Миф древний и современный

Огромные сложные перемены, происходящие в стране, казалось бы, должны вернуть нам благоразумие, трезвость рассудка, идейную незаангажированность. Можно было бы ожидать, что распад моноидеологии приведет повсеместно к утверждению свободной мысли. Между тем нет сейчас более расхожего слова, нежели миф. Им обозначают прежнюю идеологичность сознания, но с мифом связывают и нынешнюю иллюзорность многих социальных проектов. Одним и тем же знаком метят сторонников рынка и тех, кто испытывает тоску по социализму, западников и славянофилов, приверженцев русской идеи и поклонников глобализма, провозвестников личности и державников, демократов и монархистов.

Одни публицисты ранжируют мифы, демонстрируя тем самым свою независимость от стойких стереотипов. Но их оппоненты не остаются в долгу. Автономная, альтернативная позиция как противовес господствующей тоже, если к ней приглядеться, восходит к сокровищнице мифа. Неужели современное сознание мифологично во всех своих вариантах? Можно ли обеспечить аналитически достоверное постижение реальности, или отныне диктат мифа неотвратим? Может ли сознание преодолеть собственные идолы? Способен ли разум разорвать оболочку духовного трафарета, или на интеллектуальный помост ступают одни фантомы? Наконец, нужна ли нам идеология в эпоху деидеологизации и реидеологизации?

*Benoist A.de. Comment pent-on etre pain? — P., 1981. — P.278. 182

Разумеется, эти вопросы возникают перед исследовательской мыслью не впервые. В XX в. к мифу как феномену духа, сознания было приковано внимание крупнейших ученых — философов, культурологов, социологов, историков. В обстановке идейных размежевании родилось немало проницательных интуиции о мифе. Возникли принципиально новые трактовки этого духовного феномена. Зафиксированы поразительные обнаружения мифа в современной культуре, выявились парадоксальные провозвестия о его судьбе.

И вместе с тем не сложилось еще единой точки зрения на этот древний и современный феномен. Показателен разброс суждений и оценок. Сциентистски ориентированное сознание по-прежнему противопоставляет мифу достоверность разума, идеи. Критическое, гуманитарное, антропологическое мышление, напротив, усматривает в мифе некое универсальное прозрение. Миф изобличается и возвеличивается.

В современной литературе понятие миф обладает определенной полисемией. В традиционном понимании миф — это возникающее на ранних этапах повествование, в котором явление природы или культуры предстает в одухотворенной и олицетворенной форме. В более поздней трактовке это исторически обусловленная разновидность общественного сознания. В новейших истолкованиях под мифом подразумевают некритически воспринятое воззрение. Миф оценивают, наконец, как уникальный и универсальный способ человеческого мирочувствования.

К какому определению примкнуть? Было бы полезно прежде всего сопоставить различные версии мифа, как они сложились в европейской традиции. Однако ограничимся пока самым общим экскурсом, позволяющим прояснить нашу собственную позицию. Философы и культурологи давно стремились раскрыть природу мифа, его социальную роль, присущие ему экзистенциальные и общественные функции.

Многие античные материалисты отрицали познавательные качества мифа. Они полагали, что подлинное толкование природы возникает на почве рассудочного познания. В этой системе рассуждения миф был равнозначен вымыслу. Вот почему в просветительскую эпоху это воззрение воскресло и обрело фронтальную аранжировку в духе возвеличивания разума.

Однако другие древние философы относились к мифу с большим доверием. Платон, например, использовал мифы как художественные иллюстрации своего собственного философствования. Так же в XVII в. относился к мифам и Ф. Бэкон, который

в то же время видел в мифе историческую форму миропостижения.

Позже философы обратили внимание не только на то, что миф может заключать в себе прозрение или заблуждение. Они стали писать о социальной роли мифа, раскрывая его значение как средства консолидации общества. Миф, по их мнению, обеспечивает единомыслие в общине, проясняет протяженность истории. В XVIII в. попытку историко-социологической интерпретации мифа предпринимает философ Дж. Вико. Он связывает развитие общества с особенностями эволюции мифа.

Появление культурно-антропологических школ и направлений содействовало сравнительному анализу мифов, обнаружению присущих им типологических черт. Выяснилось, что нет такого природного явления или феномена человеческой жизни, которые не могли бы быть мифологически интерпретированы и не допускали бы такого истолкования. Все попытки различных школ сравнительной мифологии как-то объединить мифологические сюжеты, свести их к одному типу были обречены на провал.

С другой стороны, несмотря на разнообразие и разнородность мифов, мифотворческая функция по сути своей однородна. Антропологи и этнологи постоянно поражаются сходству элементарных сюжетов, из которых построены мифы, при полном несовпадении социальных и культурных условий их рождения и функционирования.

Итак, миф — выдающееся достояние человеческой культуры, ценнейший материал жизни, тип человеческого переживания и даже способ уникального существования. Это не только социальный, культурный, но прежде всего антропологический феномен. В мифе воплощаются тайные вожделения человека, в частности и его галлюцинаторный опыт, и драматургия бессознательного. Индивиду психологически неуютно в разорванном, расколотом мире. Он интуитивно тянется к расчлененному мироощущению. Миф освящает человеческое существование, придает ему смысл и надежду. Он помогает одолеть безжалостную, критическую направленность сознания. Вот почему люди так часто отступают от трезвой мысли, отдавая предпочтение миру мечты.

Из всех явлений человеческой культуры миф труднее всего поддается логическому анализу. На первый взгляд миф представляется просто хаосом — бесформенной массой бессвязных идей. Миф не теоретичен по самой своей сути. Его логика, если только он обладает таковой, бросает вызов эмпирико-научному созна-

нию. Однако философия во все времена отрицала самую возможность подобного раздвоения. Для философии культуры миф всегда должен был обладать определенным «значением», пусть даже и скрытым.

Теперь миф не рассматривается как сознательное изобретение. Понять мифологию можно только при помощи интеллектуальной редукции. Исследователи пытались связать между собой мифологическое и научное мышление. Дальше всех пошел здесь Дж. Фрэзер. Его тезис заключается в отрицании четкой границы между магией и современной наукой. Магия есть псевдонаука, но она преследует те же цели, что и наука, а именно воздействие на внешний мир, исходящее из признания общих законов природы. Существование вещей, обладающих общими объективными законами своего развития, предполагает наличие аналитического мышления, в корне противоречащего самой структуре мифологического мышления.

Мифологическое мышление глубоко эмоционально и исходит из непрерывной борьбы полярных сил — благотворных для человека или враждебных ему. Для него в природе нет «нейтральных объектов». Другое имманентное свойство мифологического мышления — это его «непосредственная качественность» (Дж. Дьюи), не допускающая математических отношений между различными предметами, без чего невозможна наука.

Далее, миф не есть система догматических верований, он в большей степени исходит из действий, чем из образов и представлений. Здесь ритуал предшествует догме, и признание этого факта отражает прогресс современной этнологии. Если нам даже удается расчленить миф на его концептуальные элементы, мы не можем уловить его статического жизненного принципа, являющегося динамичным по своей природе.

Глубже других это понял К. Леви-Брюль, определивший мифологическое мышление как «пра-логическое», к которому не применимы законы нашей логики, включая и закон противоречия. Если здесь можно говорить о причинности, то это не логическая и не эмпирическая, но мистическая причинность.

Принимая эту точку зрения, Э. Кассирер не согласен, однако, с тем у Леви-Брюля, что вся первобытная ментальность имеет пра-логический или мистический характер, поскольку наряду с ней примитивный человек наделен и секулярным мышлением, мало чем отличимым от нашего. Неокантианец приводит часто цитируемые наблюдения Б. Малиновского, который отмечал, что туземцы Тробрианских островов не прибегают к помощи магии,

когда речь идет о такой безопасной для жизни деятельности, как возделывание огородов или ловля рыбы внутри атоллов.

Чувство своего единства с природой является самым сильным и глубоким импульсом мифологического мышления. Наука делит мир на отдельные сферы, проводит различие между видами, родами или семействами. Однако подход примитивного человека является не аналитическим, а синтетическим. Он не делит мир на классы и подклассы, различия являются для него текучими и преодолимыми. И это не объясняется неспособностью примитивного человека уловить эмпирические различия между предметами. Он обладает большими знаниями о животных и растениях, которые часто ускользают от цивилизованного человека, рисунки палеолита поражают своей натуралистической точностью.

Справедливости ради уточним, что некоторые философы прошлого высказывали догадку о неисчерпаемости мифа. Но вместе с тем и просветители и современные энтузиасты «расколдовывания мифа» не сомневаются в полном исчезновении мифа из духовной жизни человечества по мере возвышения науки. Ренессанс мифа в культуре XX в. — да еще на его излете — для большинства исследователей оказался неожиданным. Даже недавнее всевластие идеологии такие философы, как Э. Фромм или Г. Маркузе, расценивали как артефакт тоталитаризма, нечто случайное и преходящее. Окрепшие к середине XX в. сциентистские иллюзии предполагали крушение мифа.

Нет оснований оценивать миф как неправду, как некую мнимость или чистое заблуждение. Возникла догадка, что миф гораздо ближе к истокам человеческого существования, нежели, скажем, формы абстрактного умозрительного освоения реальности. Многие исследователи начали рассматривать миф как зашифрованное повествование о действительных событиях. Другие ученые, скажем, К. Юнг или Э. Фромм, обращаясь к понятому древними языку символов, стали прочитывать в мифе глубинный, неисчерпаемый и универсальный смысл.

Обратимся, например, к той роли, которую играет миф в блистательной литературе латиноамериканских стран. На долю того или иного персонажа нередко выпадает удивительная, постоянно возобновляемая судьба. Он как бы приговорен воспроизвести некий архетип жизни, неоднократно разыгранный на подмостках истории. И в этом кружении времен отражается нечто вселенское, что никак нельзя назвать миражем. Напротив, обнажается некая неразложимая правда, за зыбкостью и своеобразием проступает неизмеримо более глубокое постижение реальности.

* * *

Древнейшие формы постижения мира, как уже отмечалось, продолжают жить. Представление о том, что какие-то формы человеческого духа могут быть окончательно изжиты, а ступени духовного восхождения попросту забыты, оказалось не более, чем иллюзией. Обнаружилось, что человеческие достояния не утрачиваются, а непрестанно сопровождают человеческий род.

Ни миф, ни язычество не разрушают универсальности культуры, а, напротив, воспроизводят ее. Миф, в частности, живет, умирает и возрождается вновь. Как форму освоения жизни его невозможно устранить. Ничто не утрачивается из сокровищницы человеческой культуры. Вызванное к существованию человеческими потребностями, запросами бытия, достояние мифа сохраняется в живой толще совокупного духовного опыта человечества и порой неожиданно, стремительно врывается в духовную атмосферу современности. Культура — это резервуар всечеловеческого.

ЛИТЕРАТУРА

Аверинцев С.С. К истолкованию символики мифа об Эдипе// Античность и современность. — М., 1972. — С.90—102.

Андреев Д.Л. Роза мира: Метафилософия истории. — М., 1991.

Витаньи И. Общество, культура, социология. — М., 1984.

Вундт В. Миф и религия. — СПб., 1912.

Голосовкер Я.Э. Логика мифа. — М., 1987.

Гуревич П.С. Социальная мифология. — М., 1983.

Кассирер Э. Опыт о человеке: Введение в философию человеческой культуры//Проблема человека в западной философии: Переводы//Сост. и послесл. П.С. Гуревича. — М., 1988. — С.3—30.

Лосев А.Ф. Диалектика мифа//А.Ф. Лосев. Из ранних произведений.— М., 1990.

Пивоев В.М. Миф в системе культуры. — Петрозаводск, 1991.

Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры — М., 1989.

Дата добавления: 2015-05-09