Творчества как область народной культуры 4 страница

- другим. Внутри каждой сотни они практически идентичны. Но на прилавок выставляются по одной от каждого сюжета, и тогда они выглядят и подаются как «уникальные». И действительно, покупатель, если он не коллекционер и не знаток, становится обладателем одной - двух разных шкатулок, служащих для украшения интерьера, введения в него чего-то без сомнения «рукотворного». В этом их качестве оказывается совершенно неважным и незначительным тот факт, что где-то есть еще 99 таких же изделий.

Возвращаясь к теме мотивационного взаимопонимания в среде авторов и зрителей промежуточной культуры, можем теперь сказать, что оба участника контакта на самом деле не претендуют на решение задач, свойственных элитарной культуре: уникальность изделия, создание художником собственного языка и образной системы, внесение инноваций в культуру и искусство. Цель произведения промежуточной культуры

- как бы представление, репрезентация актуальных в данной среде эстетических стереотипов. Эта цель очевидна для обеих взаимодействующих сторон, хотя и вряд ли осознана. Поэто-

му и художник, и зритель спокойно относятся к применению шаблонов, тиражированию приемов, сюжетов и целых работ, к заимствованию, прямому и косвенному цитированию, копированию. Ведь все это - способы отсылки к нормативному культурному образцу, эстетическому стереотипу. А это как раз и требуется от произведения промежуточной культуры.

Но почему же тогда не обойтись типографскими репродукциями или промышленно изготовленными изделиями? Зачем от произведения требуется та демонстративная «рукот-ворность», о которой мы говорили выше?

С одной стороны, произведения промежуточной культуры, как мы уже говорили, призваны исполнять роль «высокого» искусства в быту, показывать приобщенность или хотя бы знакомство их обладателя с «элитарной» культурой. Предметы же промышленного производства прежде всего утилитарны, а в качестве знаков говорят только о достатке и в меньшей мере о вкусах их обладателя. Ни к каким другим культурным пластам они не отсылают.

Но есть и еще одна, более глубокая причина. Мы уже показывали, что промежуточная культура способна воспринимать от других культурных пластов не только их элементы, но и их сущностные черты. Это же свойственно и народной культуре в целом. Ориентируясь на «высокую», «элитарную» культуру, культура промежуточная восприняла и ценность индивидуальности в искусстве. Предпосылки к «престижности» уникальности есть и в самой народной культуре. Так, заказные изделия промыслов должны были превосходить качеством и роскошью декора более массовую продукцию и при этом по возможности отличаться от существующих аналогов. Однако яркая авторская индивидуальность всегда поднимает какие-то острые вопросы, связана с философией искусства и вообще требует усилий по адекватному пониманию, что отнюдь не актуально в повседневном быту. С другой стороны, еще не стереотипизиро-ванные новации, требующие специального прочтения, и прочитываться могут по-разному. Общее отношение к ним еще не выработано или неоднозначно. Другими словами, для широких масс они еще не являются культурными эталонами. Поэтому и отсылка к ним, и их репрезентация в этой среде бессмысленны.

Эти примеры позволяют нам выделить еще некоторые функции промежуточной культуры. Мы уже сказали, что она отражает и воплощает идеалы породившего ее сословия - в на-

шем случае среднего класса. Тем самым она отчасти способствует и консолидации этой группы населения. Но эта ее функция работает в рамках социальной общности. Если рассматривать функции промежуточной культуры в масштабах культуры в целом, то нужно отметить следующее. Отвечая запросам среднего класса, «третья» культура ретранслирует образцы и даже ценности и смыслы «элитарной» культуры, адаптируя их к запросам своей социальной среды. Одновременно сама промежуточная культура, представляя такие адаптированные образцы и их трансформированную символику, отличную от тех смыслов, которыми наделяет свои образы элитарная культура или аутентичный фольклор, вводит в культурный оборот новые образы. К ним охотно прибегали, например, такие художественные группировки, как «Ослиный хвост», «Бубновый валет», в литературе - А. Блок, М. Кузмин, В. Маяковский. Стилистика и сам тип сознания «представителя массы» легли в основу творчества М. Зощенко, а позднее - Л. Петрушевской, Т. Киби-рова, Д. Пригова и многих других остро современных авторов.

6.4. Промежуточная культура исмежныеобпасти культуры

Итак, промежуточная культура заполняет пробел между высоким профессиональным искусством и аутентичным фольклором, а позже и массовой культурой. Попробуем проследить, какие именно элементы этих смежных областей входят в промежуточную культуру и как они в ней преломляются.

Следует сразу по возможности развести такие два канала вхождения инновации в творчество, как инокультурные заимствования - во-первых, и естественное воспроизведение меняющегося мира - во-вторых. Разумеется, авторы, существуя и создавая свои произведения в рамках обыденной культуры, реагируют на изменения в окружающей их реальности. Так в прошлом веке в декоре городецких донец появляются дамы в платьях с пышными кринолинами. К числу героев народной песни к абстрактному солдату добавляется сначала «атаман Платов», а потом и вся иерархия армейских чинов: сержант, майор, генерал. Новая лексика проникает и в сказы. Возникает фигура Наполеона, реалии городской, обычно столичной жизни: дома в несколько этажей, быстрые экипажи и т.п.

Однако эти реалии еще не стали привычкой, частью жизни самих носителей промежуточной культуры, а потому носят

отпечаток отчасти некоего волшебства, необычности и престижности. Так, в народной песне реальные явления городской культуры теряют практический смысл, но задействуются как эпитеты: «У ней тело бумажное, косточки лебединые» Или: «Которого цвету надобно тебе, голубого или алого? Голубой-то цвет алее завсегда». В зарождающемся городском романсе непонятные слова заменяются не более понятными, но красивыми и явно господского языка: «Посмотри, над рекой Вьется мрамер морской». Очевидно, что и «бумажное тело», и «морской мрамер» подчеркивают небывалую ранее красоту воспеваемого объекта. Одновременно такие нововведения могут и вызывать усмешку своей помпезностью. Так в городецких донцах, например, вышучиваются дамы в непомерных кринолинах.

Такое же двойственное чувство вызывают сегодня приметы «новой элиты». Надрывные песни типа «Братва, не стреляйте друг в друга» или «Я куплю тебе новую жизнь» имеют успех именно потому, что, слушая их, человек как бы приобщается к ценностям нынешнего «высшего слоя». Но таким же успехом пользуется и переделка известной песни «Там, вдали, за рекой...» - «Там, вдали, за метро...», пародирующая ситуацию «крутых разборок» и в целом «блатного романса». Во вполне солидных магазинах огромным спросом пользуются подделки под мобильные телефоны. Особо дорогие модели позволяют даже имитировать входящий звонок. Так рынок откликается на жажду повысить свой социальный статус с помощью подделки. И одновременно шутливым подарком становятся забавные, подчеркнуто фиктивные гжельские и палехские имитации мобильных телефонов. Особенно заметно ироническое отношение к нынешним социальным «верхам» во множестве анекдотов о «новых русских».

Очевидно, однако, что все инновации, принятые народной культурой, не только оказывались в новом контексте, но нередко и сами перетолковывались в соответствии со вкусами и представлениями своего нового окружения. Особенно это заметно в области художественной культуры. Здесь заимствования и более активны (поскольку для своего воплощения не требуют ни денег, ни изменения образа жизни - достаточно просто увидеть образец), и отслеживаются лучше, чем изменения образа жизни, поведения, технологии жизнеобеспечения и т.п.

Так, легко заметить, что крепостные живописцы XVIII века, воспроизводя жанр и образный язык тогдашнего академического искусства, оказываются, конечно, менее умелыми и более как бы

простодушными. Прежде всего, это сказывается в более прямолинейной трактовке образа модели. В прописывании фонов и аксессуаров тонкие нюансы и сложные аналогии прочитываются и воспроизводятся крепостными мастерами как откровенные аллегории.

Отметим, что нынешние портреты, написанные в переходах или по фотографии, также психологически и символически уплощены, а технологически - стандартны. Их основная ценность - в приукрашенности модели, то есть в приведении персонажа в соответствие с господствующими вкусами, а также в самом престижном факте обладания собственным портретом.

Важно отметить, что в промежуточной культуре практически не бывает недоразумений в трактовке произведения между автором и заказчиком (покупателем). Дело в том, что работы авторов-промежуточников, так же, как крестьянских мастеров, в отличие от профессиональной культуры, создаются и функционируют примерно в одной социальной среде. Автор, в сущности, выступает как член социальной общности, способный более-менее адекватно выразить в своей работе то, чего ждет от искусства вся его социальная группа. Эта «легкочитаемость» является одним из важнейших элементов системы художественных средств промежуточной культуры. «Безличные мотивы, являющиеся проекцией в художественную сферу «житейской мудрости» и других штампов обыденного сознания, родовых понятий и эмоций социума постигаемы каждым как бы без участия сознания и воли, словно они даны ему априорно»⁹⁹.

Фольклор также не знаком с проблемой индивидуальности автора и даже вещи. Важно отметить, что эта проблема действительно было не актуальна.

Во-первых, вещь ценилась не столько новизной, сколько соответствием ожиданиям: она должны была нести все традиционные смыслы, ради которых была создана (сакральные, утилитарные, мемориальные и т.п.), и передавать их как можно полнее.

Во-вторых, индивидуальность отдельного произведения также была ценна не своей неповторимостью, а все тем же соответствиям ожиданиям. Изделие возникало в ответ на некую обычную, стереотипную потребность. Так, сарафан расшивался не по личной прихоти, а потому, что «все знали, как надлежит одеться в том или ином случае»¹⁰⁰. Именно так и складывается локальная фольклорная культура: из общих потребностей и различных вариаций их воплощений. Промежуточная культура тщательно пытается воспроизвести генерализованные черты отдельных промыслов. Но то, что она воспроизво-

дит - это и есть инвариант, который «может существовать только за счет варьирования»¹⁰¹.

В фольклорной текстологии считается, что абсолютное совпадение двух записей ставит одну из них под сомнение. (В постфольклоре ситуация мало изменилась (ср. пример с шестью вариантами песни «Маруся отравилась», гл. 5). То же касается одежды, жилища, предметов обихода и т. п. Традиционная культура не означала буквального «сходства воспроизводившихся социальных институтов, вещей, фольклорных текстов, обрядов, мелодий и т.д. Это была живая игра возможностей реализации одного и того же типа (стереотипа)»¹⁰².

В традиционной культуре новации могли вноситься случайно - и тогда не выживали, или они способствовали адаптации культурного продукта к меняющимся ожиданиям - и тогда они, пройдя слой коллективной цензуры, оставались в культуре как один из возможных вариантов решения некой общей проблемы. Что это была за проблема?

Как известно, характерная черта народной культуры -повышенная семиотичность предметов, соединение в одной вещи утилитарного и сакрального значений. В изготовлении изделия имело значение все: не только сам материал, скажем, дерево, но и его сорт, и место, где это дерево росло, и время его вырубки - утро или вечер, зима или весна. Форма изделия должна была соответствовать его утилитарным функциям -но ведь и у этих функций, скажем, столового прибора, были свои сакральные значения. Соль, хлеб, вода - все это было необыкновенно семантически насыщенно и требовало к себе уважения (подробнее об этом - см. гл. 3).

Нам здесь важно повторить приведенную исследователем цитату о том, что «вещь наряду с языком, мифом, обрядом, социальными институциями входила в общую семиотическую структуру значений, благодаря чему становились возможными «цепочки соответствий самых различных конфигураций, например: предмет утвари - часть человеческого тела - элемент ландшафта - единица социальной структуры - время года и т.д.».

Таким образом, каждая вещь, равно как и каждая песня, и каждое действие были элементом сложной универсальной системы, с помощью которой человек непротиворечиво встраивался в окружающий мир, ориентировался в нем и взаимодействовал со своим природным и социальным окружением.

В этой связи проблемы индивидуальности и автора, и вещи теряют всякую актуальность. Культура выработала свои стереотипные механизмы защиты от внешних сил, от «чужого»: обряды, ритуалы, символы. Каждая конкретная вещь была вари-

антом такого стереотипа, но принадлежала уже только владельцу и защищала только его и его близких.

Таким образом, изделие создавалось, с одной стороны, как вариант общего культурного стереотипа. А с другой стороны -как репрезентант целой категории явлений, добрых или злых. Создавая прототип «идеального» предмета, да еще столь тесно связанного символическими нитями со всеми сторонами реальной жизни, человек как бы получал возможность регулировать или хотя предвидеть возможность действий внешних сил.

Ту же проблему решает и промежуточная культура, но по-своему и в новых условиях. Изделия этого пласта культуры по-прежнему служат медиатором между человеком и его окружением. Но в этих новых условиях важность непротиворечивых связей с природным окружением сходит на нет. Напоминанием о ней служит пейзажная живопись непрофессиональных авторов. Пруды с лебедями исподволь напоминают, что природа освоена человеком и больше ничем особенным ему не грозит. Бурные ландшафты и романтические руины делают тихую гостиную еще более уютной.

Гораздо важнее - связь с социальным окружением. Поэтому произведения промежуточной культуры служат медиатором в основном в отношениях с социумом, а не с природой. Впрочем, они выполняют почти ту же роль, что и произведения традиционного фольклора: помогают встроиться в существующую социальную ткань.

Живописные и графические произведения промежуточной культуры сами по себе говорят о статусе и вкусах и владельца. Кроме того, в них отражаются его идеалы - и личные, и как члена группы. Одна из основных функций промежуточной культуры - то, что ее произведения моделируют некие принятые в данном обществе поведенческие паттерны, типы отношений.

Здесь также сохраняется такое свойство промежуточной культуры, как повышенная эмоциональная насыщенность. Конечно, столь прекрасных дам, как на рыночных картинах или в рекламе, мы на улице не увидим. Такие страсти, как в песнях «Маруся отравилась» или «Они любили друг друга с детства», в обычной жизни особо не встречаются. А дворовые песни о ковбоях и пилотах, американских «Фантомах» скучную реальную действительность просто игнорируют. Однако это не просто героизация скучного быта. В них отражаются модели поведения в экстремальных ситуациях и, соответственно, четче и определеннее, чем в обыденной жизни, проявляются нормы и ценности, принятые в данном общественном слое.

И здесь промежуточная культура функционально сближается с массовой. Исследователи неоднократно отмечали, что массовая культура воплощает массовые же идеалы и стереотипы поведения и одновременно исподволь транслирует принятые в данной национальной культуре нормы и ценности, образцы жизненных ситуаций и способов их разрешения.

В промежуточной культуре жанр выполняет особые функции, свойственные ему в культуре массовой. Это своего рода коммуникативная структура с определенным набором заведомо известных образов, смыслов и связей между ними. Выбирается именно этот способ, этот ключ инерпретации, этот нарративный стиль. Конкретная работа оказывается только частным случаем проявления и применения определенной схемы чтения. (Конечно, каждый такой стиль должен соответствовать культурной компетентности каждой конкретной группы зрителей.) Поэтому, в отличие от элитарной культуры, здесь не практикуется ситуация, когда один культурный текст предполагает множество прочтений - наоборот, множество текстов задаются одним способом прочтения. С другой стороны, однозначностью своего прочтения промежуточная культура отличается и от фольклора, но в другом аспекте, а именно - снижением символической нагрузки. Здесь уже нет той многозначности образа, о которой мы говорили выше, когда самый обиходный предмет ассоциировался с отдельными элементами всего миропорядка. Промежуточная культура не требует для себя собственной столь сложной и стройной семиотической системы.

Итак, и промежуточная, и массовая культура с удовольствием заимствуют образцы (язык, технологии, стиль и т.п.) из высокой профессиональной культуры. Как и фольклор, оба эти пласта культуры служат посредником между личностью и его окружением, но, в отличие от первого, только социальным. Поэтому в них, как и в фольклоре, индивидуальность выступает только как частный случай решения одной общей задачи: установления связей с окружением (в данном случае - обществом), трансляции его норм и ценностей.

Разница между промежуточной и массовой культурой значительна, хотя они и тяготеют друг к другу. Масштаб распространения произведений массовой культуры качественно больше, чем промежуточной. Массовая культура создается профессионалами для неискушенной публики, в промежуточной культуре автор и зритель более социально близки.

В «элитарном» искусстве или по крайней мере в отдельных позднейших его течениях индивидуальность - одно из

основных мерил ценности и даже, по существу, критерий отнесения произведения собственно к искусству. И эта, сущностная характеристика элитарного искусства, также заимствуется промежуточной культурой. В основном воспроизводится ее внешний, формальный результат - так возникают многочисленные виды нефигуративной живописи, работы «в стиле» Малевича, соц-арта и т.п. Более тонкий уровень заимствования - претензия на авторскую индивидуальность. Нередко она выражается в эпатажности, любительской претенциозности.

В полной мере авторская индивидуальность проявляется в особом пласте промежуточной культуры - наивном искусстве. Здесь мера личностного видения настолько высока, что такие работы можно рассматривать с позиций элитарного искусства. Лучшие произведения наивного искусства действительно украшают самые престижные залы наряду с работами признанных мастеров-профессионалов.

Однако наивное искусство - действительно особое явление и в рамках промежуточной, и в рамках высокой культуры. Осо-бость его - в особости, специфичности типа индивидуальности автора. Наивный художник не выращивает уникальность своего художественного языка, своей творческой личности над обыденностью, а как бы раскапывает ее под слоями повседневной жизни. Для складывания своей стилистики наивный художник не пользуется обычным инструментарием профессионалов: академические штудии, чтение специальной литературы, занятия историей искусств, беседы с коллегами и экспертами. Все это если и приходит к нему, то поздно. Произведение наивного искусства - это выплеск сильной эмоции, глубокого чувства или мощной мировоззренческой позиции, силой искренности пробившиеся сквозь напластования повседневности. Поэтому для своего адекватного прочтения наивные работы требуют от зрителя такого же обращения к архетипам, то есть специальных усилий для понимания того, что свойственно элитарному искусству.

6.5. Промежуточная культура и механизмы трансмиссии купьтурногоопыта

Промежуточная культура, не будучи ни традиционным фольклором, ни элитарным искусством, ни даже массовой культурой, редко признается специалистами-искусствоведами, но с удовольствием принимается достаточно широкими массами людей. (Это не касается такого феномена, как наивное ис-

кусство). Действительно, у произведений такого творчества есть своя публика, не только предпочитающая их образцам типологически чистых соседних областей, но нередко и принимающая их за собственно фольклор или за собственно искусство. Дело в том, что здесь художник и зритель, по сути, принадлежат к одному социокультурному слою. Поэтому их восприятие различных культурных течений и традиций, способ их вживления в современную культуру и сосуществования с ней схожи между собой, но отличаются от позиций специалистов.

Произведения, создаваемые в рамках «промежуточной» культуры и бытующие в самой широкой среде, интересны именно потому, что они отражают, иллюстрируют и объективируют нормы и ценности, не находящие своего адекватного отражения в других областях культуры и распространенные в самых широких слоях населения, к которым и относятся и его авторы, и его публика. Ведь при покупке работы важно совпадение ее с неким этическим и эстетическим идеалом, с проблематикой, актуальной для покупателя как члена публики. По сути, те же взгляды, те же принципы сосуществования различных культурных моделей проявляются и в языке, и в костюме, и в поведенческих стереотипах.

Характерное для промежуточной культуры соположение разных культурных практик и возникновение на этой весьма эклектичной базе собственной специфики ярко проявляется и в тех методах, какими авторы-промежуточники осваивают свое ремесло. Здесь, конечно, задействованы и классические формы («от мастера к ученику», в том числе и внутри семьи), а также более поздние - обучение на курсах, с помощью специальной литературы. Но на вооружение с легкостью берутся и навыки и технологии, о которых художник или мастер узнает, нередко случайно, из публикаций в прессе, телевизионных сюжетов и других средств массовой информации.

Неудивительно, что столь разные способы получения даже базовой информации имеют и своеобразное продолжение. Понятно, что многие авторы-промежуточники воспринимают образные средства и соответствующие им технологии в совокупности, как нечто цельное - этот «классический подход», столь свойственный фольклору, особенно характерен при передаче навыков непосредственно от мастера к ученику. Но весьма распространено и другое отношение к ремеслу: когда художественный результат и навыки, которые требуются для его получения, воспринимаются раздельно. При этом одни мастера ориентированы на достижение (или, по крайней мере, имитацию) художественного результата, а другие - на освое-

ние (или имитацию) технологий. Скажем, многие наивные художники начинали с того, что пытались писать акварелью по маслу или маслом - на негрунтованном холсте: главным для них было создание произведения, а для этого, на их взгляд, можно было обойтись и подручными средствами. И только явное несоответствие реального результата и задуманного побуждает такого мастера обратить внимание на необходимость овладения специальными навыками и приемами. С другой стороны, нередко сама технология становится побудительным мотивом к творчеству. Здесь могут оказаться привлекательными легкость и доступность новых навыков (таково, например, модное лет 10 назад изготовление фигурок из соленого теста: чтобы попробовать себя в творчестве, достаточно просто прослышать об этом способе, даже не видя результата).

В фольклоре, как и в профессиональном искусстве, овладение необходимыми навыками работы является не только необходимой базой художественного творчества, но и само диктует декоративные и стилевые требования к изделию, определяет ожидания результата. В фольклоре стилистика промысла и его технология воспринимаются, передаются и воспроизводятся как целокупное единство. В профессиональном искусстве автор может выбрать разные виды искусства -например, живопись или графику, разные материалы - камень, глину или дерево, в зависимости от того, какого результата он хочет добиться. Здесь выбор технологии подчинен конечному художественному результату, но они по-прежнему идут рука об руку. Промежуточная же культура «разводит» образный язык, стиль - с одной стороны, и способ его воплощения - с другой. Тонконогие кони с северодвинских прялок могут оказаться на вышивке, прозрачный колорит росписи по фарфору - на деревянной доске. Сочетание декоративного мотива и техники его создания не целостны, поскольку продиктованы не целостной традицией, как в фольклоре, и не представлением целостного результата, как в профессиональном искусстве, а двумя соображениями: выбор декора -личным вкусом, а выбор технологии - личными возможностями.

6.6. Промежуточная культура постсоветской России конец 1980-конец 1990-х годов

Бурные изменения, начавшиеся тогда еще в СССР с середины 1980-х гг., к концу 1980-х отчетливо проявились и в сфе-

ре промежуточной культуры. В сущности, именно тогда этот пласт культуры выплеснулся за границы индивидуального хобби и стал системообразующим. С одной стороны, в условиях перелома общественного сознания промежуточная культура стала основным средством самооопределения и высказывания собственной позиции по самым животрепещущим вопросам прошлого и настоящего. С другой стороны, зарубежная профессиональная массовая культура еще не заполонила рынок, а отечественная только начинала освобождаться от идеологичнос-ти. Российские творцы масскультуры сами еще учились реагировать на актуальные потребности народа и в этом смысле немногим отличались от обычных любителей. В такой ситуации промежуточная культура выполняла функции профессиональной массовой и содержательно (фиксация и воплощение в зримой форме этических и эстетических норм, ценностей и установок значительных групп населения), и даже формально: афиши и вывески, календари и постеры нередко создавались людьми, не имеющими специального образования: вывески -самими же продавцами, календари - фотографами-любителями, а в роли моделей выступали чьи-то знакомые. Необходимо добавить и еще одну составляющую промежуточной культуры той поры. Смена имиджа страны привлекла огромное внимание иностранных туристов к культуре России, в том числе и к ее историческим формам. С другой стороны, и в самом обществе возникла потребность переосмысления отечественной истории. В ответ на эти общественные потребности в промежуточной культуре бурно расцвели всякого рода воспроизведения, имитации, «продолжения и развития» искусства народных промыслов, прежде всего хорошо узнаваемых: Хохломы, Палеха и т.п. Причем образцы этого искусства как вторили классическим примерам (например, роспись на досках в духе северодвинской), так и «осваивали» отечественную историю (галереи портретов на пасхальных яйцах: от правившей династии до череды генеральных секретарей) и современность (матрешки с изображением героев мультфильмов).

Такую активность непрофессионального художественного рынка подкрепляла и экономическая ситуация в стране. С одной стороны, покупательная способность населения была еще настолько высока, что даже пенсионеры могли без особого ущерба для своего бюджета купить дешевый сувенир для себя или в подарок. С другой стороны, значительные массы трудоспособного населения уже вынуждены были искать прирабо-

ток. А многие, наиболее динамичные, готовы были, как и призывала пропаганда, открывать собственное дело. В условиях массового платежеспособного спроса и изготовление, и перепродажа произведений промежуточной культуры могла приносить весьма высокий доход. Поэтому к концу 1980-х гг. во многих крупных городах России, прежде всего в туристических центрах, расцвело множество и уличных вернисажей, и галерей, и художественных салонов, где было представлено все многообразие изобразительного и декоративно-прикладного «промежуточничества». Однако уже тогда было ясно (и мы об этом писали), что из всего этого массива промежуточной культуры предстоит выделиться двум основным направлениям: профессиональному - и любительскому. А в значительной своей части промежуточная культура будет вытеснена профессиональной массовой. Этот естественный процесс эволюции был ускорен и экономическими изменениями в стране.

К середине 1990-х гг. ситуация в промежуточной культуре в целом устоялась. Потребность в личном высказывании, породившая волну живописных работ на темы дореволюционной, сталинской эпохи и более актуальные - от землетрясения в Армении до событий 1991 и 1993 гг., снизилась. С одной стороны, эти темы перестали вызывать столь бурные эмоции, с другой, новые остро актуальные события стали обсуждаться на уровне профессиональной массовой культуры: можно было уже не самому формулировать позицию, а выбирать из множества уже предложенных. Русофилия вышла из моды. Множество «интерьерных» образцов промежуточной культуры -расписные зеркала с изображением полуобнаженных красоток, резные журнальные столики - практически исчезли, замененные работами профессионалов. В целом активно развивающаяся профессиональная (в том числе и массовая) культура радикально изменила положение культуры промежуточной. Еще в конце 1980-х гг. промежуточная культура удовлетворяла практически любые потребности масс, от утилитарных до эстетических. Теперь же профессиональная культура «завысила планку»: профессиональная реклама объективно лучше доморощенной, а турецкий коврик более престижен, чем плетенный из лоскутков. Промежуточной культуре в удел остались сувенирное производство, удовлетворение снижающихся потребностей в ностальгических воспоминаниях да воспроизведение наиболее актуальных образцов все той же профессио-

нальной массовой культуры. Это последнее (воспроизведение массовой культуры) существует в двух вариантах: иронически-сувенирное (персонажи МТВ, такие, как Бивис и Батхед, на матрешках) и «по бедности» - когда нет материальной возможности купить «настоящее». Массовая культура своим профессионализмом и сознательным расчетом на потребности покупателей заполонила едва ли не все возможные ниши. Как кукла Барби вытеснила домодельную игрушку, так теперь классический образчик «альбомной культуры» - девичьи альбомы с анкетами и стихами - вытесняется профессионально выполненными «дневниками для девочек» под названием «Мои секреты» с куклой Барби на обложке, где те же девичьи анкеты воспроизведены типографским способом, осталось их только заполнить. Сувенирное же производство также профессионализировалось, как за счет привлечения людей со специальным образованием, так и за счет самого опыта работы. Большинство объектов, которые можно отнести к сфере промежуточной культуры, сейчас создается в порядке замещения произведений профессиональной культуры, приобрести которые невозможно по причинам сугубо материального порядка. В сущности, так было и прежде, но раньше промежуточная культура замещала собой профессиональную культуру, а теперь - профессиональную массовую. И, разумеется, сохранилось любительство. Однако теперь оно относится прежде всего к числу личных увлечений и вряд ли оказывает влияние на общекультурную ситуацию.

Дата добавления: 2015-05-09