Принципы построения и проверки следственных версий

Вновь напомним: познание, в том числе и при осуществлении уголовного преследования, которое невозможно без выдвижения соответствующих гипотез (в нашем случае, следственных версий) требуется там, где есть неопределенность в доказательственной информации, обусловливающая возможность неоднозначного и различного ее объяснения. Очевидность же требуется не познавать, а оценивать и использовать. Нельзя, к примеру, выдвигать предположение о том, какого числа православные христиане отмечают Яблочный или Медовый Спас, католики — Рождество Христово, какой день недели приходится на данное число и т.п.

Следовательно, в основе выдвижения предположения, следственной версии лежит информация, но информация недостаточная для однозначного по ней вывода, объем и предмет которой позволяет и обусловливает необходимость выдвижения версии, относящейся к тому или иному виду из рассмотренной выше их возможных классификаций. Накопление и осмысливание такой информации и является основой, первым этапом версионной деятельности следователя.

Несколько проблем связано со сформулированным положением об информации как основе выдвижения следственных версий. Первая из них: какая информация имеется в виду? И иными словами, из какого (каких) источника она должна быть получена, чтобы стать основой выдвижения версии? Суть проблемы в том, что отдельными криминалистами по этому поводу высказывается мнение, что версии могут выдвигаться лишь на основе информации, полученной процессуальным путем, т. е. на основе информации доказательственной. Это, по нашему убеждению, положение ошибочное. Выдвижение версий — средство и способ мышления, а потому не может зависеть от того, каким образом, процессуальным или непроцессуальным, получена информация для процесса мышления. Версии могут вытекать как из доказательственной информации, так из информации, полученной в результате оперативно-розыскной деятельности, а также из любых иных источников — от сообщений средств массовой информации до анонимных писем.

Вторая проблема представляется более сложной и интересной: может ли лежать в основе выдвижения следственной версии не собст-

венно информация как таковая, а... интуиция следователя? Проблема эта, как отмечено, очень интересная, и связана в первую очередь с определением понятия и сущности интуиции.

Интуиция, образно говоря, есть предвосхищение, чувство истины. Или, как более изящно и точно сформулировал фантаст Айзек Азимов, «это свойственное человеческому разуму умение находить ответ в ситуации, когда у него недостает точной информации, а та, что есть, порой противоречива». Есть ли интуиция следственная? Одни авторы отрицают ее существование, другие подтверждают. Так, по мнению Яна Пещака, «следственная интуиция — это способность следователя, основанная его опытности и знаниях, непосредственно, прямо, как бы внезапно находить в сложной ситуации путь к правильному решению задач, возникающих в ходе расследования»".

У нас несколько иное мнение по этому вопросу. Мы полагаем (позволим себе здесь опустить аргументацию своей позиции), что то, что понимается в данном контексте под интуицией, в том числе следственной, есть нечто иное, как обычный логический процесс, но проходящий с такой быстротой, иногда чуть ли не на подсознательном уровне, что его субъект сам не может на вербальном уровне воспроизвести его этапы. По сути логический процесс конструирования интуитивного предположения представляет собой так называемый «черный ящик»: известно, что лежит на входе и известно, что сложилось на выходе, но неизвестно, не осознано, как сложилось.

Таким образом, в этот первый этап построения следственной версии входит и логическое осмысливание лежащей в ее основе информации. Тут же заметим, что ряд ученых выделяет этот процесс в отдельный этап версионной деятельности. Нам, однако, такой подход представляется несколько искусственным: психологически невозможно накапливать информацию без ее непрерывного осмысливания, без ее анализа. Методы такого анализа известны: дедукция и индукция. Напомним: «Дедукция — выведение частного из общего; путь мышления, который ведет от общего к частному, от общего положения к особенному. Общей формой дедукции является при этом силлогизм, посылки которого

1. Азимов А. На пути к Академии. М., 1999.

2. Пещак Ян. Указ. соч. С. 98; в

образуют указанное общее положение, а выводы частное суждение»; «Индукция — метод движения знания от отдельного, особенного к всеобщему, закономерному. Индукция из наблюдений и опытов выводит принципы и общие положения» (Философский энциклопедический словарь. М., 1999. С. 125, 179). В результате такого логического осмысливания имеющейся информации у следователя возникают соответствующие логические предположения. Обратим внимание на то, что эта проблема достаточно подробно и интересно исследована А. А. Эйсманом в монографии «Логика доказывания» (М., 1971); значительно ранее к ней обращался известный немецкий криминалист Эрих Анушат в работе «Искусство раскрытия преступлений и законы логики»: первый ее перевод на русский язык был опубликован в 1927 С. М. Потаповым, переиздан в 2001 г. Но для того чтобы они приняли вид версии, эти предположения должны быть сформулированы в виде, позволяющем дальнейшую работу с ними.

Следовательно, вторым этапом построения следственной версии является ее формулирование. Ограничимся здесь формулированием следующего основного принципа: версия должна формулироваться в категорически однозначной форме, примерно в таком виде: «преступление совершил Н.», «преступление Н. совершил с целью завладения имуществом потерпевшего», «преступление совершено при превышении пределов необходимой обороны» и т. п. Необходимость именно такого формулирования криминалистических версий вытекает из логических правил построения любых гипотез, и лишь оно позволяет получить в результате их проверки однозначный вывод — «да» или «нет»: «преступление совершил Н.», «преступление Н. совершено не по корыстным мотивам» и т. д.

Следующим, третьим этапом версионного процесса, на наш взгляд принципиально важным, но как-то несколько вскользь рассматриваемым в литературе, является этап выведения следствий из сформулированной версии.

Дело в том, что сама по себе версия, являясь результатом логического рассуждения, идеальна, неосязаема. Проверяемыми практически являются лишь следствия, вытекающие из данного логического рассуждения — из определенной версии.

Как говорилось выше, материальные и нематериальные следы — следствия преступления -— выступают, с одной стороны, в качестве

основания, информационной базы выдвижения соответствующей криминалистической версии, предположительно объясняющей одну из возможных причин возникновения этих следов. С другой стороны, следствия неизбежно должны нести на себе отпечатки (следы) причины. Это положение — перенос структуры от причины к следствию, т. е. отображение первой во второй, является, как известно, фундаментальной чертой динамики процесса причинения, лежит в основе свойства отражения: «Возникновение у следствия отпечатков причины означает установление между обоими членами причинной пары особого объективного отношения, благодаря которому любой из них делается представителем другого, т. е. превращается в носителя информации о нем. Цепи причинения, по которым совершается перенос структуры, оказываются вместе с тем и цепями передачи информации» (Философская энциклопедия. М„ 1967. Т. 4. С. 370).

Из этого методологического положения следует, что причина ведет к своему исчерпывающему отражению в следствиях своего действия. А потому, если предполагаемая причина (версия) — истина, то она должна быть с исчерпывающей полнотой представлена в необходимых следствиях (следах) своего действия (подчеркнем здесь: «в необходимых следствиях», т. к. помимо них причина влечет возникновение и следствий возможных, о которых скажем чуть позже).

Рассмотрим их сущность и принципиальнейшую важность на небольшом гипотетическом примере. Обнаружен труп Иванова, смерть которого последовала от ударов ножом. На основании определенной информации (доказательственной и (или) оперативной), соответствующего ее осмысливания и логического рассуждения, сформулирована версия: «убийство Иванова совершено Петровым».

Что с необходимостью из этого следует? Иными словами, какие необходимые следствия вытекают из этой версии? Их, как минимум, три: 1) Петров в момент нанесения Иванову ножевых ударов находился на месте убийства; 2) у Петрова на момент убийства Иванова был нож, которым потерпевшему наносились удары; 3) Петров имел мотив для убийства Иванова. Такие же необходимые следствия должны быть выведены из частых версий, связанных с версией общей о совершении убийства потерпевшего Петровым: о форме вины, мотивах преступления и т. д. Например, если частная версия гласит, что Петров завладел имуществом потерпевшего, то из этого с необходимостью следует, что

эти ценности находятся у Петрова, либо после совершения преступления он как-то иначе распорядился ими по собственному усмотрению.

Вот эти-то выводы из версий (необходимые следствию) можно объективно проверить, подтвердить или опровергнуть. К примеру: по первому из них — установить лиц, которые видели Петрова в данный момент на месте или непосредственно у места происшествия, о чем их, естественно, допросить; произвести идентификационные исследования следов обуви, отпечатков пальцев, обнаруженных на месте происшествия, с обувью, изъятой для этой цели у Петрова, образцов отпечатков его пальцев и т. д. По второму — принять меры к обнаружению у Петрова ножа и последующих его экспертных исследований (судебно-медицинских, физико-технических и др.), установить лиц, которые видели у Петрова подобное оружие, и т. д. По третьему — установить путем допроса как свидетелей, так и самого Петрова его взаимоотношения с потерпевшим, объективно установить наличие у Петрова именно того мотива, по которому совершено расследуемое преступление, используя для этого все имеющиеся процессуальные и криминалистические возможности: обнаружение похищенных ценностей у Петрова или лиц, которым он их передал, в случае совершения преступления по корыстным мотивам; исследуя биологические объекты, если убийство совершено по сексуальным мотивам, в виде соответствующих следов на теле и одежде как погибшего Иванова, так и Петрова, чья причастность к совершению убийства потерпевшего по этому мотиву проверяется.

Но помимо следствий необходимых, причина (версия), как сказано, обусловливает проявление следствий возможных. В нашем гипотетическом примере такими возможными следствиями являются следующие: возможно, кто-то видел Петрова на месте преступления; возможно, Петров рассказывал кому-либо о совершении им убийства Иванова; возможно, Иванов подозревал Петрова в готовности совершить его убийство; возможно, на теле и одежде Петрова остались следы от совершенного им убийства и т.д. Эти возможные следствия также поддаются практической проверке соответствующими оперативно-розыскными и, главным образом, следственными действиями.

Скажем, несколько забегая вперед, что именно логически точно выдвинутая и сформулированная система необходимых и возможных следствий из общей и частных версий предопределяет планирование их

проверки и практическую реализацию плана расследования уголовного дела. Планирование практической их проверки и составляет сущность четвертого этапа версионной деятельности следователя. Такая проверка должна привести к одному из следующих результатов: а) к подтверждению версии, т. е. к положительному ответу на сформулированное в версии предположение — к достоверному знанию о факте или обстоятельстве, относительно которого она выдвинута («да, убийство совершил Петров», «да, убийство совершено Петровым по такому-то мотиву»), б) к опровержения версии, к ответу на нее отрицательно: «нет, Петров убийства не совершал», «нет, убийство не совершено по корыстному мотиву». Пока достоверного (положительного или отрицательного) знания по версии не получено, проверка ее продолжается.

Очевидно, что если получено положительное достоверное знание, то версионная деятельность следователя по факту или обстоятельству, относительно которого она производилась, завершается. Отрицательный достоверный ответ на версию означает окончание ее проверки, но обусловливает необходимость нового витка версионной деятельности: снова осмысливание информации, но информации вновь полученной или модифицированной в результате проверки не подтвердившейся версии и в целом по исследуемому делу, снова логическое рассуждение по ее поводу, снова формулирование версий (уже иных), выведение из них систем необходимых и возможных следствий, их практическая проверка...

Вновь повторим: лишь когда и только когда практическая проверка докажет существование — и докажет достоверно, однозначно — существование всех необходимых следствий, вытекавших из общей и частных версий, они перестанут быть версиями и превратятся в истину.

Если продолжить наш гипотетический пример, то для обоснованного привлечения Петрова к уголовной ответственности за совершение им убийства Иванова необходимо, чтобы (если говорить лишь о самом факте совершения им этого преступления, условно абстрагируясь от формы вины, мотива и других компонентов, входящих в предмет доказывания по уголовному делу): а) экспертными исследованиями следов на месте происшествия, показаниями свидетелей и другими доказательствами было установлено, что Петров на момент убийства Иванова был на месте происшествия; б) при обыске в его

доме или в другом месте или у иных людей обнаружен принадлежащий Петрову нож, которым, согласно заключениям судебно-медицинской и физико-технической экспертиз, нанесены ранения потерпевшему Иванову; в) у Петрова или у людей, которым он их передал, обнаружены ценности, опознанные свидетелями как принадлежащие Иванову и находившиеся при нем в момент его гибели.

По нашему глубокому убеждению (есть мнения и другие), неустановление хотя бы одного (и «всего лишь» одного) необходимого следствия, вытекающего из версии о виновности обвиняемого в совершении преступления, влечет неполноту и необъективность расследования, делает необоснованным привлечение лица к уголовной ответственности, влечет следственную, зачастую, к сожалению, и судебную ошибку в установлении виновности обвиняемого.

Именно этим, думается, можно объяснить следственную и судебную ошибки в деле «отцеубийцы» Дмитрия Карамазова в «Братьях Карамазовых» Ф. М. Достоевского. Казалось бы, нашли подтверждения все необходимые следствия, вытекающие из версии о его виновности: и присутствие Дмитрия на месте происшествия, и наличие у него орудия убийства (пестика), и несомненное и всем очевидное наличие мотива, и т. д. И всего лишь одно необходимое следствие не было подтверждено. Его можно сформулировать так: «Если Дмитрий Карамазов убил отца и завладел при этом тремя тысячами рублей, то, следовательно, эти деньги либо находятся у него, либо он их растратил, либо кому передал». Показания же Карамазова, что израсходовал он в Мокром не более полутора тысяч из «ладанки» и других денег у него нет и не было, ни следствием, ни судом опровергнуты не были; следовательно, необходимое следствие из версии установлено не было, но, как нередко бывает, «мужички за себя постояли» (Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: В 30 т. М, 1973. Т. 15. С. 173).

Еще несколько необходимых положений, связанных с принципами построения и проверки следственных версий.

1. По каждому факту и обстоятельству, требующему объяснения, в процессе расследования преступлений надлежит выдвигать, формулировать и проверять все возможные, имеющие хотя бы какое-то информационное основание версии, насколько бы маловероятными они не представлялись на первый взгляд. Ограничение здесь единственное: версии не должны быть, как говорят следователи, «лунными», т. е. не

должны противоречить научно обоснованным фактам или строиться на основе предположений, не имеющих под собой научного теоретического подтверждения. Нельзя, например, в настоящее время всерьез выдвинуть и попытаться проверить версию о том, что расследуемое убийство совершено инопланетянами или зомби (впрочем, по поводу последнего: предположение о возможности совершения преступления замбированным человеком не так уж фантастично — оно высказывается не только в детективах, но и обсуждается в достаточно серьезных научных публикациях).

2. Даже наиболее вероятная версия может оказаться ошибочной, а кажущаяся самой маловероятной — подтвердиться. Приведем два примера этому из следственной и судебной практики правоохранительных органов Воронежской области.

После обнаружения трупа изнасилованной и убитой Ивановой в ее доме был изъят ее дневник. Последняя запись в нем была о том, что ее накануне пытался изнасиловать ранее судимый за изнасилование и убийство Н., и что когда друзья ее от Н. «отбили», он сказал, что все равно она от него не уйдет, что он ее всё равно «достанет». Эта запись, данные о том, что Н. действительно ранее судим за указанные в ней преступления, а также, что Н. видели с Ивановой в день ее исчезновения, очевидно, делали наиболее вероятной версию о совершении данного преступления именно Н. Он был задержан, дал «признательные» показания и, несмотря на то, что спустя несколько дней от них отказался, заявив себе алиби (кстати, подтвержденное несколькими лицами), впоследствии осужден за изнасилование и убийство Ивановой к 14 годам лишения свободы. Более того, в отношении лиц, подтверждавших в суде алиби Н., были возбуждены уголовные дела о лжесвидетельстве.

Спустя несколько лет было объективно установлено, что изнасилование и убийство Ивановой совершил серийный сексуальный убийца Р. А ведь действительно, на первый взгляд, версия об убийстве Ивановой И. не только имела фактическую основу, но и представлялась наиболее вероятной.

Утром в дверь квартиры директора одного из крупных воронежских заводов Л. позвонил мужчина. Открывшей ему дверь жене Л. он назвал свою фамилию (как впоследствии выяснилось, вымышленную) и попросил позвать мужа «по срочному служебному делу». Когда Л. вышел на лестничную площадку к незнакомцу, тот произвел в него выстрел в

живот из мелкокалиберного оружия и скрылся. Л. от полученного ранения тут же скончался. Из множества выдвинутых версий, пожалуй наименее вероятной представлялась версия о заказном характере этого убийства (поведение преступника, использованное им оружие, «непрофессиональный» выстрел и т. п.) И тем не менее, расследование полностью и объективно подтвердило именно эту версию. Убийство носило заказной характер, заказчиком его являлся заместитель Л., а исполнителем — один из рабочих завода.

3. Все выдвинутые версии подлежат параллельной проверке, но, разумеется, (и иное психологически, видимо, невозможно) с различной степенью интенсивности: в первую очередь наиболее интенсивно проверяются более вероятные предположения, объясняющие исследуемый факт или обстоятельство, затем иные... И в то же время необходимо помнить изложенное выше: может подтвердиться именно менее вероятная версия. Обеспечение оптимальной практической проверки сформулированных следователем версий, выведенных из них необходимых и возможных следствий, составляет ядро, смысл планирования этой деятельности.

Дата добавления: 2015-05-07