Культура колониальной эпохи

Открытие Нового Света явилось началом всемирной культурно-политической и культурной экспансии Европы. Развитие мореплавания и расширение морских коммуникаций выдвинули на первые роли в мировой политике морские державы, предоставив им преимущества над континентальными, или сухопутными, странами. Среди них — Испания и Португалия. В XV в., по образному выражению Гегеля, мир для европейцев стал круглым: человечество открыло для себя земной шар. Тем самым закончилось изолированное развитие цивилизаций и культур и было положено начало длительному периоду европейского проникновения в неевропейский мир. Латинская Америка явилась первым опытом колониального захвата и владычества, сопровождавшимся покорением и истреблением аборигенных народов.

Европейские мореплаватели не только неизмеримо расширили свой географический горизонт. На новые земли они несли с собой свои ценности, традиции, обычаи, орудия и образ жизни. Вопреки логике, когда, казалось бы, после открытий Колумба и Васко да Гамы Запад должен был предстать лишь одним из регионов обширной ойкумены, возникает европоцентристский мир. Отныне именно Запад разрабатывает, осуществляет и диктует магистральные направления, пути и средства мирового развития, вовлекая в свою орбиту все новые регионы, страны и народы. По сути, Конкиста, евангелизация, последовавшая затем колонизация Америки, были сменой знаков культуры, т. е. культурно-цивилизационным травестированием автохтонного индейского мира.

Превращение Латинской Америки в объект колониальной экспансии означало начало нового этапа в истории ее общественной жизни и культуры. Высшую власть в колониях осуществляли вице-короли и генерал-капитаны. Вице-короли в своих действиях были подотчетны лишь королевскому правительству и совету по делам Индий в Мадриде. Понятно, что население этого огромного региона не могло быть однородным. К 1825 г., по подсчетам немецкого исследователя — путешественника А. Гумбольдта, население Латинской Америки составляло примерно 16 млн человек, из которых 19% были белые, 45 — индейцы, 4 — черные и 32% — различные полукровки. По социально-этническому принципу выстраивалась своеобразная пирамида. На первом месте был белый, рожденный в Испании, на втором — белый, рожденный в Америке, или креол, далее шли метисы — дети белых и индейцев, далее — мулаты — дети белых и черных, затем дети черных и индейцев, индейцы и черные в той же последовательности.

Таким образом, в Латинской Америке проживало население, происходившее от смешения индейских аборигенов, белых, эмигрировавших из Европы начиная с XV в., и черных, силой вывезенных из Африки и обращенных в рабство. В результате здесь не сложилось наций в тради-

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] || http://yanko.lib.ru

ционном европейском смысле слова, но произошла самая грандиозная в планетарном масштабе метисация населения. При этом конкретные народы выступали как бы формой проявления единого супернационального единства — латиноамериканской «расы», «народа континента», «нового смешанного маленького рода человеческого» (Боливар). Это не был народ в европейском смысле слова, как веками складывающаяся во взаимодействии с природной средой психофизическая индивидуальность с собственным строем языка и претворенным в формах жизни мироотношением. Такой народ здесь просто не имел возможности сложиться как в силу краткости исторического периода, едва достаточного для формирования государственности и этнотипа, так и в силу отсутствия такого важнейшего са­моидентификационного инструмента, как собственный язык.

Экономическая жизнь Латинской Америки этого периода полностью определялась интересами монополий, рассматривавших колонии лишь как источник драгоценных металлов и продуктов плантационного хозяйства. Это хозяйство, основанное на труде негров — рабов, завезенных после истребления коренного населения, было ориентировано на мировой рынок и составляло экономическую основу ряда государств. В других практиковалась феодально-крепостническая эксплуатация населения, которое прикреплялось к поместьям или редукциям (владениям церкви) якобы для приобщения к плодам европейской цивилизации и христианским добродетелям.

Для духовной жизни латиноамериканских стран религиозный фактор имел огромное значение, оказывая решающее влияние на механизмы формирования философско-миро­воззренческих форм культуры. При этом сам испанский католицизм должен был адаптироваться к реалиям Латинской Америки, претерпев известную трансформацию. Католическая религия, настаивающая на том, что этнические различия малозначимы перед единством веры, способствовала интеграции этносов, сплаву культурно-цивилизационных факторов.

Так, в Мексике католицизм настолько неразрывно слился с местными религиозными верованиями, что подчас невозможно отделить языческих богов от христианских святых, а ритуалы доколумбовой эпохи — от католических обрядов. Достаточно вспомнить в этой связи такие факты, как возникновение и широкое распространение культа Девы Гваделупской, огромную популярность многочисленных святых, особенно местных, в «народном ка­толицизме». Очевидно, что кроме генетической связи с центральными женскими божествами мифологической эры особую роль сыграл и характер образа Богородицы — всепрощающей, милосердной матери. Что же касается святых, то большое значение для облегчения восприятия этих персонажей христианской традиции имело то обстоятельство, что практически все они были тесно связаны с практическими потребностями людей, соблюдая своеобразное «разделение труда». Так, Святой Петр покровительствовал рыбакам, Святой Валентин — влюбленным, Святой Лука — художникам, и т. д. Значительно сложнее обстояло дело с восприятием индейцами образа самого Христа и особенно догмата о Святой Троице. Представления о Боге, едином в трех лицах, которые одновременно неслиянны и нераздельны, были малопонятны народам с неразвитым абстрактным мышлением.

Следует обратить внимание и на некоторые особенности религиозной жизни аборигенного населения Нового Света. Существовали ли в ней моменты, облегчавшие восприятие христианства? По-видимому, существовали. В первую очередь бросается в глаза то, что символ креста — встречается в обеих культурах и выполняет сходную функциональную роль. И у европейцев, и у индейцев крест обозначал сакральный центр мира, его ось, доминанту, организующую всю пространственно-временную структуру мироздания. Прослеживается несомненная линия исторической преемственности и между мифологическими образами Богини-Матери, Матери-Земли и Богоматерью в христианстве. Конечно, связь здесь скорее косвенная, чем прямая. Ведь Дева Мария не есть олицетворение при-

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || [email protected] || http://yanko.lib.ru

роды как таковой, но некий прообраз природы, преображенной Святым Духом. Хорошо известно также, какое значение имел культ Солнца в религиозных системах доколумбовой Америки. Но следы солярного культа сохранились и в христианстве. Вспомним такие характерные явления, как ориентация храмов и молящихся на восток, празднование большинством христиан, в том числе католиками, Рождества Христова в день зимнего солнцестояния, 25 декабря, старинные обряды поклонения солнцу у славянских народов, связанные с празднованием Иванова дня и летним солнцестоянием. Разумеется, в новой религии спасения элементы древних солярных ритуалов приобрели совершенно иное символическое значение. И тем не менее параллели между следами обрядов поклонения Солнцу в европейской христианской традиции и солнцепоклонничеством доколумбовых культур вполне допустимы.

Таким образом, католицизм в Латинской Америке не заменил религий аборигенных народов, а синтезировал их и тем самым как бы обрел новую специфическую форму в своей всемирно-исторической эволюции.

Сходные явления наблюдаются в сфере искусства. Здесь процесс стилеобразования на протяжении пяти веков постоянно определялся и осложнялся сменявшимися влияниями. В колониальную эпоху это были европейские, преимущественно испано-португальские влияния, а в неоколониальной период — доминирование художественных и архитектурных достижений США. Преломление этих воздействий сквозь призму латиноамериканских реалий принимало подчас весьма причудливые формы.

В начальный период колониальной экспансии искусство практически не выходит за рамки прямых подражаний метрополии, огрубляя, приспосабливая его образцы к местным условиям. Но в то время как планировка городов, типы жилых и административных зданий, католических храмов и монастырей по структуре и виду были изначально европейскими и преимущественно пиренейскими, в сельской местности на протяжении веков сохранялись в

неизменном виде индейские хижины, поселки, убогие жилища рабов, крестьянские дома. Что же касается подлинного прорыва местных форм в искусство, то он происходит позже: в Мексике во второй половине XVII в., а в Перу — в начале XVIII. Этот расцвет региональных форм был связан с барокко.

Существует целый ряд памятников, которые с полным основанием могут быть названы барочными. Это бразильская архитектура XVII—XVIII вв., архитектура Куско и Лимы, кафедральный собор в Гаване. Но наиболее сильная и оригинальная группа памятников — это перуанское барокко. С ним и подобными ему местными формами часто связывают определения «метисного», «колониального» барокко, поскольку этот стиль органически включает в себя мотивы индейского творчества. Резное убранство церковных фасадов, яркие изразцы, многоцветная лепка были присущи, например, мексиканскому ультрабарокко. В знаменитых скульптурных композициях Гватемалы и Эквадора барочная экзальтация святых сочеталась с индейской экспрессией. Живопись в основном ограничивалась библейской тематикой. Архитектура и строительство строго регламентировались «законами Индий», воплощавшими ренессансную утопию «идеального города»в феодально-монархической ее интерпретации: центральная площадь с кафедральным собором, прямоугольная сетка улиц, одинаковость кварталов, номенклатуры зданий и т. д.

Дата добавления: 2015-05-09