Правовая регламентация, проблемы реализации

Право на спасение жизни предполагает возложение обязанности на соответствующих по своему профессиональному или иному статусу лиц оказания помощи как медицинского, так и физического характера, необходимой и достаточной для спасения жизни человека, если он не выражает добровольного отказа от помощи такого рода.

Можно утверждать, что данная обязанность вытекает из понятий «профессионального» и «морального» долга.

Профессиональный долг можно определить как осознанное, добровольное и добросовестное следование нравственно-правовым требованиям, предъявляемым обществом к представителям конкретной профессиональной группы. Профессиональный долг представляет собой единство правовой и нравственной сторон, так как моральные требования совпадают с государственной волей. Указанная категория во многом определяет направленность и специфику деятельности тех лиц, которые в пределах своей компетенции, профессиональных навыков и конкретных сложившихся обстоятельств должны оказывать помощь любому лицу, чьей жизни угрожает опасность, причем делать это профессионально. Это, в первую очередь, сотрудники правоохранительных органов, медицинские работники, спасатели соответствующих спасательных служб и т. п.

Моральный долг – это выражение отношения людей к общественным обязанностям, когда обязанности осознанны и выполняются по внутреннему нравственному убеждению, связанному с моральной ориентацией личности. Сущность морального долга в следовании своим принципам. Это поведение, стимулируемое внутренним принуждением. Это внутреннее принуждение и является единственным реально существующим стимулом правомерного поведения, направленного на спасение чужой жизни.

Закономерен вопрос: может ли уклонение от исполнения своего морального либо профессионального долга, ставшее косвенной причиной чьей-то смерти, повлечь юридически значимые последствия в виде наступления правовой ответственности?

Если малолетний ребенок, упав с моста в реку, начинает тонуть, а на мосту собирается толпа, в которой много молодых здоровых мужчин, не спешащих бросаться в воду, чтобы попытаться его спасти, нельзя предъявить им претензии юридического характера по поводу бездействия, поскольку исполнение морального долга – дело моральных убеждений самой личности. В уголовном законе предусмотрена ответственность за «оставление в опасности» – ст. 125 УК РФ, однако признаки этого состава преступления в указанной ситуации можно усмотреть лишь в том случае, если лицо обязано было заботиться о ребенке либо если оно само своими действиями поставило его в опасное для жизни и здоровья состояние. Следует признать верной позицию тех ученых, которые считают, что ответственность по ст. 125 УК РФ не предусматривает такого условия, как оказание помощи без серьезной опасности для себя (выделено мной. – Н. К.), если «обязанность проявить заботу вытекает… из предшествующей деятельности самого виновного»[97]. Однако при этом необходима констатация реальной возможности оказания помощи такого рода.

Зачастую обязанность спасения человеческой жизни обусловлена содержанием профессионального долга виновного. Но, безусловно, требование совершения подобных действий должно иметь нормативную основу, т. е. отражаться в законах либо подзаконных нормативных актах.

Ситуации, когда угроза жизни человека реальна и может быть устранена только путем совершения активных действий, довольно часто встречаются в практике представителей правоохранительных органов и, в частности, сотрудников органов внутренних дел. Причины их возникновения могут носить как правомерный, так и противоправный характер. Наиболее распространенными из них являются: несчастный случай, болезнь, последствия преступного посягательства.

В некоторых ситуациях оказание помощи может представлять опасность для жизни самого спасающего. Гуманизм (человеколюбие) становится тем стимулом, который помогает представителю органов охраны правопорядка «быть мужественным и смелым, не останавливаться перед лицом опасности в обстановке, требующей спасения жизни людей, пресечения угрожающего людям преступления… Трусость и малодушие в таких ситуациях исключены для сотрудникаорганов внутренних дел»[98].

Бесспорно, не каждый человек готов морально и психологически пожертвовать собственной жизнью ради спасения жизни другого. Однако, избирая профессиональную деятельность, сопряженную с риском, человек добровольно соглашается на поставление своей жизни в опасное положение при возникновении определенных, предусмотренных нормативными актами обстоятельств. Именно поэтому выше, в предыдущем разделе, было отмечено, что это одна из форм реализации права на свободное распоряжение своей жизнью. Но если сотрудник милиции, имевший возможность оказать человеку помощь, необходимую для спасения жизни, все же не сделает этого по какой-либо причине, можем ли мы говорить не только об аморальном, но и противоправном характере его бездействия?

Заметим, что российский законодатель, возлагая указанную обязанность на сотрудников милиции, не делает акцента на специфике их должностного статуса. «Сотрудник милиции на территории Российской Федерации независимо от занимаемой должности, места нахождения и времени (выделено мной. – Н. К.) обязан:

– оказывать помощь, в том числе и первую доврачебную, гражданам, пострадавшим от преступлений, административных правонарушений и несчастных случаев, а также находящимся в беспомощном или ином состоянии, опасном для их жизни;

– в случае обращения к нему граждан с заявлениями о событиях, угрожающих личной или общественной безопасности, либо в случае непосредственного обнаружения сотрудником милиции таких событий принять меры к спасению людей, предотвращению и пресечению правонарушения, задержанию лица по подозрению в его совершении…»[99].

Отказ сотрудника милиции от совершения действий, направленных на спасение человеческой жизни, является нарушением требований Закона РФ «О милиции» при условии, что фактические обстоятельства позволяли помочь нуждающемуся лицу, но в силу определенного мотива (месть, ненависть, трусость, нежелание затруднять себя и т. д.) он не сделал этого. Подобное бездействие, ставшее косвенной причиной смерти человека, может явиться основанием для привлечения сотрудника милиции к юридической ответственности, в частности к дисциплинарной.

Необходимо отметить еще одну форму возможного противоправного бездействия представителя органов охраны правопорядка. Она связана с применением указанным лицом огнестрельного оружия. В этой ситуации обязанность совершения действий по спасению жизни возникает в силу того обстоятельства, что причиной опасности явились действия самого сотрудника, независимо от наличия законных оснований применения оружия. Если, к примеру, огнестрельное оружие применяется для пресечения правонарушения, а его субъект задерживается, то представитель правоохранительных органов должен убедиться, что жизнь задержанного вне опасности. Этика полицейской деятельности предписывает, что «должностные лица по поддержанию правопорядка обеспечивают полную охрану здоровья задержанных ими лиц и, в частности, принимают меры по обеспечению оказания медицинской помощи в случае необходимости»[100]. Если бездействие осуществляется при наличии реальной возможности оказания помощи и при этом находится в причинной связи со смертью правонарушителя, то в нем можно усмотреть признаки состава преступления, предусмотренного ст. 125 УК РФ, – оставление в опасности.

Безусловно, благоприятное разрешение любых ситуаций, сопряженных с угрозой жизни человека (не только криминального характера), во многом зависит от присутствия рядом с нуждающимся в помощи того лица, которое способно оказать медицинскую помощь квалифицированно. Это медицинские работники, профессиональное образование которых базируется на развитии знаний и навыков оказания первой медицинской помощи.

Выше отмечалось, что в рамках дискуссии по поводу допустимости осуществления эвтаназии медицинскими работниками основным аргументом ее противников является убеждение в том, что эвтаназия грубо противоречит клятве Гиппократа, давая которую, медик обязуется делать все возможное для спасения человеческой жизни. На этом фоне довольно странно и нелогично выглядят попытки некоторых представителей медицинской и юридической науки пересмотреть содержание профессионального долга представителей самой гуманной профессии в мире. Главным образом, это касается вопроса о юридической ответственности медицинских работников за неоказание помощи лицу, чья жизнь находится под угрозой смерти (ст. 124 УК РФ).

Традиционно субъектами ответственности за неоказание без уважительных причин помощи больному лицом, обязанным ее оказывать в соответствии с законом или со специальным правилом, признавали медицинских работников: врачей, фельдшеров, медсестер, акушеров[101]. Но наряду с данной точкой зрения сегодня существует и кардинально ей противоположная, основанная на признании обязанности совершения действий по спасению жизни только за врачами, имеющими сертификат на оказание необходимой медицинской помощи (например, на проведение реанимационных мероприятий). Ее сторонники аргументируют свою позицию ссылкой на то обстоятельство, что практически все виды врачебной деятельности, в том числе и те, которые необходимы для оказания в экстренных ситуациях, внесены в Перечень Минздрава РФ, требующий обязательного наличия сертификата[102].

На наш взгляд, данная позиция в корне неверна. Процедура сертификации призвана стать дополнительной гарантией высокого качества профильной медицинской помощи, оказываемой пациенту. Однако сложно предположить даже теоретически, что государство, внедряя практику сертификации, преследовало целью сузить содержание категории «профессиональный долг» медицинского работника настолько, чтобы спровоцировать ситуации, при которых смерть человека может стать общественно полезным событием, более предпочтительным, чем попытка спасения его жизни медицинским работником, не обладающим сертификатом.

Не менее странным и непродуманным выглядит предложение некоторых правоведов разрешить коллизию между Клятвой врача, ст. 124 УК РФ и нормами о сертификатном допуске к медицинской деятельности путем признания правоприменительной практикой ряда оснований, исключающих ответственность за бездействие даже «сертифицированного» медика. В частности, конституционное право врача на отдых рассматривается как приоритетное в конкуренции с правом на жизнь, и делается вывод о том, что «если возвращающийся домой с больничного дежурства реаниматолог сталкивается на улице с клинической смертью, он попадает в режим крайней необходимости. В этой ситуации носитель белого халата свободно выбирает в соответствии со своими моральными принципами и состоянием духовных сил (подчеркнуто авторами. – Н. К.) оказание необходимой медицинской услуги либо же воздержание от такового»[103].

Иными словами, категория «профессиональный долг врача» низведена до границ больничной палаты, покидая которую, врач оставляет и свои моральные убеждения, приведшие его на эту тяжелую профессиональную стезю. С этого момента человеческая жизнь, оказавшаяся волею судьбы под угрозой смерти, зависит от настроения врача, наличия либо отсутствия у него личных дел, которые могут оказаться гораздо значимее чьей-то судьбы.

Очевидно, подобная аргументация неприемлема для общества, которое стремится возродить свои исконные духовные ценности, важнейшей среди которых должно быть уважение к человеческой жизни. Существование же человеческого социума постоянно иллюстрирует актуальность тезиса о том, что «величайшим грехом по отношению к нашим согражданам является не ненависть, а равнодушие. В нем суть бесчеловечности»[104].

Кроме того, ст. 39 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан прямо указывает на то обстоятельство, что скорая медицинская помощь оказывается гражданам «при состояниях, требующих срочного медицинского вмешательства… осуществляется безотлагательно лечебно-профилактическими учреждениями независимо от территориальной, ведомственной подчиненности и формы собственности, медицинскими работниками (выделено мной. – Н. К.),а также лицами, обязанными ее оказывать в виде первой помощи по закону или специальному правилу». Коллизия между правовыми нормами федерального (Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан) и ведомственного (Положение о порядке допуска к осуществлению профессиональной (медицинской и фармацевтической) деятельности)[105] нормативных актов должна разрешаться по принципу приоритета федерального законодательства.

Большинство же представителей самой гуманной профессии искренне полагают, что «медицинские работники обязаны оказывать медицинскую помощь гражданам, обратившимся в лечебные учреждения, независимо от его ведомственной принадлежности и статуса, а также в дороге, на улице, на дому, независимо от времени суток и факта пребывания на отдыхе, в отпуске и т. п.»[106]. Заметим, что в советском государстве законодательное регулирование данных отношений осуществлялось с использованием именно такой формулировки, что позволяло исключить возможность какого бы то ни было иного толкования.

На основании изложенного можно сделать вывод о признании субъектами преступного бездействия (по ст. 124 УК РФ. – Н. К.) тех медицинских работников, в должностные обязанности которых входит оказание медицинской помощи больным: врачей, фельдшеров, медсестер и акушерок. Отсутствие сертификации в случаях, сопряженных с реальной угрозой жизни больного, не должно исключать обязанности оказания посильной помощи. Однако следует признать, что оказание помощи подобного рода осуществляется по правилам обоснованного риска, что исключает противоправность деяния даже в случае неудачи.

К числу уважительных причин, исключающих ответственность указанных лиц за неоказание помощи, целесообразно отнести действие непреодолимой силы (стихийное бедствие), крайнюю необходимость (например, должен был оказать помощь другому тяжелобольному), болезнь самого медицинского работника, отсутствие инструментов, лекарств и т. п.

На наш взгляд, такой подход позволяет рассматривать содержание профессионального долга медицинских работников как своеобразную гарантию права на жизнь. Причем действие этой гарантии связано не только с экстремальными, практически не прогнозируемыми ситуациями. Довольно обыденной и в то же время достаточно сложной в плане моральной оценки является та сфера медицинской деятельности, которая связана с проведением в медицинском учреждении реанимационных мероприятий в отношении лица, стоящего на пороге смерти.

Уровень развития современной медицинской техники способен порой создать ситуацию, когда «грань между поддержанием жизни и продлением умирания становится такой тонкой, что смерть оказывается длительным механизированным процессом умирания, который технологически можно продлить до 10 лет»[107].

В зарубежной медицинской литературе высказано мнение о том, что врач может самостоятельно принять решение об отказе от реанимации, предпринимаемой для предотвращения смерти больного от остановки сердца или дыхания. «Основным оправданием подобного распоряжения является обоснованное мнение врача о том, что больной находится в далеко зашедшей и необратимой стадии смертельного заболевания и должен умереть в течение короткого промежутка времени»[108].

Если больной находится в сознании, до него доводится указанная информация с ее обоснованием, в случае же если от него все же поступает просьба о реанимации, врач обязан предпринять попытку спасения жизни. В случае же утери больным сознания решение, как полагают зарубежные ученые, должно приниматься врачом единолично, о чем производится запись в истории болезни. «За исключением случаев, когда больной находится под юридическим попечительством родственников, согласие последних на отказ от реанимации не является обязательным»[109].

Подобная точка зрения имеет приверженцев во многих странах. Некоторые из них в своих умозаключениях доходят до крайности, утверждая, что «реанимация пациента в безнадежном состоянии, способного выйти из бессознательного состояния, недопустима. За нарушение запрета реанимации виновный мог бы быть привлечен к уголовной ответственности в соответствии со статьей уголовного закона об истязании подопечного лица»[110]. Нелепость ситуации, при которой врача можно наказать за спасение жизни (при этом отсутствует какое-либо упоминание о просьбе больного относительно применения пассивной эвтаназии), усугубляется тем фактом, что такие рассуждения ведутся по поводу потенциальной возможности использования конкретного больного в качестве донора для посмертной эксплантации (изъятия) органов с целью трансплантации другому лицу. По нашему мнению, действия медицинских работников, могущих быть прямо или косвенно заинтересованными в последующей трансплантации, в данном случае будут явно аморальны, и то обстоятельство, что внешне они завуалированы доводами о гуманности, не делает их менее аморальными.

Но даже сторонники изложенной позиции признают, что «врачи не обязаны проводить заведомо бесполезную терапию, но, с другой стороны, никто и не отменял права больного требовать такую терапию, которая может продлить его жизнь, даже если окончательный исход предрешен»[111]. Возможно, что этот отвоеванный у смерти отрезок жизни необходим человеку, чтобы достойно завершить свой земной путь: проститься с близкими, выразить свою волю относительно тех или иных жизненных дел, в том числе и по поводу своего возможного посмертного донорства.

В нашей стране решение вопроса о реанимировании больных хроническим заболеванием, находящихся в терминальной стадии, действующий ведомственный нормативный акт возлагает на консилиум специалистов лечебно-профилактического учреждения, которым устанавливается факт использования в данном учреждении всех возможных методов лечения[112]. Решение заносится в историю болезни и утверждается лицом, назначаемым руководителем учреждения.

В свете вышеизложенного остается непроясненным еще один из аспектов вопроса об обязательной медицинской помощи, а именно: обязан ли медицинский работник совершать действия по спасению человеческой жизни, если угроза наступила в результате попытки самоубийства?

Поскольку право на самоубийство в настоящей работе рассматривается как крайняя форма распоряжения собственной жизнью, не поощряемая, но и не преследуемая государством, то, следовательно, действия медицинского работника должны соответствовать общим положениям российского законодательства.

Ранее отмечалось, что согласно ст. 33 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан лицо имеет право отказаться от медицинского вмешательства или потребовать его прекращения. Однако оказание медицинской помощи без согласия самого человека либо его законного представителя допускается в отношении лиц, страдающих заболеваниями, представляющими опасность для окружающих, лиц, страдающих тяжелыми психическими расстройствами, или лиц, совершивших общественно опасные деяния. Теоретически можно предположить наличие у самоубийцы психического заболевания, дающего основание подвергнуть его принудительному психиатрическому освидетельствованию, а для этого необходимо, как минимум, сделать все для спасения его жизни. Однако подобная оценка уж очень напоминает недалекое советское прошлое, когда в общественном сознании, да и в психиатрии господствовал тезис, провозглашаемый как аксиома, о том, что социальных, психологических и тем более моральных причин для самоубийств в советском обществе нет и быть не может; любые попытки добровольно расстаться с жизнью свидетельствуют о психическом нездоровье лица и необходимости его изоляции от общества.

Безусловно, подобная дилемма порождает противоречия в правовой оценке действий врача, не предпринявшего усилий по спасению жизни лица, покушавшегося на самоубийство и отказавшегося от медицинской помощи. Известно, что ситуации суицида, даже в отсутствие психических патологий, как правило, сопряжены с крайне сложным, нестабильным психологическим состоянием человека. Это обстоятельство позволяет предложить рассматривать презумпцию согласия лица в качестве принципа, положенного в основу оказания ему медицинской помощи. Аналогичным образом следует оценивать ситуации, при которых неудавшийся самоубийца находится в бессознательном состоянии.

Изучение различных аспектов права на спасение жизни показало, что не только смерть человека, но и его появление на свет во многом зависит от особенностей осознания врачом сущности своего профессионального долга. Этот вопрос редко становится предметом юридического анализа, хотя его исследование выявило ряд проблем этико-правового характера. Одна из них связана с реанимированием новорожденных. Речь идет о детях, родившихся в состоянии асфиксии[113]. Причины подобной патологии могут быть самыми разнообразными: нездоровая экология, осложнения в процессе развития плода, наркомания матери и т. п.

Известно, что сведение сути оживления к восстановлению сердечной деятельности не совсем оправдано: она может быть восстановлена даже через час после родов, однако в этом случае необратимо погибает если не весь мозг, то, во всяком случае, его высшие отделы. Безусловно, анализируя данную проблему, следует прислушаться к мнению ведущего российского реаниматолога академика В. А. Неговского: «Еще 20 лет назад нам удалось найти... довольно точный показатель глубины поражения высших отделов мозга у новорожденных. Если в силу самых разнообразных причин не удавалось добиться восстановления самостоятельного дыхания в течение первых 7–8 минут после родов, у этих детей в катамнезе выявлялись различные неврологические нарушения, требовавшие срочного лечения. Если первый вздох возникал на 10–12 минуте оживления, то наблюдалась картина, приближающаяся к той, которая имеет место при болезни Дауна. Если же ребенок ожил, задышал через 30 минут после родов, в этом случае ожило сердце, восстановилось дыхание, ожил ствол мозга, но высшие отделы чаще всего необратимо погибли – оживление потеряло свой смысл»[114].

Врачам-акушерам известно, что, помимо нарушений мозговой деятельности, последствиями реанимационных мероприятий в отношении новорожденных могут быть и иные тяжелые пороки их физического и психического развития[115]. Тем не менее в Приложении к действующему приказу Минздравмедпрома № 372 от 28 декабря 1995 г. установлено, что реанимационные мероприятия в родильном зале прекращают, если в течение первых 20 минут после рождения на фоне проведения адекватных реанимационных мероприятий у ребенка не восстанавливается сердечная деятельность (отсутствует сердцебиение). Сложность оценки этического аспекта обозначенной проблемы очевидна. Аргументы, высказываемые учеными-реаниматологами, вызывают неоднозначное отношение к пресловутым 20 минутам, затрачиваемым на спасение жизни маленького человека.

Иногда ребенок рождается, будучи уже отягощенным серьезной неизлечимой патологией физического или психического характера, которая не могла быть выявлена до начала родов[116]. Закономерен вопрос: допустим ли с правовой точки зрения отказ от реанимирования такого новорожденного из соображений гуманизма? Перед медицинскими работниками подобный вопрос не возникает, поскольку ответ известен: реанимирование по общим правилам.

Моральная же подоплека подобной ситуации очевидна и одновременно очень сложна. Гуманистический аспект тезиса об обязанности государства принимать меры к сохранению жизни любого качества не может не вызывать сомнений ввиду дуалистичности своего характера. Как и в вопросе допустимости активной эвтаназии, большие сомнения вызывает целесообразность действий, с одной стороны, направленных на спасение жизни, с другой – обрекающих ее на неполноценное, сопровождаемое страданиями бытие.

Заметим, что одним из социальных прав человека, закрепленных в ст. 12 Международного Пакта об экономических, социальных и культурных правах 1966 г.[117], является право на наивысший достижимый уровень физического и психического здоровья. На наш взгляд, достижение наивысшего уровня здоровья невозможно без определенного качества уровня начального, т. е. констатируемого при рождении. К сожалению, список тяжелых недугов, природу которых медицина еще не может объяснить и, соответственно, не в состоянии победить, пока еще слишком велик.

Сталкиваются ли с подобной дилеммой зарубежные медики и юристы?

Известно, что проблема такого рода была объектом внимания американской Фемиды. Судебный прецедент, описанный в литературе как «казус с бэби Доу», основан на материалах судебного разбирательства, поводом для которого послужило обращение медицинских работников одного из американских лечебных учреждений. Родители обрекли на смерть свою новорожденную дочь, отказавшись от производства ей хирургической операции, хотя им было разъяснено, что только оперативное вмешательство может устранить имеющуюся у девочки физическую патологию (непроходимость кишечника) и спасти ее жизнь. Отказ родителей был мотивирован тем обстоятельством, что наряду с устранимым физическим дефектом ребенок, по заключению врачей, страдал неизлечимым психическим заболеванием.

Американское правосудие, к которому обратились врачи, пытаясь признать подобные родительские правомочия в решении судьбы своего ребенка чрезмерно широкими, признало доводы родителей обоснованными.

Возвращаясь к анализу ситуации с точки зрения российского законодательства, вспомним о праве матери отказаться от оказания медицинской помощи ее ребенку (ч. 3 ст. 33 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан). Следует признать, что четко сформулировать обстоятельства, могущие лечь в основу документа, фиксирующего подобный отказ применительно к ребенку, только появившемуся на свет, довольно сложно. Это могут быть известные медицине виды серьезной неизлечимой физической и психической патологии, не прогнозируемые в дородовый период и очевидные сразу после рождения ребенка. Решение об отказе от реанимирования новорожденного должно быть зафиксировано заранее, до начала родов, в специально установленной форме[118].

В целом же актуальность и сложность затронутой проблемы обусловливает необходимость детального обсуждения всех ее аспектов и последующего законодательного разрешения.

Заключение

В настоящей работе была предпринята попытка хотя бы частично рассмотреть те актуальные проблемы, которые сопровождают возникновение, осуществление и прекращение права на жизнь – самого главного права человека, предваряющего и в определенной мере гарантирующего возможность реализации им всех иных прав и свобод.

Очевидно, что и приход человека в земной мир, и уход из него – это два таинства природы, к которым нужно относиться с огромным уважением. Поэтому все этико-правовые проблемы, связанные с рождением и смертью человека, должны решаться максимально деликатно, на основе признания достоинства личности и свободы ее воли. Но они должны именно решаться, а не замалчиваться. Государство должно стремиться не только к созданию эффективной системы гарантий самого права на жизнь, но и к тому, чтобы жизнь человека изначально была полноценной, не отягощенной какими-либо физическими или психическими недугами.

Бесспорно, жизнь – самый лучший дар, которым природа способна наградить человека, но в то же время нельзя не признать правоту утверждения о том, что «жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее»[119]. В некоторых ситуациях совершенное зло должно быть немедленно пресечено, иногда путем лишения жизни самого злодея. Государство наделяет своих представителей возможностью применения силы и огнестрельного оружия в отношении данных лиц, однако некоторые из аспектов этой деятельности недостаточно регламентированы законом и подчас носят дискуссионный характер. В работе им дана оценка и предложены пути разрешения.

Думается, что российское государство лишь тогда сможет называться правовым, когда жизнь человека действительно будет для него высшей ценностью, объектом заботы и защиты.

Список рекомендуемой литературы

Международно-правовые акты и иные соглашения:

1. Всеобщая декларация прав человека // Международные акты о правах человека (Сборник документов). – М., 2000.

2. Международный Пакт о гражданских и политических правах // Международные акты о правах человека (Сборник документов). – М., 2000.

3. Второй Факультативный протокол к Международному Пакту о гражданских и политических правах // Международные акты о правах человека (Сборник документов). – М., 2000.

4. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод // Международные акты о правах человека (Сборник документов). – М., 2000.

5. Женевские конвенции 1949 г. и Дополнительные протоколы к ним // Международные акты о правах человека (Сборник документов). – М., 2000.

6. Ведение военных действий (Сборник Гаагских конвенций и иных соглашений). – М., 1999.

7. Основные принципы применения силы и огнестрельного оружия должностными лицами по поддержанию правопорядка // Сборник стандартов и норм ООН в области предупреждения преступности и уголовного правосудия. – Нью-Йорк, 1992.

8. Кодекс поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка // Международные акты о правах человека (Сборник документов). – М., 2000.

Российские законодательные и иные нормативные источники:

1. Конституция Российской Федерации. – М., 1993.

2. Уголовный кодекс Российской Федерации. – М., 2000.

3. О милиции: Закон Российской Федерации. – М., 2003.

4. Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан // Ведомости Верховного Совета РФ. – 1993. – № 33. – Ст. 318.

5. О трансплантации органов и (или) тканей человека: Закон Российской Федерации // Ведомости Верховного Совета РФ. – 1993. – № 2. – Ст. 63.

6. О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений: Закон Российской Федерации // Собрание законодательства РФ. – 1995. – № 29.

7. О безопасности: Закон Российской Федерации // Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации. – 1992. – № 15. – Ст. 769.

8. О борьбе с терроризмом: Закон Российской Федерации // Собрание законодательства РФ. – 1998. – № 31.

9. О переходе на рекомендованные Всемирной организацией здравоохранения критерии живорождения и мертворождения: Приказ Минздрава РФ № 318 от 1992 г.

10. Инструкция по констатации смерти человека на основании диагноза смерти мозга: Приложение к приказу Минздрава РФ № 189 от 1993 г. «О дальнейшем развитии и совершенствовании трансплантологической помощи населению РФ».

Монографии, учебники, учебные пособия:

1. Анциферов К. Д. Сборник статей и заметок по уголовному праву и судопроизводству. – СПб., 1898. – С. 53.

2. Бородин С. В. Преступления против жизни. – М., 1999.

3. Гомиен Д. Путеводитель по Европейской Конвенции о защите прав человека. – Страсбург, 1994.

4. Козак В. Н. Вопросы теории и практики крайней необходимости. – Саратов, 1981.

5. Комментарий к УК РФ / Под ред. В. М. Лебедева, Ю. И. Скуратова. – М., 2002.

6. Колоколов Г. Е. Уголовное право: Курс лекций. М., 1894.

7. Красиков А. Н. Преступления против права человека на жизнь. – Саратов, 1999.

8. Малеина М. Н. Личные неимущественные права граждан: понятие, осуществление, защита. – М., 2001.

9. Малеина М. Н. Человек и медицина в современном праве. – М., 1995.

10. Международное гуманитарное право и обеспечение прав человека в деятельности сотрудников правоохранительных органов / Под ред. С. А. Дербичевой, В. П. Игнатова. – М.; Смоленск, 2001.

11. Мингес А. В. Специальные меры административного пресечения: применение огнестрельного оружия, физической силы и специальных средств представителями исполнительной власти государства. – Волгоград, 1999.

12. Новгородцев П. И., Покровский И. А. О праве на существование. – СПб.; М., 1853.

13. Овезов Н. А. К вопросу об обстоятельствах, устраняющих общественную опасность и противоправность деяния в советском уголовном праве. – Ашхабад, 1972.

14. Побегайло Э. Ф., Ревин В. П. Необходимая оборона и задержание преступника в деятельности органов внутренних дел. – М., 1987.

15. Силуянова И. В. Биоэтика в России: ценности и законы. – М., 2001.

16. Таганцев Н. С. О преступлениях против жизни по русскому праву. – СПб., 1870.

17. Уолкер А. Смерть мозга. М., 1988.

Авторефераты диссертаций:

1. Антонов В. Ф. Обстоятельства применения института крайней необходимости в деятельности правоохранительных органов: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. – М., 2000.

2. Винокуров В. Н. Крайняя необходимость как обстоятельство, исключающее преступность деяния: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Рязань, 1999.

3. Иванов А. Б. Институт причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1999.

4. Линник Л. Н. Конституционное право гражданина РФ на жизнь: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1993.

5. Тихонова С. С. Уголовно-правовое регулирование посмертного и прижизненного донорства в РФ: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. – СПб., 2001.

6. Юсупов Р. М. Необходимая оборона в законодательстве и судебной практике: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1999.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение ……………………………………………………………… Глава 1. Право на жизнь и его место в универсальной системе прав и свобод человека ………………….. 1. Формирование представлений о содержании права на жизнь в юридической науке. Его соотношение с иными правами и свободами человека………….……………………. 2. Понятие, содержание права на жизнь, его нормативное закрепление и нравственные аспекты реализации………... Глава 2. Структура права на жизнь и характеристика его элементов ………………… 1. Право на неприкосновенность жизни: содержание, правовая регламентация, проблемы реализации………….. 2. Право на свободное распоряжение своей жизнью: содержание, правовая регламентация, проблемы реализации…….…………………………………….. 3. Право на спасение жизни: содержание, правовая регламентация, проблемы реализации…………….………... Заключение ……………………………………………...…………… Список рекомендуемой литературы …………………………

Дата добавления: 2015-05-10