Типология и проблемы формирования общественных молодёжных объединений

Среди современных социальных проблем молодежи намечается ряд приоритетных направлений, исследование которых позволяет говорить о новых тенденциях развития молодежных общественных объединений. К их числу принадлежит, прежде всего, проблема молодежной субкультуры, в которой с наибольшей достоверностью отражаются современные молодежные проблемы.

Классификация современных общественных молодежных объединений в науке следующая: по форме объединения: клубно – досуговые структуры, неформальные, политические, религиозные объединения (секты) и др.; по направлению интересов: правозащитные, культурно-спортивные, экстремистские и др.; по доминирующим ценностям: романтико – эскапистские, идеалистско-развлекательные, радикально-деструктивные и др.; по целевой группе: студенческие, школьные и др..

На современном этапе роль традиционных общественных объединений значительно падает. Это явилось одной из причин того, что на смену им пришли многообразные новые социальные движения (НСД), которые стремятся найти оригинальные способы решения различных проблем. Их своеобразный костяк составляют экологическое, антивоенное движения, движение гражданских инициатив.

Главенствующую роль в развитии молодёжных общественных объединений играет система ценностных ориентаций. Эта система разделяется на три большие группы: 1) «материнские» как материально – экономические; 2) «отцовские» как духовно – гуманитарные; 3) символически – интерсубъективные как рациональные.

1. Материально – экономические ценностные ориентации студенческой молодежи имеют двойственный характер. Они располагаются по двум осям – «приватность – социальность» и «материализм – постматериализм». Поскольку студенчество является экономически зависимой частью общества и нуждается в всемерной поддержке государства, оно крайне заинтересовано в государственном управлении экономикой и в развитии государственного сектора экономики. Будучи объектом опеки со стороны государства, студенчество ратует за социально ориентированную экономику. Однако «на смену патерналистским и в какой то степени инфантилистским настроениям приходит осознание необходимости прежде всего личностных усилий».

2. Общественно – политические ориентации студенчества, с одной стороны, формируются по широте всего политического спектра. В студенчестве как в проекции представлены все цвета и оттенки этого спектра от крайне правого до крайне левого. Они распределяются по вертикальной оси «левый либерализм – правый консерватизм» и горизонтальной оси «интернационализм – национализм». В соответствии с аристократичностью и элитарностью образования, а также с готовностью в недалеком будущем стать «отцами» общества, руководителями высокого ранга, менеджерами в различных отраслях народного хозяйства студенческие предпочтения формируются в направлении правой, консервативной идеологии правящих классов, сильного государства. Эта идеология основывается на принципах государственности и патриотизма. С другой стороны, традиционной демократизм студенческого сообщества обуславливает либеральные устремления, в которых, по данным многих социологических исследований, усматривается «очевидная демократическая направленность». Оппозиция национализма и интернационализм наиболее проблематична в полиэтнических обществах, и ее значение особенно возрастает в годы реформ, когда начинается борьба за «место под солнцем». Студенчество в этом смысле характеризуют самые крайние позиции по оси «интернационализм – национализм», привлекая как в ряды ярых шовинистов, фашистов, так и в ряды борцов с фашизмом.

3. Духовно – гуманитарные ценностные ориентации традиционно делятся на индивидуально направленные или этические и коллективно направленные или политические ценностные ориентации. Этические ценностные ориентации в контексте студенческой транзитивности распределяются по вертикальной оси «утилитаризм – духовность» и горизонтальной оси «коллективизм – индивидуализм». Утилитаризм этических ориентаций студенчества связан со многими факторами как негативного, так и позитивного характера, определяющими тенденции развития современного студенчества. Это, с одной стороны, и «падение нравов», утрата духовных идеалов, засилье бездуховных поделок массового искусства, «которая стала ведущим началом в формировании мировоззренческих установок и определяющим образом влияет на самоидентификацию молодежи». С другой стороны, универсальность получаемого образования, возрастание приоритета науки и образования, рост научного знания, вследствие чего на задний план отходят нерациональные источники гуманизма.

Молодежный активизм перекочевал за 20 лет перестройки из пространства политики в пространство культуры, субкультурный капитал разнообразных молодежных формирований реализуется не столько в контексте аутентичных ценностей «своей» солидарности, сколько «работает» в качестве рыночного сегмента, привлекательной ниши потребительского супермаркета. Молодежь ищет пространства для культурного самовыражения, а государство различными способами продолжает навязывать ей политические идентичности. Самые важные изменения происходят, на мой взгляд, не в политической, а культурной борьбе – в области перераспределения права на культурное доминирование, содержание (мотивация, направленность) современных молодежных «протестов» связаны не с политической, а культурной властью. Так, например, даже для самых эпатажно / экстремистских молодежных формирований одним из ключевых моментов поддержания групповой идентичности становится эстетическая, художественно креативная сторона имиджа [7, с. 435].

Исследования показали, что активно-политической молодежи «больше не стало» – не более 3%, а вот в культурных акциях готовы поучаствовать более половины молодежи разных страт, возраста, уровня образования и материального достатка. Политические движения и партии остаются мало привлекательными, «чистое» волонтерство практически исключается, участие в публичных выступлениях связывается, прежде всего, с материальными, а не идеологическими соображениями. Это не говорит о падении духовности или нравственности в молодежной среде. В этом проявляется совершенно естественная реакция на коммерциализацию всех звеньев политической сферы (вовсе не молодежью). Как следствие – падение доверия к участию в официальной политике, по крайней мере – по идейным соображениям. Однако молодежь все же участвует в политике, но пытается найти и находит в ней что-то свое.

Анализ материалов исследований и наблюдений позволяет предположить, что включение молодежи в публичную политику во многом зависит от особенностей группы, с которой себя идентифицируют девушки и юноши, на чем подробней я остановлюсь позднее. Однако есть, некие общие черты, характерные для большинства: 1) Незначительное, спорадическое, чаще некомпетентное включение в сами выборные процессы, в чем молодежь мало отличается от старших; 2) Конъюнктурное (карьерно-меркантильное) присоединение к организованным сверху «самодеятельным» политическим движениям или молодежным крылам господствующих партий власти 3) Собственные, самодеятельные политические формирования имеют не политическую, а культурную, ценностную природу [17, с. 179].

Расстановка сил на российских молодежных сценах за последние два десятилетия менялась, по крайней мере, три раза.

Первый этап. 80-е годы прошлого века – бурный всплеск неформального молодежного движения, которое отчетливо поделило поколение на «упертых» комсомольцев и «продвинутых» неформалов. Неформальных групп было очень много, они делились по разным направлениям.

Второй этап. 90-е годы прошлого века были временем спада неформального движения. Коммунистическая организация советской молодежи – Комсомол – распался окончательно, публично противостоять было некому. Развитие рыночных отношений привело к переориентации группировок на криминальную и полукриминальную активность. Ядром этих групп были «взрослые» полу / бандитские формирования, состоящие из криминальных общественных элементов. В этот период аутентичные молодежные формирования фактически растворяются в «полубандитской» среде, выполняя функции контроля над рынками, автозаправками, расширяющейся сетью частных ресторанов и киосков. Субкультурные молодежные группы (в их «классическом» смысле) начинают активно отвоевывать себе клубные и дискотечные пространства в российских городах. На середину 90-х годов приходится самый настоящий бум клубных российских сцен.

Третий – современный этап. Вряд ли сегодня можно серьезно говорить об аутентичных субкультурах. Тексты, посвященные им, часто исполнены мистификации: обозначения субкультур «на устах у всех», свои местные панки, рэперы, скинхеды, толкиенисты, есть везде – разговор о необычной молодежи начинается с уже готовых имен, которые были сконструированы усилиями ученых и журналистов достаточно давно. Субкультурные теории подверглись серьезной критике, современные западные социологи говорят о «постсубкультурах», о «смерти субкультур», о рождении новых молодежных «племен», отличающихся текучестью, прозрачностью границ, временным и ненадежным характером соединений. Стили смешались, и хотя некоторые ритуальные разборки сохранились, но они мало отличаются от территориальных споров молодежных группировок конца перестройки. Путаница в использовании понятий «молодежные культуры», «субкультуры», «контркультуры» отражает не только сложную историю их российской адаптации, но и смешение соответствующих явлений на современных молодежных сценах.

Несколько иначе обстоит дело с неформальным движением. На мой взгляд, особенности этой групповой идентичности определяются более сложным характером взаимоотношения различных стилевых составляющих. Именно неформальное движение, с присущей ему множественностью типов солидарностей вокруг принимаемых ядром группы ценностей, можно считать действительно «домашним», незаимствованным вариантом самодеятельного творчества молодежи. И что особенно важно для формирования групповой идентичности (хотя неформалы неоднородны) – это то, что им есть, кому противостоять.

Более адекватным контенту новых типов молодежных формирований и солидарностей будет, на мой взгляд, понятие жизненно-стилевой стратегии. С его помощью можно более детально выразить: контексты культурных практик современной молодежи; их собственное понимание мотивов и направленности солидарностей; критерии определения границ, по которым проходит размежевание с чужими; маркеры распознавания своих и других.

Дата добавления: 2015-04-24