Переводческая деятельность В. Брюсова, К. Бальмонта, М.Лозинского 6 страница

«Под единицей перевода мы имеем в виду такую единицу в исходном тексте, которой может быть подыскано соответствие в тексте перевода, но составные части которой по отдельности не имеют соответствий в тексте перевода (Бархударов, 1975: 175)

Определение Л. С. Бархударова безупречно с точки зрения лингвистики, но переводоведение не является «чисто» лингвистической дисциплиной. Кроме того, ЕП не поддаются формальному описанию в том смысле, что одновременно представляют собой единицы смысла, т. е. единицы языка превращаются в единицы перевода только в рамках стилистического контекста. А это означает, что ЕП функционируют не как изолированные единицы языка, а как своеобразные комбинации языковых единиц. Наиболее существенными с позиций теоретической базы данной статьи являются следующие мысли:

«По существу, переводчик имеет дело не столько с самими отдельными словами, сколько с обусловленной исходным текстом системой зависимостей между словами» (Казакова, 2001: 28).

«Наиболее сложные случаи в определении единицы перевода связаны с группой максимальных контекстуальных зависимостей, когда знаковая функция отдельной языковой единицы определяется за пределами предложения, а иногда и за пределами целого текста» (Казакова, 2001: 31).

«Вычленяя в исходном тексте основу для построения единиц перевода, мы оцениваем его с точки зрения системы зависимостей, определяющих как содержательные, так и структурно-функциональные свойства входящих в него слов. Членение исходного текста на единицы, подлежащие переводу, зависит как от общей установки переводчика на преимущественный или дополнительный способ перевода, так и от типологических различий в способе выражения знакового отношения в исходном и переводящем языках» (Казакова, 2001: 35).

Е. В. Бреус (Бреус, 1998), Т. А. Казакова (Казакова, 2001), А. П. Чужакин (Чужакин, 2002) и другие современные исследователи вплотную подводят читателя к следующей мысли:

Единицами перевода являются проблемные фрагменты текста оригинала.

Отнюдь не все соответствия. Выделить проблемные соответствия на основе интерпретации текста – это и есть собственно переводческая задача, которая не должна растворяться в грамматике, лексикологии и других лингвистических дисциплинах. Совокупность проблемных соответствий очень удачно, на наш взгляд, обозначена, Е. В. Бреусом как «сетка».

Эта задача должна решаться в рамках знаменитого парадокса Вильгельма фон Гумбольдта (либо стремиться к оригиналу, либо – к стилистическим нормам языка перевода: «золотой середины» нет) и не менее знаменитого списка требований к переводу Т. Сэйвори.

По мнению автора настоящей статьи, эта задача решается переводчиками челночными движениями от семантического перевода (воспроизводящего язык оригинала с максимальной приближенностью к тексту оригинала) к художественному (коммуникативному) переводу. Естественной стартовой позицией переводчика является Moscow News English в терминах Линн Виссон (Виссон, 2000) или пятый уровень эквивалентности в терминах Н. Л. Комиссарова (Комиссаров, 2002).

Ниже помещены три текста: отрывок из оригинала, перевод этого текста Г. Островской, переводческий комментарий автора настоящей статьи. Выделенные ЕП по мысли автора настоящей статьи составляют сетку переводческих проблем в предлагаемом отрывке.

Jimmie Langton, a fat bald-headed, rubicund man of forty-five (1), who looked like one of Rubens’ prosperous burghers, had a passion for (2) the theatre. He was an eccentric, arrogant, exuberant, vain and charming (3) fellow. He loved acting, but his physique (4) prevented him from playing any but a few parts (5), which was fortunate (6) for he was a bad actor (7). He could not subdue his natural flamboyance (8), and every part he played, though he studied it with care and gave it thought (9), he turned into a grotesque (10). He broadened every gesture, he exaggerated (11) every intonation. But it was a very different matter when he rehearsed his cast. Then he would suffer nothing artificial. His ear was perfect (10), and though he could not produce the right intonation himself, he would never let a false one pass in anyone else (11).

“Don’t be natural (12),” he told his company. “The stage isn’t the place for that. The stage is make-believe. But seem (13) natural.“

He worked his company hard (14). They rehearsed every moment from eight till two, when (15) he sent them home to learn their parts and rest before the evening’s performance. He bullied (16) them, he screamed at them, he mocked them. He underpaid them. But if they played a moving scene well he cried like a child, and when they said an amusing line as he wanted it said he bellowed with laughter (17). He would skip about the stage on one leg if he was pleased, and if he was angry would throw the script down and stamp on it while (18) tears of rage ran down his cheeks. The company laughed at him and abused him and did everything they could to please him. He aroused a protective instinct in them (19), so that (20) one and all they felt that they couldn’t let him down. Though they said he drove them like slaves (21), and they never had a moment to themselves, flesh and blood couldn’t stand it (22), it gave them a sort of horrible satisfaction to comply with his outrageous demands. When he wrung an old trooper’s hand, who was getting seven pounds a week, and said, by God, laddie, you are stupendous (23), the old trooper felt like Charles Kean.

Джимми Лэнгтон, толстый, лысый, краснощекий мужчина сорока пяти лет (1), похожий на одного из зажиточных бюргеров Рубенса, обожал театр (2). Он был эксцентричен, самонадеян, полон кипучей энергии, тщеславен и неотразим (3). Он любил играть, но его внешние данные (4) годились (5) для очень немногих ролей, и, слава богу (6), так как актер он был плохой (7). Он не мог умерить присущую ему экспансивность (8), и, хотя внимательно изучал и обдумывал (9) свою роль, все они превращались в гротеск. Он утрировал каждый жест, чрезмерно подчеркивал каждое слово (10). Но когда он вел репетицию с труппой – иное дело, тогда он не переносил никакой наигранности. Ухо у Джимми было идеальное (10), и хотя сам он и слова не мог произнести в нужной тональности, сразу замечал (11), если фальшивил кто-то другой.

- Не будьте естественны (12), - говорил он актерам. – На сцене не место этому. Здесь все – притворство. Но извольте казаться (13) естественными.

Джимми выжимал из актеров все соки (14). Утром, с десяти до двух, шли репетиции, затем (15) он отпускал их домой учить роли и отдохнуть перед вечерним спектаклем. Он распекал (16) их, он кричал на них, он насмехался над ними. Он недостаточно им платил. Но если они хорошо исполняли трогательную сцену, он плакал, как ребенок, и, когда смешную фразу произносили так, как ему хотелось, он хватался за бока (17). Если он был доволен, он прыгал по сцене на одной ножке, а когда сердился, кидал пьесу на пол и топтал её, а (18) по его щекам катились гневные слезы. Труппа смеялась над Джимми, ругала его и делала все, чтобы ему угодить. Он возбуждал в них покровительственный инстинкт (19), (20) все они, до одного, чувствовали, что просто не могут его подвести. Они говорили, что он дерет с них три шкуры (21), у них и минутки нет свободной, такой жизни даже скотина не выдержит (22), и при этом им доставляло какое-то особое удовольствие выполнять его непомерные требования. Когда он с чувством пожимал руку старого актера, получающего семь фунтов в неделю, и говорил: «клянусь богом, старина, ты был просто сногсшибателен (23)», - старик чувствовал себя Чарльзом Кином.

Комментарий

Обозначенные ЕП целесообразно разделить на две группы. Первую группу составляют ЕП, в которых наблюдается перенесение стилистических норм ИЯ в переводной текст. Чаще всего такая гибридизация проявляется в чрезмерном использовании интернационализмов, слов общей семантики и книжных слов, местоименном повторе, злоупотреблении калькированием, транскрипцией и транслитерацией, буквальном воспроизведении модальных форм, забвении идиоматических ресурсов родного языка, пренебрежении адаптацией и робком использовании компрессии. Опытному редактору для идентификации гибридизированных соответствий иногда достаточно взглянуть на текст перевода (Галь, 1979). Во вторую группу включены ЕП, которым найдено удачное решение. К наиболее заметным признакам этой группы можно отнести разговорную идиоматику, простоту грамматической конструкции и прозрачность когезии.

Первая группа ЕП

1. a fat bald-headed, rubicund man of forty-five – толстый, лысый, краснощёкий мужчина сорока пяти лет

Калькирование. Не лучший вариант. Громоздкие атрибутивные группы (из шести знаменательных элементов в нашем случае) требуют упрощения в ПЯ. Можно было бы при указании на возраст использовать генерализацию: средних лет. Это читается легче, чем числительное, вводящее прецизионную информацию. Макроконтекст вполне оправдывает такое решение. Дело в том, что речь идёт о второстепенном персонаже, возраст которого в дальнейшем обыгрывается самым общим противопоставлением: мудрая старость с одной стороны (Джимми) и легкомысленная молодость с другой (Джулия). Элементы fat и man легко преобразуются в толстяк. Получается: лысый румяный толстяк средних лет.

7. for he was a bad actor – так как актёр он был плохой

Трудно удержаться от соблазна калькирования, тем более если грамматика ПЯ позволяет. Однако, более естественным могло бы стать так как актёр из него был никудышний. Или, учитывая общий тон живого повествования, ни к чёрту.

8. He could not subdue his natural flamboyance – он не мог умерить присущую ему экспансивность

Калькирование здесь нельзя признать обоснованным. Во-первых, чересчур назойливым становится повтор местоимения «он». Во-вторых, структура «модальный глагол + инфинитив» используется в русском языке большей частью в официальных регистрах речи (Галь, 1979). Более естественно было бы перевести так, например: Не получалось обуздать натуру… О стремлении русского языка к «безличности» пишут многие широко известные авторы (Чужакин, Палажченко – 2000). Генерализацию «неудобного» существительного flamboyance, теряющего в ПЯ образность, но сохраняющего стилистическую нагрузку под воздействием богатой тематической сетки данного понятия, следует признать удачным решением.

9. studied it with care and gave it thought – внимательно изучал и обдумывал

Буквальное воспроизведение парного сочетания, или дипластии (Ю. Сорокин, 2003: 37) едва ли необходимо: дипластии не столь широко распространены в русском языке, как английском. Сохранение семы интенсивности можно добиться с помощью приёма компенсации, использовав на месте парного сочетания разговорную идиому ПЯ, в основе которой лежит стёршаяся гипербола: проливать пот. Тогда всё предложение будет выглядеть на ПЯ так: Не получалось обуздать натуру, и хотя над ролью проливалось немало поту, все они превращались в пародию.

10. His ear was perfect - Ухо у Джимми было идеальное

Конкретизация притяжательного местоимения не устраняет двусмысленность (о чём идёт речь: о форме уха или о качестве слуха?). Можно, разумеется, возразить ссылкой на тождественность образов. Однако, и на это возражение есть, думается, вполне основательный ответ. Дело в том, что в английском языке метонимия играет столь заметную роль в организации высказывания, что некоторые учёные предвидят быстрое превращение современных текстов в метонимические ребусы для последующих поколений (Parrot, 1999). Более естественными представляются следующие варианты: Джимми обладал великолепным слухом. Природа наделила Джимми удивительным слухом. Уникальный слух – в этом состоял несомненный дар Джимми.

12. Don’t be natural – Не будьте естественными

Калькирование. Самый неприемлемый его результат в данном случае – это двусмысленность, возникающая в условиях явного противоречия двух соседних императивов: Don’t be natural. But seem natural. Для начала неплохо бы избавиться от глагола быть. Например, так: Не думайте (не помышляйте) о естественности. Пусть естественность вас не заботит. Не забивайте себе голову естественностью. Не ломайте голову над естественностью. Не бойтесь, что кому-то ваша игра покажется неестественной. Последний вариант вносит необходимую степень конкретизации, но требует изменить удачный (в рамках микроконтекста) перевод последней реплики Джимми (см. ЕП 13).

13. But seem natural – Но извольте казаться естественными Конкретизация модальности. Модальность в английском языке имеет значительно более дифференцированный характер, чем в русском. В нашем случае мы имеем дело с переводческим добавлением, в котором наблюдается развитие идеи по линии стилистических норм русского языка. Добавлениие можно считать вполне мотивированным и с точки зрения контекста, так как структура «извольте + инфинитив», выполняя в русскоязычной коммуникации роль железного кулака в бархатной перчатке, очень хорошо передаёт суть отношений между экспансивным режиссёром и его труппой. Вместе с тем, смысл парадоксального совета остаётся не вполне ясным. Поэтому, несмотря на идиоматический характер переведённой фразы, приходится от неё отказаться, предложив взамен следующее: Но старайтесь сделать всё, чтобы такого впечатления не было.

19. He aroused a protective instinct in them - Он возбуждал в них покровительственный инстинкт

Калькирование. Уместнее пробуждал. С прилагательным тоже не всё ладно: начальнику не покровительствуют, но к нему могут испытывать симпатию. В этом примере наблюдается классический случай из раздела о «ложных друзьях». Надо хотя бы так: У всех возникало желание потакать (чудачествам) Джимми.

23. Stupendous – сногсшибателен

Конкретизация. Звучит не очень по-русски. Лучше: Потрясающе! Молодчина! Ты неподражаем

Вторая группа ЕП

2. had a passion for – обожал

Конкретизация в сочетании с компрессией. Можно предложить другие варианты: Джимми боготворил театр. Джимми не мог жить без театра. Театр – это всё, что интересовало Джимми в жизни. Театр для Джимми был центром мироздания. Однако, важно подчеркнуть, что все они едва ли могут считаться лучше (или хуже) варианта, предложенного Г. Островской, по той причине, что все эти варианты учитывают как типологические различия языков, так и стилистические доминанты: каждый из вариантов содержит некоторую гиперболу, так гармонирующую с экспансивной натурой персонажа.

3. eccentric, arrogant, exuberant, vain and charming – эксцентричен, самонадеян, полон кипучей энергии, тщеславен и неотразим

Модуляция, вынужденное расширение текста в борьбе с неудобным эпитетом exuberant: полон кипучей энергии, несомненно, лучше, чем более короткий эпитет жизнерадостен, так как тематически оказывается более уместным на фоне тех действий, которые характеризуют режиссёрскую работу Джимми (He bullied them, he screamed at them, he mocked them. He underpaid them). Остальные эпитеты не представляют особых проблем. Тем не менее, следует отметить, что из вариантных соответствий эпитетов arrogant и charming Г. Островская находит самые точные: самонадеян и неотразим. Самонадеян по своему морфемному составу не только звучит мягче (надеяться на себя – это не то же самое, что презирать других!), но и точнее отражает образ героя, которого ругают, но любят его подопечные. Любить самонадеянного человека можно, высокомерного или надменного – едва ли. Безусловной удачей следует признать перевод сharming – неотразим. Это - стилистическая конкретизация, основанная на явлении “гармонической сочетаемости”: одно и то же свойство описыватся применительно к женщине эптетом “очаровательная”, а к мужчине – эпитетом “неотразимый”.

4. рhysique – внешние данные

Выбор Г. Островской более общего соответствия (ориентация на генерализацию) оправдывается профессией Джимми: актёров столь же естественно воспринимать через их внешние данные, как спортсменов – сквозь призму телосложения.

5. prevented him from playing any but a few parts – годились для очень немногих ролей

Векторная замена. Глагол prevented сплошь и рядом ведёт себя в герундиальных конструкциях не так, как предписывается ему словарными соотвтствиями. Попытка воспроизведения словарного значения привела бы к вычурной конструкции в ПЯ. Слабее была бы другая векторная замена: позволили ему сыграть в немногих пьесах. Годились несёт как раз ту степень конкретизации, которая наилучшим образом соответствует идиоматике русского языка.

6. fortunate – слава богу

Эмфатизация, избавляющая текст на ПЯ от чрезмерно частотного (с позиций стилистических норм русского языка) использования глагола быть. Разговорное выражение слава богу придаёт всему высказыванию непринуждённую окраску.

10. …he turned into a grotesque - …все они превращались в гротеск

Векторная замена. В переводе наблюдается обезличивание действия, характерное для грамматического строя русского языка и проявляющегося в многочисленных речевых моделях типа: у меня появился холодильник, так получилось, пришлось мне как-то побывать в этом доме и т. д. Некоторые лингвисты усматривают в этом проявление исконного фатализма славянской души (см., например, труды Анны Вежбицкой: Вежбицкая, 2001).

11. would never let a false one pass in anyone else – сразу замечал, если фальшивил кто-нибудь другой

Антонимический перевод в сочетании с причинно-следственной заменой. В этом случае наблюдается несомненная ориентация на нормы языка рецептора.

14. He worked his company hard – Он выжимал из актёров все соки

Целостное преобразование, прекрасно соответствующее духу и стилю оригинала, с одной стороны, и нормам разговорной идиоматики ПЯ, с другой.

15. when – затем

Изменение характера грамматического соединения: союзное слово заменено наречием. Аналогичные изменения наблюдаются в ЕП 18 (союз, вводящий придаточное предложение времени, заменяется на сочинительный) и 20 (союз, вводящий придаточное предложение цели, опускается). Несмотря на спорное решение в ЕП 20, грамматические соединения, предлагаемые Г. Островской, следует признать удачными.

16. He bullied them – он распекал их

Конкретизация на основе вариантных соответствий. Семантические объёмы английского и русского глагола не совпадают, однако ситуативная эквивалентность достигается на основе гипо-гиперонимических отношений: распекать – это одно из проявлений тирании.

17. He bellowed with laughter – он хватался за бока

Замена слухового образа зрительным. В основе замены - причинно-следственная метонимия, которая мотивируется соображениями компенсации.

21. He drove them like slaves – он дерёт с них три шкуры

Стилистическая модуляция в направлении идиоматики русского языка. Такой тип модуляции считается показателем хорошей переводческой техники, однако прибегают к нему с большой осторожностью, чтобы не привнести в текст реалии, вызывающие ассоциации с русской культурой.

22. Flesh and blood couldn’t stand it – такой жизни даже скотина не выдержит

Стилистическая модуляция в сочетании с приёмом эмфатизации. Этот пример можно рассматривать в качестве переводческой находки, поскольку русская идиома очень удачно развивает импликации несобственно-прямой речи, к которой прибегает Моэм. Несобственно-прямая речь отражает обстановку неформального общения между актёрами и их оценку Джимми “за глаза”.

Выводы

1. В целом перевод Г. Островской выполнен достаточно качественно, но даже в качественных переводах наблюдается огромное давление оригинала. Это заметно в ЕП 1, 7, 8, 9, 10, 12, 13, 19, 23.

2. Наиболее характерной чертой ориентации на язык оригинала в данном переводе является книжный характер некоторых слов, местоименный повтор, калькирование, сохранение модальности ИЯ в ПЯ (где она оказывается искусственной), нежелании использовать в полную меру механизм компрессии.

3. К безусловным переводческим находкам Г. Островской можно отнести соответствия, найденные ЕП 6, 11, 14, 21, 22. В этих соответствиях наблюдается ориентация на идиоматику русского языка, вытекающую из стилистических доминант отрывка.

4. Дидактический аспект выделения единиц перевода трудно переоценить: без выделенных единиц весь процесс сопоставительного анализа превращается в бесполезную схоластическую говорильню. В одном и том же высказывании может быть выделен разный фрагмент: «… в зависимости от теоретического подхода к тому, что является единицей перевода, переводящий будет добиваться разных результатов» (Крупнов, 1976: 55).

Литература

1. Бархударов, Л.С. Язык и перевод. – М.: Международные отношения, 1975. – 240 с.

2. Бреус, Е.В. Основы теории и практики перевода с русского языка на английский. – М.: УРАО, 1998. – 208с.

3. Виссон, Линн. Синхронный перевод с русского на английский. – М.: Р. Валент, 2000. – 272с.

4. Галь, Н. Я. Слово живое и мёртвое. Из опыта переводчика и редактора. – 3-е изд. доп. – М.: Книга, 1980. – 208 с.

5. Казакова Т. А. Практические основы перевода. –СПб: Союз, 2001. – 320с.

6. Крупнов, В.Н. В творческой лаборатории переводчика. – М.: Международные отношения, 1976. – 192 с.

7. Левицкая, Т.Р., Фитерман, А.М. Пособие по переводу с английского языка на русский. – М.: Высшая школа, 1973. – 136 с.

8. Мирам Геннадий Эдуардович. Переводные картинки. Профессия: переводчик. – К.: Ника-Центр, Эльга, 2001. – 336 с.

9. Чужакин А. П. Общая теория перевода и переводческой скорописи: курс лекций. М.: Р. Валент, 2002. – 160 с.

Summary

The author of this paper believes that translatology can function as a discipline in its own right provided the following criteria are met. 1. A text is treated both as an indivisible whole in terms of its overall meaning and impact and as a combination of unproblematic and problematic units in terms of the translation process. 2. The concept of interpretation is the one which imparts the above mentioned antinomy both sense and solution: in the process of interpretation unproblematic units are taken for granted and shifted into the background; problematic units are put into the foreground and constitute what is known as a “network” of translation problems.

ТЕКСТ КАК ДОМИНИРУЮЩАЯ ЕДИНИЦА ПЕРЕВОДА

Перевод есть трансляция текста с одного языка на другой. Таким образом, переводчик имеет дело не только с языками как системами, но и с речевым произведением, подлежащим трансляции с одного языка на другой, то есть с текстом.

Вряд ли возможно перевести сразу весь текст оригинала. Переводчику приходится дробить его и переводить каждый выделенный речевой отрезок отдельно. С этой операцией знакомы все теоретики и практики перевода. Эта операция и дала основание для появления в переводческой литературе такого понятия, как единица перевода.

Одни из первых единицу перевода пытались определить Ж.П. Вине и Ж. Дарбильне. Они считали, что «единица перевода - это отрезок высказывания, не поддающийся дальнейшему дроблению при переводе» [4].

Л.С. Бархударов выделяет единицы перевода на уровне фонем, морфем, слов, словосочетаний, предложений и текстов [1].

Более позднее определение единице перевода принадлежит В. Н. Комиссарову. Он предлагает рассматривать единицу перевода как «минимальный отрезок текста, наличие которого в исходном тексте обуславливает появление определенного речевого отрезка в тексте перевода» [3].

По мнению И.Я. Рецкера, фактически, в процессе перевода единицей перевода может быть и слово, и словосочетание, и синтагма, и целое предложение, и абзац, и весь переводимый текст [4].

Когда переводится текст (художественный, публицистический), то перевод каждого слова, каждого предложения зависит от идейно-художественного замысла автора, от особенностей его индивидуального стиля, от речевых характеристик персонажей.

Иногда даже перевод отдельно взятого слова зависит от всего переводимого целого. Поэтому, прежде чем приступить к переводу, приходится не один раз перечитывать оригинал от начала до конца и в процессе работы вновь возвращаться к уже переведенным частям, чтобы как можно лучше и точнее передать мысли автора.

И все же чаще всего даже при соблюдении перечисленных условий на практике возникают затруднения при передаче значений отдельных слов, и большинство переводческих задач решается в рамках предложения. Но это не дает основания считать ни «проблемное слово», ни предложение, в котором оно находится, самостоятельной единицей перевода. В конечном счете, может оказаться, что найденное в рамках предложения решение придется пересмотреть, чтобы привести данную часть переводимого текста в соответствие с целым.

Таким образом, текстоцентрическая концепция стала ведущей в теории и практике перевода.

Следует отметить, что для теории и практики перевода особую важность приобретают данные лингвистики текста, раскрывающие особенности построения и функционирования текстов.

Текст стал объектом лингвистических исследований в конце 60-х годов прошлого столетия, при этом объектом внимания становились различные его аспекты. Первой ступенью в лингвистическом осмыслении текста был формально-структурный аспект, в рамках которого исследовались структурные (формально-грамматические) характеристики текста. Текст при этом рассматривался как законченное по объему, более или менее структурированное высказывание, которое отражает коммуникативное содержание, вкладываемое в высказывание говорящим.

Следующей ступенью в изучении текста стал структурно-семантический аспект, выдвигающий на первый план смысловую, содержательную сторону текста. Стало очевидным, что если грамматика языка способна охватить одно предложение в тексте, то смысловой, содержательный потенциал всего текста явно выходит за

рамки предложения, выхваченного из данного текста.

Наконец, все больше стала приниматься во внимание точка зрения о том, что важен не только структурный и содержательный аспекты текста, но также и коммуникативная интенция автора текста, поскольку коммуникативная функция заложена в самой природе языка.

Так, текст стал рассматриваться с точки зрения прагматики (т.е коммуникативного намерения говорящего, ориентации на восприятие текста реципиентом, ожидание коммуникантов и т.д.).

Перечисленные выше аспекты текста, выделяемые лингвистами, восходят к сущностной характеристике текста - его когерентности, которая понимается как целостность текста, создаваемая коммуникативными, смысловыми и структурными факторами.

Для обозначения таких форм связи используется термин когезия (от англ.- cohesion - сцепление). «Когезия - это особые виды связи, обеспечивающие континуум, т.е. логическую последовательность, взаимозависимость отдельных сообщений, фактов, действий и пр.» [2].

Комиссаров различает понятия когезии и когерентности, выделяя формальную связность текста (когезия) и смысловую (когерентность). Когезия достигается, как он отмечает, с помощью различных Языковы средств (союзов, повторов, слов-заместителей, согласования временных

и иных форм и т.п.). Смысловое единство текста обеспечивается логической последовательностью и непротиворечивостью изложения, логическими связками («следовательно», «подведем итоги» и пр.), использованием стереотипных формул, аллюзиями и т.п. [2].

Понятие когезии (когерентности) имеет широкое трактование и представляет собой соотнесенность составляющих текст компонентов по формально-грамматическим, лексико-семантическим и просодическим характеристикам.

Непосредственно связана с когерентностью текста его тема-рематическая структура. Тема - исходный пункт сообщения, то о чем сообщается, что, как предполагается, известно собеседнику, или предлагается ему как нечто данное. Второй смысловой фокус - рема является главным смысловым текстом сообщения, та новая информация, ради которой это сообщение создано. Актуальное членение может осуществляться путем выделения ремы интонационными, лексическими или семантическими средствами.

Говоря о тексте как о единице речи, И.Р. Гальперин определяет текст как сознательно организованный результат речетворческого процесса, подчиняющегося определенным для него закономерностям организации[2]. «Текст, - продолжает он, - как факт речевого акта системен. Текст представляет собой некое завершенное сообщение, обладающее своим содержанием, организованное по абстрактной модели одной из существующих в литературном языке форм сообщений (функционального стиля, его разновидностей и жанров) и характеризуемое своими дистинктивными признаками» [2].

В. Н. Комиссаров дает следующее определение понятию текст. «Текст - это речевое произведение, с помощью которого осуществляется вербальная коммуникация. Текст состоит из высказываний, которые говорящий создает, отбирая языковые единицы и соединяя их по правилам грамматики данного языка в соответствии со своим коммуникативным намерением» [3]. При этом следует учитывать,

что текст - это не просто набор отдельных высказываний, а довольно сложное структурное и содержательное целое, коммуникативный потенциал которого гораздо больше совокупного содержания составляющих его высказываний. Переводчик должен не только уметь воспринимать эту целостность текста оригинала, но и обеспечивать целостность создаваемого им текста перевода. Другими словами, в идеале переводчик должен стремиться к воспроизведению всего глобального содержания текста, то есть ему следует переводить не просто текст оригинала, а текст и контекст. Поэтому основными проблемами перевода являются проблемы анализа, понимания и построения текста, который, в свою очередь, рассматривается и считается многими переводоведами основной единицей перевода (ЕП).

Дата добавления: 2015-05-08