. И что пора, как он выразился, готовить благоприятную почву для «выборов». Шрам криво усмехнулся, не разделяя оптимизма московского собеседника, и поспешил задать волнующий его вопрос:

– Меня только одно беспокоит – что с дачниками делать?

Коля нехорошо засмеялся.

– А что делать – ничего! Освобождать дачу надо.

– И каким же образом? – на всякий случай поинтересовался Шрам.

– Ну это уж на ваше усмотрение – решайте по обстановке.

После разговора с Колей Шрам немного успокоился. Значит так, думал он, Светку с мальчишкой замочу. Прямо сегодня или завтра вечером поеду туда и замочу. А Моня потом приберется там. Вывезет трупы в лес километров за пятьдесят и зароет в тихом месте. А на прощание трахну эту суку. Поставлю раком, блядину, и отдеру. За всю волокиту. Столько из‑за нее нервов попортил. Так хоть утешусь, отыграюсь: и в рот ее и туда. Может, и сама она соскучилась по этому самому делу. Ну вот и ладненько. С этим тоже решено.

От этих мыслей у него даже встал. Он сунул руку в карман и схватился за отвердевший ствол. Хорошо, что Ирка смоталась в Финляндию – вовремя он ее спровадил. Не будет канючить, где да где он всю ночь прошатался да почему от него спермой воняет… Такие случаи уже бывали, и Ирка ему учиняла форменный допрос, а он, как жареный карась на сковородке, крутился‑выкручивался. Ирка телка классная, в койке улетная – жалко было ее потерять. Другой бы какой сразу в морду бы дал. А этой невозможно. Эта ведь если узнает про его загулы – уйдет на хер. И не вернешь…

Шрам задумался о Светлане. Конечно, убивать бабу да еще с мальцом – последнее дело, но что ж теперь. Выбора у него не было. Шрам вспомнил события пятилетней давности, когда ему вот так же пришлось однажды убить молодую бабенку с двумя детьми. В Колпино. Пришел он к ее мужу забирать должок. Большой был долг – по тем временам пятьдесят штук «зеленых». Чемодан с собой пустой прихватил, потому что долг предполагал взять рублями. Договорился с должником заранее. Приехал, а тот говорит: нет бабок. Не насобирал. Шрам рассвирепел. Слово за слово – всадил он в мужика три пули из своей «беретты» с глушителем. А тут из соседней комнаты и появляется его баба – бледная, сонная, из койки прямо, теплая еще. Видит своего мужика на полу в луже крови и – в крик. Шрам одним прыжком на нее вскочил, повалил, рот зажал ладонью. А у нее рубашка ночная задралась по самый пупок. Шрам увидел ее заголившиеся ляжки, волосенки на «маньке» и обуяла его страшная неодолимая похоть. Он одной рукой зажал бабе рот, а другой стал рубашку у нее на грудях рвать. Насилу порвал, добрался до вывалившихся в прореху грудей, на ходу ширинку себе расстегнул да и засунул ей по самые яйца…

Потом пришлось ее, конечно, пристрелить, а когда он вошел в спальню – увидел двух перепуганных мальчуганов на постели. У Шрама от перевозбуждения уже все тормоза отказали – он и мальчуганов пристрелил не раздумывая. После порылся в шкафах, в комоде – но денег и вправду не оказалось. Прихватил Шрам, чертыхаясь, пустой чемодан и скрылся в ночи.

Но там в Колпино все произошло случайно, непредвиденно. А здесь разобраться с Варяговой женой и детенышем Шраму было необходимо осознанно, все заранее продумав и взвесив. Ему сразу не понравилось, что Светлану и мальчишку на него скинули, – это была слишком опасная обуза. Теперь, после гибели Варяга, эта обуза стала, как ни странно, еще опаснее. Потому что, оставшись в живых, Светка могла заложить его своим же. Шрам понимал, что Варяг, мужик неглупый, осторожный и предусмотрительный, вряд ли посвящал жену во все свои дела. Скорее всего, не посвящал вовсе. Но пока был малейший шанс, что Светка хоть что‑то знала, хоть с кем‑то из Варяговых доверенных людей была лично знакома и могла с ними вступить в контакт, – до тех пор над Шрамом висел дамоклов меч. Ее надо было убрать. Как и ее пащенка, чтоб не ляпнул где языком.

Впрочем, Шрам знал, что вместе с Варягом полегла и вся его ближайшая «королевская» рать – Ангела и Графа нет. Пузыря нет. Сивого нет. Многих менты по зиме замели. Да никого уж и не осталось, пожалуй. Даже если бы Варяг сам каким‑то чудом остался жив – ну, приди он сейчас в Москву или в Питер – и с кем же он будет дела делать? Он же один, совсем один! Да и чего об этом сейчас думать: ведь Варяг уже обратился в лагерную пыль…

Шрам посмотрел на часы. Три. Он решил часов до семи просидеть в офисе и все же дождаться сигнала от Сипы. А потом можно будет рвануть на дачу, там как раз сейчас Митяй, Хижа и Батон караулят. Этих тоже надо будет спровадить. А оставшись на даче в одиночку, Шрам разберется с заложниками.

Зазвонил телефон. Шрам порывисто схватил трубку.

– Да!

– Саша! Это Сипа.

– Ну что, Сипа? Удалось?

– Кое‑что разузнал. Один тамошний человечек мне все же сообщил, что месяц назад Степан у него новый русский паспорт брал. На имя Виктора Ильича Синцова.

– И что это значит? – нетерпеливо спросил Шрам.

– А то значит, что наш друг домой засобирался. Видать, тут у него какие‑то дела.

Шрам задумался. Неужели Сержант намылился в Россию?

– Ладно, Сипа. Тогда пока все. Дальше я сам займусь.

После разговор с Сипой Шрам позвонил на мобильный своему человеку в городском таможенном управлении и дал тому задание – отследить, не пересекал ли в последний месяц границу российский гражданин Виктор Ильич Синцов.

– Саша! Граница‑то у нас сам знаешь какая – тысячи километров. Ты хоть наводку дай – на каком направлении искать?

– А хрен его знает, Петь, ну начни с Москвы и Питера! – Шрам недовольно цокнул языком. – Хотя он мог, конечно, и через Баку въехать. Но для начала проверь московские и питерские погранпункты. И только аэропорты. Синцов поездов терпеть не может, насколько я помню.

Итак, если Сержант в России, значит, он выполняет чей‑то заказ. Чей? Но ни времени, ни желания это выяснять у Шрама не было. К тому же Сержант, добывая себе очередной российский паспорт, вовсе не обязательно мог делать это для поездки в Россию. С таким же успехом он мог въехать по серпастому‑молоткастому на Кипр или в Венгрию, а оттуда уже рвать дальше по всему свету с любым из имеющихся у него иностранных паспортов…

Шрам решил пока выбросить из головы эту тему и вплотную заняться самой неотложной проблемой. Он набрал номер дачи. К телефону подошел Батон…

ГЛАВА 27

Красный «порше»‑кабриолет с ревом рванулся с места. Завизжали, прокручиваясь вхолостую, шипованные шины, шарахнулся назад зазевавшийся прохожий, пересекавший площадь напротив Центрального телеграфа. Вальяжно развалившийся за рулем здоровяк в темно‑синем «адидасовском» костюме насмешливо кивнул перепуганному провинциалу и бросил свою четырехколесную торпеду в гудящий поток транспорта.

Прохожий чертыхнулся про себя и мотнул головой. На нем был новенький китель подполковника внутренних войск, в руках он держал сильно потертый коричневый портфель из кожзаменителя. Наметанный глаз не подвел водителя‑лихача: прохожий в подполковничьем кителе и впрямь был провинциалом. Он прибыл в Москву сегодня ранним утром и сразу из аэропорта направился туда, куда ему было предписано явиться – в Министерство внутренних дел. Но в большом белом здании на Житной его не ждали. Подполковник Беспалый с недоумением узнал, что генерал Артамонов сидит не в центральном министерском корпусе, а в переулке рядом с Центральным телеграфом.

«Предупредить не мог, сволочь! – подумал с раздражением Беспалый, выходя из проходной министерства. – Как мальчишку, блин, гоняют…»

Начальник колонии сразу, еще не познакомившись лично, невзлюбил генерала Артамонова. Он вообще не жаловал чистеньких столичных начальников. Оттрубив без малого пятнадцать лет по разным сибирским спецучреждениям, из которых последние десять он командовал «фамильной» колонией вблизи Северного Городка, в котором раньше руководил его отец Тимофей Егорович, Александр Тимофеевич относился к московскому генералитету с презрением. Мало кто из них вообще нюхал тяжкий смрад зоны, не говоря уж о знании воровских повадок и обычаев, но советовать, указывать и выносить оценки – будь то санитарное состояние зоны, дисциплина или рацион питания заключенных – эти «московские сторожевые» обожали. Да еще с таким, ебтыть, важным самодовольным видом. Министры – те вели себя скромненько, не лезли не в свое дело, понимая, что все равно ни хрена в этом не смыслят. Беспалый пережил – смешно подумать! – семерых министров МВД. Им хоть, слава Богу, ума хватало понять, что зона – особый и небезопасный мир, со своими непререкаемыми законами и обычаями, и что не только простых зеков, но и славное вертухайское племя им не раскусить. А вот генералы пониже рангом – из ГУИНа, бывшего ГУИТУ, – выпендривались почем зря. Особенно когда приезжали с ревизией. Таких проверяльщиков Беспалый ненавидел лютой ненавистью…

Сейчас Александр Тимофеевич стоял, как дурак, чуть не посреди широченной улицы и глядел на удаляющееся красное пятно открытою автомобиля. Взглянув на светофор, подполковник удостоверился, что ему горит зеленый. Вот сука! Этот гад на иномарке ведь на красный ехал. Куда только смотрят инспектора ГАИ? Беспалый оглянулся и увидел молоденького лейтенанта с жезлом – наклонившись над открытым окном черного «мерседеса», он о чем‑то беседовал с водителем, не обращая внимания на оживленную магистраль. Да, в Москве все не так, как у людей, подумал Беспалый, все через ж… Он вздохнул и, потеряв надежду перейти улицу по «зебре», двинулся к подземному переходу.

Сегодня ему предстоял нелегкий разговор. Бунт на зоне всегда ЧП, при любом исходе – быстром ли замирении, или долгом противостоянии – ЧП, чреватое крупными неприятностями для начальника колонии да и для вышестоящего начальства. Состоявшиеся после бунта телефонные разговоры хотя немного и успокоили Беспалого, все равно он готовился к буре. Одним выговором тут никак не обойтись. Могут и звезды лишить, и в должности понизить, а в худшем случае и под трибунал пихнуть. Что ожидало лично его, Беспалый не знал. Даже не догадывался. Одно он понимал четко – не столько бунт зеков, сколько его сообщение о гибели Варяга станет для него в эти дни главным испытанием. Вопрос лишь в том, как эту новость о гибели воспримут в Москве. То, что Варяг, возможно, жив, Беспалый пока никому не решался сказать. Снова, не проверив все досконально, попасть впросак – не входило в его планы.

Беспалый всегда отличался острым, почти звериным нюхом. Пока он сидел у себя в северной глуши, верша суровый суд во вверенной ему колонии, ему, понятное дело, никто никаких политинформаций не делал. Так что он мог лишь догадываться о подковерных делах в Москве. И чутко реагировать на смену политического ветра. Когда кремлевский хозяин в прошлом году внезапно заболел, началась вся эта странная кутерьма – не сразу, ближе к концу осени. Видно, туг в Москве еще долго размышляли, как оно повернется, надолго ли «дед» слег и вообще, что делать дальше. Но в ноябре завертелось. А уж после Нового года все словно с катушек слетели. По России прокатилась волна арестов и убийств. Законных пачками сажали – только через его колонию за зиму прошло десятка полтора «авторитетов». Выкосили чуть ли не всех крупнейших воров в законе – хотя многие из них, Беспалый знал точно, уже по нескольку лет как занимались легальным бизнесом я формально, юридически, к ним было не подкопаться.

Он до сих пор не мог понять, зачем Москве понадобился Варяг. Беспалый, пока летел в самолете, все размышлял над этим, но никак не мог взять в толк, чего же московские генералы надеялись добиться от Варяга. Зачем нужно было сажать его в тюрягу в Штатах, потом освобождать и вывозить из Штатов, вязать тут, лепить ему дело и сажать – к нему, к Беспалому?! Да еще под строгий надзор с уколами… Неужели эти московские начальнички надеялись, что со смотрящим по России у них заладится любовь и дружба?

Вот уж мудаки! Нет, не знают они ни души, ни понятий законных воров. Их, видать, этим премудростям в академиях МВД не учили. Хотя, может, они судят о законных по этой шелупони – новой поросли «коронованных», которые за большие бабки себе короны покупают. Уж не сами ли менты эту мелкоту плодят, чтобы потом с их помощью держать под контролем воровское сообщество? Но разве это так делается? Сами себе ведь яму роют. Он, Беспалый, сам ведь тоже практически проник в святая святых зековского царства! Да только он проворачивал это куда умнее и тоньше – имея дело с самыми настоящими ворами. Взять хотя бы Щеголя… С ним много дел наворотили на зоне. Многих заставили стоять по стойке смирно. Жаль. Жаль, нет больше Щеголя, как, впрочем, и его ближайших помощников: с приходом на зону Варяга их как чумой покосило.

Вспомнив о своей разваленной империи, созданной им за долгие годы на зоне, за колючей проволокой. Беспалый помрачнел. Теперь все придется начинать сначала. Все! Он строил эту империю терпеливо, кропотливо, по камушкам, не торопя событий и веря в то, что наступит день – и его труд будет вознагражден. Вот отец, замаливая грехи молодости, верой и правдой служил Советской власти, всю жизнь провел за «колючкой», а что получил в награду – выцветшие листочки благодарностей да пару‑тройку орденов. Нет, это не дело. Беспалый‑сын твердо знал, что его служебные успехи и достижения – это не дань высокой идее и не покаяние, а вехи славной карьеры. Но теперь после загадочных смертей его основных секретных агентов и прежде всего Щеголя, после нелепого бунта, после побега заключенного, кажется, все рухнуло. Да не кажется, а точно – все рухнуло. Что же дальше? Отступить, затаиться, переждать – и начать все сызнова… Так‑то оно так, да вот непонятно, кто сейчас в бегах: если Варяг, то не так все просто может сложиться потом.

Беспалый перешел на другую сторону Тверской и зашагал к Центральному телеграфу. Он вошел в Газетный переулок – бывшую улицу Огарева – и остановился у углового дома. Так, опять ни одной вывески. Как же они в Москве любят все покрывать мраком тайны! Точно дети. То ли дело у нас в райцентре. Райотдел МВД – громадная вывеска на двери. Райотдел ФСБ – опять же издалека видно. А тут – хрен! Словно боятся кого. Кого боятся‑то? Самих себя, что ли?

Он толкнул тяжелую дверь – но та не поддалась. Зато висящий у двери на уровне глаз решетчатый ящичек ожил и глухо спросил: «Вам кого?» Беспалый еще раз подивился и ответил, как его научили на Житной:

– Я ищу в/ч 1076.

– К кому? – пророкотал ящичек.

– К генералу Артамонову.

Дверной замок лязгнул, дверь раскрылась сама – Беспалый вошел и оказался перед другой, тоже закрытой дверью. Тем временем уличная дверь медленно закрылась, лязгнул замок, после чего открылась внутренняя дверь.

Беспалый оказался в большом ярко освещенном холле с высоким потолком. Он едва не налетел на широкий стол, за которым сидел старший лейтенант внутренних войск.

– Я к генералу Артамонову, – повторил Беспалый и зачем‑то добавил: – По вызову.

– Вы откуда? – поинтересовался старлей.

– Из Северного Городка. Подполковник Беспалый. – Старлей снял телефонную трубку и тихо, почти неслышно проговорил:

– К Кириллу Владимировичу прибыл подполковник Бесполый.

– Бесп‑а‑лый! – едва ли не рявкнул Александр Тимофеевич. Ему здесь уже все не нравилось. Его фамилия имела некоторое отношение к физическому недостатку, но ведь не до такой же степени.

Но старлей даже не поднял глаз.

– Есть, – кивнул он и, положив трубку, сказал вкрадчиво: – Подполковник Беспалый, пройдите в кабинет 14. По коридору налево.

Подполковник, с остервенением сжав ручку портфеля, стремительно протиснулся сквозь никелированный турникет и пошел по тускло освещенному коридору. На дверях табличек не было – только медные овалы с цифрами. Вот и 14‑й кабинет.

Беспалый согнул крючком указательный палец правой руки и сильно постучал.

Кирилл Владимирович Артамонов был видный высокий мужчина, черноглазый, чернобровый, с пышной черной шевелюрой и ранней сединой на висках. В сложной иерархии МВД он за последние лет пятнадцать занимал важные должности, хотя мало кто знал круг его непосредственных обязанностей. В прошлом году его назначили начальником спецуправления собственной безопасности МВД – созданного тогда же подразделения, призванного бороться с коррупцией в рядах МВД.

Ветераны министерства отнеслись к новой затее министра с иронией: поговаривали, что «старые волки» жили по принципу колобка – «я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, собственная безопасность, и подавно уйду». Молодняк же как будто слегка побаивался артамоновского управления – впрочем, атмосфера вседозволенности и безнаказанности, укоренявшаяся в МВД из года в год, настолько разохотила даже молодую поросль эмвэдэшных чиновников, что те торопились не упустить своего – кто в дачном строительстве, кто на ниве улучшения городских жилищных условий, кто в области «мерседесоизации».

Говорили так, что генерал Артамонов залетел в свое нынешнее кресло из другого теплого местечка – до прошлого года по линии ГУОПа он курировал Северо‑Западный регион. Впрочем, он как был, так и остался членом коллегии министерства и членом совета по борьбе с организованной преступностью. После нового назначения Артамонова в Петербург направили генерала Калистратова – старика, которому перед пенсией дали возможность получить оклад повыше. Но удаление Калистратова из Москвы, к которому приложил руку и генерал Артамонов, имело не только благотворительный смысл. Калистратов стал сильно мешать Артамонову, потому что в последний год снюхался со старыми комитетчиками, втайне мечтавшими выкинуть «свердловскую банду» из Москвы и опять выйти на первые роли. Калистратову явно была по душе эта «старая гвардия», и, как показало дело Варяга, он вел свою игру хоть и топорно, но упрямо – видно, ему дали карт‑бланш и пообещали какие‑то бонусы в случае успеха операции.

Дата добавления: 2015-05-06