Буддизм. Японская поэтическая традиция является одной из самых развитых в мире, и даже в настоящее время - время ее упадка в современном индустриальном обществе - она

Проза

Поэзия

Японская поэтическая традиция является одной из самых развитых в мире, и даже в настоящее время - время ее упадка в современном индустриальном обществе - она сохраняет первостепенное значение в японской культуре.

Не касаясь в данном случае формальных характеристик японского стихосложения, рассмотрим его особенности с точки зрения объекта изображения. Подавляющее количество тем произведений из поистине необъятного моря традиционной японской поэзии может быть отнесено к темам любви и природы. Если мы обратим внимание на мифологический цикл синтоизма, то обнаружим, что, может быть, основным свойством, приписываемым божествам является акт брачного соединения и порождения следующих поколений божеств. Именно порождения, а не творения: креативная функция божества синтоизма не может быть, как правило, исполнена без помощи другого божества противоположного пола. При переходе от мифологического времени к историческому культура удерживает в поле своего зрения эту особенность мифологического времени, сосредоточивая свое внимание на любовных отношениях между мужчиной и женщиной, но придавая им психологическое истолкование.

Ту же закономерность мы наблюдаем и в природном цикле японской поэзии. Одной из основных функции синтоистского ритуала является воздействие на природные силы, что призвано обеспечить гармоничные отношения между человеком и природой. При этом необходимо отметить, что большинство синтоистских ритуалов этого рода падает на весну и осень - время пробуждения природных сил, сева и сбора урожая. Поэзия в данном случае чаще всего также следует за ритуалом и делает основным объектом изображения в годовом цикле восприятие поэтом весны и осени. Именно таким образом обеспечивается культурная преемственность между временем мифа и временем истории, временем божеств и временем человека.

Ритуальное происхождение поэзии не подлежит сомнению. Своеобразием японского варианта бытования поэзии является чрезвычайно прочное закрепление в ней элементов, принадлежащих глубокой архаике, когда стихотворец считается неким оракулом, который транслирует слова божества. В светском стихосложении с достаточно высокоразвитым индивидуальным началом эта особенность реализуется в виде установки на устное порождение поэтического текста. Поэтический текст считался «правильно» созданным, если первоначально он был сочинен или же оглашен устно. Это нашло свое выражение в широко распространенном обычае мгновенного диалогического обмена стихотворениями и в поэтических турнирах, когда две Команды состязались в искусстве нахождения удачного продолжения Поэтической реплики соперников. После этикетного оглашения стихотворение записывалось и функционировало уже как письменный текст. В результате возникали многочисленные поэтические антологии, которым в японской культуре отводится намного больше места, нежели в культуре европейской.

Таким образом, японский поэтический текст - принципиально бесчерновиковый (или же моделирующий бесчерновиковость). Поскольку в Средневековье поэзия признавалась ведущим жанром изящной словесности, то принципы ее создания в значительной мере были распространены и на прозаическое творчество.

При первом знакомстве с японской художественной литературой европейцев поразили несколько ее особенностей. Во-первых, краткость большинства лучших прозаических произведении вкупе с отсутствием или же ослабленностью сюжета _ таких как, например, произведения хэйанского времени жанра «дзуй-хицу. (букв. «вслед за кистъю»): всемирно известные «Записки у изголовья» Сэй-сенагон или же «Записки от скуки» Кэнко-хоси.

Это объясняется способом порождения, при котором автор не пользуется черновиками, вследствие чего его «поэтического дыхания» не хватает на выстраивание объемных произведений с разработанным Сюжетом. Если же таковые все-таки появляются, то читателю, воспитанному на европейских традициях, представляется, что сюжет такого произведения рыхл и оно грешит повторами, которых легко избежать при редактуре. Вопрос, однако, в том, что процедуры редактирования традиционная японская культура не допускает.

Во-вторых, европейского читателя поражает «крупный план» японской прозы, чрезвычайно развитая рефлексия, не достижимая в синхронных произведениях западной традиции. Это связано с указанными выше особенностями восприятия пространства (среда обитания и способы хозяйственной адаптации к ней), которое в японской культуре можно определить как «свертывающееся». При таком восприятии взгляд автора направлен не столько в необъятный внешний мир, сколько в мир ближний, околотелесный и внутрь самого себя.

Итак, одной из основных особенностей японской прозы (и японского менталитета) является высокая степень рефлексии. На эту сторону сознания японцев большое влияние оказал буддизм. На первых этапах своего распространения на архипелаге буддизм был использован раннегосударственными институтами в качестве одной из составляющих государственной идеологии (в то время когда идеологическая система синтоизма находилась в неунифицированном, малоупорядоченном состоянии). Однако после окончания периода Нара его значимость в этом отношении уменьшается. На первый план выходит синтоизм, дополненный при сегунате Токугава неоконфуцианством. Несмотря на это, роль буддизма в процессе дальнейшей эволюции японской культуры продолжала оставаться чрезвычайно большой: он перманентно участвовал в процессе формирования «личности рефлексирующей». Поскольку синтоизм основное внимание уделяет формированию поведения индивида на социальном уровне, то все, что связано с самосознанием личности находилось в «ведении» буддизма. Не случайно поэтому «свертывающееся пространство» японской культуры было доведено до своего предела в трудах именно буддийских мыслителей: дзэнский монах Хакуин (1685-1768) ввел в культурный оборот понятие «внутреннего взора», т. е. «взгляда в себя», который он считал наиболее важным средством для достижения просветления.

* * *

Настоящая глава посвящена не столько каталогизации достижений японской культуры (таких работ вышло в свет вполне достаточно), сколько описанию тех факторов, которые эту культуру создают, а также выделению тех основных ценностей, которые эта культура выработала. Иными словами, автор пытался выяснить составляющие ценностной ориентации японской культуры, предоставить читателю те «ключи», с помощью которых дальнейшее знакомство с конкретными проявлениями этой культуры - будь то литература, живопись или же религия - будет, надеемся, более осмысленным.

Мы отдаем себе отчет в том, что работа описывает по преимуществу реалии традиционной японской культуры. Многие из них сохраняются и культурой нынешней. Однако, в силу того что современная экономика, т. е. способы адаптации человека к вмещающему ландшафту, преодолевает особенности среды обитания, с течением времени тенденции к нивелированию различных культур неизбежно будут проявляться (и уже проявляются) с большей силой. Тем не менее национальная культура обладает громадной инерционной силой и собственными, «вмонтированными» в нее механизмами самосохранения, которые поддерживают ее идентичность, несмотря на кардинально изменившиеся внешние условия.

Литература

Иофан НА. Культура Древней Японии. - М., 1974.

Конрад ни. Очерк истории культуры средневековой Японии. - М.,

1980.

Мещеряков А.Н Герои, творцы и хранители японской старины. - М.,

1988.

Дата добавления: 2015-05-10