Детская среда как метод воспитания

Детская среда, детский быт целенаправленно подготавливают ребенка к взрослой жизни. Если исключить время, когда мальчик или девочка были заняты дома, то остальное время это постоянное общение с детским коллективом. В деревне не формировалось строго одновозрастных групп. Старших заставляли следить за маленькими, и поэтому младшие часто целые дни проводили с «большими».

Детский быт во многом формировался двумя занятиями — прежде всего игрой, а также совместными «артельными» походами за рыбой, грибами, ягодами, в ночное. Наличие разных возрастов формировало особую нравственную атмосферу, ведь «старших боятся, а маленьких стыдятся». И всем находилось дело.

Например, дети собирались артелью и уходили рыбачить. Определялось место, причем важно было обосновать и доказать, куда именно пойти. На рыбалке одни загоняли рыбу против течения в сеть, другие тянули сеть, младшие караулили и помогали собирать добычу. Несмотря на то, что руководителем ловли, как правило, оказывался юный владелец сети, добыча доставалась поровну. Младшие параллельно учились и на следующий год выполняли более ответственную роль в рыбачьей артели.

Большую воспитательную функцию несло «ночное». Уход в ночное был наградой для маленького ребенка и важным признаком «повзросления». Здесь, в ночном, у костра рассказывались страшные «былички» про оборотней и ведьм, Шишков, домовых и прочую нечисть. Рождался коллективный страх, а он, как мы знаем, значительно легче личного, одиночного, и ребята, удовлетворяя свое эмоциональное любопытство, одновременно учились переживать страшные ситуации, которые так часты в жизни.

Несмотря на то, что в 7—8 лет мальчишки и девчонки несколько разъединялись, существовали совместные игры и даже специальные детские посиделки.

Впервые посиделки входили в жизнь девочек в 8—12 лет. Детская посиделка происходила днем и только в своей деревне. Основным занятием на ней было рукоделие (пряли, вышивали, вязали), но здесь же впервые отдельно от взрослых ребята учились танцевать, имитировали игру на балалайке, наигрывая голосом и теребя пальцами по пустой доске, пробовали играть на гармони, делали первые шаги в освоении взрослого песенного репертуара.

Такие формы организации детского быта учили старших ребят быть терпеливыми и справедливыми, а младших поскорее набираться опыта. Желание поспеть за старшими, дух соревнования возникали постоянно — в лесу, в поле, в игре. Причем именно последняя выполняла самую важную функцию в совершенствовании детей, в подготовке их к взрослой жизни.

Например, словесные игры. «Молчанка» учила терпению, «голосянка» развивала голос, «курилка» требовала умения быстро говорить, «барыня» воспитывала внимание, «сечки» -— чувство ритма. Игра не может существовать без трех компонентов (однако это забывается и единый комплекс игры часто разрушают взрослые воспитатели): жребия (в виде считалки или жеребьевки), собственно игры и наказания (символического или конкретного). Каждый такой момент подчеркивает справедливость результатов. Специфика игры в отличие от спорта заключается в значительно большей равноправности участников. Очень редкие народные игры не позволяют слабому победить сильного за счет других качеств: ловкости, меткости, хитрости, удачливости. В игре, даже подвижной, с метательными орудиями формировались элементы детского права — прежде всего, справедливость разрешения спора путем жребия. Надо вспомнить, что в спорах и у взрослых решал дело жребий — выбор рекрута или право первого выстрела на дуэли.

Жребий выходил за рамки игры и распространялся на всю детскую жизнь — кто первым пойдет в страшное место, отправится искать убежавшую в ночном лошадь и пр. Жребий всегда исключал обиду.

Участие в игре, естественно, предполагало возможность как победы, так и проигрыша. Умение проигрывать, пережить проигрыш давалось не сразу, но в конечном счете оно формировало стойкость характера. Во взрослой жизни крестьяне продолжали следовать этому принципу: бился об заклад — дай обещанное, обещал — выполни.

В процессе игры могла возникнуть ссора. Если не сумели кончить дело миром, могла начаться потасовка. Но как бы ни были озлоблены ребята, никто не смел нарушить ряда заповедей: драться только до первой крови (если раньше не разнимут), не бить лежачего, не бить ногами и ниже пояса, двое одного не бьют. Если кто-то (возможно, от отчаяния) выходил за эти рамки, брал в руки камень, палку, кусался, то рисковал получить прозвище «бешеный» (совр. «психованный»). В следующий раз с ним остерегались играть, к тому же прозвище могло привязаться на многие годы, ребенку же грозило исключение из своеобразной детской общины, а это считалось очень серьезной карой.

Кстати, был и есть легкий и весьма популярный выход из ссоры — «мирилка» («Мирись, мирись и больше не дерись...») — тоже элемент права.

Конечно, детское право формировалось не только игрой, игра скорее всего лишь закрепляла его, доказывая устойчивость нравственных норм и правил поведения.

У взрослых регулятором права служит традиция, закон. Дети тоже закрепляли правовые отношения особым способом.

«Правовая речь» в быту и в игре отличалась от обыденной. Силу дока­зательности и непреложности ей придавала поэтическая структура текста и наличие магических слов. Если в игре водящий бегал только за одним, то следовало: «За одним не гонка — поймаешь | поросенка!»; если не ходишь «по городу» и таким образом не даешь развернуться игре, говорят: «На месте кашу не варить, а по городу ходить».

Игры символические, подвижные, с предметами помогали развитию физической силы и психологических качеств, выработке таких свойств, как быстрота реакции, сообразительность, выносливость, внимание, память, смелость. Эмоциональный тонус игры способствовал здоровому отдыху. Дети в игре расставляли жизненные акценты, знали, что в споре надо идти к старосте, в горе — к родным и надо стойко стоять за свою родню. Разумеется, нельзя утверждать, что оказавшись, скажем, в роли наседки в игре «Коршун», ребенок раз и навсегда понимал значение защиты семьи. Но ведь подобные импульсы он получал постоянно — через колыбельную песню, рассказы взрослых, пример старших братьев; он видел отношение животных к своему потомству. Многократное повторение в жизни игровых ситуаций, а в игре — жизненных не могло не заложить определенных моральных устоев.

Традиционная культура заботилась не только о физическом и нравственном развитии детей. Она удовлетворяла и познавательные потребности в основном через общение с природой. Познание начиналось с той весны, когда ребенок впервые вышел с друзьями в лес собирать свежие ростки хвои, хвощи (пестыши), болотные луковицы — дети сами удовлетворяли витаминный голод после зимы. Естественным порядком сызмальства и интересно шло знакомство с певчими обитателями леса. Современные исследователи показали, что городской ребенок знает голоса пяти-шести птиц, включая ворону, утку, петуха. Ребенок в прежней деревне различал голоса десятков птиц. Срабатывала зрительная и слуховая память, к тому же великолепно использовались звуковые эквиваленты, выраженные или обыкновенными, или заумными словами: если слышится «бросай сани...», значит, поет малиновка, «под поветь...» — перепелка и т. п.

Методика обучения азбуке Морзе основана на принципе детских приговорок.

Дети дразнили не только птиц и животных, они дразнили и самих себя. Современная дразнилка держится в основном на памяти, традиционная же — и на импровизации. Важно было не столько начать дразниться, сколько отдразниться. Возникали целые цепочки в десяток дразнилок, и если первые — четкие четве­ростишия, известные всем, употреблявшиеся еще отцами и дедами, то последние – «придумки на ходу», поэтому часто двустишия нерифмованны. Выполняя функцию раз вития остроумия и быстроты реакц ии, дразнилка стояла на страже воспитания. Нельзя было прослыть воришкой, неряхой, хвастуном, толстяком — от дразнилок не отобьешься. Рядом с дразнилками существовали «заманки» и «поддевки» — словесные диалоги, из которых ребенок должен суметь выйти с честью. Уговаривались, что после каждой фразы одного из ребят (зачинщика) второй будет говорить «И я». Отвечающий должен быть предельно внимательным, чтобы вместо «И я» сказать «И ты» в ответ на коварную фразу «Свиньи станут есть».

Дети постоянно тренируют приобретенные навыки, повторяют свои знания. Усложняют игры (в бабки, например, битку кидают вслепую). Осваивают перевертыши, когда говорят одно, а думают другое: «Я увидал — на санях дорога, выхватил из оглобель сани...» и пр. Усовершенствование языка, дикции шло и через скороговорки, детские тайные языки, заумные считалки. Детский фольклор как бы заменял школьное обучение. Сама среда являлась школой. Соберутся дети где-нибудь на берегу реки и ненароком запоют:

Аз, буки, башки.

Веди — таракашки,

Глаголь — кочерыжка...

Такой акростих на второе-третье исполнение запоминается — и специально учить алфавит не надо. Или пропоют про дни недели:

В понедельник — на могильник,

Во вторник — на кокорник,

В среду — на переды,

В четверг — на коты,

В пятницу — на мельницу,

В субботу — на работу,

В воскресенье — на веселье.

Недельный календарь уже запомнился.

В настоящее время утвердилось отрицательное отношение к педагогическим возможностям детской среды. Следует отметить, что и прежняя педагогика недооценивала ее. Однако значение детской среды как фактора традиционного воспитания было огромно и в современную дошкольную и школьную практику требуется включить хотя бы элементарные ее частицы.

Дата добавления: 2015-05-09