Дети в системе традиционной культуры

Та система воспитания, которую выработала для себя крестьянская среда, создавала оптимальные условия для передачи не только трудовых навыков, знаний о природе и человеке, но и для овладения всем культурным наследием.

Все проявления народной культуры возникали, реализовывались в атмосфере общего знания и умения, в среде равноправных участников, будь они исполнителями или воспринимающей зрительской массой.

Как невозможно было нормальному крестьянину не знать особенностей выращиваемых культур (сроки и приемы посадки, предпочтительная почва и погода для сева, уход за зерновыми и за огородом), способов обработки и сохранения урожая, различных продуктов питания, требований по уходу за скотом и домашней птицей, не знать примет и капризов погоды своей местности; не различать пород деревьев, трав и цветов, направления ветра и прочего, точно так же нельзя, оказывалось, не знать песен и бытующих танцев (не петь, не плясать — можно было, хотя в возрасте женихов—невест и это считалось обязательным), не разбираться во всех тонкостях и деталях свадебного и похоронного обрядов, не принимать участия в календарных или общинных праздниках.

Обучение и приобщение ко всему комплексу традиционной культуры начиналось с раннего детства в семье и продолжалось долгие годы. Овладение жанрами фольклора, знаниями обрядов и ритуалов происходило по-разному. Обычно никто не миновал этапа пассивного обучения, когда дети, подростки просто слушали, смотрели (если, конечно, допускались к обрядовым действам, что было далеко не всегда и требовало, по меньшей мере, достижения определенного возраста). Закономерно возникало и желание приобщиться. Попробовать свои силы — тогда дети начинали подпевать старшим, пытались сами изготовлять простейшие музыкальные инструменты (дудочки, свистульки), брали в руки балалайку или гармонь, подражали танцующим, устраивали собственные хороводы, включались в игры. Существовало и целенаправленное обучение: например, игры, песни, ганцы разучивались на посиделках, где девочки и девушки постарше передавали свои знания младшим сестренкам и соседкам, впервые переступившим порог посиделочной избы. Известно, что в некоторых местах, преимущественно на Севере, девушки специально учились причитывать, перенимая это искусство от мастериц-воплениц и пробуя свои силы где-нибудь в бане, за деревней.

Традиционное поэтическое творчество входило в жизнь ребенка очень рано, когда он сам еще не мог произнести ни одного слова. Это колыбельные, пестушки, потешки. Постепенно круг жанров расширялся, ребенок знакомился и овладевал детским фольклором, а также произведениями, бытовавшими преимущественно во взрослой среде.

Игра занимала, да и сейчас занимает очень большое место в жизни детского коллектива. В играх дети воспроизводили многое из того, что их окружало, подражали тому, что видели и к чему тянулись — ходили «в гости», пекли хлеб и доили коров, пасли стадо, изображали семейные отношения, разыгрывали свадьбу, пололи лен, «превращались» в волка и гусей, в коршуна и цыплят, в плетень, зайца и капусту, в сторожа и пчел и т. п. Помимо познавательной и обучающей функций, помимо огромной роли в физическом развитии ребенка игра выполняет еще одну, чрезвычайно важную задачу. Она содействует адаптации и социализации ребенка, приучает его к нормам и способам общения.

Установлено, что игровая деятельность является ведущей в жизни детей трех-восьми лет, а отношения со сверстниками — главное, что осваивает ребенок на этом этапе своего социального развития. Именно теперь, в период осваивания на собственном опыте навыков общения, способов выхода из конфликтных ситуаций, умения выбрать нужный тип поведения, дети активно пользуются считалками, дразнилками, отговорками, словесными играми, удовлетворяя, с одной стороны, потребность в общении, в эмоциональном контакте, а с другой стороны, способствуя утверждению чувства причастности к коллективу, к совместной деятельности, что характерно для крестьянской среды.

Детская этика включала довольно сложную и разработанную систему правил общения с младенцами, ровесниками, взрослыми, стариками, родными, соседями, чужими людьми. За соблюдением этих правил строго следили родители и вообще все взрослые члены крестьянской общины.

Возрастной принцип определял тип поведения даже внутри группы одного пола; это легко проследить на молодежных компаниях, где многое определялось проблемой замужества, обзаведения семьей.

Например, на посиделках, вечерках, в хороводах, игрищах, совместном труде (сенокос, жатва, вывоз навоза на поля) всегда предпочтение отдавалось старшей сестре, которая одевалась в лучшее платье, выходила наряженная встречать гостей, в то время как младшей запрещалось появляться на глаза пришедшим (особенно если разница в возрасте была невелика, а младшая сестра оказывалась привлекательней). Младшим не полагалось разговаривать в хороводе, девочкам — шутить с парнями.

Повсеместно подростки, которые допускались к участию в хороводах и играх старшей молодежи, поначалу бывали только зрителями, им полагалось рано (с сумерками) уходить домой. Таким образом, новички не составляли конкуренцию полноправным участникам молодежных увеселений и в то же время прохо­дили курс обучения, и когда наступала их пора играть роль хозяев и заводил, они оказывались во всеоружии знаний и умений.

Характерной чертой земледельческой культуры является выполнение каждой возрастной категорией особых, своих обязанностей в хозяйственно-бытовой, обрядовой и духовной сфере жизни. Участие детей предусматривалось не просто с точки зрения необходимости их постепенного обучения, передачи опыта и коллективной памяти, оно было мировоззренчески оправдано, наделено глубоким смыслом.

Наиболее ярко это выразилась в народном календаре, в его праздничной и обрядовой сторонах.

Обязательным едва ли не повсюду у славян было участие детей в святочной и новогодней обрядности. Так, на рождество мальчики и девочки утром обходили все дома деревни или села, исполняя колядки, поздравляли хозяев с праздником и сулили им благополучие в семье и хозяйстве. К этим детским обходам относились очень серьезно, их ждали, к ним готовились. Специально для детей пекли печенье в форме плуга или в виде домашних животных, чем подчеркивался и утверждался магический смысл детских поздравлений. Интересно, что взрослые колядовщики этот обычай практически не выполняли уже с середины XIX века, т.е. то, что в исполнении взрослых воспринима­лось как игра, забава, традиционное увеселение, в исполнении детей по-прежнему сохраняло древнее содержание и назначение.

Именно ребятишки во многих местах ходили с вертепом, разыгрывая рождественскую кукольную драму о появлении на свет Иисуса Христа, поклонении ему пастухов, волхвов, об избиении младенцев по приказу жестокого царя Ирода и о судьбе самого Ирода, за которым являлась Смерть и вместе с чертом уносила его за все грехи в ад. Если разыгрывали представление взрослые, то дети либо пели сопровождающие спектакль стихи, либо являлись непременными зрителями: считалось, что дети должны обязательно присутствовать на представлении вертепа, и для маленьких зрителей это оказывалось одним из самых ярких и желанных событий двух святочных недель.

В канун Нового года в Псковской губернии разыгрывалась такая сценка: перед полночью один из парней или молодых мужиков наряжался стариком, другой — обычно мальчишка — надевал красную рубашку и белую шапку. «Старик» — уходящий год садился на стул посреди избы. В полночь в избу радостно вбегал мальчик — Новый год, сталкивал со стула своего предшественника и садился на его место. Старый год при общих криках, насмешках, погоняемый веником, выталкивался вон из избы. Все поздравляли друг друга с Новым годом и желали здоровья и добра. Дети, приплясывая, выкрикивали:

Новый год пришел.

Старый угнал.

Себя показал!

Ходи, народ,

Солнышко встречать.

Мороз прогонять!

Первый день нового года знаменовался нередко приходом в дома детей-«сеятелей», которые бросали горсть зерна в красный угол под иконы и громко приговаривали:

Сею-вею, посеваю,

С Новым годом поздравляю!

На Новый год, на ново счастье

Уродись, пшеничка,

Горох, чечевичка!

На поле — копнами.

На столе — пирогами.

Детей-засевалыциков всегда угощали, стараясь дать что-нибудь повкуснее, одарить сладостями, орехами.

Вторая половина святок (от Нового года до Крещения, гак называемые «страшные вечера») интересна еще одной традицией. Эти дни в народном представлении связаны с наивысшей активностью нечистой силы, рождающейся вместе с Новым годом и олицетворяющей хаос, который предстоит преодолеть, т.е., победив темные силы, навести порядок и вступить в нормальную, обыденную жизнь (что и происходит в Крещение, когда ставится точка в языческом буйстве двухнедельных зимних праздников). Молодежь и дети лет с восьми выполняют важную обрядовую миссию, приняв на себя роль нечистой силы и одновременно ее укротителей.

Подростково-молодежные компании внешне уподобляются нечисти. Они с криком, шумом, в масках и вывороченных шубах, стуча в заслонки, чугунки, доски, взяв в качестве вооружения кочергу и помело, проносятся по деревне, позволяя себе те дей­ствия, которые в иное время абсолютно недопустимы. По материалам 19-го века мы знаем о далеко не безобидных шалостях и безобразиях, узаконенных традицией. Из наиболее «популярных» назовем опрокидывание поленниц дров, закидывание саней на крыши сараев, закладывание ворот, воровство, забивание труб (отчего избы наполнялись дымом), порчу вещей, какие владельцы не успевали спрятать или укрыть в доме, и пр.

Выполнив то, что, по их мнению, и должна делать нечисть, молодежь убегала за деревню, «уводя» за собой и изображаемую темную силу, тем самым избавляясь от нее до следующего января или до летних купальских дней.

Допуская и даже благословляя подобное поведение, народная традиция учитывала не только сугубо магическую сторону. Интуитивно взрослые понимали, что таким образом достигался необходимый в этом возрасте выплеск эмоциональной и физической энергии; проявлялись агрессивные наклонности, свойственные человеку вообще и особенно ощутимые в подростковый период (реализованные в форме игры, они практически сводили на нет потребность в серьезной агрессии).

Кроме того, снятие запретов в поведении, выход за рамки обычно недозволенного (но разрешенного сейчас) давали возможность преодолеть возрастное и социальное «несовершенство», отринуть на время подчиненность (младшего старшему), всегда вызывающую в подростке внутренний протест, наконец, ощутить собственную силу, решимость, полную свободу, т. е. взрослость (как ее понимают дети). Без всего этого не может быть полноценного (физического, духовного, психического) развития личности, что не учитывается современной педагогикой и не предусмотрено сегодняшним образом жизни.

Значительная роль отводилась детям и подросткам и во время масленицы. Им выпадала честь встречать и приветствовать «честную, широкую, веселую боярыню Масленицу».

Во Владимирской губернии ребятишки незадолго до масленицы бегали по деревне и собирали старые лапти. В воскресенье накануне праздничной недели они встречали всех, кто возвращался с покупками из города или с базара, с вопросом: «Везешь ли Масленицу?» Отвечавший «Да» должен был угостить детей баранками, пряниками, калачами. Того, кто отвечал «Нет», били или забрасывали лаптями.

Детские компании в первый день масленицы с утра обходили дворы односельчан, поздравляли с праздником, побуждали хозяек заняться прямым масленичным делом — печением блинов. В ответ на поздравление ребята требовали угощения:

Ах ты, Домнушка,

Красно солнышко!

Вставай с печи.

Гляди в печь —

Не пора ли блины печь?

Подайте широкой Масленице!

С обеда этого дня дети открывали масленичное катание с гор. Катались ребятишки с азартом прежде всего потому, что получали от этого огромное удовольствие, но еще и оттого, что существовала примета: кто дальше прокатится, у того в семье лен уродится длиннее. Мальчики и старались помочь расти своему льну.

На протяжении долгого времени непременной составной частью масленичного веселья были кулачные бои, а в Сибири — знаменитое взятие снежного городка. И то и другое обычно устраивалось в четверг. По правилам открывали «кулачки» мальчики лет восьми, затем вступали подростки (дети в этот момент уходили), их сменяли парни, чуть позже присоединялись взрослые мужики, завершали же борьбу старики. На кулачные бои собиралась вся деревни, женщины приходили наряженные. Это была демонстрация мужской силы деревни, смотр нынешнего поколения мальчишек и подростков — будущих пахарей, сеятелей, мужей. Каждая семья болела за своих кулачников, особенно за того мальчишку, который впервые участвовал в этой игре; девушки оценивали женихов за их удаль, сноровку, силу. То же происходило и при взятии снежного городка, где штурм начинался детьми, они же и завершали игру — доламывали крепость.

Для каждого участника важным было собственное поведение, сила, ловкость, но, пожалуй, не менее значимым было ощущение своей причастности семье, родне, улице. Последнее, кстати, во многом регулировало поведение на деревенском кулачном «поле брани» — нарушение правил, употребление недозволенных приемов могло навлечь позор на всю родню или команду. Честно выигранный бой делал героем и самого победителя, и его близких.

Последний масленичный обход дворов дети совершали в прощеное воскресенье: они собирали хворост, дрова, старые бочки и прочий горючий материал для большого финального масленичного костра. Подбрасывая солому в огонь, дети в шутку и всерьез повторяли: «Масленица, прощай! А на тот год опять приезжай!»

За масленицей следовал семинедельный великий пост.

По стародавней традиции специально отмечалась середина великого поста — среда четвертой, «средокрестной» недели. Крестьяне в это время пекли особое печенье в виде крестов. В среду ребятишки ходили по деревне поздравлять всех с окончанием первой половины самого большого поста, они выкрикивали быв­шие когда-то магическими тексты и получали за это угощение — те же «кресты»:

Половина говенья переломилася,

А другая под овраг покатилася.

Подавайте «крест», подавайте другой,

Обмывайте водой!

Видимо, изначально у сельских детей-подростков было такое важное действо, как призыв птиц и закликание весны. Происходило это чаще всего 9 (22) марта — на «Сороки» или 25 марта (7 апреля) — в Благовещение. Крестьяне верили, что в эти дни с юга прилетают птицы, которые на своих крыльях приносят весну и тепло. Поэтому на Сороки или в Благовещение каждая хозяйка пекла «жаворонков», обязательно с распростертыми крылышками и с глазками-изюминками или угольками.

Выпечных птичек раздавали детям, и те с криком и звонким смехом бежали на улицу, насаживали «жаворонков» на длинные шесты, на палки плетня и хором скандировали:

Жаворонки, прилетите,

Студену зиму унесите,

Теплу весну принесите:

Зима нам надоела,

Весь хлеб у нас поела!

Во многих местах рано утром на Сороки мальчики босые выбегали во двор и старались перебросить через кровлю 40 щепочек— для сорока птиц, чтобы прилетали и гнезда начинали вить.

4 апреля (по ст. ст.) в день Иосифа-песнопевца дети отправлялись за деревню встречать журавлей. Удавалось или нет именно в это время увидеть возвращающихся из теплых краев птиц, дети все равно звали журавлей, подражая их голосам:

Курлы, курлы, курлы!

Летят журавли!

23 апреля (6 мая) в русских селениях отмечался один из самых больших годовых праздников — Егорий весенний. К этому дню едва ли не по всей Руси приурочен был первый выгон скота, который обставлялся очень торжественно, сопровождался массой обрядов, приговоров, магических действ, песен.

В сложном и насыщенном обряде детям отводилась своя почетная и очень важная миссия. Вновь, как и в другие большие праздники, мальчики и девочки, собравшись вместе человек по десять, обходили с приговорами все дома.

Мы вокруг ноля ходили,

Мы Егорья окликали,

Мы Макарья величали.

Егорий ты наш храбрый,

Макарий преподобный!

Ты спаси нашу скотину

В ноле и за полем,

В лесу и за лесом,

Под светлым месяцем,

Под красным солнышком

От волка хищного,

От медведя лютого,

От зверя лукавого.

После обхода с таким приговором тамбовские ребятишки шли в поле и оставляли там сделанные из прутиков маленькие кресты, здесь же они съедали часть заработанных окликанием яств.

В костромских деревнях дети, проговорив перед каждым домом длинное егорьевское окликанье, требовали себе яйца:

...Хозяюшка, добрися,

Хозяин, не скупися,

Богу на свечку,

Ребятам по яичку.

Если окликальщикам выносили гостинцы, они продолжали:

Дай вам бог,

Надели,

Христос,

Двести коров,

Полтораста быков,

Семьдесят телушек,

Лысеньких,

Криволысеньких!

Они в поле-то идут —

Все помыкивают,

Они из поля идут —

Все поигрывают.

Кто не даст яйца

Всю скотинку со двора

Под медведюшка!

В традиционном детском календаре отмечен и день 25 апреля (8 мая), который в народе связан с именем святого Марка-«ключника», как его называют крестьяне, ибо считают, что святой этот владеет ключами от дождей. Понятны и обычные в этот день просьбы о ниспослании дождя, столь необходимого в конце апреля — начале мая. И делают это опять же дети, для них подобные «заклички» не утратили серьезности, хотя одновременно носят и ярко выраженный игровой характер:

Дождик, пуще припусти.

На пшеницу, на гречи.

На горох, на ячмень —

Поливай весь долгий день!

А на просо и на рожь

Поливай, сколько хошь!

Соответственно, в разгар сенокоса, когда затянувшиеся дожди грозят погубить урожай трав, не дают возможности просохнуть выкошенной траве, дети обращаются к дождю с просьбой повременить, а к солнышку — показаться, подсушить землю и сено:

Дождик, дождик, перестань,

Я поеду в Иордань,

Богу молиться,

Христу поклониться,

Я у бога ойрота,

Запирала ворота

Ключиком-замочком,

Шелковым платочком.

Приведенными примерами не ограничивается участие детей в календарных обрядах и праздниках. Нам же сейчас важно указать на тот факт, что детям отведено в традиционной культуре, и в частности в такой ее значимой области, как календарная обрядность, свое, очень существенное место.

Действиям детей придавалось большое обрядово-хозяйственное значение, которое основывалось на традиционном земледельческом мировоззрении. Детские и подростковые группы, выполняя свои общественно-обрядовые функции, наделялись особыми правами, поскольку все, что изображалось, произносилось детьми (например, в момент обрядового обхода домов), считалось очень значимым. До недавнего времени в русских деревнях верили в силу детских благопожеланий и боялись угроз, произнесенных детьми при исполнении обрядов.

Усилиями ученых и собирателей доказано, что русский аграрный материал во многом очень архаичен и отражает древние формы и исконное земледельческое мировоззрение. Стало быть, и использование детских коллективов в системе традиционной, обрядовой культуры теснейшим образом связано с древними пред­ставлениями земледельца. Славяне, как и многие иные народы, отождествляли суточный цикл с годовым и с человеческим, выделяя начало и конец, соотносимые с рождением и смертью, и далее — с рассветом, новым годом и детством, на одном полюсе и с ночью, декабрьским солнцестоянием и старостью, на другом. Понятно, что по той же логике весна соотносилась с утром и юностью, лето с днем и зрелым возрастом человека и т. д.

Отсюда легко расшифровать и смысл участия детей в новогодней обрядности, связь их с первыми днями и началом праздников. Не случайно дети выполняли функции зачинщиков, начинальщиков, зазывальщиков в таких важных трудовых акциях, обрядах или периодах, как свадьба, святки, масленица, встреча весны, первый выгон скота, помочи при жатве, сенокосе и пр.

Христианство добавило к этому и представление о младенчестве, детстве как о наиболее чистом, безгрешном возрасте, что дало дополнительное основание для включения детей в рождественский цикл обрядов и веру в действенность их молитв, обра­щений к солнцу, дождю, морозу, птицам, весне и т. п.

В народном календаре существовали дни, специально посвященные детям, причем это были дни, не связанные с земледелием. В основе их — забота о подрастающем поколении, о его здоровье, характере, уме. Например, 8 (21) января, на Емельяна-перезимника, принято было угощать кума с кумой (крестных отцов и матерей), что, по мнению крестьян, приносило здоровье детям. Вечером того же дня старики обычно рассказывали сказки, взрослые и старшие братья и сестры загадывали малышам, а потом и подросткам загадки и шуточные вопросы-задачки.

День Ефрема Сирина (28 января/10 февраля) связывался с домовым, поэтому основным занятием было ублажить, накормить домового, а также рассказать детям о домашней и дворовой нечистой силе, о том, как она выглядит, как следует себя вести и пр. Весь вечер звучат рассказы о разной «нечисти», страшные и смешные случаи встречи человека с ними, прибаутки и небылицы. Рассказы эти, фантастические, жуткие и поэтичные, содержат и огромный позитивный пласт знаний — о лесе (как в нем ориентироваться, какие деревья где лучше растут и пр.), о психологии и поведении заблудившегося человека, о характере водоемов и свойствах трав, о повадках птиц и зверей и о многом другом.

Еще со времен древней Руси 1 сентября (Семенов день) считался праздником мальчиков двух-четырех лег. Это был день стрижки и сажания на коня. Стрижка производилась обычно крестным и знаменовала важный этап в жизни ребенка, вступление его в иную возрастную категорию. Отец символически приобщал сына к хозяйству и мужскому труду, сажая его на коня и проводя под уздцы коня с ребенком по кругу двора. Такое событие отмечалось приглашением родни и соседей, обильным обедом и подарками виновнику торжества. Случалось, праздник устраивали не каждый сентябрь, а через год-два, тогда совершался обряд сразу над несколькими мальчиками, достигшими двух-пяти лет.

Наконец, особым почтением у ребят шести-семи лет, подростков и их родителей пользовался день Наума-грамотника, отмечавшийся 1 (14) декабря. На Наума отдавали детей обучаться грамоте, счету, священной истории, полагаясь на старую поговорку: «Пророк Наум наставит на ум».

Таким образом осуществлялось постепенное и поступенное приобщение ребенка к взрослым занятиям и правилам общежития, обучение подрастающего поколения всему комплексу традиционной культуры.

ЛИТЕРАТУРА

1. Балов А. Рождение и воспитание детей в Пошехонском уезде Ярославской губернии. — Этнографическое обозрение,, 1890, № 3, с. 90—1.15.
2. Белов В. И. Лад. — Архангельск: 1986.
3. Виноградов Г. С. Народная педагогика. Иркутск: 1926.
4. Волков Г. И. Этнопедагогика.—Чебоксары: 1974.
5. Даль В. И. Старик-годовик. М.: 1987. Детский быт и фольклор. — Л.: 1930.
6. Дивильковский А. М. Уход и воспитание детей у народа: Первое детство / Публ.
7. А. А. Чарушина. — Известия Архангельского Общества изучения русского Севера, 19Ц, № 18; Уход и воспитание детей у народа: Отрочество и юность. — Там же: 1917. № 5.
8. Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. — Известия Общества любителей естествознания, археологии и этнографии. Т. 30. Ч. 1.- М.: 1878, с. 203.
9. Ефименкова Б. Б. Северные байки: Колыбельные песни Вологодской и Архангельской области. — М.: 1977.
10. Капица О. И. Детский фольклор. — Л.: 1928.
11. Колпакова Н. П. (составитель). На Буяне, славном острове. — Л.: 1976; А мы просо сеяли...: Очерки об устной поэзии крестьян-земледельцев. — Л.: 1984.
12. Кон И. С. К проблеме возрастного символизма. - Советская этнография. — 1981. № 6. с. 98—106.
13. Кудрявцев В. Ф. Детские игры и песенки в Нижегородской губернии // Нижегородский сборник. — Н. Новгород: 1,871.
14. Мартынова А. Н. (составитель). Потешки, считалки, небылицы. — М.: 1989.
15. Мельников М. 11. Русский детский фольклор. — М.: 1988.
16. Можаровский А. Из жизни крестьянских детей Казанской губернии. — Казань: 1888.
17. Науменко Г. М. (составитель). Дождик, дождик, перестань!: Русское народное детское музыкальное творчество. — М.: 1988; Жаворонушки: Русские песни, сказки, считалки, потешки, дразнилки, игры. Вып. 1—5. — М.: 1977—1988.
18. Осорина М. В. О некоторых традиционных формах коммуникативного поведения детей // Этнические стереотипы поведения. — Л.: 1985. — С. 47—64.
19. Xарузина В. Н. Об участии детей в религиозно-обрядовой жизни. — Этнографическое обозрение, 1911. кн. 88 -89.

Дата добавления: 2015-05-09