Табель о рангах как зеркало российской бюрократии

США.

В начале 20 века в США имелось 5 тыс. эмиссионных (национальных) банков

который обладал правом выпуска банкнотов на сумму своего основного капитала.

Банки находились под контролем департамента Казначейства США.

Кредитная система США состоит из следующих основных элементов: банковской

системы(Федеральной резервной - ФРС, выполняющий функции ЦБ страны,

коммерческих банков, инвестиционных банков, сберегательных банков, ссудно -

сберегательных ассоциаций) и не банковских кредитных институт: постовых

сберегательных касс, фин.компаний, обще взаимного кредита и пр.

Американская банковская система имеет ряд уникальных особенностей.

Функции ЦБ банка США выполняет Федеральная резервная система. Целями

образования ФРС были: создание здорового экономического климата в стране,

поддержка и контроль за деятельность банков.

По структуре ФРС представляет собой: Совет управляющих ФРС; Федеральные

резервные банки; банки члены ФРС. Сейчас наблюдается тенденция большей

централизации ФРС, но это, длительный процесс.

Банки члены ФРС - наиболее крупные коммерческие банки, на долю которых

приходится свыше 70% всех депозитов кредитной системы США.

Для выполнения своей главной задачи - способствовать поддержанию

благоприятных экономических условий в стране - ФРС обладает рядом средств

воздействия на состояние банковского кредита и денежного обращения.

Организационная структура Федеральной резервной системы США.

Как известно, в нашем массовом сознании прочно укоренен стереотип - все благие и

вообще крупные начинания в российской истории связывать с именем и царствованием

Петра I. В полном соответствии с этой традицией и начало государственной службы в

России тоже часто отсчитывают от Петра, а именно от 24 января 1722 года, когда он

ввел в действие подготавливавшуюся несколько лет знаменитую "Табель

о рангах всех чинов воинских, статских и придворных, которые в каком классе чины".

Табель установила три иерархических, как бы параллельных лестницы чинов для

гражданской, военной и придворной служб, по 14 ступеней в каждой. Основная речь

о Табели, ее исторической судьбе и порожденных ею последствиях пойдет ниже. Пока

же лишь отмечу, что, как и в большинстве других случаев исторического мифотвор-

чества вокруг петровских деяний, приписывание Табели какого-либо революционного

значения, с моей точки зрения, если и справедливо, то только отчасти. Представляет-

ся, что это был лишь очередной шаг в деспотическом стремлении власти регламенти-

ровать, подчинить единому распорядку всю жизнедеятельность общества.

Московское государство всегда старалось максимально подчинить себе "все силы и

средства общества, не оставляя простора частным интересам отдельных лиц и клас-

сов" [1.с. 462]. Уже в XVI веке Иван Грозный создал для контроля над "государевыми

служивыми людьми" специальное учреждение - Разряд, который в середине его

царствования вел "личные дела" 22-23 тыс. человек. Из них 2-3 тыс. были внесены в

московские послужные списки, т.е., говоря современным языком, составляли некое

подобие столичной "номенклатуры", а прочие входили в списки других городов, т.е. в

местные "номенклатуры"1. Разумеется, основная часть этих служивых людей

привлекалась государством для военных нужд. Но поскольку тогда не делалось стро-

гого различия между военной и гражданской царевой службой (не случайно даже

управлявшие сугубо внутренними российскими территориями наместники назывались

воеводами), из списков черпались "кадры" для любых царских назначений. Существо-

вали и аналоги чинов. Правда, тогда их иерархия была иная: судья, думный дьяк,

дьяк, подъячий [3].

Обычно при назначениях принимались в расчет три фактора: родословная ("порода')

кандидата, его чиновность (служебный титул) и разрядность (предыдущие должности).

Так что уже задолго до Петра существовали и предтечи чиновничества (служивый

класс), и предтечи номенклатуры (разрядные списки). Равно и другое приписываемое

Петру изменение (отмена безоговорочного приоритета породы перед службой) в основе

своей было сделано до него. Еще в 1682 году по представлению Комиссии под

председательством В. Голицына было отменено "богоненавистное и враждотворное

местничество". С этого момента, как отмечает В. Ключевский, "совершенно

изменилось отношение сословного положения служивого лица к служебному чину.

Прежде этот чин определялся принадлежностью лица к известному генеалогическому

слою служивого класса; теперь, наоборот, приобретение известного служивого чина

вводило в состав высшего служивого класса, какого бы оно ни было происхождения'

[1. с. 455]. Эта мера разрушила прежнее, родовое, основание лестницы чинов. А Петр

своей Табелью лишь завершил дело, к тому же внеся в него, как и во многих других

случаях, свое тоталитаристское стремление максимально поставить подданных под

контроль полицейского государства2.

1 Это сходство средневековой российской предбюрократии с номенклатурой отмечает Л Семенникова

[2].

2 Симптоматично, например, что при Петре I исчез, слившись с крепостными, извечный дотоле на

Руси класс "гулящих людей".

Более того, именно Петр проявил беспокойство, что гражданская служба может

стать слишком легким путем для перехода людей из "подлых" классов в дворянское

сословие, и своим Указом от 31 января 1724 года предписал "в секретари не из

шляхетства (дворянства) не определять, дабы потом не могли в асессоры, советники и

выше происходить" [4]. Впрочем, "лазейку" в виде производства особо отличившихся

из "подьяческого чина" с предоставлением им шляхетства он оставил. Его наследники

усовершенствовали механизм регулирования ограниченного доступа представителей

низших классов в дворянство через государеву службу: так, Екатерина II своим

Указом 1790 года "О правилах производства в статские чины" установила, что право

на потомственное дворянство дает лишь 8-й класс Табели, для перевода в который

недворянам надо было прослужить в чине предыдущего класса не менее 12 лет.

Упомянутый Указ вместе с Указом Павла I от 1797 года "О наблюдении, при

избрании чиновников к должностям, старшинства мест и чинов" и изданием уже при

Александре, в 1801 году так называемых чинопроизводственных правил, в определен-

ной мере подытожили продолжавшуюся в течение всего XVIII столетия шлифовку

Табели, правил поступления на службу и прохождения по ее ступеням. Основным

путем продвижения являлась выслуга лет, досрочный же перевод в высший класс был

исключением из правила, как бы наградой за особые заслуги, присуждавшейся по лич-

ному решению монарха. Впрочем, верхней ступенькой для продвижения по принципу

выслуги был 5-й класс; пожалование в более высокие чины производилось лишь по

усмотрению императора.

К началу XIX века Табель приобрела следующий вид:

Класс Чин

1 Канцлер: действительный тайный советник

2 Действительный тайный советник

3 Тайный советник

4 Действительный статский советник

5 Статский советник

6 Коллежский советник; военный советник

7 Надворный советник

8 Коллежский асессор

9 Титулярный советник 10 Коллежский секретарь

11 Корабельный секретарь

12 Губернский секретарь

13 Провинциальный секретарь

14 Коллежский регистратор [5, с. 116].

При этом первый класс был исключительным: за всю историю он был пожалован

лишь 11 чиновникам. Чины 11-й и 13-й существовали лишь номинально, а в 1811 и

1834 годах были и формально упразднены. Так что реально лестница состояла из

11 классов. Дополнительно к Табели о рангах существовали еще и высшие почетные

звания: статс-секретарь, член Государственного совета, сенатор, а также так называе-

мое внетабельное чиновничество - низшие канцелярские служащие (копиисты

и пр.). В своем стремлении к "оказениванию" всего общества, включая даже те

профессии, которые, казалось бы, по самому смыслу своей деятельности должны

иметь независимый статус, правительство и на них распространяло чиновничье-

мундирные "привилегии". Так, Павел I ввел почетные звания мануфактур-советника и

коммерции советника для лиц, успешно занимавшихся промышленностью и торговлей;

они были приравнены к 8-му классу гражданской службы. Ученые ценились дешевле:

"профессорам при Академии" и "докторам всяких факультетов" давался чин 9-го

класса, т.е. титулярного советника. Сам М. Ломоносов, высказывавший обиду за

отнесение российских ученых к столь низкому рангу, был в конце своей жизни

3 ОНС, №5 65

пожалован либеральной Екатериной II в статские советники, т.е. "аж" в 5-й класс.

Чины присваивались и выборным деятелям органов самоуправления - предводителям

дворянства, а позднее - городским головам и председателям земств.

Иногда гражданские чиновники получали в виде особого отличия свитские, т.е. при-

дворные чины. Известный американский исследователь России Р. Пайпс, думается,

справедливо замечает: "Табель о рангах превратилась в настоящую хартию служивого

сословия... Поступление на службу и служебное продвижение сделались в России

родом национальной одержимости, особенно в низших классах....Импульс, который в

странах коммерческих устремлялся в накопление капитала, в императорской России

направлялся обыкновенно на обзаведение чином" [6, с. 168]. Правда, с суждением

Пайпса, что "московский служилый класс, от которого произошло по прямой линии

дворянство эпохи империи и коммунистический аппарат Советской России, - уникаль-

ное явление в истории общественных институтов" [6, с. 132], вряд ли можно согла-

ситься без серьезных оговорок. Даже в абсолютных монархиях континентальной

Европы, не говоря уж о Китае и других вариантах "азиатской" модели, можно найти

немало аналогов нашему чиновничеству.

Петр I "обогатил" отечественную, "почвенную" традицию необузданного деспотиз-

ма власть имущих рационализаторскими механизмами деспотизма западного. Главным

таким механизмом, идеалом его было, как он сам выражался, регулярное - правиль-

ное - государство. Идеал "регулярного государства" вначале имел известные резоны,

но очень скоро породил одно из основных зол и вместе с тем основных характерных

черт русской жизни - бюрократизацию [7]. Это обстоятельство имело для российского

общества глубокие и устойчивые, даже до сих пор не преодоленные последствия,

в том числе нравственно-психологического характера.

Впрочем, было бы односторонним считать, что Табель о рангах не принесла совсем

уж ничего хорошего. К положительным чертам рассматриваемой системы, думается,

можно отнести то, что она все-таки расширила возможности для вертикальной

социальной мобильности, для возвышения (при соблюдении определенных условий)

людей из низших классов. Правда, это не диктовалось какими-либо демократическими

идеалами, а было во многом вынужденным: во-первых, после освобождения дворян от

обязательной службы многие из них стали ограничивать свое "служение Отечеству"

несколькими годами в молодости, а затем выходили в отставку, предпочитая вести

праздную жизнь в родовых имениях либо за границей; во-вторых, по мере разрастания

"государева хозяйства" и, соответственно, увеличения чиновного аппарата, обнаружи-

лось, что без широкого привлечения на статскую службу недворян не обойтись. Доля

поместных дворян в составе гражданского чиновничества неуклонно сокращалась. Это

весьма беспокоило власть, как известно, всегда отрицательно относившуюся к размы-

ванию межсословных барьеров. Поэтому правительство периодически принимало раз-

личные ограничительные меры, главным образом, повышая уровень класса, давав-

шего право на наследственное дворянство. Так, к середине XIX века это право было

ограничено уже пятью, а при Александре II - четырьмя высшими классами. Однако

саму тенденцию "дедворянизации" госслужбы оно было вынуждено принимать как

данность.

В результате к началу XIX века сформировался особый социальный класс низшего и

среднего чиновничества, в рамках которого "фомы опискины" воспроизводились от

поколения к поколению. Юридическое регулирование их статуса осуществил Николай

I законами от 1827 и 1834 годов, первый из которых определял порядок поступления

на службу, а второй - условия дальнейшего продвижения по лестнице чинов. В основу

продвижения был положен принцип выслуги, обеспечивавший почти автоматически

медленный переход с одной ступени на другую, причем скорость этого продвижения

лишь в очень незначительной степени зависела от квалификации и иных профессио-

нальных достоинств чиновника.

При этом роль чиновников в государстве все более увеличивалась. Николай I гово-

рил, что на самом деле "моей империей управляют двадцать пять тысяч столоначаль-

ников". Маркиз де Кюстин в своих знаменитых и одиозных записках о России так

описал эту ситуацию: "Из своих канцелярий эти незаметные тираны, эти деспотичные

пигмеи безнаказанно угнетают страну, даже императора, стесняя его в действиях; тот

хоть и понимает, что не столь всемогущ, как о нем говорят, но, к удивлению своему

(которое желал бы сам от себя скрыть), порой не вполне знает, насколько ограничена

его власть. Болезненно ощущая этот предел, он даже не осмеливается сетовать,

а ставит ему этот предел бюрократия, страшная всюду, ибо злоупотребление ею име-

нуют любовью к порядку, но в России более страшная, чем где-либо. Видя, как

тирания чиновников подменяет собою деспотизм императора, содрогаешься от страха

за эту страну" [8]. И это говорилось о временах правления не какого-нибудь без-

вольного, порабощенного собственным окружением царя типа Николая II, а самого

жесткого, авторитарного и по-своему весьма эффективного властителя послепет-

ровского времени, который стремился сам, лично вникать во все дела, контролировать

и решать все вопросы!

Нельзя сказать, что правительство не пыталось бороться с порожденным им самим

"гомункулусом" чиновничества. Уже Павел в конце своего царствования, в 1800 году

издал указ об отмене наименований гражданских чинов, сохранив, впрочем, саму

шкалу, только за номерами. Однако этот указ постигла судьба большинства павлов-

ских начинаний, как правило, импульсивных, плохо продуманных, хотя часто имевших

в своей основе не только самодурство (на чем обычно акцентировали внимание наши

историки), но порой и прогрессивные в своей основе намерения. Первая же серьезная

попытка рационализации российской статской службы была предпринята в царствова-

ние Александра I и связана с именем М. Сперанского.

Сперанский - личность для российской государственной машины исключительная.

Как писал Ключевский уже в самом конце XIX века: "Со времен Ордина-Нащокина

у русского престола не становился другой такой сильный ум, после Сперанского,

не знаю, появится ли третий. Это была воплощенная система" [9, с. 218]. (Запомним

не только восторженную оценку ума Сперанского, но и последние слова характери-

стики.) Став одним из ближайших сподвижников молодого царя, Сперанский,предло-

жил, как известно, полную реформу всей структуры государственной власти на базе

передовых идей XVIII века. Известна и печальная участь как реформы, так и се

идеолога. Из того немногого, что удалось довести хотя бы до частичного воплощения,

были перестройка центрального управления: образование министерств и Государствен-

ного совета и введение в систему чинопроизводства критерия образования.

Согласно царскому указу от 6 августа 1809 года, для производства в чины коллеж-

ского асессора (8-й класс) и статского советника (5-й класс) требовалось помимо

соответствующей выслуги лет свидетельство об окончании курса в одном из россий-

ских университетов либо сдача экзамена по прилагавшейся к указу программе. Про-

грамма была довольно обширной и предполагала знание русского и одного иностран-

ного языка, основательных знаний в областях права (естественого, римского, уголов-

ного и гражданского), отечественной истории, экономики и статистики, а также общих

познаний по ряду других предметов [9, с. 220]. Обращает на себя внимание акцент на

отечественное образование и знание российской действительности.

Помимо прагматической задачи повышения образовательного уровня чиновников

указ преследовал и более широкую социальную цель - стимулировать в нации интерес

к получению образования. Ведь в начале прошлого столетия с открытием гимназий,

увеличением числа университетов, других учебных заведений исчезли технические

препятствия для распространения в стране просвещения, предполагалось, что пробле-

ма тем самым решена. В свойственных Александру I в начале его царствования

романтических планах даже виделось, что уже через пять лет можно будет заполнять

все требующие квалификации должности в государственном аппарате лицами, окон-

чившими учебное заведение. Однако надежды не оправдались: россияне отнюдь не

ринулись изучать науки. Причем исключения не составили даже дворянские семьи, где

по-прежнему предпочитали традиционную форму найма домашних учителей, которые,

3* 67

как известно, учили "понемногу, чему-нибудь и как-нибудь". Правда, именно в алек-

сандровское и николаевское царствования патриархальная российская подозритель-

ность и нелюбовь к "многознанию" и "высокоумствованиям" ушли, наконец, в прош-

лое. Но первоначальная реакция на стремление правительства сформировать корпус

образованных служащих была крайне негативной.

Сперанский при всем его блистательном, рациональном, системно-аналитическом

уме, похоже, не очень понимал не укладывавшийся в философские схемы характер

российской реальности и, в частности, менталитет российского служивого класса.

В сущности, и сама идея как бы принудить дворян к получению образования угрозой, а

в противном случае закрыть перед ними перспективы карьеры - тоже отражение

перевернутой ценностной шкалы, в рамках которой образование не самостоятельная,

а всего лишь инструментальная ценность. Но даже такой утилитарный подход к обра-

зованию натолкнулся на сопротивление, причем не только со стороны закосневших в

невежестве провинциальных "столоначальников" и обитателей поместных "медвежьих

углов", но и со стороны петербургской элиты.

Например, сам Н. Карамзин представил царю записку, в которой дал волю сарказму

относительно указа: "отныне никто не должен быть производим ни в статские

советники, ни в асессоры без свидетельства своей учености... председатель граждан-

ской палаты обязан знать Гомера и Феокрита, секретарь сенатский - свойства окси-

гена и всех газов, вице-губернатор- пифагорову фигуру, надзиратель в доме сумас-

шедших - римское право, или умрут коллежскими и титулярными советниками. Ни

сорокалетняя деятельность государственная, ни важные заслуги не освобождают от

долга узнать вещи, совсем для нас чуждые и бесполезные. Никогда любовь к наукам

не производила действия, столь не согласованного с их целью (цит. по [5, с. 120,

121]).

Министры один за другим начали "пробивать" для своих ведомств исключение из

правил, причем каждый доказывал, что именно для его "отраслевой специфики" опыт

важнее знаний. Царь дрогнул и начал дозволять отступления от установленного

порядка для отдельных ведомств и категорий чиновников. Это вызвало новую волну

ходатайств об исключениях, так что уже через несколько лет исключением стало

соблюдение требований указа. К тому же "под давлением общественности" царь

вынужден был "сдать" Сперанского. (Я намеренно использую лексику наших совре-

менных, почему-то полюбивших уголовный жаргон политиков и журналистов, ибо и по

существу вопроса аналогии тоже напрашиваются.) В марте 1812 года Сперанский,

человек уникальной работоспособности, честный и преданный идее повышения эффек-

тивности российской государственной машины, был отправлен в отставку и "сослан в

Нижний, напутствуемый самой искренней бранью со стороны высшего общества и

ожесточенной озлобленностью со стороны народа. Причины ненависти первого легко

понять; менее понятен был ропот, поднявшийся против Сперанского в народе"

[9, с. 225]. Избегнем соблазна порассуждать на предложенную Ключевским тему

народной нелюбви к эффективным реформаторам, а также поисков аналогий в нашей

современной политической жизни и завершим изложение этой первой серьезной

попытки создания в России цивилизованной гражданской службы указанием на упоми-

навшиеся выше николаевские законы 1827 и 1834 годов, даже формально похоронив-

шие начинания Сперанского и в полном объеме восстановившие принцип выслуги.

Об экзаменах уже и не вспоминали, а уровень образования сохранился лишь в качест-

ве одного из критериев производства в чины, причем в ряде случев критерия менее

важного, нежели происхождение.

О крахе мечты Сперанского дать России образованное чиновничество свидетель-

ствует проведенный П. Зайончковским анализ статистики образовательного уровня

чиновников, привлеченных в 40-е годы к уголовной ответственности. Избрать столь

оригинальный способ получения образовательной статистики ученого заставило отсут-

ствие общих данных. Из низших чиновников (10-14-й классы Табели), попавших иод

уголовное преследование, высшее образование имели лишь 3,2%, среднее- 11,3%,

а остальные 85,5% - низшее. По средним чиновникам (5-8-й классы) эти цифры со-

ставляли, соответственно, 6,4%, 26,0% и 67,6% [10, с. 33].

На смену "административному романтизму" Сперанского пришел охранительный

административный реализм николаевского времени. Первое десятилетие его царство-

вания было отмечено двумя упоминавшимися выше законами и утверждением "Устава

о службе гражданской", который установил примерное соответствие между шкалами

чинов и должностей в том виде, в каком они с небольшими изменениями просущество-

вали вплоть до 1917 года. Правда, в 40-е годы Николай задумал более радикальную

меру - упразднить систему чинов и приоритет выслуги, поскольку в этом ему мнилась

угроза возникновения относительно независимой от высшей власти бюрократии и, как

следствие, вставал вечно мерещившийся ему призрак либерализма. Был создан спе-

циальный комитет для быстрого решения вопроса. Однако бюрократия нашла серьез-

ную и весьма убедительную для престола охранительную аргументацию в пользу

сохранения чинов. Ее выразил в двух записках на высочайшее имя министр народного

просвещения С. Уваров.

Он четко обосновал пользу чина как имеющего "фантастическую силу" инстру-

мента власти, который к тому же ничего ей не стоит. В своей апологетике Табели о

рангах он апеллировал к разным ценностям: к "идее чести" служения государству, что

якобы компенсирует в сознании чиновников их более скромные по сравнению со

сферой частного предпринимательства доходы; к соображениям экономии, ибо поощ-

рение усердия государевых слуг не деньгами, а "моральными стимулами" (чинами,

орденами, почетными званиями) позволяет казне сэкономить деньги; к элитарно-

сословному сознанию правящего слоя, подчеркивая, что существование лестницы

чинов позволяет "не распространять до излишества класс потомственных дворян" и в

то же время избежать "пролетаризации государственной службы"; к базовой монархи-

ческой ценности, утверждая, "что укорененная в общем уважении и совершенно со-

гласная с монархическим духом гражданская иерархия России, оставаясь неприкосно-

венною, послужила бы к вящему укреплению твердыни русского самодержавия"

[5, с. 126]. Более того, Уваров подвел под чины столь модную и тогда, и в после-

дующие времена националистическую панславистскую риторику и идеологию: "Россия

любит в Табели о рангах торжественное выражение начал славянским народам

драгоценного равенства перед законом, дорожит знамением мысли, что каждый в свою

очередь может проложить себе путь к высшим достоинствам службы. Сын знатного

вельможи или богатейшего откупщика, вступая на поприще государственной службы,

не имеет в законах оной никакого другого преимущества, кроме преимущества

настоящего усердия..." [10, с. 45]. Естественно, при этом декларируемая идея

правового равенства как бы незаметно подменяется идеей всеобщей обязанности

"усердного служения" престолу, т.е. всемогущему государству и, соответственно,

всеобщего правового бесправия. (Как видно, во все времена, включая нынешние,

"патриоты-государственники" используют по сути в неизменном виде все тот же

переживающий века и формации трюк.) Истинную же цену этой демагогии

обнаруживает ее сосуществование с сословными привилегиями и ограничениями.

Разумеется, эта аргументация убедила Николая, что чиновная Табель со всеми ее

атрибутами - не только не угроза, а, напротив, вернейшая опора власти, а уваровская

апология чинов на десятилетия стала классикой охранительной аргументации

российской чиновной бюрократии.

Разные слои общества относились к Табели о рангах по-разному. Но к середине XIX

века стало очевидным, что продвижению достойнейших она не способствует. Поэтому

при каждом новом царе, начиная с Павла I и кончая Александром III, возникал вопрос

о ее отмене. Возник он, разумеется, и в начале царствования Александра II.

При этом суровая критика системы чинов исходила не только извне, но и из самих

правительственных кругов. Трудно удержаться, чтобы не повторить приводимую

Л. Шепелевым обширную выписку из записки барона М. Корфа, поданной им в Совет

Министров в 1862 году: "По единогласному признанию, вредное влияние чинов состоит

особенно в том, что они образуют из служащих какую-то отдельную, разобщенную с

прочим населением касту, которая живет своею собственной жизнью, считает себя

выше остального общества и на которую общество также смотрит, как на что-то

чуждое и почти враждебное" [5, с. 129, 130]. Иными словами, Корф считал серьезным

пороком то же самое, что принадлежавший к одному с ним правительственно-при-

дворному кругу Уваров полагал достоинством.

Знаменитый диссидент той эпохи, политический эмигрант князь П. Долгоруков

изъяснялся еще резче: "Император... лишен права... выбирать себе чиновников.

Чтобы занять в России некую должность, надобно обладать соответствующим

чином... Это учреждение являет собою крепчайшую гарантию ничтожества, низкопок-

лонства, продажности, посему изо всех реформ эта более всего ненавистна всесильной

бюрократии. В России достоинство человека есть великое препятствие в его служеб-

ном продвижении... тогда как негодяй или полукретин, который ни разу не покинет

службы, в конце концов достигнет в ней чинов высочайших" [6, с. 182, 183].

Разумеется, Александр II начал с образования особого Совещательного собрания.

Собрание осудило манию чинов, рост числа и влияние бюрократии, взяточничество и

другие ее пороки, а также предложило реформу всей системы управления, включав-

шую, в частности, с одной стороны, желательность отмены Табели, но лишь после

значительного увеличения жалованья чиновников. В результате жалованье за время

царствования Александра возросло в среднем в два раза, но Табель осталась в

неприкосновенности.

То же повторилось и при его сыне - Александре III. Он также учредил в начале

своего царствования Особое совещание, которое признало необходимым отменить

чины, поскольку они стали явной архаикой, утратившей всякое положительное

значение, а лишь стимулируют уродливое чинопочитание, не стесняющийся в средст-

вах карьеризм, приводит в госслужбу людей беспринципных, обладающих вместо

необходимых деловых и моральных качеств только неукротимым желанием любым

путем "выбиться наверх". Главным выводом совещания стало предложение о слиянии

чинов с должностями. Царь поначалу поддержал его. Помимо прочего, у него были

свои требования к чиновничеству: он считал, что реформы отца способствовали

распространению в бюрократических сферах антиправительственных настроений и

либеральной крамолы. При этом опасения Александра, в отличие от аналогичных

подозрений его деда Николая I, который всюду видел призраки революции, имели под

собой реальные основания. Александр, как и его дед, поначалу предполагал удобным

выкорчевать чиновничий либерализм вместе с Табелью о рангах.

Но когда заключение совещания было разослано на отзыв главам министерств и

ведомств, все повернулось иначе. Подавляющее большинство министров высказалось

против отмены чинов. При этом их аргументы, в сущности, повторяли доводы Ува-

рова: чин-де возвышает его обладателя над прочими подданными, а поскольку он

дается за службу государеву, то тем самым он укрепляет власть и поднимает ее

престиж. Кроме того, в отзывах министров говорилось об опасностях "потрясения в

умах" чиновников при отмене традиционного порядка [11].

Известный своей твердостью император, столкнувшись с оппозицией аппарата,

растерялся. Об этом свидетельствует его записка одному из наиболее влиятельных

сторонников отмены чинов, члену Государственного совета А. Половцову, направлен-

ная после того, как ему доложили об изменении позиции Особого совещания под

влиянием отрицательных мнений министров: "По-видимому, чиновничество желает

провалить дело, а я этого не желал бы. Что делать и как повести дело, чтобы

добиться результата?" [10, с. 49]. Решение найдено не было. Император оказался

бессилен изменить систему, и вопрос опять "заморозили" до следующего царствования.

Сопротивление бюрократической корпорации оказалось сильнее царской воли.

Кастовое сознание чиновников препятствовало приливу в госаппарат "свежей крови".

Только С. Витте добился для своего ведомства - Министерства финансов - исклю-

чения, получив право принимать сотрудников, в том числе и на достаточно высокие

должности, вне зависимости от их чина и происхождения, лишь при условии наличия у

них высшего образования.

Новая же коммиссия по совершенствованию гражданской службы была, по

сложившейся традиции, образована в начале царствования Николая И, в 1895 году, на

сей раз - при Госсовете. Но, в отличие от прежних, она работала неспешно. Видимо,

царь ее не подгонял. Свой доклад она представила лишь через 6 лет, в 1901 году.

Содержавшиеся в нем предложения были наименее радикальными за все 100 лет

работы подобных комиссий. На сей раз даже на этой стадии не был поставлен вопрос

ни об отмене чинов, ни об упразднении сословного ценза. По существу, предлагалось

лишь заменить при чинопроизводстве принцип выслуги лет принципом поощрения за

заслуги, а также восстановить отмененный полвека назад образовательный ценз для

чиновников. При этом Комиссия использовала в качестве аргумента довод, звучавший

в начале XX века, т.е. почти накануне первой революции, вопиющим диссонансом с

настроениями большей части образованного общества: чин-де суть проявление царской

милости по отношению к любому подданному независимо от его сословия. Общий дух

выводов Комиссии отражал присущую тому времени высокую степень отчуждения

власти от общества. Однако даже для принятия таких полумер у правительства не

хватило политической воли. Лишь после революции, в 1906 году, был принят закон об

отмене сословного принципа при получении чинов и замене его критерием образования.

Но сами чины сохранились.

Временное правительство в августе-сентябре 1917 года подготовило проект

постановления "Об отмене гражданских чинов, орденов и других знаков отличия", но

не успело его утвердить [5, с. 216]. "Окончательное решение вопроса" произошло

лишь после прихода к власти большевиков. Но это уже другая тема.

Дата добавления: 2015-05-08