КАС (жизнь): с тарантелла – танец + с музыка + с движение + с веселье + с беззаботность + с смех + с любовь + с молодость. 1 страница

ТГ мрачной безысходности, приближения смерти: the tread of the feet of the dead to the ground.

Концептосфера одиночества, безлюдья, приближающейся смерти создается как лексическими средствами – стилистическим сравнением, так и графическими стилистическими приемами – капитализацией – Waterfall like Doom. Тяжелая поступь смерти передается с помощью метафорических структур: the tread of the feet of the dead to the ground, параллелизма, анафоры, отрицательных наречий never more, no sound.

Так, в небольшом микрокосме стихотворения явственно проступает авторское видение мира, основанного на антитезе молодости, радости, счастья как символов жизни, противопоставленных одиночеству, безлюдью, тишине и величию горного пейзажа, ассоциирующихся с вечностью, приближением смерти. Жизнь предстает как яркое и счастливое воспоминание о днях молодости и любви человека, чувствующего неизбежность смерти. Все языковые средства подчинены этой авторской идее, передаваемой конвергенцией стилистических средств, их сцеплением, слиянием, смешением, взаимопроникновением, объединенных этой ключевой антитезой жизни и смерти. Таким образом, можно говорить о концептуальной интеграции (Д. Фоконье, М. Тернер, Г.Г. Молчанова), то есть слиянии двух или более концептов, происходящих из разных источников и подчиняющихся закону экономии языкового знака. Динамика процессов семантической деривации в поэтическом тексте подчиняется ассоциативному развертыванию образов, исходящих из одной точки роста (фрактальная концпция В.В. Тарасенко; цит. по Белозерова 2004), означенной в заголовке стихотворения, и связывающей воедино все упомянутые выше тематические группы в общую когнитивно-асоциативную схему (КАС):

Ассоциативные связи этого микротезауруса автора частично совпадут с семантической структурой слова танец (Тарантелла). Этой когнитивно-ассоциативной схеме противостоит цепь образов, объединенных в КАС смерти. Точкой роста в этой схеме является безмолвие гор ( No sound), глухой шум водопада, безлюдье, мрачное одиночество, тяжелая поступь неизбежной смерти (Doom). Объединяющим началом двух оппозиционных концептуальных пространств является имя – образ (Миранда), связывающий воедино воспоминания поэта о счастливом периоде молодости и любви на пороге приближающейся смерти. Намеренное нарушение порядка упоминания тех или иных реалий приводит к возникновению таких текстовых импликаций, как ретроспекция, вводимая единственным глаголом remember: Do you remember the Inn, Miranda? В основе импликации предшествования заложено противопоставление основной фигуры и фона или активной зоны и фона (foreground/background), оппозиции, основанной на том, что в своем восприятии человек оперирует не отдельными семантическими признаками или множествами, а целыми образами. Контуры или профили этих образов дают возможность автору проводить аналогии между разными концептами, сравнивать их, заменять один на другой. Поэтому даже обычное имя собственное Miranda приобретает значимость устойчивого образа, «совмещающего в себе своего рода конвенциональную формулу свертки знаний об объекте и его критериальных признаках, основанных на фиксации аналогичного опыта» [Молчанова 2001: 63], некой сокращенной аналогии молодости, беззаботного веселья, музыки, танцев, счастья, любви. Имя собственное становится прототипической категорией, обладающей определенными критериальными признаками, сочетая структурную стабильность и гибкую приспособляемость, характерную для сильного стабильного прототипа и зависимой от него периферии.

Стилистическое использование иконического принципа дистанции лежит в основе таких стилистических приемов, как градация, нарастание с акцентом на наиболее оценочном и информативно существенном последнем в цепи перечисляемых компонентов ассоциативной текстовой канвы. В первой части стиха это постепенно нарастающий и все убыстряющийся темп танца в маленькой пиренейской гостинице, переданный с помощью многосоюзия, рамочной конструкции, морфологических повторов в цепи причастий и графически выделенных ономатопов, имитирующих звуки гитары и ритмику тарантеллы. Во второй части это последнее слово в конце стиха, написанное с заглавной буквы – Doom как символ вечности, безмолвия, неизбежности смерти.

Иконический принцип количества отражен в стилистических приемах на фонетическом уровне с помощью аллитераций, ассонанса; редупликацией на морфемном уровне – Ting, Tong, Tang of the guitar; на синтаксическом – с помощью параллелизма, анафоры и антитезы. С точки зрения когнитивной установки организации информации все эти приемы избыточны, создавая скрытую имплицитность, побуждающую к более внимательному прочтению текста. Повтор фразы Never more, Miranda. Never more ассоциируется с той же фразой в стихотворении Эдгара По «Ворон», где она рифмуется с именем Lenor, также передавая настроение обреченности, невозможности вернуть утраченное счастье, любовь. С помощью этой аллюзии создается эффект интертекстуальности, смысловая парадигматика или сценарий индивидуального восприятия мира одним поэтом перекликается с мировосприятием другого, углубляя философскую концептосферу стихотворения.

Лексический тезаурус данного поэтического текста вовлекает в сложные родо-видовые отношения концепты жизни, молодости, счастья, переданные с помощью микроконцептов танца, музыки, звуков гитары, выступающие антитезой безмолвию вечности и неизбежности смерти. В основе антитезы жизнь (молодость, счастье, любовь) и смерть (безмолвие, одиночество) лежат процессы семантической деривации, семантических сдвигов и метафорического употребления большинства слов указанных тематических групп, создающих символическое противопоставление жизни и смерти в авторской индивидуальной картине мира.

Изучение динамики процессов семантической деривации в свете последних работ в области когнитивных оснований концептуальной интеграции и смешанных ментальных пространств Д. Фоконье и М. Тернера предоставляют нам возможность исследовать метафору как основной механизм семантико- когнитивного сдвига, основываясь на взаимодействии более чем двух пространств (сфера-источник и сфера-цель). Схема концептуальной интеграции Д. Фоконье и М. Тернера пополняет пару традиционных входных пространств двумя дополнительными: родовым пространством, которое содержит фоновые знания, общие для входных пространств, и выходным смешанным пространством, которое содержит концептуальный продукт интеграции. Новое, смешанное пространство содержит элементы входных пространств. Поскольку понятие смешанного пространства дает удобное средство различения продукта концептуальной интеграции и пространств, которые были интегрированы, интеграционная теория дает убедительное объяснение того, почему многие метафоры смешения часто обладают свойствами, которые с точки зрения влияний входных пространств, являются необычными и соответственно индивидуальными авторскими метафорами. Составляющими этой теории являются условия интегрированности, переплетенности, расшифровки, семантическая близость и значимость для передачи авторского замысла. Использование предложенной схемы может быть положено в основу исследования динамики семантических процессов в поэтическом тексте.

6.2.2. Лексический тезаурус стихотворения В. Набокова «К России»

Мою ладонь географ строгий

Разрисовал: тут все твои

большие, малые дороги,

А жилы – реки и ручьи.

Слепец, я руки простираю

И все земное осязаю

Через тебя, страна моя.

Вот почему так счастлив я.

И если правда, что намедни

мне примерещилось во сне,

что час беспечный, час последний

меня найдет в чужой стране,

как на покатой школьной парте,

совьешься ты подобно карте,

как только отпущу края,

и ляжешь там, где лягу я.

(1928 г.)

Базовым концептом анализируемого стихотворения является слово «Россия», относящееся к константам русской культуры [Степанов 2000]. В стихотворении В. Набокова, как и во всем его поэтическом творчестве, это слово-культурема, так как оно аккумулирует авторский, очень личный, окрашенный ностальгическими воспоминаниями образ родины, с которой поэт разлучен и к которой постоянно обращается мысленно. Поэтому ТГ–1 включает базовое, родовое понятие «Россия », связанное родо-видовыми отношениями со словами «страна моя», «твои большие, малые дороги», «реки и ручьи», составляющими денотативное пространство стихотворения. Но и в этой тематической группе прослеживается глубоко личностное отношение поэта к России с помощью притяжательных местоимений «моя», «твои», «тебя» и оппозиции «страна моя:: чужая страна». Кроме того, заголовок «К России» является прямым обращением и также подчеркивает это личностное начало.

Глубинное, семантическое пространство стихотворения опирается на такие процессы семантической деривации, как семантическое сходство и перекрещивание сем в тематической группе–2, включающей слова «большие, малые дороги», «реки и ручьи» в метафорическое пространство линий «моей ладони» вместе с развернутой метафорой «я руки простираю и все земное осязаю через тебя, страна моя». Дополнительный глубинный смысл метафорического образа «слепец, я руки простираю и все земное осязаю» имплицитно подчеркивает непосредственную осязаемую связь поэта со своей страной, как единственно возможную и оттого делающую его счастливым: «Вот почему так счастлив я».

ТГ-3 включает лексику, объединенную семантическими связями метафорического переноса и метонимического перекрещивания. Развернутая метафора «Россия – географическая карта» связана ассоциативно метонимическими отношениями со школьной картой: «как на покатой школьной парте, совьешься ты подобно карте», а вся строфа являет собой стилистическое сравнение «Россия как географическая карта на школьной парте».

ТГ-4 объединяет лексику антропоцентрического характера, объединенную семантическими связями поэта как человека и его физическими и духовными связями с Россией. Центром оппозиции является местоименная пара «я:: ты»: «моя ладонь:: твои дороги»; «Я: через тебя … счастлив»; «ты … ляжешь там, где лягу я», имплицитно вводя еще одну когнитивную модель «Я - часть России и Россия – часть меня (рука – карта)».

ТГ–5 включает лексику, связанную семантическими отношениями «конкретное: абстрактное»: сон как символ смерти связан со словосочетанием «час последний», «я лягу» в значении «умру» также развивает и подчеркивает неразрывность поэта с Россией не только в жизни, но и в смерти.

ТГ-6 представляет лексику, объединенную по принципу контраста: «страна моя: страна чужая»: «час последний меня найдет в чужой стране».

ТГ-7 объединяет лексику, связанную с географическими понятиями, но имеющими дополнительные контекстные семантические компоненты по принципу аналогии: географ строгий разрисовал мою ладонь, большие, малые дороги, реки и ручьи, карта и ее края. Всеэти слова употребляются в метафорическом значении: моя ладонь – карта, жилы – реки и ручьи, а географ – творец всего земного.

ТГ-8 содержит лексику, обозначающую время: намедни, час беспечный, час последний, – лексику, которая также имеет дополнительные семантические и стилистические компоненты, основанные на отношениях семантического переосмысления. Час последний означает приближение смерти и вовлекает в это семантическое пространство и остальные слова этой группы. Слово намедни, кроме того, стилистически маркировано как разговорное, просторечное слово старой России ХIХ в., России, утраченной навсегда и тем не менее неразрывно связанной с поэтом и духовно, и физически: жилы – реки и ручьи.

Нетрудно проследить, что лексика всех тематических групп является многоплановой, имеет не только содержательно-фактуальную информацию, но и содержательно-имплицитную и содержательно- концептуальную [Гальперин 1981], определяя лексико-смысловую доминанту: Россия – часть поэта, поэт – часть России. Все земное поэт счастливо воспринимает и осязает через призму своей родной страны, хотя живет и собирается умирать в чужой стране. Поэтическая картина сугубо индивидуальна и зиждется на его детских впечатлениях: Россия – карта на школьной парте метафорически переосмысливается как земля России: и ляжешь там, где лягу я.

Когнитивно-ассоциативная схема (КАС) семантической деривации в этом поэтическом тексте включает следующие основные когнтивные модели:

1. Россия – (моя) страна, географическая карта, земля (земное);

2. Я (поэт) – часть России (жилы – реки и ручьи);

3. Рука – географическая карта (большие, малые дороги);

4. Я – слепец, руки простираю (все земное осязаю через тебя, страна моя);

5. Страна моя – чужая страна;

6. Географ строгий – творец;

7. Час (беспечый, последний) – приближение смерти;

8. Я лягу (умру) – ты ляжешь (карта, земля).

Структура базового концепта-константы «Россия» в поэтическом тексте совпадает с семантической структурой слова в основных значениях: «страна», «географическая карта», «земля». Вместе с тем метафоро-метонимические комплексы «Я – часть России, Россия – часть меня», «ладонь – карта» расширяют когнитивное пространство данного концепта.

Авторское, индивидуальное концептуальное пространство образуется в результате слияния, сплава нескольких кореферентных ментальных пространств, выражая основную мысль поэта о неразрывной духовной и физической связи его с Россией, хотя он вынужден жить в чужой стране.

Так метод поэтической идеографии помогает выявить в тексте лексико-смысловые комплексы, с помощью которых формируется ядро поэтической картины мира автора. Эти тематические комплексы имеют свои смысло-тематические центры (концепты-идеологемы) и вступают в различные отношения – тождества, противопоставления, причинно-следственные, включения, пересечения и т.д., составляющие основу семантической деривации на синтагматическом уровне. Поэтический текст становится объектом исследования с точки зрения автора как языковой, культурной и духовной личности, и это позволяет заключить, что создаваемая им картина мира глубоко личностна и индивидуальна.

Выводы по главе 6

1. Механизмы переноса значений в ассоциативных метафорических и метонимических рядах являются способами концептуализации реальности человеком, создавая наивную (языковую) картину мира.

2. Семантическая деривация является основным способом концептуализации внеязыковой реальности, представляя некую ментальную схему, или семантическую модель для осмысления новых ситуаций, подводимых под эту прототипическую схему. В развитии семантических дериватов прослеживается иерархия значений от конкретных к метафорическим и дальнейшее их абстрагирование и категоризация в символический образ художественного обобщения.

3. Семантическая деривация объединяет разнородные ситуации в единую группу для реализации общей идеи или символа. Взаимодействие, взаимовлияние и конвергенция переходят в последующую интеграцию смысловых элементов символа.

4. Стилистические функции метафор и символов различны: метафоры осуществляют дескриптивную и эстетическую функции, тогда как символы в определенных контекстах репрезентируют переносное значение конкретных предметов.

5. Конвергенция и аккумуляция метафор, относящихся к одному и тому же прототипическому объекту, образуют взаимодействующие семантические сети и создают определенный абстрактный символ как итог концептуальной интеграции. Языковые символы – устоявшиеся и закрепившиеся в сознании людей ассоциативные комплексы. В плане содержания комплексность символов основана на взаимодействии конкретно-денотативного и абстрактного, переносного значения.

6. Символы воплощают ассоциации первично-архетипического характера, связанные с культурой и традициями, преломленными в субъективно-авторской интерпретации мира. Исследование механизмов метафоры и символа помогает выявить когнитивные процессы концептуализации как способа репрезентации знаний о мире в языковой форме.

7. Наряду с языковой картиной мира, можно говорить и о поэтической картине мира как особого сложнейшего мира мыслей, эмоций и духовных ценностей человека, реализующихся с помощью основных процессов семантической деривации – метафоры и символа.

8. Поэтическая картина мира формируется на основе языковой картины мира, но отличается от нее индивидуальными, культурно-эстетическими и духовными параметрами. Единицы лексического уровня в поэтическом тексте в процессе семантической деривации объединяются в тематические группы, образуя сетевую содержательно-концептуальную структуру текста, или словарь-тезаурус языкового пространства поэтического текста.

9. Метод поэтической идеографии помогает выявить в тексте лексико-смысловые комплексы и когнитивно-ассоциативные схемы семантической деривации, с помощью которых формируется ядро поэтической картины мира автора.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование процессов семантической деривации с использованием методов когнитивного моделирования различных регистров функционально-окрашенной и прагматически маркированной лексики английского языка в сопоставлении с русским и частично с немецким языком позволяет рассматривать исследуемое явление как сложный многоуровневый и многоаспектный процесс, как языковую проекцию ментальных и ассоциативных операций человеческого мышления. Обращение к анализу разговорной субстандартной лексической подсистемы позволило расширить рамки исследования и выявить ряд закономерностей, характерных для этого пласта лексики. Именно в ней активно взаимодействуют и актуализируются образность и ассоциативность мышления, эмоциональная и экспрессивная насыщенность, и компрессия, объединенные в семантическом деривате. Антропоцентричность мышления проявляется в субстандартной подсистеме особенно ярко и носит сниженный, пейоративный, предметно-приземленный характер с преобладанием когнитивных моделей, схем и фреймов: «человек – животное», «человек – предмет», человек – часть его тела».

Внутренним механизмом субстандартной семантической деривации является аналогия, проявляющаяся в антиномии процессов типизации и дифференциации в развитии языка. Ряд базовых или концептуальных метафор, образованных в процессе субстандартной семантической деривации, демонстрирует принцип аналогии как общий механизм мышления, обобщения и образного представления человеческого существования и мышления. Новые слова и их значения создаются по определенным типизированным моделям, и можно, таким образом, выявить некий динамический стереотип, по которому осуществляется процесс переосмысления и актуализации закрепленных в памяти нервных путей и ассоциаций. Этот динамический стереотип находит выражение в появлении прототипических объектов в прототипических ситуациях, реализованных в однотипных структурно-семантических моделях дериватов, встроенных в субстандартные синонимические ряды. Изучение семантических процессов в маргинальной лексике позволяет судить о новых намечающихся тенденциях в развитии языка, поскольку субстандартная лексическая подсистема включает в себя как общие (прототипические) черты всей лексической системы, так и явления синкретизма (диффузности, контаминации, переходности), что расширяет наше представление о языковой картине мира в целом. Семантическая деривация при этом является основным инструментом категоризации и концептуальной инвентаризации явлений окружающего мира.

Внутренняя структура многозначного слова – это сетевая модель, связывающая отношения различной природы и различной степени близости. Типизированные, или доминантные когнитивные модели в субстандартной антропоцентрической лексике характеризуются опредмечиванием человека или приданием человеку характеристик животного. Это когнитивные модели: «предмет – человек», «одежда – человек», «продукт питания – человек», «животное – человек», «насекомое – человек», «рыба – человек» и т.д. Все они характеризуют поведение, внешность и функции человека, отражая при этом базовые ментальные операции человеческого сознания. Концептосфера субстандартных семантических дериватов в тематических группах «человек и общество», «человек: части тела, внешность и характер» в ряде языков (английском, русском и немецком) характеризует наиболее общие черты субстандартной лексической подсистемы в целом. Это смена актантов в процессе семантической деривации, широкое использование зооморфных и фитоморфных метафор и метонимических переносов с части на целое, актуализация пучка ассоциаций шутливо-иронического, пейоративного и эмоционально-экспрессивного характера. Важной чертой субстандартной семантической деривации является также семантическая конвергенция различных семантических компонентов как результат концептуальной интеграции или слияния смыслов в русской и английской концептосферах.

Семантическая деривация является важнейшим механизмом апеллятивации и онимизации. Антропонимы обладают яркой национально- культурной семантикой, они отражают историю, быт и культуру народа, топонимы обладают групповой информацией историко-социального плана. Их импликационал или культурный лексический фон реализуется во множественных когнитивных моделях, образуя синонимический ряд с центрами синонимической аттракции в том или ином топониме или антропониме. Для них характерно сложное взаимодействие и переплетение когнитивного и прагматического планов.

Анализ семантической деривации в субстандартных дериватах подтверждает характерную для субстандартной полисемии тенденцию к смене грамматической категории и смене актантов в процессе деривации, а также многократность семантических сдвигов в различных контекстных употреблениях, что также приводит к явлению синонимической аттракции. Семантическая и стилистическая вариативность характерна для всей субстандартной подсистемы. Ее результатом является и синонимическая вариативность, что находит подтверждение при анализе тематической группы синонимических глаголов «говорения». Основными когнитивными моделями и центрами синонимической аттракции в этой тематической группе являются метафорические и метонимические модели, отражающие связь между ментальными операциями и их языковыми воплощениями в форме свободных и связных аналогов.

Изучение процессов семантической деривации в субстандартной лексической подсистеме выявляет специфику парадигматических связей обозначающего и обозначаемого во взаимосвязи с когнитивными процессами человеческого мышления. На синтагматическом уровне процессы семантической деривации необходимо исследовать в определенном коммуникативно-прагматическом пространстве. В различных функциональных стилях и регистрах прагматические компоненты в семантической структуре слова предопределяют их прагматическую и стилистическую дифференциацию. Прагматический анализ процессов семантической деривации в новой лексике Европейского Союза выявил существование взаимосвязи между типом прагматических компонентов и параметрами прагматической ситуации. Интенсиональные компоненты предписывают ограничения по профессиональному параметру. Импликациональный компонент предписывает возрастные, половые, расовые, социальные ограничения. Ограничения по линии ситуативной вариативности соотносятся с эмоционалом в семантике слова. В целом появление новых слов и развитие новых значений в процессе семантической деривации отражают специфику взаимоотношений в профессиональных, социальных и ситуативных группах населения, определяя современную языковую картину мира. Процессы семантической деривации и в отдельном слове, и в словосочетании необходимо увязывать с ментальными репрезентациями того или иного объекта в виде пучка ассоциируемых с ним признаков, отражающих слияние разных ментальных пространств, или концептуальную интеграцию смыслов.

Несомненный интерес вызывают процессы семантической деривации в англоязычной политической лексике. Наряду с наиболее общими и характерными для человеческого мышления когнитивными моделями, использующими явления природы и предметы человеческой деятельности, появляются специфические модели, характеризующие менталитет нации, что находит отражение в семантических дериватах политического дискурса. Изучение политической корректности в рамках семантической деривации показало, что этот семантический процесс характеризуется прагматической вариативностью, созданием новых семантических дериватов, имеющих положительную прагматику в контексте и отрицательную в системе языка. Социальные сдвиги и изменения в общественном сознании находят отражение в системе политически корректных дериватов – синонимов, тем самым внося изменения и в языковую картину мира.

Следовательно, процессы семантической деривации, в частности переносы значения в ассоциативных метафорических и метонимических рядах, являются способами концептуализации внеязыковой реальности человеком, представляя некую ментальную схему или семантическую модель для осмысления новых ситуаций, подводимых под эту схему, и создавая наивную (языковую) картину мира.

В художественном (поэтическом) стиле процессы семантической деривации служат средством абстрагирования и категоризации конкретных значений и создания образов художественного обобщения. Семантическая деривация объединяет разнородные ситуации в единую группу для реализации общей идеи или символа. Взаимодействие, взаимовлияние и конвергенция переходят в последующую интеграцию смысловых элементов символа. Вместе с тем стилистические функции метафор и символов различны: метафоры осуществляют дескриптивную и эстетическую функции, тогда как символы в определенных контекстах репрезентируют переносное значение конкретных предметов.

Конвергенция и аккумуляция метафор, относящихся к одному и тому же прототипическому объекту, образуют взаимодействующие семантические сети и создают определенный абстрактный символ как итог концептуальной интеграции. Символы воплощают ассоциации первично-архетипического характера, связанные с культурой и традициями, преломленными в субъективно-авторской интерпретации мира. Следовательно, наряду с языковой картиной мира можно говорить и о поэтической картине мира как особого сложнейшего мира мыслей, эмоций и духовных ценностей человека.

В художественном (поэтическом) тексте единицы лексического уровня объединяются в тематические группы, образуя сетевую содержательно-концептуальную структуру текста, или словарь-тезаурус языкового пространства поэтического текста. Объединение слов в процессе семантической деривации происходит по принципам аналогии, семантического тождества, родо-видовых отношений семантического включения, пересечения эксплицитного и имплицитного (ассоциативного) характера. Таким образом, с помощью этих лексико-смысловых комплексов формируется ядро поэтической картины мира автора, то есть особого сложнейшего мира мыслей, эмоций и духовных ценностей человека.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Адливанкин С.Ю. Модели словообразовательного процесса и способы словообразования // Деривация и семантика: Слово – предложение – текст. – Пермь, 1986. – С. 68-78.

2. Алексеева Л.М. Термин и метафора. – Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1988. – 250 с.

3. Амосова Н.Н. Этимологические основы словарного состава современного английского языка. – М.: Изд-во литературы на иностранных языках, 1956. – 218 с.

4. Андреева К.А. Когнитивные аспекты литературного нарратива. – Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2004. – 196 с.

5. Апресян Ю.Д. Английские синонимы и синонимический словарь // Англо-русский синонимический словарь. – М.: Наука, 1998. – 367с.

6. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: Избр. труды. – Т.1. – М.: Языки русской культуры, 1994. – 246 с.

7. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. – М.: Наука, 1974. – 367 с.

8. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: 2-е изд., испр. и доп. Избранные труды. – Т.1. – М.: Наука, 1995. – 472 с.

9. Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка // Вопросы языкознания. – 1995. – № 1. – С. 37-63.

10. Апресян Ю.Д. О Московской семантической школе // Вопросы языкознания. – 2005. – № 1 – С. 3-30.

11. Аракин В.Д. Сравнительная типология английского и русского языков. – М.: Просвещение, 1989. – 259 с.

12. Арбекова Т.И. Лексикология английского языка. – М.: Просвещение, 1977. – 240 с.

13. Аристотель. Поэтика. Соч.: в 4 т. – М.: Изд-во Мысль, 1983. – Т.4. – 120 с.

14. Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка. – М.: Наука, 1989. – 303 с.

15. Арнольд И.В. Основы научных исследований в лингвистике. – М.: Наука, 1991. – 140 с.

16. Арнольд И.В. Семантическая структура слова в современном английском языке и методика ее исследования. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1966. – 192 с.

17. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка (стилистика декодирования): Уч. пособие. 3-е изд. – М.: Высш. шк., 1990. – 300 с.

Дата добавления: 2015-05-07