Позиция суда

Итак, первоначально в рамках данного разбирательства мы обвиняли Ларису по ст.130 и 116 УК РФ, она нас по статьям 130 и 115 УК РФ. В результате суд оправдал ее по обеим статьям, закрыл относительно нас ст.115, усмотрев в наших «деяниях» состав преступления по ст.112 УК РФ, и признал нас виновными по ст.130 УК РФ. Поскольку, в момент провозглашения приговора истек срок давности по ст.130, наказание нам отменили.

В начале дело разбиралось мировым судьей Борисовой. Она все время ахала и охала, разводила руками: «Ой, какое ваше дело сложное!». Я, как системный аналитик, никакой сложности не видел. Все факты лежали на поверхности, их надо было просто сравнить между собой, сопоставить, разложить по полочкам и сделать объективные выводы.

В целом после общения с этой судьей у меня осталась некая двойственность. С одной стороны, молодая женщина без жизненного опыта, не владеет системным или иным видом анализа. С другой – административные дела по этой же ситуации она решала быстро и достаточно объективно. Поэтому у меня чуть позже создалось ощущение, что мировые судьи боятся в уголовных делах «не добдеть» и предпочитают вынести обвинительный приговор, а дальше пусть более высокие суды поправят, если надо. Это своего рода неистребимая потребность русского человека угодить царю-батюшке, предупреждая его даже невысказанные пожелания.

Итак, всё, что сказано ниже, относится только к обвинению нас по ст.130 УК РФ, где нам вменили приговором, что мы обозвали Ларису словами «сволочь» и «скотина».

Если у вас аналогичная ситуация в суде, обратите внимание на юридические штампы, обосновывающие мою позицию в суде (ниже по тексту). При хорошем адвокате, это должно сработать, поскольку опирается строго на действующее законодательство (необходимо учесть, что сейчас ст.130 убрана из УК РФ и перемещена в административный кодекс).

1) Суд указал в качестве мотива наших противоправных действий «неприязненные отношения»

Любой суд обязан установить мотив преступления, поскольку по логике именно отсюда методом дедукции должна разматываться цепочка преступления. Если нет логически обоснованного мотива, то либо человек невиновен, либо он маньяк и ему не нужен мотив, поскольку на преступление его толкает умственное заболевание. Наиболее значим и относительно легко доказуем материальный мотив, присутствующий, например, при ограблении или краже. Мотивом может быть ненависть, толкающая людей на мщение. Причем что здесь первично, ненависть или месть сложно разделить.

Рассматривая мотив подсудимого, суд не должен отбрасывать и возможность оговора со стороны «потерпевшего», если есть достаточные основания полагать, что мотив для этого присутствует, особенно там, где стороны связаны нерешенными денежными отношениями и конфликтами.

Мотив в виде «неприязненных отношений» доказать значительно сложнее, поскольку это касается внутренних ощущений человека, а они по определению субъективны и часто не доступны для восприятия со стороны. Поэтому выдвигать такой мотив в данном или ином деле, это тоже самое, что не выдвигать никакого мотива.

Конечно, «неприязненные отношения» нередко возникают у супругов при разводе, и в отношениях между новой и бывшей женами. Но в данном случае, отношение Ларисы ко мне определяется другим очень важным фактором - иском о выселении из нашей квартиры, и заведенным на меня до рассматриваемых событий уголовным делом (для поддержания иска о выселении). И именно она (а не я) была заинтересована в создании видимости ссоры, чтобы добавить «фактиков» для выселения меня из квартиры «за невозможностью совместного проживания». К тому же, при наличии уголовного дела, при наличии иска о выселении, неужели я или любой другой разумный человек на моем месте повел бы себя так, чтобы дать повод для выселения и для заведения еще одного уголовного дела?

Наоборот я был очень заинтересован вести себя цивилизованно и не нарушать закон, поскольку в противном случае терял квартиру (1 млн.руб. в современных ценах) и получал еще одно уголовное дело! Поэтому «неприязненные отношения» не могли быть для меня мотивом противоправных действий. Да и к тому же сама Лариса указывала, что «ехала мириться с ним, по просьбе его адвоката». Правда компанию себе подобрала не очень мирную, да еще и два «пистолета за пазухой», в смысле захватила два диктофона, чтобы верней записать «условия примирения»!

Т.е., мотива для «противоправных действий» у меня не было никакого, наоборот был мотив для избегания любой двусмысленной ситуации, похожей на ссору и именно этим мотивом я и руководствовался, зная, что возможны любые провокации со стороны бывшей жены. Ни в какие примирения, я не верил, поскольку она заявляла это только для красного словца судьям, а затем выставляла такие условия, унижающие мою честь и достоинство, что разговор о примирении отпадал сам собой.

2) В приговоре суда утверждается, что ВСЕ свидетели подтверждают факт оскорбления нами Ларисы словами «сволочь» и «скотина», однако это противоречит материалам дела

Понятно, что с одной стороны, если все свидетели единодушны в своих показаниях, тогда вероятность, что они говорят правду повышается. Но с другой стороны, на практике это означает, что они договорились между собой при режиссировании со стороны адвоката. Суд формально предусматривает, что все свидетели, до допроса не должны общаться между собой или со сторонами. Но реально, никто не может проконтролировать этот момент, поскольку встречи могут иметь место вне здания суда. Насчет заинтересованности свидетелей у законодателя нет четкого определения, что считать заинтересованностью свидетеля, поэтому здесь суды трактуют это понятие так, как им выгодно в тех или иных условиях.

Заметим, что суд не принял в качестве доказательств аудиозаписи, сделанные с двух диктофонов, которые предоставила суду Лариса. Во-первых, записи не были приобщены к делу законным способом. Во-вторых, она приобщила их только через год после событий, а за это время их можно было отредактировать в какую угодно сторону. Современная техника это позволяет. Доказать, что была такого рода редакция записи можно, только если для анализа используется более совершенное оборудование, чем то, что использовалось для коррекции записей. Всем ясно, что у судмедэкспертов не самая современная аппаратура и программное обеспечение, что ставит под сомнение любые их выводы.

Тем не менее, судья Борисова прослушала в заседании данные записи и не обнаружила, уличающих нас фактов, не услышала оскорблений с нашей стороны. Поэтому суд оперировал только субъективными показаниями свидетелей произошедшего.

Посмотрим было ли единство в показаниях свидетелей:

- Свидетели: Вайнер, Тимченко (174 л.д.) - не слышали от меня этих слов ни в чей адрес.

- Свидетель Сорокина (150 л.д.) указывала, что оскорбительные слова предназначались всем, т.е. безадресно. А это по закону не составляет состав преступления. Кроме того, она указала на слова: «сволочь» и «истеричка». Но слово «истеричка» никто из свидетелей, включая саму Ларису не подтвердил, что уже указывает на надуманность данного свидетельства. А слово «сволочь», как Сорокина сама уточнила чуть позже (160 л.д.), произносилось по её мнению во множественном числе, т.е. тоже безадресно.

- Оскорбление от меня в адрес Ларисы якобы слышала только один свидетель обвинения, пристав Конюхова. Но и она вначале просто утверждала, что оскорбления были, но «вспомнить конкретных слов оскорбления она не может» (132 л.д.) и только после наводящего вопроса адвоката Ларисы (137 л.д.): были ли произнесены мною конкретно слова «скотина, сволочь», Конюхова подтвердила что «да». Однако, в соответствии с ч.2 ст.189 УПК РФ наводящие вопросы запрещены, а доказательство, полученное с нарушением закона (ст.75 УПК РФ) не должно приниматься судом во внимание. Правда кто бы из судей соблюдал эти самые законы.

- Еще больше путаницы в показаниях свидетелей в отношении Натали.

- Сама Лариса первоначально (в письменном заявлении в РОВД на следующий день после разбираемых событий) указывала на нецензурную брань в ее адрес от нас в рассматриваемой ситуации, без уточнения слов оскорбления. Позже на суде, она утверждала, что и я и Натали обозвали ее одинаково: «сволочь» и «скотина» - уже одно это должно было вызвать недоверие суда (когда это мужчина и женщина ругались одинаково, в точности одними и теми же словами?). Более того, нецензурной брани никто из свидетелей (ее же подруг) не слышал, что уже указывает на лжесвидетельство Ларисы уже в самом первоначальном ее заявлении в УВД. Этому суд вообще не дал никакой оценки. Но ведь если гражданка позволила себе явно «приукрасить события» даже по отношению к показаниям своих же подружек свидетелей, то откуда у суда уверенность, что она вообще не выдумала все наши «противоправные действия» от начала и до конца!

Ни данный суд, ни последующая кассация никак не объяснили, почему суд принял одни показания свидетелей и отверг вышеуказанные их показания. Это делает решение суда немотивированным. С другой стороны, судьи сами же в «Обзоре практики применения судами НСО процессуальных норм, регламентирующих составление приговоров. 2008г.» (далее – «Обзор Облсуда») (стр.6) указали, что «требования закона соблюдались не всегда, в приговорах имели место предположения, допускались противоречивые выводы, оставлялись без внимания доводы защиты, что влекло отмену приговоров». Так почему же в нашем случае наши доводы остались без внимания, без какого-либо комментария? Почему ни в одном решении суда нет ссылок на листы дела, подтверждающие, что свидетели действительно слышали те слова, что указаны в решении суда? Ведь такое так называемое «доказательство» не является достоверным и обоснованным!

В любом случае, как мы только что видели, единства в показаниях свидетелей нет, фактически никто из свидетелей однозначно не подтвердил факт оскорбления вышеуказанными словами. А все неточности должны в силу презумпции невиновности трактоваться в пользу подозреваемого (обвиняемого), что в силу необъективности суда не случилось!

3) В приговоре утверждается, что все свидетели были объективными и незаинтересованными, однако это противоречит фактическим обстоятельствам дела

Неверный вывод суда, реально опосредован отсутствием четкого определения в законе понятий «заинтересованность» и «объективность». Это приводит к тому, что суд учитывает в основном только материальную заинтересованность, которую в случае свидетелей доказать чаще всего невозможно. В нашем случае два свидетеля обвинения – близкие подруги «потерпевшей», одна близкая подруга, другая приятельница этой самой подруги. Всем ясно, что эти подружки и приятельницы будут поддерживать свою подругу, доверяя ей в оценке ситуации, полагая не без оснований, что они оказывают той тем самым помощь. Кроме того, по логике заинтересованность в искажении показаний возникает, когда «свидетель» показывает против того человека, который перед этим завел на него административное или иное дело. Например, стороны в судебном разбирательстве, по определению являются заинтересованными сторонами, и к их показаниям надо относиться скептически, проверять их фактами. В нашем случае, и я и Натали подали административные иски против свидетелей приставов, а они против нас. Это делает показания приставов заинтересованными. Но, ни судья Борисова, ни последующие суды, ни эту заинтересованность свидетелей, ни иную никак не учитывали.

Что касается объективности, неграмотность судей приводит к тому, что они считают все незаинтересованные показания объективными. И это не смотря на то, что любое высказывание конкретного человека по определению субъективно. Это вам скажет любой психолог или просто грамотный человек. Не говоря уже о том, что с «заинтересованность» в данной версии закона трудно доказуема.

- Действительно, все свидетели по делу имели возможность договориться, поскольку судом не предпринимались никаких мер, по их разделению перед допросом. Более того, Административным судом (по данной же ситуации, см. дело № 11) установлено, что свидетели специально собирались на квартире Ларисы, для обсуждения ситуации и подписания незаконного акта. На это же указывает чрезмерная согласованность всех свидетелей в важных для следствия деталях. Например, все свидетели, оказывается, обратили внимание на ногти Ларисы и на ногти Натали. Хотя эти же свидетели не смогли вспомнить плательного шкафа, у которого они стояли! Не смогли вспомнить, как выглядел засов, о котором они все дружно говорили, что он сломался. Суд не придал значение и тому факту, как менялись показания данных свидетелей от дела к делу по одной и той же ситуации от даты к дате, запретив нам приобщать материалы из других дел, связанных с рассматриваемой ситуацией.

- Как показывают материалы дела, свидетель Сорокина была заранее приглашена Ларисой в качестве понятой, она знакома с ней более 20 лет, находится с ней в приятельских отношениях, живут в соседних домах, подруги с детства. По просьбе Ларисы и в ее интересах Сорокина поехала за 30 км., «поработать» понятой, более того она производила тайную запись на магнитофон в разбираемой судом ситуации по просьбе Ларисы и в ее интересах. Сорокина также выступала свидетелем и в других судебных разбирательствах, инициированных Ларисой. В данных условиях считать Сорокину незаинтересованной и объективной может только заинтересованный в обвинении суд.

Действительно, получается, что «незаинтересованный свидетель» бросил все свои дела и на ночь глядя, по просьбе «едва знакомой женщины» отправился из Академгородка в Заельцовский район города, чтобы там «помочь этой едва знакомой женщине» записать всё происходящее на ее магнитофон по предварительной договоренности. А затем подписаться под сфальсифицированным актом, вместе с лжесвидетелем Вайнер. Неужели все это в целом однозначно указывает на незаинтересованность и объективность данного свидетеля?! Неисповедимы пути суда…

- Показания свидетеля Вайнер суд справедливо не учитывал, но только умолчал, что Вайнер лжесвидетельствовала против Натали, подписывая акт по событиям, свидетелем которых не была (имеются в виду события, разбираемые в данном деле). Это установлено как судьей Недоступенко, так и материалами административного дела против Натали, из которых четко следует, что на это лжесвидетельство Вайнер подтолкнули судебные приставы и Лариса, на дому которой и подписывался упомянутый выше фальшивый акт. Наш запрос материалов административного дела судом был необоснованно отклонен. Видимо для того, чтобы мы не смогли доказать, что это было не просто лжесвидетельство Вайнер, а сговор свидетелей с целью лжесвидетельства, в котором участвовали и бывшие судебные приставы - Тимченко и Конюхова и свидетель Сорокина. Более того, в рамках административного разбирательства приставы и Лариса утверждали, что Вайнер была понятой и только при предъявлении документа, который нам случайно удалось взять у Конюховой до ее ухода из нашей квартиры, выяснилось, что все они лжесвидетельствовали и в этом вопросе. Почему же суд утверждает, что показаниям Вайнер дана «надлежащая оценка»? В чем интересно она заключается, эта «надлежащая» оценка?

- Пристав Тимченко участвовала в исполнительном производстве (события которого и разбираются судом) непонятно в каком качестве, и следовательно незаконно. Это очень важное обстоятельство дела, которому суд не счел нужным дать должную оценку. Полагаю, что показания человека, который незаконно проник в нашу квартиру, незаконно выступал от имени судебного пристава, - не должны учитываться судом, как «доказательства» полученные с явным нарушением закона! По закону так и должно быть. После наших настойчивых просьб, Тимченко представилась нам стажером (позже на суде выяснилось, что у нее 30-летний стаж работы приставом, т.е. представиться стажером, это скорее просто издевательство), но своей фамилии нам она так и не назвала тогда, документы, удостоверяющие личность, не показала. Позже, когда мы пытались возбудить против нее уголовное дело в прокуратуре по статье незаконного проникновения в чужую квартиру, она представила в качестве оправдания своего появления в нашем доме липовое разрешение старшего судебного пристава Заельцовского р-на Саблина. Это разрешение написано Саблиным задним числом (никто нам это разрешение естественно не показывал в момент прихода приставов, обстоятельства его написания приставы описывали весьма противоречиво, более того, в акте, с которым к нам пришла пристав Конюхова, фигурировала не Тимченко, разрешение которой якобы было дано заранее, а пристав Старцев, который должен был по первоначальной версии Конюховой подъехать, но чуть позже). Однако, даже если закрыть глаза на эти темные стороны появления данного разрешения его светлости Саблина - остается факт незаконности этого разрешения. Действительно, в соответствии с Законом РФ об исполнительном производстве (ст.11), пристав может участвовать в исполнительном производстве в «чужом» районе (не в том, где он работает), только при условии, если производство начато в его районе и затем было передано в другой р-он (но в нашем случае исполнительное производство начато в Заельцовском районе, никуда не передавалось, действия производились ФССП Заельцовского района, а Тимченко работала в Советском ФССП). Таким образом, ясно, что Саблин написал такое разрешение, выгораживая свою сотрудницу Конюхову (которая допустила участие в производстве постороннего лица) и ее подружку пристава Тимченко, причем написал явно задним числом. Учитывая все это можно ли считать Тимченко однозначно незаинтересованной и объективной? Мог ли незаинтересованный человек, поехать за тридевять земель, незаконно участвовать в исполнительном производстве, выдавая себя за пристава-стажера, рискуя своей репутацией, работой и добрым именем? – Здравомыслие подсказывает, что нет. Все как раз указывает на обратное – только заинтересованный человек может вести себя подобным образом. И тот факт, что суд и прокуратура до сих пор всячески выгораживают Тимченко в данной ситуации, на мой взгляд, не отвечает объективным законам справедливости. Более того, прокурор Утян (Заельцовская прокуратура) пригрозил мне, что если я буду и дальше настаивать на привлечении Тимченко к уголовной ответственности, то это меня привлекут, а не ее, - я был вынужден поверить в этом прокурору на слово.

Почему суд счел несущественным наше нарушенное право - узнать на каком основании Тимченко присутствовала в рассматриваемом исполнительном производстве и отклонил наше ходатайство о соответствующем запросе по месту работу Тимченко? Это явное нарушение наших прав на защиту, поскольку, мы планировали и могли документально доказать заинтересованность Тимченко в соблюдении интересов Ларисы!

- Конюхова, параллельно с данным разбирательством (в суде 1-ой инстанции), находилась со мною в сложных судебных отношениях: я возбудил против нее административное дело о незаконности ее действий, она в ответ возбудила против меня совершенно абсурдное административное дело о том, что я не предоставил указанные в списке для описи предметы. А учитывая, что оба дела были разрешены судом в мою пользу, а Конюхову уволили с работы по результатам этих разбирательств, это добавляет еще один мотив необъективности Конюховой как свидетеля – досада и мщение. Данное обстоятельство, безусловно, делает показания Конюховой необъективными и заинтересованными. Наличие указанных выше дел противная сторона не отрицала, проверить их наличие не предоставляло никакого труда.

Во всех трех административных делах участвовали приставы Конюхова и Тимченко, в двух они привлекали в качестве свидетелей Ларису и ее подруг, проходящих свидетелями по данному делу. Во всех трех случаях приставы, как выяснил суд, нас ложно обвиняли, что явно указывает на их заинтересованность и сговор в нашем очернении. Т.е., в данном случае либо Лариса и ее подруги выступали свидетелями в пользу приставов, либо приставы выступали свидетелями в пользу Ларисы! Это реальный повод для сговора их между собой, с целью оказать взаимопомощь друг другу. Однако суд не принял и это во внимание.

Динамика этих дел (сопоставление дат) четко показывает, что приставы Конюхова и Тимченко, когда давали свои показания по данному делу, были уже в курсе, предъявленного мною Конюховой обвинения, не говоря уже о том, что сами они возбудили административные дела и против меня и против Натали, и, естественно, они давали свои показания с учетом этого. А это очевидно не могло не сказаться на их объективности и беспристрастности. Действительно, Конюхова представляла интересы ФССП в этих делах, была ответчицей по административному делу, возбужденному мною. Пристав Тимченко, естественно соблюдая цеховые традиции, поддерживала во всем Конюхову, что мы и наблюдали в ее показаниях. Например, они дружно утверждали, что Вайнер была понятой, а Натали нет, и только под давлением фактов они в конечном счете признали обратное. И после этого, судья Сергеева утверждала, что свидетели не заинтересованы в лжесвидетельстве, в очернении меня и Натали?

Полагаю, только необъективность судьи или ее нежелание разбираться в деталях дела могла привести к выводу о незаинтересованности свидетелей с учетом реальных обстоятельств дела, о которых я только что упомянул. Полагаю, что судье хорошо известно, что стороны в любом деле считаются заинтересованными в юридическом смысле этого слова, а ведь оба пристава были именно такими сторонами в делах по разбираемой ситуации, но в иных судебных разбирательствах! У них были все основания из мотива самооправдания, из мотива сокрытия своего незаконного поведения на исполнительном производстве, очернить нас и представить нас преступниками.

4) В приговоре утверждается, что суд доказал, что оскорбления были произнесены и были произнесены нами в адрес Ларисы целенаправленно для унижения ее чести и достоинства, однако это противоречит фактическим обстоятельствам дела

Факт оскорбления словами реально доказать достаточно сложно, даже если он имел место. И нужно очень постараться, чтобы доказать такой «факт», когда его не было, тем более удивительно, что суду это удалось.

Как мы видели выше, факт произнесения именно вмененных нам приговором слов однозначно не доказан. В силу этого должна действовать презумпция невиновности и нас должны были оправдать.

Еще раз проверим выводы суда элементарной логикой.

Если на минуту допустить, что какие-то слова, унижающие честь и достоинство Ларисы, были произнесены, то возникает вопрос, почему же тогда она после этого не покинула нашу квартиру, не смотря на настойчивые уговоры пристава Тимченко (есть в аудиозаписи)? Почему она не возмутилась оскорблениями, не обратилась за помощью к окружающим, например, к той же Тимченко? Не потребовала прекратить оскорбления? Не потому ли, что оскорблений не было или для нее это не было оскорблением? Логика подсказывает, что никаких оскорблений реально действительно не было, именно поэтому Лариса и осталась в нашей квартире, чтобы попытаться еще раз спровоцировать какой-либо конфликт.

Еще более сомнителен вывод суда о том, что слова, какими бы они не были, произнесены именно в адрес Ларисы. Из материалов дела этого однозначно не следует, скорее наоборот, даже заинтересованные свидетели в основном утверждают, что мы оскорбляли их всех, безадресно. Но понятие оскорбления очень субъективно. Например, то, что мы пытались добиться от Тимченко, чтобы она представилась и показала документы, она вполне могла расценить и расценила как оскорбление. Заметим, что никто из свидетелей не утверждал на суде, что я или Натали указали пальцем на Ларису, назвали предварительно ее имя, и затем произнесли какие-либо оскорбительные слова – в этих обстоятельствах суд основал свой приговор на предположении, что слова, какие бы они не были, предназначались именно Ларисе.

Но предположение не может быть положено в основу приговора.

Сомнителен и вывод суда о наличии умысла в оскорблении. Ситуация, сложившаяся в тот момент, была чрезвычайно психологически напряженной, полной провоцирующих факторов. В данной ситуации все наши слова надо оценивать как характеристику этой непростой и оскорбительной для нас ситуации. Начиная с неожиданного и неприятного посещения нашей квартиры приставами (что уже для любого нормального человека – стресс), с учетом моего болезненного состояния в этот вечер (ждал «Скорую») и заканчивая противоправными действиями пришедших в наш дом людей. Всё это четко подтверждается материалами дел.

В «Обзоре облсуда» сказано (стр.14): «Имели место факты, когда суды игнорировали показания осужденных, не сопоставляли их с другими доказательствами, что приводило к необоснованному осуждению». Чем не наш случай?

Значит опять «для галочки» областной суд побил себя в грудь и признал свою вину, но в реальном деле, рассматриваемом уже после этого самобичевания, он пропустил дело с теми же самыми нарушениями законности.

5) В «Обзоре Облсуда» (стр.17) указано: «По смыслу закона, …в приговоре должны быть четко указаны, какие конкретно действия совершены каждым из соучастников преступления. Суд должен обосновать квалификацию в отношении каждого подсудимого»

Действительно, закон четко требует, чтобы вина подсудимых была персонифицирована.

Однако, в своем заявлении на следующий после «событий» день Лариса писала: «Мой муж и его сожительница Натали стали оскорблять меня грубой нецензурной бранью, унижая мою честь и достоинство» (л.д.56).

Позже, через 3 месяца после рассматриваемых «событий», Лариса указывала уже на суде (л.д.78): «Натали кричала: «Не сметь трогать мою стиральную машину». Он кричал на меня: скотина, сволочь, отцепите ее от меня. Натали говорила на меня дрянь. Нецензурной брани не было».

И только ближе к концу разбирательства появились ее показания, предварительно согласованные с ее подругами, что и я и Натали обозвали ее «сволочь и скотина», что и вошло в приговор суда. Но почему же суд никак не оценил противоречий в показаниях Ларисы? Свидетели, как показывают материалы дела, тем более не последовательны в своих показаниях.

Почему же такие показания Ларисы суд однозначно квалифицировал как «достоверные, последовательные и не противоречащие показаниям свидетелей»? Чем он объяснил трансформацию ее показаний от одной даты к другой? Причем чем дальше от событий, тем более подробно Лариса описывала разбираемую ситуацию – одно это уже должно было насторожить любой суд! Логика подсказывает, что у суда была некая заинтересованность так трактовать материалы дела.

Дата добавления: 2015-05-31