У. Томас, Ф. Знанецкий 2 страница. Это не означает, что социология не должна выходить в своих исследованиях за границы этого методологического центра ее интересов

Это не означает, что социология не должна выходить в своих исследованиях за границы этого методологического центра ее интересов. Каждая социальная группа, особенно на более низких стадиях социальной эволюции, склонна контролировать все индивидуальные действия, а не только те, что прямо относятся к ее основополагающим институтам. Так, мы находим социальные регуляции экономических, религиозных, научных, творческих действий, даже техники и речи, и нарушение этих регуляций часто рассматривается как затрагивающее само существование группы.... Во всех цивилизованных обществах некоторая часть культурной деятельности — религиозной, экономической, научной, творческой и т. д. — находится вне социальной регуляции, а другая, возможно, даже большая, часть хотя еще и подчинена обще­ственным правилам, но уже не рассматривается как непосред­ственно затрагивающая существование или единство общества и в самом деле не затрагивает его. Поэтому было бы большой методологической ошибкой вообще пытаться включать в сферу социологии такие культурные области, как религия или экономи­ки на том основании, что в определенных социальных группах религиозные или экономические нормы рассматриваются как часть социальной организации, а в некотором смысле и являются ею. [...]

Главные проблемы современной науки — это проблемы кау­зального объяснения. Детерминация и систематизация данных только первый шаг в научном исследовании. Если наука хочет заложить основу техники, она должна попытаться понять и проконтролировать процесс становления. Социальная теория не может уклониться от решения этой задачи, и путь ее осуществле­ния только один. Социальное становление, так же как и становле­ние в природе, необходимо анализировать во множественности фактов, каждый из которых представляет собой последователь­ность причины и следствия. Идея социальной теории состоит в аналитическом расчленении тотальности социального становле­ния на такие причинные процессы и в последующей систематиза­ции, позволяющей нам понять связи между этими процессами. [...]

Но если общая философская проблема свободной воли и детерминизма в данном случае несущественна, то проблема наилучшего из возможных метода каузального объяснения весьма насущна. В самом деле, ее разрешение является фундаментальной и неизбежной исходной задачей всякой науки, которая, как и социальная теория, все еще пребывает на этапе формирования... Факт как таковой уже абстракция; мы изолируем определенный ограниченный аспект конкретного процесса становления, отрицая, по крайней мере временно, всю его бесконечную сложность. Вопрос лишь в том, производим ли мы эту абстракцию методиче­ски или нет, знаем ли мы, что и почему мы принимаем или отбрасываем, или же просто некритически пользуемся старыми абстракциями «здравого смысла». Если мы хотим достичь научных объяснений, мы должны помнить, что наши факты должны быть определены таким образом, чтобы можно было подвести их под общие законы. Факт, который не может рассматриваться как проявление одного или нескольких законов, причинно необъясним....Только если социальная теория преуспе­вает в определении каузальных законов, она может стать основой социальной техники, так как техника требует возможности предвидеть и просчитывать следствия данных причин, а это требование реализуемо только тогда, когда мы знаем, что определенные причины всегда и повсюду производят опреде­ленные следствия…<…>

Некритически следуя примеру естественных наук, социальная теория и социальная практика забыли взять в расчет одно существенное различие между природной и социальной действи­тельностью, которое состоит в том, что в то время как следствие физического феномена целиком зависит от объективной природы этого феномена и может быть просчитано на основе его эмпириче­ского содержания, то следствие социального феномена зависит к тому же и от субъективной позиции, занимаемой личностью или

группой относительно данного явления, и может быть просчитано, если мы знаем не только объективное содержание предполагаемой причины, но также и значение, которое она имеет в данный момент для данных мыслящих существ.

Это простое рассуждение должно показать социальному теоретику или технику, что социальная причина не может быть проста, как естественная причина; она сложна и должна включать в себя как объективный, так и субъективный элементы, ценность и установку. В противном случае, из-за того что нам в каждой конкретной ситуации придется искать объяснения, почему данная личность или данное общество отреагировали на данное явление именно так, а не иначе, наш результат будет случаен и непредска­зуем.

По сути, социальная ценность, воздействуя на индивидуальных членов группы, вызывает в каждом из них более или менее разный эффект; даже когда она воздействует на одного и того же индивида в разные моменты его жизни, ее влияние не едино­образно. Типичным примером является воздействие произведений искусства. [...]

За исключением элементарных реакций на чисто физические стимулы, которые можно считать идентичными ввиду идентично­сти «человеческой природы» и принадлежащими как таковые к индивидуальной психологии, все рассматриваемые социальной психологией единообразия являются продуктом социальных условий. Если члены определенной группы идентичным образом реагируют на определенные ценности, то это происходит потому, что они были социально приучены делать именно так, потому, что традиционные правила поведения, доминирующие в данной группе, навязывают каждому ее члену определенные способы

разрешения практических ситуаций, встречающихся в жизни

Итак, даже если мы обнаруживаем, что все члены социальной группы одинаково реагируют на определенную ценность — единственная причина реакции, потому что это частный эффект определенных социальных правил, воздействующих на членов группы, принявших в силу определенной предрасположенности эти правила; этот эффект может быть в любой момент уравновешен действием различных причин и прогрессом цивилизации и в самом деле все чаще и чаще уравновешивается.

Короче говоря, когда социальная теория допускает, что определенная социальная ценность сама по себе есть причина определенной индивидуальной реакции, напрашивается вопрос: «Но почему эта ценность произвела именно такой результат во время воздействия на именно эту личность или группу именно в этот момент?» Разумеется, невозможно научно ответить на этот вопрос до тех пор, пока для объяснения этого «почему» мы не узнаем все прошлое личности, общества и человечества.

Аналогичные методологические трудности возникают, когда социальная теория пытается объяснить изменение в социальной организации как результат деятельности членов группы....С методологической точки зрения, однако, не более и не менее... трудно объяснить и величайшие изменения, привнесенные в соци­альный мир Карлом Великим, Наполеоном, Марксом или Бисмарком, или же крестьянином, который затевает судебное дело против своих родственников или покупает участок земли для увеличения своего хозяйства. Труд и великого и рядового человека есть результат его тенденции изменить существующие условия его отношения к социальному окружению, которая заставляет его отрицать определенные существующие и создавать определенные новые ценности. Различие состоит в ценностях, послуживших объектом деятельности, а также в природе, важности и сложности поставленных и разрешенных социальных проблем. Изменение в социальной организации, производимое великим человеком, может быть, таким образом, эквивалентным сумме мелких изменений, вносимых миллионами обычных людей. Однако идея, что творческий процесс лучше поддается объясне­нию, когда он длится в течение жизни нескольких поколений, чем когда он осуществляется в несколько месяцев или дней, или же что, разделяя творческий процесс на миллион мелких частей, мы сведем к нулю его иррациональность, эквивалентна концепции о том, что надлежащей комбинацией механических элементов в машине мы сумеем произвести перпетуум-мобиле.

То, что социальные результаты индивидуальной деятельности зависят не только от самого действия, но и от социальных условий, в которых оно осуществляется — простой и хорошо известный факт. Следовательно, причина социального изменения должна включать как личностный, так и социальный элементы. Игнорируя это, социальная теория всякий раз, когда она хочет объяснить простейшее социальное изменение, сталкивается с бесконечной задачей, поскольку в разных условиях одно и то же действие производит весьма разные результаты... Метод, который позволя­ет нам определять лишь случаи стереотипной деятельности и оставляет нас беспомощными перед лицом изменившихся условий, вовсе не научен и становится все менее и менее практически полезным по мере возрастания изменчивости в совре­менной социальной жизни.

Более того, социальная теория не учитывает, что единообразие результатов определенных действий само по себе представляет проблему и, точно так же как и их вариации, требует объяснения.

Основополагающий методологический принцип и социальной психологии и социологии — принцип, без которого они никогда не достигнут научного объяснения,— следовательно, таков: причиной социального или личностного феномена никогда не бывают только социальный или личностный феномен, но всегда сочетание социального и личностного феноменов.

Или еще точнее: причиной ценности или установки никогда не бывают только или установка, или ценность, но всегда сочетание ценности и установки

Но поскольку социальная действительность включает в себя не только индивидуальные акты, но и социальные институты, не только установки, но и ценности, закрепленные традицией и обусловливающие установки, но это ценности участвуют в производстве конечного результата вполне независимо, а часто и вопреки намерениям социального реформатора. Так, социалист, предполагая, что солидарное и правильно направляемое действие масс осуществит схему совершенной социалистической организа­ции, полностью игнорирует влияние всей существующей социаль­ной организации. Последняя будет участвовать наряду с револю­ционными установками масс в созидании новой организации не только вследствие оппозиции придерживающихся традиционных ценностей, но и потому, что многие из этих ценностей, будучи социально санкционированными правилами для определения ситуации, будут продолжать обусловливать многие подходы масс и таким образом станут неотделимой частью причин конечного результата. [...]

Главный источник этой грубой методологической ошибки, разнообразные последствия которой мы показали выше, заключа­ется, вероятно, в том, что социальная теория и рефлексирующая практика начали с проблем правовой и политической организации. Вынужденные, таким образом, иметь дело с относительно единообразными установками и относительно постоянными усло­виями, отличающими цивилизованные общества, существовавшие несколько тысячелетий тому назад, и относясь, кроме того, к физической силе, как к предположительно безупречному инструменту достижения социальной стабильности и единообра­зия всякий раз, когда желаемые установки отсутствовали, социальная теория и рефлексирующая практика оказались способны поддерживать и развивать, не замечая ее абсурдности, точку зрения, которая была бы научно и технически оправдана только в том случае, если человеческие установки были бы абсолютно и универсально единообразными, а социальные усло­вия — абсолютно и универсально стабильными.

Систематическое применение и развитие указанных выше правил с необходимостью поведет нас в совершенно ином направлении. Окончательным результатом будет... система зако­нов социального становления, в которой определения, философ­ские детерминации сущности, очерки эволюции будут играть ту же роль, что и физические науки, т.е. будут образовывать либо институты, помогающие проанализировать действительность и от­крыть ее законы, либо выводы, помогающие понять общее научное значение и связь законов.

Очевидно, что подобный результат может быть достигнут только путем долгого и настойчивого сотрудничества социальных теоретиков. На формирование физической науки в ее нынешнем виде ушло почти 4 столетия, и хотя работа представителя социальных наук несравненно облегчена значительным опытом научного мышления в целом, благоприобретенным человечеством со времени Ренессанса, она в то же время значительно затруднена некоторыми особенностями социального мира, отличающими его от мира природы. Мы не включаем в число этих трудностей сложность социального мира, которая столь часто и бездумно акцентировалась. Сложность — характеристика относительная; она зависит от метода и цели анализа. Ни социальный, ни природный мир не представляют собой готовых и абсолютно простых элементов, и в этом смысле они одинаково сложны, потому что они бесконечно сложны. Но эта сложность — метафизическая, а не научная проблема. В науке мы рассматрива­ем любой факт как простой элемент, если он ведет себя как таковой во всех комбинациях, в которых мы его находим. Любой факт, который может неограниченное число раз повторить себя, т.е. в котором отношение между причиной и следствием может быть предположено как необходимое и постоянное, есть простой факт.... Предубеждение сложности обязано своим существованием натуралистическому подходу к социальной реальности.... Но если мы изучаем социальный мир без всяких натуралистических предубеждений, просто как множество специфических данных, причинно взаимосвязанных в процессе становления, вопрос о сложности сбивает с толку социальную теорию не больше, а даже меньше чем физическую.<...>

Ввиду преобладающей тенденции обобщений здравого смысла пренебрегать различиями установок и ценностей, главной опасно­стью для социологии в поиске ею законов является скорее переоценка, чем недооценка общности тех законов, которые она может открыть. Поэтому мы должны помнить, что в допущении применимости определенного закона исключительно при данных социальных условиях меньше риска, чем в предположении, что он может быть распространен на все общества.

Идеал социальной теории, как и всякой другой номотетической науки, состоит в том, чтобы истолковать возможно большее количество фактов возможно меньшим числом законов, т.е. не только причинно объяснить жизнь отдельных обществ в отдельные периоды, но и подчинить эти отдельные законы общим законам, применимым ко всем обществам во все времена, принимая во внимание историческую эволюцию человечества, которая посто­янно приносит новые данные и новые факты и таким образом побуждает нас искать новые законы в дополнение к уже открытым. Но то, что социальная теория как таковая не может проверить свои результаты лабораторным методом, а должна полностью полагаться на логическое совершенство своего аб­страктного анализа и синтеза, делает проблему контроля обоснованности обобщений особенно важной.<...>

Мы упоминали выше о том, что социальная теория как номотетическая наука должна четко отличаться от всякой философии социальной жизни, пытающейся определить сущность социальной действительности или наметить единый процесс общественной эволюции. Это отличие становится особенно заметным, когда мы касаемся проблемы проверки обобщений.

Каждый научный закон относится к эмпирическим фактам как таковым во всем их разнообразии, а отнюдь не к их подспудной общей сути, и, следовательно, каждое новое открытие в охватыва­емой этим законом области воздействует на него тут же и непосредственно — или частично подтверждает его, или делает недействительным. И поскольку научные законы относятся к повторяющимся фактам, они автоматически применимы и к бу­дущему и к прошлому, а новые события в охватываемой законом сфере должны браться в расчет либо как подтверждающие или опровергающие обобщение, основанное на прошлых событиях, либо как требующие дополнения этого обобщения новым.

Таким образом, прямая зависимость обобщений от новых событий и новых открытий есть существенный критерий социаль­ной науки как противоположности социальной философии.... Социальный теоретик должен следовать их примеру и методиче­ски искать только такие обобщения, которые могут быть фальсифицированы новыми фактами, и должен оставлять эмпири­чески недостижимые сущности там, где им и должно быть и где они имеют действительную, хотя и другую, значимость — в философии.

Конечной проверкой социальной теории, как мы подчеркивали по ходу всех наших рассуждений, будет ее применение на практике, и таким образом ее обобщения будут проверены возможной неудачей. Однако практическое применение не есть экспериментирование.... Различие между экспериментом и приме­нением двояко. 1. Сами проблемы обычно различаются по сложности. Эксперимент, с помощью которого мы проверяем научный закон, искусственно упрощен исходя из частной теорети­ческой проблемы, в то время как при применении научных результатов для достижения практической цели мы имеем дело с гораздо более сложной ситуацией, требующей использования нескольких научных законов и вычисления их взаимодействия.... 2. В лабораторных экспериментах вопрос о немедленной практической ценности успеха или неудачи исключается ради их теоретической ценности.... Во всех так называемых социальных экспериментах, сколь мал бы ни был их масштаб, присутствует вопрос об их практической цене, потому что объектами этих экспериментов оказываются люди; представитель социальных наук не может игнорировать вопрос о влиянии своих «экспери­ментов» на будущее тех, на кого они воздействуют. Следователь­но, он почти никогда не может быть оправдан, если рискует неудачей ради проверки своей теории.... Это означает, что кроме использования только таких обобщений, которые могут вступить в противоречие с новыми данными, он не должен дожидаться случайно представившихся ему данных, а должен искать их, должен применить метод систематического наблюдения.... Его гипотеза не может рассматриваться как полностью верифициро­ванная до тех пор, пока он последовательно не проведет поиска могущих противоречить ей данных, и не докажет, что эти противоречия только кажущиеся, объяснимые вмешательством определенных факторов.

Если допустить, что социальная теория удовлетворительно выполняет свою задачу и продвигается в открытии новых законов, которые могут быть применены для регуляции социального становления, то что будет результатом этого для социальной практики? Прежде всего ограничения, с которыми до настоящего времени боролась социальная практика, будут постепенно устра­нены. Поскольку теоретически возможно определить, какие социальные воздействия должны применяться к определенным, уже существующим установкам для того, чтобы произвести определенные новые установки, и какие установки должны развиваться по отношению к уже существующим общественным ценностям для того, чтобы побудить личность или группу произвести некие новые общественные ценности, то во всей сфере человеческой жизни нет ни одного явления, которое рано или поздно не оказывалось бы под сознательным контролем. В приро­де социального мира или в природе человеческого сознания нет объективных препятствий, способных существенно оградить социальную практику от постепенного достижения той же степени эффективности, что и в практике индустриальной. Препятствия носят лишь субъективный характер.

Это, во-первых, традиционная оценка общественной деятель­ности как похвальной самой по себе, уже в силу одних только ее намерений.... Второе препятствие для развития совершенной социальной практики — хорошо знакомое нежелание сторонников «здравого смысла» принять контроль научной техники. Против этого нежелания существует только одно оружие — успех. Именно это показывает нам история индустриальной техники.<…>

Но наиболее значительная трудность, которую должна преодо­леть социальная практика, прежде чем достичь уровня эффектив­ности, сравнимого с эффективностью индустриальной практики, заключается в трудности применения научных обобщений. Законы науки абстрактны, в то время как практические ситуации конкретны, и для того чтобы определить, какие практические вопросы может помочь разрешить данный закон или каковы научные законы, которые могут быть применены для решения данного практического вопроса, требуется специальная интеллек­туальная деятельность. В естественной сфере эта интеллектуаль­ная деятельность была воплощена в технологии, и только с тех пор, как технолог встал между ученым и практиком, материальная практика определенно приобрела характер сознательной и плано­мерно развиваемой техники и перестала быть зависимой от иррациональных и часто неразумных традиционных правил. Если материальная практика нуждается в технологии вопреки тому, что обобщения, которые физическая наука предоставляет ей, уже экспериментально проверены, но эта нужда еще более настоятель­на в общественной практике, где применение научных обобще­ний — первая и единственная их экспериментальная проверка.

Мы не можем вступать здесь в детальные разъяснения, какой должна быть социальная технология, но мы должны принять в расчет главный пункт этого метода — общую форму, которую предполагает всякая конкретная проблема социальной техники. Какой бы ни была цель социальной практики — модификация личностных установок или социальных институтов — в попытках достичь ее мы никогда не найдем элементов, которые бы нам хотелось использовать или модифицировать, изолированными и пассивно ожидающими нашего воздействия; они всегда включены в активные практические ситуации, сформированные независимо от нас и с которыми должна согласовываться наша деятельность.

Ситуация — это набор ценностей и установок, с которыми индивид или группа имеют дело в процессе деятельности и по отношению к которым планируется эта деятельность и оценива­ются ее результаты. Ситуация включает три вида данных: 1) объективные условия.., которые в данный момент прямо или опосредованно воздействуют на сознательный статус индивида или группы; 2) предшествующие установки индивида или группы, которые в данный момент оказывают действительное влияние на их поведение; 3) определение ситуации, т.е. более или менее ясную концепцию условий и осознание установок. Определение ситуации с необходимостью предваряет любой акт воли, потому в данных условиях и с данным набором установок возможно неисчислимое множество действий, и одно определенное действие может появиться, только если эти условия отобраны, истолкованы, определенным образом объединены и если достигнута опреде­ленная систематизация установок, так что одна из них становится доминирующей и субординирует другие... Когда ситуация разре­шена, результат деятельности становится элементом новой ситуации...

В то время как задача науки состоит в аналитическом разложении путем сравнительного изучения всего процесса деятельности на элементарные факты и она должна, следователь­но, игнорировать разнообразие конкретных ситуаций для того, чтобы найти законы причинной зависимости абстрактно изолиро­ванных установок или ценностей от других законов и ценностей, задача техники состоит в том, чтобы обеспечить средства рационального контроля над конкретными ситуациями. Очевидно, что ситуация может быть контролируема либо изменением условий, либо изменением установок, либо изменением и тех и других, и в этом отношении легко охарактеризовать роль техники как применения науки. Сравнивая ситуации определенно­го типа, социальный техник должен определить, какие доминирую­щие ценности или доминирующие установки обусловливают ситуацию в большей мере, чем остальные, и в дальнейшем вопрос будет только в изменении этих ценностей или установок желаемым образом с помощью знания социальной детерминации, содержа­щегося в социальной теории.

Разумеется, может так случиться, что вопреки адекватному научному знанию общественных законов, допускающих модифи­кацию этих факторов, наши попытки влиять на ситуацию или потерпят поражение, или произведут ситуацию еще более нежелательную, чем та, которой мы хотели избежать. Значит, недостаток скрывается в нашем техническом навыке.... И по­скольку нельзя ожидать от каждого практика полной научной компетентности и еще более невозможно заставить его разрабо­тать научно обоснованный и детальный план действий для каждого конкретного случая в отдельности, то особая задача социального техника состоит как раз в том, чтобы подготовить — с помощью науки и практического наблюдения — подробные схемы и планы действий для всех разнообразных типов ситуаций, которые можно найти в данном направлении социальной деятель­ности, а практику оставить задачи отнесения данной конкретной ситуации к надлежащему типу. Это та самая роль, которую играли все организаторы социальных институтов, но техника как таковая должна быть более сознательной и методически совер­шенной, а каждая сфера социальной деятельности должна иметь своих профессиональных техников. Эволюция общественной жизни делает необходимыми постоянное развитие и модификацию социальной техники, и мы можем надеяться, что эволюция социальной теории постоянно будет давать социальному технику новые и полезные научные обобщения; последний должен, следовательно, находиться в постоянном соприкосновении как с социальной жизнью, так и социальной теорией, а это требует более глубокой специализации, чем та, которую мы видим сейчас.

Однако каким бы эффективным ни стал этот тип социальной техники, его применение всегда будет иметь определенные пределы, вне которых более полезным будет другой тип техники. В самом деле, намеченная выше форма социального контроля предполагает, что индивид или группа рассматриваются как пассивный объект нашей деятельности и что мы от случая к случаю изменяем для него ситуации в соответствии с нашими планами и намерениями. Но применение этого метода все более и более затрудняется по мере того, как ситуации становятся все более и более сложными, от случая к случаю новыми и неожи­данными, все более подверженными собственной рефлексии ин­дивида.<...>

Мы предположили при посредстве этого аргумента, что возможно производить любые желаемые ценности и установки, если развита соответствующая техника, но это предположение практически оправдано только в том случае, если мы найдем личностные установки, которые не могут не откликнуться на класс стимулов, которые общество способно применить к ним. И мы ясно видим эту склонность. Каждый индивид имеет широкое множество желаний, которые могут быть удовлетворены только за счет его инкорпорации в общество. Среди общих образцов желаний мы можем перечислить: 1) желание нового опыта, свежих стимулов; 2) желание признания, включая, скажем, сексуальный отклик и общее социальное одобрение, обеспечивающееся различными способами — от показа украшений до демонстрации ценности путем научных достижений; 3) желание властвовать, или «воля к власти», выраженная в собственности, домашней тирании, политическом деспотизме, основанных на инстинкте ненависти, способном сублимироваться в похвальные амбиции; 4) желание безопасности, основанное на инстинкте страха и негативно выражающееся в ситуации несчастности, переживаемой индивидом, оказывающемся в состоянии постоянного одиночества или в условиях социального табу. Общество и в самом деле выступает агентом подавления многих желаний индивида; оно требует от него быть нравственным, подавляя по крайней мере те желания, которые несовместимы с благополучием группы, но тем не менее оно является единственной средой, в которой могут быть удовлетворены какие бы то ни было его представления и же­лания.<...>

Посредством примеров мы указываем здесь некоторые пробле­мы, с которыми мы столкнулись при изучении польских крестьян и для которых данное исследование представляет собой удачный отправной пункт.

1. Проблема индивидуализации. Насколько индивидуализация совместима с социальной сплоченностью? Какие формы индивидуализации могут рассматриваться как социально полезные или социально вредные? Какие формы социальных организаций дают возможность максимального проявления индивидуализма?<...>

2. Проблема эффективности. Отношение между индивидуаль­ной и социальной эффективностью. Зависимость эффективности от различных индивидуальных подходов и от различных форм социальной организации.<;...>

3. Проблема анормального поведения — преступность, бродяжничество, проституция, алкоголизм и т. д. В какой степени анормальное поведение есть неизбежное проявление врожденных потенций индивида и в какой обязано своим существованием социальным условиям?<...>

4. Проблема занятости. Современные разделение и организация труда приносят огромное и постоянно растущее количественное преобладание занятий, которые почти полностью лишены стимулов и потому представляют небольшой интерес для работаю­щего. Этот факт с необходимостью глубоко затрагивает проблему человеческого счастья, и хотя бы только поэтому восстановление стимулов к труду — одна из важнейших проблем, стоящих перед обществом.<...>

5. Отношения полов. Среди множества проблем, попадающих под этот заголовок, две представляются нам проблемами фундаментального значения — первая главным образом социопсихологическая, вторая главным образом социологическая: 1) каким образом в отношениях полов может быть достигнут максимум взаимного отклика при минимуме вмешательства в случае интереса; 2) каким образом различные системы отношений между мужчиной и женщиной могут воздействовать на общую социальную эффективность группы.<...>

6. Проблема общественного счастья....Мы уверены, что проблема заслуживает исключительного специального рассмотре­ния и с теоретической и с практической точек зрения и что намеченный выше социологический метод дает наиболее надежное направление ее изучения.

7. Проблема борьбы рас (национальностей) и культур. <...>

8. Тесно связана с предшествующей проблема идеальной организации культуры. Это старейшая и крупнейшая социологическая проблема, лежащая на границе между теорией и практикой. Существует ли совершенная форма организации, которая соеди­нит широчайший индивидуализм и сильнейшую общественную организацию, которая, используя все человеческие потенции, исключит любую анормальность, приведет в гармонию высочай­шую эффективность и величайшее счастье? И если возможна одна и только одна такая организация, придет ли она автоматически как результат борьбы между культурами и как выражение закона выживания наиболее пригодной..? Или такая организация должна быть вызвана к жизни сознательной и рациональной социальной техникой, изменяющей исторические условия и подчиняющей все культурные различия одной совершенной системе? Или, наоборот, такой единый идеал невозможен? Наверное, существует множество форм совершенной организации общества.., и каждая нация просто попытается привести свою собственную систему к возмож­но большему совершенству, извлекая пользу из опыта других, но не имитируя его. В этом случае борьба рас и культур будет остановлена путем не разрушения исторических различий, а признания их ценности для мира и растущего взаимного узнавания и уважения. Каким бы ни было окончательное решение проблемы, очевидно, что единственным способом ее разрешения является систематическое социологическое изучение различных культур.

Дата добавления: 2015-05-24