Макросоциальный детерминизм

Наряду с теориями, стержнем которых служило причинное объяснение психики как творения природы, сложилось направление, ориентированное на изучение ее ускоренности в социальной жизни людей. Эти теории исходили из того, что своеобразие жизни радикально изменило общий строй психической организации людей, утвердив над ними власть совершенно особых детерминант, отличных и от физических раздражителей, и от нервных импульсов. В роли детерминант выступили столь же объективные, как эти раздражители, но порождаемые не природой, а самими взаимодействующими между собой людьми, формы их социального бытия, их культуры.

Философские идеи о социальной сущности человека, его связях с исторически развивающейся жизнью народа получили в XIX веке конкретно-научное воплощение в различных областях знания. Потребность филологии, этнографии, истории и других общественных дисциплин в том, чтобы определить факторы, от которых зависит формирование продуктов культуры, побудила обратиться к области психического. Это внесло новый момент в исследования психической деятельности и открыло перспективу для соотношения этих исследований с исторически развивающимся миром культуры. Начало этого направления связано с попытками немецких ученых приложить схему И.Ф.Гербарта к умственному развитию не отдельного индивида, а целого народа.

Реальный состав знания свидетельствовал о том, что культура каждого народа своеобразна. Это своеобразие было объяснено первичными психическими связями "духа народа", выражающегося в языке, мифах, обычаях, религии, народной поэзии. Возникает план создания специальной науки, объединяющей историко-филологическое исследование с психическими. Она получила наименование "психология народов". Первоначальный замысел был изложен в редакционной статье первого номера "Журнала сравнительного исследования языка" (1852); а через несколько лет гербартианцы Штейнталь и Лазарус начали издавать специальный журнал "Психология народов и языкознание" (первый том вышел в 1860 году, издание продолжалось до 1890 года).

В научный оборот пошли факты, которые не интересовали физиологическую психологию. Однако опора на гербартианскую концепцию "статики и динамики представлений", уходящую корнями в индивидуалистическую трактовку души, не могла объяснить, каким образом факторы культуры формируют психический склад народа.

Радикально иную позицию занял русский мыслитель А.А.Потебня. В своей книге "Мысль и язык" он, следуя принципу историзма, анализировал эволюцию умственных структур, которыми оперирует отдельный индивид, впитывающий эти структуры благодаря усвоению языка. Творцом языка является народ как "один мыслитель, один философ", распределяющий по разрядам плоды накопленного в ходе истории общенационального опыта. Мыслящие на этом языке индивиды воспринимают действительность сквозь призму запечатленных в нем внутренних форм.

Потебня тем самым стал инициатором построения культурно-исторической психологии, черпающей информацию об интеллектуальном строе личности в объективных данных о прогрессе национального языка как органа, образующего мысль. Вопрос о "духе народа", о национальном своеобразии его психологического склада рассматривался исходя из запечатленных в языке свидетельств исторической работы этого народа.

В России интерес к психологии народа был связан с особенностями социоэкономического развития страны, где особую остроту приобрела задача ее освобождения от крепостного рабства. В середине прошлого века широко развернулось изучение "народности русской", по словам Н.И.Надеждина, "до сих пор ни о чем подобном не было и помышления". О своей новаторской программе этнопсихологии Н.И.Надеждин писал: "Под именем "этнографии психической" я заключаю обозрение и исследование всех тех особенностей, коими в народах, более или менее, знаменуются проявления "духовной" стороны природы человеческой; то есть: умственные способности, сила воли и характера, чувство своего человеческого достоинства и происходящее отсюда стремление к беспрерывному самосовершенствованию; одним словом – все, что возвышает "человека" над животностью... Тут, следовательно, найдут себе законное место: народная в собственном смысле "психология", или разбор и оценка удельного достоинства народного ума и народной нравственности, как оно проявляется в составляющих народ личностях... Словом – разумные убеждения и глупые мечты, установившиеся привычки и беглые прихоти, заботы и наслаждения, труд и забавы, дело и безделье, коими человек доказывает, что он живет не только как ему можется, но как сам хочет и как умеет". Нужно, чтобы была описана "жизнь и образованность общения, поколику развита народом из самого себя, религия, как народ ее себе придумал или присвоил".

В Англии философ Г.Спенсер, придерживаясь учения французского социолога О.Конта о том, что общество является коллективным организмом, представил этот организм развивающимся не по законам разума, как полагал О.Конт, а по универсальному закону эволюции. Позитивизм Конта и Спенсера оказал влияние на широко развернувшееся изучение этнопсихологических особенностей так называемых нецивилизованных, или "первобытных", народов. В сочинениях самого Спенсера ("Принципы социологии") содержался подробный обзор религиозных представлений, обрядов, нравов, обычаев, семейных отношений и различных общественных учреждений этих народов. Что касается интерпретации фактов, то эволюционно-биологический подход к культуре оказался бесперспективным в плане как социально-историческом, так и психологическом.

Иным путем пошел французский социолог Э.Дюркгейм. В работах "Правила социологического метода" (1894), "Индивидуальные и коллективные представления" (1898) и других Дюркгейм исходил из того, что идеологические ("нравственные") факты – это своего рода "вещи", которые ведут самостоятельную жизнь, независимую от индивидуального ума. Они существуют в общественном сознании в виде "коллективных представлений", принудительно навязываемых индивидуальному уму.

Мысли Конта о первичности социальных феноменов, их несводимости к игре представлений внутри сознания отдельного человека развивались у Дюркгейма в программу социологических исследований, свободных от психологизма, заполонившего общественные науки филологию, этнографию, историю культуры. Ценная сторона программы Дюркгейма состояла в очищении от психологизма, в установке на позитивное изучение идеологических явлений и продуктов в различных общественно-исторических условиях. Под влиянием программы Дюркгейма развернулась работа в новом направлении, принесшая важные конкретно-научные плоды.

Однако эта программа страдала методологическими изъянами, что, естественно, не могло не сказаться и на частных исследованиях. Дюркгеймовские коллективные представления выступали в виде своего рода самостоятельного бытия, тогда как в действительности любые идеологические продукты тесно связаны с материальной жизнью общества. Что касается трактовки отношений социального факта к психологическому, то и здесь позиция Дюркгейма наряду с сильной стороной (отклонение попыток искать корни общественных явлений в индивидуальном сознании) имела и слабую. Это отметил французский исследователь Г.Тард, писавший, что под предлогом очищения социологии лишают ее всего ее психологического, живого содержания. Дюркгейм, отвечая Тарду, указывал, что он вовсе не возражает против роли психологических механизмов (например, подражания), он считает, что они слишком общи и потому не могут дать ключ к содержательному объяснению коллективных представлений. Тем не менее, противопоставление индивидуальной жизни личности ее социальной детерминации, безусловно, оставалось коренным недостатком дюркгеймовской концепции.

Вместе с тем антипсихологизм Дюркгейма имел положительное значение для психологии. Он способствовал внедрению идеи первичности социального по отношению к индивидуальному, притом утверждаемой не умозрительно, а на почве тщательного описания конкретно-исторических явлений. На всем историческом пробеге детерминизм полярен телеологии (целесообразность). Каждый его успех ознаменован ее отступлением. Телеологию живого детерминистски объяснило учение Дарвина. Телеологию психического образа и действия – учение Гельмгольца, а затем Сеченова. Что же касается телеологии сознания, то здесь она прочно удерживалась в силу самоочевидной способности человека поступать сообразно предваряющей его телесные и умственные акты цели. Эта способность была объяснена с позиций детерминизма в философии марксизма. Трудовая деятельность, будучи изначально социальной и орудийной, сформировала особую систему общения реализующих ее индивидов. Притом иную систему, чем заданную биологической адаптацией, сообразно которой сложился прежний психический детерминизм. Труд предполагает внутренний план действий, их проектируемый результат в виде знаемой цели и средств ее достижения. Построенный субъектом, этот план становится причиной объективных событий. Идеальное творит материальное.

Задача заключалась в том, чтобы, не принимая сознание с его реальными ипостасями (способностью к целеполаганию, рефлексией, рациональным анализом ситуации, выбором оптимальной реакции на нее, предваряющей телесное действие, и т.п.) за непосредственно данное, которое, все объясняя, само в причинном объяснении не нуждается, вывести эти ипостаси из объективных, внешних по отношению к индивидуальному сознанию детерминант. Иначе говоря, утверждался целевой детерминизм.

С переходом от механической к биологической трактовке взаимодействия живых существ с природой на передний план выступило активное начало их поведения. Однако активность свелась к адаптации, к изменению действий организма в целях выживания в наличной среде, но не создания мира культуры. Этот мир социален, ибо возникает в системе общественных отношений, и сущность человека не что иное, как совокупность этих отношений. Трудовое действие и познавательная активность представляют, согласно марксизму, единое целое. Обмен информацией между живыми существами – одно из важнейших проявлений активности их поведения.

Лишь анализ труда открывает качественное своеобразие человеческого общения, роль речи как особого орудия, опосредующего создание и использование орудий труда и становление на этой основе принципиально новых психологических структур. В своей исходной форме общение представлено в непосредственном взаимодействии индивидов. В ходе исторического развития оно принимает все более сложные и опосредованные формы. И за пределами прямого контакта с другими индивидами человек действует как существо изначально социальное, то есть с необходимостью вовлеченное в систему общения.

Разъясняя характер марксистского понимания взаимоотношений человека и природы, Энгельс указывал: "Как естествознание, так и философия до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление. Они знают, с одной стороны, только природу, а с другой – только мысль. Но существеннейшей и ближайшей основой человеческого мышления является как раз изменение природы человеком, а не одна природа как таковая, и разум человека развивался соответственно тому, как человек научался изменять природу". В ходе воздействия человека на вещество природы происходит двойной детерминационный эффект: изменяя природу, человек изменяется сам. Таким образом, перед нами, говоря современным языком, "обратная связь" – результаты действия изменяют состояние производящей его системы.

Эффект человеческого труда не ограничивается упражнением органов, более совершенной координацией движений и т.д. Он выражается в таком изменении внешней природы, которое приводит к появлению "предметного бытия промышленности", продуктов человеческой культуры. Создавая их, человек формирует присущие ему психические качества. Порождая творения, приобретающие объективную ценность, он тем самым порождает и самого себя. Это один процесс, а не два. Не "внешнее через внутреннее", а одновременное порождение и "внешнего" (в котором воплощены сущностные силы человека), и "внутреннего" (как сущностных сил, немыслимых без объективации в независимых от индивидуального сознания предметах) таково диалектико-материалистическое понимание детерминации психики.

В российской психологии советского периода возникло направление, ключевую категорию которого обозначил термин "деятельность". Пионером ее разработки выступил М.Я.Басов, трактовавший человека как "деятеля в среде" и понимавший под деятельностью "предмет особого значения, такую область, которая имеет задачи, никакой другой областью знания неразрешимые". Он предложил "морфологию" деятельности, выделив компоненты ее структуры и проанализировав характер ее регуляции как зрелого. Эту теоретическую схему он применил к объяснению огромного эмпирического материала, почерпнутого им преимущественно в практике работ по развитию поведения ребенка.

М.Я. Басов пригласил в руководимый им научный центр философа С.Л.Рубинштейна, труды которого сыграли решающую роль в том, что в советской психологии утвердился в качестве доминирующего принцип "единства сознания и деятельности". Отталкиваясь от представлений Басова по поводу "морфологии" (строения) деятельности, А.Н.Леонтьев разработал новаторский "деятельностный подход", предложив концепцию предметной деятельности, между внешним и внутренним (представленным в сознании) строением которой утверждаются детерминационные отношения. Тем самым заданные общественным характером труда факторы выступали в роли детерминант психической организации личности и ее развития (как в филогенезе, так и в онтогенезе). В ином ключе марксистское объяснение детерминации психики было воспринято и развито Л.С.Выготским. Макросоциальные факторы выступили у него не в форме трудовой деятельности по освоению объектов природы, а в образе общения, опосредствованного знаками, значениями и другими ценностями культуры. Поскольку общение является изначально межличностным, то, отграничив социальное (в виде понятий о производственных отношениях, классовой борьбе и других постулатов аксиоматики марксизма) от духовно-культурных основ человеческого бытия Выготский в своем конкретно-научном изучение психики сомкнул макросоциальный уровень ее детерминации с микросоциальным (см. ниже).

Макросоциальный детерминизм утверждался в острой полемике с концепцией "двух психологий", выдвинутой в конце прошлого века немецким философом В.Дильтеем. Эта концепция сосредоточилась на проблеме зависимости высших проявлений человеческой психики от ценностей духовной культуры. Детерминация ценностями культуры, как сказано, не идентична другим "измерениям" микросоциальной детерминации. Конечно, и культура является общественно-историческим феноменом. Однако ее духовные формы (ценности) направляют ход психической жизни личности по особому типу. Это и дало повод Дильтею противопоставить психологию, следующую принципу каузального (причинного) объяснения, другой психологии, которую он назвал описательной. Описание противопоставлялось объяснению, построению гипотез о механизмах внутренней жизни; расчленение – конструированию схем из ограниченного числа однозначно определяемых элементов.

Взамен психических "атомов" новое направление предлагало изучать нераздельные, внутренние связанные структуры, на место механического движения поставить целесообразное развитие. Так Дильтей подчеркивал специфику душевных проявлений. Как целостность, так и целесообразность вовсе не были нововведением, появившимся впервые благодаря описательной психологии. С обоими признаками мы сталкивались неоднократно в различных системах, стремившихся уловить своеобразие психических процессов сравнительно с физическими. Новой в концепции Дильтея явилась попытка вывести эти признаки не из органической, а из исторической жизни, из той чисто человеческой формы жизнедеятельности, которую отличает воплощение переживаний в творениях культуры.

В центр человеческой истории ставилось переживание. Оно выступало не в виде элемента сознания в его традиционно-индивидуалистической трактовке (сознание как вместилище непосредственно данных субъекту феноменов), а в виде внутренней связи, неотделимой от ее воплощения в духовном, надындивидуальном продукте. Тем самым индивидуальное сознание соотносилось с миром социально-исторических ценностей. Уникальный характер объекта исследований обусловливает, по Дильтею, уникальность его метода. Им служит не объяснение явлений в принятом натуралистами смысле, а их понимание, постижение. "Природу мы объясняем, душевную жизнь постигаем". Психология поэтому должна стать "понимающей" наукой.

Критикуя "объяснительную психологию", Дильтей объявил понятие о причинной связи вообще неприменимым к области психического (и исторического): здесь в принципе невозможно предсказать, что последует за достигнутым состоянием. Путь, на который он встал, неизбежно повел в сторону от магистральной линии психологического прогресса, в тупик феноменологии и иррационализма. Союз психологии с науками о природе разрывался, а ее союз с науками об обществе не мог быть утвержден, поскольку и эти науки нуждались в причинном, а не в телеологическом объяснении явлений. Просчет Дильтея, как свидетельствует исторический опыт, был обусловлен тем, что для него детерминистское объяснение не имело другого смысла, кроме выработанного механикой.

Между тем уже успехи биологии, благодаря дарвиновским, бернаровским и гальтоновским идеям и революционным естественнонаучным достижениям, открыли особую форму дерминации, обнажив факторы, придающие нефиктивную целесообразность явлениям жизни, качественно отличным по типу детерминации от причинности в неорганическом мире. Марксистская мысль сделала следующий важный виток. Обратившись к такому могучему фактору взаимодействия человека с миром, каковым является труд, эта мысль обнажила корни целесообразности, изначально присущей существам, которых социальное бытие одарило сознанием. Переход к еще одной форме детерминационной зависимости определило родство человека со сферой культуры. Оно преобразовало индивида в личность. Ее поведение отныне стало не только целесообразным, но и ценностнообразным. В мироздании родился еще один тип детерминации самых высших способов жизнетворчества человека, созданных его культурной родословной.

Изучение макросоциальной детерминации человеческой психики закрепилось в категориальном аппарате. Оно радикально преобразовало его прежние блоки и ввело новые. Если на первых порах успехи в развитии принципа психического детерминизма определило изучение укорененности психики в процессах биосферы, то устремленность научной мысли к высшему, человеческому уровню психической жизни вывела на путь познания ее вовлеченности в создание ноосферы.
6. Микросоциальный детерминизм

К этому межличностному уровню детерминационных отношений обращались многие психологические школы. З.Фрейд искал источник психических травм в общении ребенка с родителями. Лидер последнего варианта бихевиоризма Б.Скиннер объяснял вербальное поведение подкреплением речевых реакций со стороны собеседника. К.Левин ставил "локомоции" отдельного лица в зависимости от "социального поля".

Групповое действие и сотрудничество вошли в психологию в качестве новых детерминант. Это привело к новым поворотам в развитии идеологии психического детерминизма. За исходное принимается социальный опыт, общение, объективное взаимодействие индивидов, эффектом которого становится его субъективная проекция. Такой взгляд стал отправным для новой формы психического детерминизма как механизма преобразования социальных отношений и действий во внутрипсихические.

Первый проект такого механизма наметил И.М.Сеченов. Главную преграду на пути объяснения психики с позиций детерминизма он усматривал в противопоставлении непроизвольных действий произвольным, за источник которых принимался в качестве первопричины волевой импульс. Сеченов рассчитывал преодолеть эту преграду, используя генетический метод.

Силы, движущие ребенком, даны в независимой от его сознания системе отношений. К этим силам относятся "чужие голоса" – управляющие его действиями команды других лиц. Постепенно эквивалентом "приказывающей матери или няньки" становится образ "Я", обладающий собственным голосом. За индивидуальной волей и индивидуальным сознанием скрыта интериоризированная субъектом полифония чужих голосов и команд, то есть система микросоциальных отношений. В сходном плане объясняли генезис сознания и воли Жане, Пиаже, Выготский. В поисках детерминант этих высших психических проявлений они обращались к групповому действию и общению.

По аналогии с орудиями труда, направленными на внешние объекты, Выготский вводит понятие о знаках как психологических орудиях. Они опосредуют внимание, память, мышление и другие функции, которые появляются сперва в общении между людьми, а затем становятся внутрипсихическими. С различных сторон в категориальный аппарат психологии внедрялась применительно к детерминистскому объяснению человеческого сознания категория отношений, как бы подтверждая положение Маркса о том, что "мое сознание есть мое отношение к среде", прежде всего к социальной. Наметившийся у Выготского постулат о том, что это отношение опосредовано знаками, придало разработке психического детерминизма новое измерение. Если до него в объяснительных схемах доминировало диадическое отношение: социальное – индивидуально, то при обращении к знаковым системам, в которых воплощены системы смыслов и значений, оперирование ими (сперва во внешнем, затем во внутреннем диалоге) включало сознание в еще один (вслед за общением) объективный, независимый от сознания круг явлений, а именно в мир культуры.

Существуя на собственных основаниях и исторически изменяясь по собственным законам, он с колыбели определяет психический строй человеческой жизни. Специфика ориентации на культурные ценности, перед которой были бессильны прежние формы психического детерминизма, дала основание утверждать, будто эти ориентации в принципе не подвластны причинному объяснению и адекватно постижимы лишь телеологической мыслью с ее метолами интуитивного прозрения.

Такова была точка зрения В.Дильтея и его последователей. В полемике с ними Выготский обратился к центральному понятию этого направления – понятию о переживании с тем, чтобы придать ему признаки, открывающие перспективу его анализа с позиций детерминизма. Концепция переживания приобрела у Выготского "гибридный" характер. Подобно тому, как в значении слова нераздельны мышление (оно представляет психический мир) и речь (социальный, реализуемый в знаковых системах процесс), в переживании нераздельны особенности личности и социальная среда, преломленная сквозь эти особенности. При этом сама среда мыслилась как остросюжетная драма, означающая столкновение, противодействие, конфликт характеров.

Не безличностные внешние обстоятельства, а имеющая свой "сценарий" динамическая система взаимоориентаций и поступков действующих лиц – такова социальная "среда", в которой формируется личность как один из героев этой драмы. Здесь в драматизме общения прорисовывается иной уровень психического детерминизма, чем при "обмене" знаками, передаче информации и т.п. Итак, психический детерминизм представлен в нескольких формах. Образ, действие и мотив служат детерминантами поведения всех живых существ, радикально меняя свой строй с переходом к человеку. Его социальное бытие порождает новый тип организации психической жизни, у которой появляется внутренний план, обозначаемый термином "сознание".

Зарождение и развитие сознания изменило общий характер детерминации жизнедеятельности человека в отличие от других живых существ. Это сопрягалось со способностью к рефлексии, к самоотчету субъекта о непосредственно испытываемых им психических состояниях. При выделении психологии в самостоятельную науку за исходный пункт была принята именно эта способность, придававшая первым пробам построения новой дисциплины уверенность в том, что от всех остальных наук ее отличает интроспекция. С прогрессом познания были открыты новые способы детерминистского объяснения психики. Наряду с ее репрезентацией в индивидуальном сознании обнаружились движущие им могучие несознаваемые силы.

Можно отметить два направления действия этих сил. Соответственно, следует отграничить: бессознательный вектор психической активности, тяготеющий к биосферным факторам (и своеобразно преломляющийся в когнитивно-мотивационных "полях" индивидуального сознания), и ее надсознательный уровень, когда индивидуальное сознание движимо и преобразуемо устремленностью к еще не укоренившимся в его ткани (и потому "непрозрачным" для рефлексии субъекта) ноосферным ценностям и смыслам.

Выделяя принцип детерминизма в качестве осевого для категориального аппарата, следует иметь в виду, что его обособление от других осей предпринято в аналитических целях. В реальной работе научной мысли детерминизм неотделим от принципов системности и развития.
Список литературы

1.
Купцов В. И. Детерминизм и вероятность. М., 1976.-256 с.

2.
Лебедев C.А., Кудрявцев И. К. Детерминизм и индетерминизм в развитии естествознания // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. № 6. 2005. С. 3-20.

3.
Лукасевич Я. О детерминизме // Философия и логика Львовско-Варшавской школы. М., 1999. С.179-198.

4.
Иванов В. Г. Детерминизм в философии и физике. Л., 1974.-183 с.

5.
Ивин А. А. Логическое исследование детерминизма // Философия и культура. 2008. № 9

6.
Ивин А. А. Истина, время, детерминизм // Полигнозис. 2008. № 3.

7.
Орланов Г. Б. Идея детерминизма: исторические тенденции развития // Детерминизм и современная наука. Воронеж, 1987. С.9-23.

8.
Пахомов Б. Я. Детерминизм и принцип развития. // Вопросы философии.1979. № 7.

9.
Сокулер З.А. Спор о детерминизме во французской философской литературе // Вопросы философии.1993. № 2.

10.
Спонтанность и детерминизм /В. В. Казютинский, Е. А. Мамчур, Ю. В. Сачков, А. Ю. Севальников и др.: Ин-т философии РАН.- М., 2006.-323 с.

11.
Бунге М. Причинность: Место принципа причинности в современной науке. М.: Издательство иностранной литературы, 1962. 513с.

Дата добавления: 2015-05-10