Период 1925—1941-х гг. 2 страница

Надо сказать, что вряд ли конница Буденного смогла бы спасти положение, потому что в данном случае налицо был общий стратегический просчет большевистского руководства – после разгрома Колчака силу и стойкость поляков мы явно недооценили. Однако той катастрофы, что произошла, скорее всего, удалось бы избежать. Из-за неподчинения 1-й конной армии вчистую и с большими потерями было проиграно Варшавское сражение. Советские войска были отброшены на восток на сотни километров. Феноменальный успех всего летнего наступления красных, таким образом, был сведен к нулю. В конечном счете, даже сама армия Буденного оказалась разгромленной, причем весьма унизительным образом – противником, который в три с половиной раза уступал ей по численности.

Именно Варшавский эпизод, по мнению многих исследователей, предопределил трагическую судьбу Михаила Николаевича Тухачевского в 1937 году. Этим же провалом, полагаю, во многом объясняется явно пристрастное отношение Сталина к полякам. Массовые расстрелы польских офицеров в Катыни в 1940 году, предательский отказ придти на помощь Варшавскому восстанию в 1944-м, которое в результате было жесточайшим образом подавлено гитлеровцами, мне представляются местью злопамятного генсека за позорное поражение в польской войне.

Таким образом, как военноначальнику Сталину не удалось себя проявить, хотя такая возможность предоставлялась. Однако в чем он оказался положительно незаменим в те военные годы, так это в исполнении секретарских обязанностей. Будучи по должности наркомнацем, то есть ответственным за решение национальных вопросов, Сталин был избран в Бюро ЦК РСДРП(б) (не путайте, пожалуйста, с ЦК, это надо различать, бюро ниже, оно было внешним вспомогательным подразделением при ЦК). Сталин обладал правом решения текущих вопросов, причем как на члена Реввоенсовета Республики и члена реввоенсоветов трех фронтов на него возлагались преимущественно военные дела, фактически он стал помощником Ленина с функциями чиновника по особым поручениям. Неслучайно их кабинеты в Кремле находились рядом. Сталин днем и ночью был на связи с командующими армий и фронтов, вел многочасовые телефонные переговоры, в том числе с представителями противника. Вот с этой работой он справлялся превосходно, «варшавскую помарку», несмотря на ее ужасные последствия, можно считать исключением. Попутно он приобрел колоссальный опыт оперативного руководства огромными массами войск, что в дальнейшем ему пригодилось как главкому.

После окончания войны в связи с болезнью Ленина Сталину, ближайшему помощнику вождя, все чаще приходилось брать на себя руководство партийным аппаратом, поэтому избрание его, наконец, постоянным членом ЦК РКП(б) в 1921 году выглядело и оправданным, и логичным. В апреле 1922 года Сталин избирается генеральным секретарем ЦК РКП(б), что можно считать первой самостоятельной должностью этого вечного помощника, вечного «второго». Хотя тогда этот пост ни в коем случае не означал руководства партией и страной, это была все та же секретарская повинность, однако с весьма важным добавлением – Сталину доверяется решение кадровых вопросов.

Функции «управления кадров» в партии выполнял тогда учетно-распределительный отдел ЦК РКП(б), созданный в 1919 году. К тому времени отдел произвел свыше четырех тысяч назначений, определяя наиболее испытанных и проверенных товарищей на ключевые посты на места, то есть в губернии и в области. Сталин решил кардинально расширить эту сферу. Привожу ключевую фразу, попутно обращая ваше внимание на «красноречие» будущего специалиста в области языкознания, особенно заметного в сравнении с образцами блестящей публицистики других деятелей русской революции, которых в дальнейшем мы также будем цитировать.

«Доселе дело велось так, что дело учраспреда ограничивалось учетом и распределением товарищей по укомам, губкомам и обкомам. Теперь учраспред не может замыкаться в рамках укомов, губкомов, обкомов... Необходимо охватить все без исключения отрасли управления».

Эти знаменательные, эти судьбоносные, как показывают дальнейшие события, слова Сталин произнес на XII съезде партии в апреле 1923 года, то есть года не прошло, как Иосиф Виссарионович разобрался, на каком стратегически важном участке ему удалось закрепиться, и уяснил для себя, что делать дальше. Слабая теоретическая подготовка этого марксиста в данном случае оказалась только на руку, поскольку детские бредни об «отмирающем государстве» не загромождали голову. Ответ на наш сегодняшний сакраментальный вопрос: «В чем сила, брат?» будущий диктатор почувствовал инстинктивно, вопреки пустым марксистским теориям, и сосредоточился на одном: чтобы в полной мере этой силой овладеть.

Сталин исподволь, пользуясь преимуществом должности, начинает расставлять на ключевые посты «своих людей». И этим он занимается на протяжении всех последующих тридцати лет, вплоть до окончания своей политической карьеры, ни на один день не выпуская живую нить из рук, не доверяя это дело никому, методично просматривая как важнейшие расстрельные списки, так и личные дела кандидатов на ключевые вакансии.

Какие используются методы при проведении такой селективной кадровой работы? Собственно, те же самые, что и сегодня применяются в бюрократической подковерной борьбе, за исключением, разумеется, массовых убийств.

Понятно, что высокие, но «мешающие» лица вначале должны тем или иным способом быть скомпрометированы. Диапазон средств и возможностей здесь широк. В наши дни понятие «черный PR» прочно вошло в лексикон, хотя само явление стало приметой эпохи, то есть широчайшим образом распространилось в нашей стране, именно тогда, в двадцатые годы. И до последних дней существования СССР советский «черный PR» имел свое особенное своеобразие, а именно: ярко выраженную политическую окраску.

Повсеместно использовалось наклеивание ярлыков. Мы уже знаем, что при взаимодействии с толпой, с массами логику и разум включать бессмысленно, влияние можно оказывать, обращаясь к чувствам, воздействовать надо на эмоции. Ярлык, клеймо, как некий обобщенный и эмоционально окрашенный образ предназначен именно для эффективного публичного воздействия.

Надо сказать, что «клеймением» своих идеологических противников очень увлекался Ленин, полемические работы которого пересыпаны всякими обидными словечками, типа «оппортунист», «ревизионист», «мракобес», «черносотенец» и прочими в том же духе. Соратники по борьбе тон полемики Ильича, случалось, называли «нетоварищеским», «невыносимым», «оскорбляющим эстетические чувства читателей», однако карательных санкций за публикациями вождя обычно не следовало.

А вот при Сталине под те или иные клички стали в обязательном порядке подводиться конкретные действия партийных и правоохранительных органов. «Троцкистов», «зиновьевцев», правых и левых «уклонистов», «механистов», «меньшивиствующих идеалистов» и прочих заблуждающихся товарищей исключали из партии, отправляли в ссылки и лагеря на небольшие сроки (вы удивитесь, знакомясь с советской историей, но злейшие враги сталинского режима троцкисты наказывались куда мягче, чем их более лояльные товарищи, за которых, этих лояльных, взялись лишь несколькими годами позже). Однако с начала 1930-х годов, когда авторитет вожака укрепился, а политические расправы стали привычными, меры «социальной защиты» применялись уже самые строгие, зато ярлыки использовались более простые и удобные.

Что значит «удобные»? То, что семантически, в их смысловом значении, клейма стали значительно более широкими и понятными массам. Кто такие «троцкисты», кто такие «механисты», чем правые «уклонисты» отличаются от левых? Вряд ли вы сможете сходу дать исчерпывающий ответ, точно так же и тогда широкие массы не имели об этом ясного представления. А вот кто такие «кулаки», «подкулачники», «саботажники», «вредители», «империалистические шпионы», «фашистские наймиты» понятно без комментариев – все они просто «враги народа». Получали же они по 25 лет лагерей, это если повезло, а если нет, то «10 лет без права переписки», как сообщали их родственникам, что означало расстрел.

В этом месте считаю необходимым выступить в качестве защитника или «адвоката» Сталина, несмотря на то, что нежных чувств к этому деятелю не испытываю: террор стране навязал не он. Вожак, согласно Лебону, может лишь замедлить или ускорить самовластие толпы, толпа движет вожаком, а не наоборот. Так случилось, что данный политик владел всем необходимым набором личных качеств для исполнения роли Гоббсовского Левиафана, роли, которая в тот исторический период в нашем обществе объективно была наиболее востребована. Этот человек был в высшей степени жесток, морально низок, не развит интеллектуально, хитер, коварен и при этом бесконечно упорен.

Помните, когда мы с вами рассматривали идейно-теоретические концепции свободы печати, то говорили о Томасе Гоббсе, английском философе XVII века, авторе знаменитого трактата «Левиафан»? Эта книга какое-то время запрещалась к печати в Англии, а в России ее перевод так и вовсе был подвергнут публичному сожжению. Почему такое строгое отношение к трактату, чего там Томас Гоббс такого понаписал? Ведь мы знаем, что он был убежденным «государственником», выступал за самую прочную монархию. Вспомните, с каким воодушевлением на нашем прошлогоднем семинаре цитировал Томаса Гоббса с трибуны наш Мартин Паранян: «Чем сильнее власть, тем прочнее узы, объединяющие граждан, больше гарантий для поддержания безопасности, предотвращения смут и гражданских войн, ибо смута есть болезнь государства, а гражданская война – его смерть».

Так кто такой этот Гоббсовский Левиафан?

Если заглянем в Библию, то узнаем, что Левиафан – это гигантское морское чудовище, похожее на крокодила. У Гоббса же такой страшный зверь олицетворяет государство или, как он пишет, «смертного бога», поставленного над людьми. Гоббса вполне можно назвать мизантропом, человеконенавистником, потому что людей он почитает за необузданных животных. Вы должны знать базовые установки его философии: “ Homos homini lupus est” («человек человеку волк») и “ Bellum omnium contra omnes” («война всех против всех»), что, по Гоббсу, есть естественное состояние людей. Но перед нами в данном случае мизантроп на редкость последовательный, так как в своем критическом отношении к людям он не делает исключений ни для кого, в том числе и для венценосных фамилий.

Цари в его представлении не только суть такие же звери, как все прочие люди, но даже большие среди них. В этом отличие государства Гоббса от идеального государства Платона. Фантастическим платоновским полисом, как вы помните, управляют лучшие из лучших, мудрейшие из мудрейших, добродетельнейшие из добродетельных. У Гоббса на счет морального облика монархов иллюзий нет, с его государством способен управляться любой человек и чаще у кормила оказываются как раз те, кто наименее всего этого достоин, – самые низкие и жестокие. Потому-то он говорит о Левиафане, потому-то живописует чудовище и потому его книги запрещались и сжигались по указам коронованных особ. Однако Гоббс, как мы знаем, критикует правителей отнюдь не ради критики. В полной мере отдавая должное личным качествам государей, он делает, казалось бы, парадоксальный вывод: государство людям необходимо, причем прочное, нерушимое, на века, потому что без него люди окончательно перегрызутся и уничтожат друг друга.

Нет сомнения, что если бы семьдесят пять лет назад Томас Гоббс восстал из смертного праха, то с большим удовлетворением наблюдал бы торжество своей философии на примере первого в мире Советского социалистического государства, самой передовой на тот момент политической системы. Оказалось, что люди нисколько не изменились за прошедшие три сотни лет – они все так же жестоки, так же продажны, с тем же маниакальным упорством истребляют друг друга, а их правители неустанно подают в этом деле своим подданным пример. При том государство достигло невероятного могущества, проникло во все сферы жизни общества, контролирует уже не только дела, но и самые помыслы граждан.

Когда неугодные должностные лица скомпрометированы и убраны со своих постов, то кто назначается на их место? Имеют преимущество две категории лиц, имейте это в виду, потому что весьма скоро вы сами выйдете на рынок труда, а значит, станете кандидатами, в том числе и на высокие вакансии.

Что многие из вас о себе думают? «Ну, кому я тут нужен в этой Москве: ни опыта у меня никакого нет, ни знакомств хороших», правильно? Чаще всего так оно и есть на самом деле, но вы должны знать, что недостатки такой позиции в некоторых случаях становятся превосходным стартовым капиталом. Потому что крупные и не очень крупные начальники, размышляя о комфортном для себя кадровом окружении, подбирают, во-первых, людей с мест, то есть иногородних, ведь те не имеют в столице влиятельных связей, им не на кого опираться, кроме как на своего сюзерена. Во-вторых, приглашают молодых людей, которые за свой фантастический карьерный взлет надолго остаются благодарными покровителю.

При этом относительно квалификации счастливого назначенца существуют два варианта. Вам вполне могут поручить так называемое «ответственное новое дело», то есть поставят на такую должность, которая прямо не соответствует вашей специальности. Зачем? Чтобы на непривычном месте вы чувствовали себя неуверенно и не забывали, что терпят вас тут только благодаря высшему патронажу, чтобы таким образом опять-таки сохранялась зависимость от покровителя. Второй вариант прямо противоположный, когда вас приглашают именно как хорошего специалиста. С карьерной точки зрения второй случай менее перспективный, если, конечно, понимать карьерный рост только как продвижение по служебной лестнице вверх, как стремление к чинами и должностям, а не как более глубокое овладение своей профессией.

Все диктаторы, неважно, маленькие или большие, действующие в масштабах одного офиса или целой страны, плохо ладят с настоящими профессионалами. Нужда в профессионалах возникает, лишь когда дело загублено до такой степени, что без специалистов уже не обойтись. Вот тогда из тюрем и лагерей, как при Сталине, или просто из опалы и забвения, как в любые другие, менее экстремальные времена, начинают извлекаться отставные военноначальники, талантливые ученые, конструкторы, инженеры, перспективные управленцы и все прочие профи.

Помните, что писал Лебон о значении образования и воспитания? Если вы хотите воспитать рабов духа, то вы должны давать им максимально широкое, но неглубокое образование, потому что такими людьми удобно манипулировать, они легко подпадают под власть авторитета. А вот настоящий профессионал в своей области сомнительных авторитетов не терпит, он сам авторитет, он критически оценивает любые директивы сверху, он досаждает начальникам своим особым мнением, нелицеприятной критикой и т.д. Кому нужен такой человек? С таким человеком трудно, и поэтому пусть знает свой шесток, пусть не рыпается и ждет, когда его позовут.

Итак, мы остановились на том, что Сталин чутко уловил процесс формирования нового эксплуататорского класса в социалистическом обществе. Так назвать это явление – «формирование эксплуататорского класса» – тогда, конечно же, никто не мог, о таком и помыслить не решались. Ведь согласиться с этим означало признаться в крушении сокровенной мечты десятков миллионов людей, значило открыто признать поражение в революционной борьбе, потребовавшей стольких усилий и жертв. Да что там двадцатые годы – даже теперь мало кто способен сказать об этом прямо. В конце двадцатых старые партийцы, пока Сталин не заткнул им глотки, говорили о «социализме с бюрократическими извращениями», то есть большевики ленинского призыва отдавали себе отчет, что в обществе возникло что-то не то, нечто такое, чего они никак не ждали и не желали. Но все же они говорили о социализме, то есть подразумевали безусловную социальную гармонию, без какой бы то ни было эксплуатации. Сталин же, осознав мощь как на дрожжах растущей партийной бюрократии, решился сделать ставку именно на эту силу.

Правильный путь он почуял каким-то чутьем. Назовите это звериным чутьем, назовите классовым чутьем, но это было именно чутье, поскольку ясное осознание происходящего полностью противоречило открыто провозглашаемой марксистской доктрине, шло вразрез с осуществляемой на практике социалистической программой. Сталин почувствовал, что девятый вал революции, после того, как тот смел все на своем пути, начал с той же неукротимой мощью откатываться назад, в прямо противоположную сторону, от абсолютной свободы к абсолютному рабству. Гений Сталина – вот здесь я не побоюсь употребить именно это слово, оно самое точное в данном случае – гений Сталина состоит в том, что он открыл для себя это необычайное общественное явление. Сделав ставку на касту управленцев, на новых эксплуататоров, Сталин тем самым встал во главе широчайшего общественного движения, каким бы парадоксальным ни казалось такое утверждение. Благодаря этому он вновь оказался на гребне той же гигантской, но теперь уже отбойной волны. В то время как его противники, прежде всего Троцкий, наиболее сильный из них, объективно шли против течения, предаваясь иллюзиям, что это именно они выражают чаяния масс и что массы готовы следовать за ними. Аппелируя к массам, а не к касте, противники Сталина обрекали себя на поражение, поскольку в этом случае шли против масс, как удивительно это ни прозвучит.

Сталин сумел взять процесс формирования партийной бюрократии под свой контроль. О масштабах явления, о том, что речь в данном случае идет о складывании целого класса эксплуататоров, а не о тонкой социальной прослойке, как это нам трактовали в учебниках истории, прекрасно сказал сам генеральный секретарь: «В составе нашей партии... около 3—4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии. Далее идут 30—40 тысяч средних руководителей. Это – наше партийное офицерство. Дальше идут около 100—150 тысяч низшего партийного командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство».

Это говорилось Сталиным в 1920-е годы. С той поры номенклатурная команда имела только одну тенденцию – к расширению, к устойчивому количественному росту.

Теперь давайте подытожим сказанное.

И Карл Маркс, и Владимир Ильич Ленин были безусловно правы в своей критике буржуазного строя.

Но на будущее имейте в виду, что критики чаще всего бывают правы. Нет более легкого занятия, чем критика. А вот верные позитивные идеи вырабатывать сложнее, причем как раз критикам это дается особенно тяжело, поскольку для правильного видения будущего нужен не критический, а противоположный позитивный настрой.

Итак, классики марксизма верно определили классовый характер государства – машины для угнетения, которая, эта машина, не может появиться на свет без класса угнетателей, эксплуататоров. Однако социалисты совершили ошибку, полагая, что возможно изменить общественный уклад, выбив из-под эксплуататоров экономическую базу, путем уничтожения частной собственности и изменения порядка распределения материальных благ. Оказалось, что человеческое общество – субстанция особая, что люди, образующие это общество, руководствуются отнюдь не одними только материальными интересами, хотя по видимости именно к ним и стремятся. Оказалось, что человеческое общество – это не столько экономический, сколько психологический феномен, обладающий колоссальной устойчивостью к изменениям, более того, способный перемалывать любые новации на свой лад.

Дата добавления: 2015-05-26