Общие положения тактики допроса 2 страница

Разумеется, еще до начала допроса следователь зачастую располагает некими данными (доказательствами, оперативными сведениями), увеличивающими или уменьшающими вероятность нахождения допрашиваемого в том или ином состоянии относительно искомой информации. В частности, это характерно для допроса подозреваемого или обвиняемого, ибо допросу лица в этом качестве, как правило, и в настоящее время предшествует допрос его в качестве свидетеля.

Ставшее известным следователю воздействие лица, которое предстоит допросить, на других лиц с целью дачи ими определенных показаний, или, напротив, такое же воздействие, оказываемое на допрашиваемого со стороны иных лиц, сокрытие или уничтожение этим лицом предметов или документов, имеющих отношение к делу, продолжение преступной деятельности, уклонение от явки к следователю достаточно очевидно свидетельствуют об информационном состоянии допрашиваемого.

Названные и другие аналогичные обстоятельства в большинстве случаев являются достаточными для определения ситуации предстоящего допроса как конфликтной. Однако чаще всего информационное состояние лица, которое предстоит допросить следователю, однозначно неизвестно и должно представляться ему достоверно неизвестным во избежание предвзятости и ошибки в выборе тактических приемов выяснения обстоятельств, составляющих предмет допроса этого лица.

Поэтому первая тактическая задача следователя в начале общения с лицом, явившимся к нему на допрос, — выяснение (диагностика) информационного состояния допрашиваемого. В сущности, на этом этапе деятельность следователя сводится к установлению контакта с допрашиваемым, определения признаков (симптомов) отношения его к искомой следователем информации, а также возможного противодействия со стороны допрашиваемого в установлении истины.

. При этом нужно иметь в виду следующее. Кроме материалов дела и данных, полученных в результате проведения оперативно-розыскных

мероприятий, чаще всего об информационном состоянии допрашивает мого, следователь может судить по таким внешним проявлениям, как мимика, пантомимика и, главное, речь допрашиваемого.

Статистическая закономерность внешнего проявления симптомов информационного состояния допрашиваемого обусловлена тем, что если лицо скрывает свое истинное информационное состояние, излагая для этого легенду, искажая или замалчивая имеющиеся у него сведения, оно вынуждено постоянно и напряженно контролировать свое поведение, а в необходимых (на его взгляд) случаях «на ходу» корректировать свой рассказ. Поэтому с психологической точки зрения, как верно отмечается в литературе, «хорошо солгать» в любом случае значительно труднее, чем сказать правду. В этой связи ситуация общения со следователем для такого допрашиваемого всегда стрессовая, что в соответствии с теорией стресса, как правило, находит внешнее выражение в эмоциональном состоянии допрашиваемого лица, в его внешнем поведении и в речевой сфере.

Далее мы выделим ряд признаков, которые, как показывает практика, с достаточно высокой степенью вероятности свидетельствуют об умышленном сокрытии или искажении допрашиваемым искомой следователем'информации. Но сразу следует сказать, что значимость этих признаков как симптомов действительного информационного состоя-. ния допрашиваемого может быть познана лишь в сравнении с поведением, эмоциональным состоянием, особенностями устной речи этого же лица при его рассказах, объяснениях, даваемых не по обстоятельствам, входящим в предмет допроса. Совершенно верно отмечает Л. Б. Филонов, что выявить особенности показаний допрашиваемого относительно отдельных фактов и осознать их как симптомы реального информационного его состояния можно только в сравнении, «только на фоне другого поведения, принятого за норму».

Отсюда следует, что допросу как таковому должна предшествовать достаточно длительная беседа следователя с допрашиваемым на различные темы, тактической целью которой и является установление этой «нормы», эталона обычного поведения, особенностей устной речи, эмоциональных проявлений при разговорах на «обычные» темы, не касающиеся непосредственно предмета допроса. Эксперименты, проведенные Л. Б. Филоновым, показали, что для установления «нормы», эталона, с которым далее следует сопоставлять признаки, свидетельст-

вующие о действительном информационном состоянии допрашиваемого, достаточно взять пять-шесть тем. «Все они, — пишет экспериментатор, — должны быть последовательно проведены в беседе как объекты обычного разговора. Однозначные реакции на четыре-пять тем всегда в сумме давали основы для уверенного выделения одной темы, которая узнавалась по особым реакциям, в какую бы сторону они ни отклонялись: избегание темы или «вязкость в теме».

Выбор тем для таких эталонных, тестовых бесед сугубо индивидуален. Он зависим от многих разнообразных факторов: степени интеллектуального и эмоционального развития не только допрашиваемого, но и следователя, изученности следователем личности допрашиваемого, устойчивости и характера сложившегося между ними психологического контакта, обстоятельств расследуемого дела, процессуального положения допрашиваемого и его отношения к предмету допроса и т. д. Тем не менее, на наш взгляд, можно выделить несколько типовых направлений таких бесед. Они представляются рациональными в большинстве случаев для определения фона, на котором оцениваются симптомы информационного состояния допрашиваемого.

Представляется, что наибольшую информацию в этом отношении могут дать беседы с допрашиваемым относительно обстоятельств его жизни. Выяснение их, как правило, дает возможность найти эталон эмоциональной окраски субъектом его правдивых показаний и, во многих случаях, — их формально-логической структуры. Если в биографии допрашиваемого имеются (о чем следователю было известно ранее или стало известно в ходе беседы) отдельные негативные факты, например прежняя судимость, увольнение с работы за неблаговидные поступки, привлечение к административной или иной ответственности, или, напротив, факты, положительно его характеризующие (совершение благородного поступка, активное участие в общественной жизни и т. п.), то подробные беседы с ним на эти темы могут выступать в качестве эталона таких симптомов, как уход от темы или «вязкости» в ней применительно к предмету допроса.

Оценке таких симптомов, как излишняя осведомленность, эмоциональная бледность показаний, могут помочь беседы на отвлеченные темы, связанные с каким-либо известным обоим общающимся литературным, сценическим произведением или кинофильмом. В беседах на эти темы выясняются как степень воображения,

«фантазии» допрашиваемого, так и нравственная оценка им действий и поведения тех или иных персонажей. Выяснению эталонов речевого поведения допрашиваемого также может служить и обсуждение с ним имевших место в жизни или известных по произведениям искусства, а может быть, и гипотетических примеров, достаточно близких по своей психологической и «криминальной» сущности к предмету допроса.

Мы не касаемся приемов и методов установления психологического контакта с допрашиваемым, без которого практически немыслимо проведение подобных тестовых бесед. Они достаточно подробно изложены в монографиях, пособиях и руководствах по тактике допроса. Однако нельзя не остановиться на одном из них, практически не исследованном в криминалистической литературе. Он сформулирован Л. Б. Филоновым на основе психологических экспериментов по выявлению скрываемого обстоятельства и представляется весьма эффективным для проведения тестовых бесед.

Речь идет о том, что наиболее благоприятным способом расположения допрашиваемого к правдивым ответам на темы беседы (а в дальнейшем, как представляется, и о предмете допроса) является сообщение допрашиваемому о его «особых» показателях, об оригинальном сочетании присущих ему свойств. При использовании данного приема, подчеркивает Л. Б. Филонов, действительность не извращается, а лишь акцентируется внимание на исключительности индивидуальности допрашиваемого, «разгадывается» его личность. Для этого достаточно «отгадать» весьма примитивные и очевидные характеристики. «Например, испытуемому с ярко выраженным пикническим габитусом (округлые черты лица, сравнительно короткие конечности, широкий тазовый пояс и т. д.) высказывалось, что именно ему присущи особые характеристики, отличающие его от других. Он, наверное, обращал внимание на то, что у него бывают периоды, когда настроение у него приподнятое, ему радостно, все удается; и, наоборот, когда все представляется ему мрачным — это период неудач; он замечает также, что такая смена периодов и настроений происходит «без видимых причин». Такая «точная» характеристика его поведения, а по существу обычная картина поведения циклоида или циклотимика, вызывает у него необычный интерес. Испытуемый удивляется проницательности следователя, заявляя, что он полагал, что все высказанное известно

только ему и никому более... После восхищения, удивления и согласия следовало уточнение подробностей и дополнения».

Подобное «отгадывание» исключительности личности допрашиваемого (как ключ к эффективности тестовых бесед и ко всему допросу в целом) возможно, на наш взгляд, и на основе знаний типов темперамента.

Например, человек с сангвиническим типом темперамента стремится к частой смене впечатлений, отзывчив, сравнительно легко переживает неудачи, неприятности. Он достаточно поверхностен, непостоянен, разбросан, не переносит однообразную, автоматическую работу. Флегматик внешне спокоен, уравновешен в делах и поступках, настойчив и упорен в работе и поведении, ему присущи выдержка и самообладание, решения им принимаются обдуманно, в общении он человек суховатый, не склонен к смене видов деятельности и т. д.

После таких тестовых бесед, в процессе которых в необходимых случаях допрашиваемому разъясняется возможность его допроса под псевдонимом и предъявляется соответствующее о том постановление (о чем мы упоминали выше), следует перейти непосредственно к выяснению обстоятельств, составляющих предмет допроса. Допрос, как было когда-то замечено, есть умение задавать вопросы и получать на них ответы.

При этом, естественно, нужно основываться в этом отношении на требованиях уголовно-процессуального закона. Напомним их: в начале допроса обвиняемого следователь выясняет, признает ли он себя виновным в предъявленном обвинении, после чего предлагает ему дать показания по существу обвинения, при допросе свидетеля (потерпевшего) устанавливает его отношение к обвиняемому и потерпевшему, другие необходимые сведения о его личности и предлагает рассказать все ему известное об обстоятельствах, в связи с которыми он вызван на допрос; свидетель и потерпевший предупреждаются об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний, и т. д.

На этой стадии допроса (ее называют в литературе стадией свободного рассказа), как и затем при постановке допрашиваемому отдельных вопросов, можно и нужно на фоне выявленного при беседе эталона обычного поведения установить действительное состояние допрашиваемого относительно искомой следователем информации.

По мнению значительного числа следователей, опрошенных автором, наибольшее значение для оценки ситуации допроса как конфликтной, а значит требующей серьезных усилий и применения сложных средств из тактического арсенала, имеют такие симптомы, как замалчивание обстоятельств при рассказе допрашиваемого, которые, на взгляд следователя, ему должны быть известны, а также несоответствие его рассказа показаниям других лиц либо в целом — другим материалам дела. Кроме того, следователи выделили и ряд внешних проявлений при свободном рассказе допрашиваемого, которые при их сравнении с эталоном также можно расценивать как симптомы лжесвидетельствования. Рассмотрим некоторые из них.

Психофизиологические реакции допрашиваемого на отдельные вопросы. К ним относятся реакции человека на внешние раздражители. Последними выступают задаваемые следователем вопросы или сам факт выяснения обстоятельств, составляющих предмет допроса. Эти реакции могут выражаться в бледности, покраснении лица, потливости, заикании, неоправданных паузах при ответах, заминках в речи, треморе и т. п.

Анализ таких реакций является, пожалуй, наиболее древним методом тактической диагностики. Вспомним Шекспира: «...сегодня королю играют пьесу. // Я говорил тебе про смерть отца. // Там будет точный сколок этой сцены. // Когда начнется этот эпизод, // Будь добр, смотри на дядю не мигая. // Он либо выдаст чем-нибудь себя // При виде сцены, либо этот призрак // Был демон зла... // Итак, будь добр, гляди во все глаза. // Вопьюсь и я, а после сопоставим // Итоги наблюдений», — говорит Гамлет Горацио.

В сохранившемся в Государственном архиве Воронежской области уголовном деле «Об убийстве полицейского урядника Михаила Кологри-вова при отправлении им обязанностей службы и с ним его подводчика крестьянина с. Турова Тихона Швецова», имевшем место 29 ноября 1893 г., в протоколе дознания помощник Нижнедевицкого уездного исправника коллежский асессор И. Е. Кобзарев записал: «Вообще Черноусое (с ним часть пути рядом ехали исчезнувшие потерпевшие. — О. Б.), бывший во время расспроса немного «выпивши», держал себя как-то странно. Говоря со мной, смотрел то в потолок, то по сторонам; признаки неискренности были особенно очевидны на том месте рассказа, которое касается исчезновения с глаз попутчиков. Считая

202...

опасным настаивать далее на более откровенном рассказе, я его отпустил... Черноусое (на следующий день. — О. Б.) объяснил, что при прежних расспросах он кое-что не высказал. Теперь лее решился рассказать все откровенно... По-видимому, и теперь Черноусое неискренен, потому что, когда рассказ подходил к концу, он опять начал прятать глаза; с начала же говорил с видом откровенности».

Сразу же необходимо оговориться: как убедительно доказано в ряде работ, выделить на модельном уровне причины тех или иных психофизиологических реакций в процессе общения на современном уровне развития физиологических и психологических наук (а по мнению отдельных ученых — ив принципе) невозможно. Поэтому ни в коем случае нельзя переоценивать симптоматическую значимость названных реакций человека. Как считал А. Н. Васильев, «весьма важно заметить не столько эти реакции, сколько перемену состояния допрашиваемого, смену настроения, одного комплекса признаков поведения другим комплексом».

Эмоциональная бледность показаний. Создавая легенду и воспроизводя ее следователю, допрашиваемый зачастую как бы абстрагируется от события, в отношении которого он дает показания. Они звучат схематично; в них отсутствует (не проявляется) его эмоциональное отношение к событию, психологически закономерное для лиц, дающих правдивые показания.

«Я шла с детской коляской мимо пивного киоска и увидела, как незнакомый мужчина избивает моего соседа по квартире и хорошего приятеля нашей семьи Коняхина. Не останавливаясь, я молча прошла дальше», — дала показания Д., изобличенная в дальнейшем в лжесвидетельстве в пользу обвиняемого Р., нанесшего смертельные телесные повреждения потерпевшему в квартире последнего.

Искусственность формально-логической структуры показаний. Вкратце данный симптом выражается в том, что структура показаний лица, скрывающего информацию, выглядит, помимо его воли, нарочитой. Зачастую его показания полностью или в существенной своей части совпадают с показаниями других лиц, с их формально-логической структурой. Анализ этого дает основания полагать, что показания данных лиц объединены общим умыслом на сокрытие или искажение искомой следователем информации.

Уход от темы. Допрашиваемый целенаправленно избегает дачи ответов на вопросы следователя, касающиеся определенной темы или

отдельных ее обстоятельств, или в стадии свободного рассказа уклоняется от их освещения, «упускает» такие обстоятельства.

Подозреваемая Елисеева, подробно и охотно отвечая на вопросы, каким путем можно пройти в село, по дороге к которому исчезла потерпевшая, умолчала о существовании одной из таких дорог, проходившей по лесу. Когда следователь обратил на это внимание подозреваемой, Елисеева заявила, что просто забыла о ее существовании. Описывая затем ее, она не упомянула о глубоком полузаваленном окопе, через который проходит эта дорога. Этот «двойной уход», двойное умолчание представлялось симптоматичным, и следователь предположил, что труп потерпевшей зарыт именно в этом окопе; это и подтвердилось при дальнейшем расследовании (пример Г. И. Мудьюгина).

«Вязкость в теме». Данный симптом, как видим, прямо противоположен предыдущему. Допрашиваемый не может «уйти» от события и его обстоятельств, вновь и вновь к ним возвращается, хотя задаваемые вопросы уже касаются иного. Показания его зачастую излишне эмоциональны. Тема «обрастает» новыми подробностями, иногда явно неправдоподобными и такими, которые не могут быть известны лицу, дающему правдивые показания.

Следует иметь в виду, что названные симптомы, естественно, не свидетельствуют однозначно об истинном информационном состоянии допрашиваемого. Здесь дело обстоит так же, как в медицине, где почти любой отдельно взятый симптом однозначно, определенно не свидетельствует о наличии у человека того или иного конкретного заболевания. Эти симптомы (их называют в медицине неспецифическими) только указывают на присутствие каких-то отклонений, в нашем случае в речевом и эмоциональном поведении допрашиваемого, от того, что следователь считает нормой в подобной ситуации общения. Они лишь служат для него сигналом того, что допрашиваемый, возможно, что-то скрывает или искажает. В самом деле, эмоциональная окраска показаний может зависеть от многих факторов, не связанных с лжесвидетельствованием, например от состояния здоровья допрашиваемого, от его темперамента, характера и т. д. «Уход от темы» может быть не умышленным, а обусловленным подсознательным нежеланием допрашиваемого вспоминать событие, к которому он, возможно, и не при-частен, чем-то потрясшее его психику. «Вязкость в теме» (а также такой симптом, как «излишняя осведомленность» и ряд других, нами

здесь не рассматриваемых) может проявиться в результате неосознанного «додумывания» происходивших событий, рефлексивного представления причин, следствий и обстоятельств объективно известных допрашиваемому событий.

На необходимость весьма осторожного отношения к отдельно взятым особенностям речи допрашиваемых и возможность их совершенно различной оценки в качестве симптомов лжесвидетельствования еще около восьмидесяти лет назад обращал внимание известный русский юрист П. Сергеич: «...свидетель отвечал на вопросы быстро и решительно. Он говорил правду, — заявляет прокурор. — Нет, он думал только о том, чтобы скорее отделаться от допроса, — возражает защитник. — Свидетель говорил вяло и нерешительно. Он неуверен в своем показании и боится ошибиться, — указывает защитник. — Совсем нет; он понимает значение своих объяснении и взвешивает каждое слово, — отвечает обвинитель. — Свидетель ничего не говорит. — Ясно, что он все позабыл... или что все помнит, но хочет все скрыть. — Свидетель дает точное и подробное показание. — Очевидно, он хорошо знает и твердо помнит обстоятельства дела. —Да... или что он твердо выучил ложное показание».

В практической деятельности по диагностике информационного состояния допрашиваемого возможно возникновение двух неравноценных в тактическом отношении ситуаций. Первая из них состоит в том, что та или иная особенность в показаниях допрашиваемого выявляется непосредственно в ходе допроса по существу искомых следователем обстоятельств дела, можно сказать, неожиданно для следователя. В этой ситуации перед следователем возникает задача безотлагательно оценить диагностическую значимость этой особенности для осознания конфликтного или бесконфликтного характера проходящего общения. В такую весьма сложную ситуацию следователь чаще всего попадает при проведении допроса без надлежащей подготовки, без попыток рассмотренных выше «тестовых» бесед с допрашиваемым на темы, не имеющие прямого отношения к искомым обстоятельствам (ответы на которые, напомним, должны выступать в качестве эталонных для выяснения истинного информационного состояния допрашиваемого).

В подобных спонтанно сложившихся условиях следователь должен тем или иным путем перейти к установлению «эталона» речи допра-

шиваемого. С этой целью он может: а) «свернуть» допрос по существу выясняемых обстоятельств и перейти к тестовым беседам безотносительно к теме допроса; б) ввести допрос, в другое русло, используя последующую его часть для выяснения достаточно нейтральных вопросов по существу дела, подбор которых также должен служить целям выявления эталона речи допрашиваемого; в) перенести допрос на другое время и начать его с «тестовых» бесед.

Вторая ситуация заключается в том, что симптомы или возможность сокрытия лицом своего информационного состояния известны (или предполагаются) следователем на основании материалов дела или сведений, добытых непроцессуальным путем, до своего личного с ним общения. Эта ситуация в тактическом плане несомненно предпочтительней предыдущей. То что допрашиваемый еще не «скован» показаниями, данными именно этому следователю, или в целом самим фактом ранее данных им показаний, делает более эффективным проведение с ним тестовых бесед, установление эталонов обычного речевого и эмоционального поведения этого лица.

Сказанное является еще одним аргументом в пользу того очевидного, но, к сожалению, далеко не всегда соблюдаемого на практике положения, что допросу по существу дела должны предшествовать «тестовые» беседы и максимально возможное в конкретной ситуации изучение личности человека, которого предстоит допросить.

На качестве диагноза информационного состояния допрашиваемого отражаются не только неизбежные субъективные особенности восприятия, но и моральные свойства, и весь нравственный облик конкретного следователя: честность, трудолюбие, самокритичность, объективное отношение к допрашиваемому независимо от своего эмоционального к нему отношения и др. Несомненно также, что верная диагностика связана с житейским и профессиональным опытом и теоретической подготовкой следователя.

После того как следователь диагностирует для себя тем или иным образом ситуацию допроса (как бесконфликтную, конфликтную без строгого соперничества, конфликтную со строгим соперничеством), он переходит к выбору тактических средств (приемов, их комбинаций) управления ситуацией допроса. Иными словами, определяет те из них, которые следует применить в данном конкретном случае для получения от допрашиваемого объективной и полной информации об интере-

сующих следователя обстоятельствах, и осуществляет их практическую реализацию.

Но прежде чем начать непосредственное рассмотрение тактики допроса в зависимости от выделенных следственных ситуаций, напомним основные критерии допустимости применения тактических средств допроса (подробное их обоснование см. в гл. 1 настоящей работы).

Тактический прием допроса должен быть законен. Он не только не может нарушать уголовно-процессуальные запреты, установленные в отношении допроса (скажем, запрет постановки наводящих вопросов, продолжительность допроса и т. д) и нормативные предписания о порядке его производства (например, о допросе порознь лиц, вызванных по одному делу), но должен соответствовать принципам и духу уголовно-процессуального права.

Тактический прием допроса должен соответствовать нормам морали, общей и профессиональной этики. Он должен быть нравственно допустимым: не содержать в себе обмана, не унижать честь и достоинство допрашиваемого, не основываться на неосведомленности допрашиваемого в. вопросах материального и процессуального права, в первую очередь права уголовного, не противоречить другим нравственным и этическим требованиям к тактическому приему, подробно исследованным в приведенных ранее работах Р. С. Белкина, М. С. Строговича, И. Е. Быховского, Г. Ф. Горского, Д. П. Котова и других юристов.

Тактический прием допроса должен обладать избирательностью воздействия. Это означает, что тактический прием должен оказывать желательное для следователя воздействие только на лицо, обладающее искомой информацией, и оставаться нейтральным (не оказывать воздействия) для всех остальных лиц.

Дата добавления: 2015-05-07