Планку снижать нельзя 2 страница

В общем, как я мог убедиться и в Школе Познера, куда прибывают шлифовать свое мастерство провинциальные телезвездочки, они находятся в метаниях между комплексом неполноценности и манией величия по отношению к оторвавшейся столице. Вывод второй. Процесс первоначального накопления мастерства подходит к концу. Если раньше было много откровенно слабых передач, а электронные эффекты выглядели игрушкой в руках дитяти, то нынче – много передач нормальных. Просто – нормальных. Не больше, но и не меньше. С электроникой наигрались, стали задумываться о смысле своего выхода в эфир.

В номинации «общественно-политические программы» журналисты местного ТВ представили множество программ, которые – в отличие от бесстрастных, объективистских, столичных – по нашей старой российской привычке норовят вмешаться в жизнь с целью ее улучшения. Стремление, на мой взгляд, похвальное. Организаторскую функцию не надо отменять вместе с коммунизмом.

Лучшей программой из всех представленных на конкурс считаю нижегородскую: «Дом, который построил я». Ведущие признались, что поначалу тоже снимали столичных звезд (идет мелькание – Старовойтова и другие узнаваемые лица), а потом поняли, что «звезда в своем гнезде» – слишком далекий образец для подражания. И пригласили для участия в своей рубрике тех, кто строит себе «фазенду» не дороже, чем 1,5 тыс. рублей кв. метр.

Вообще-то я разлюбил интервью. Вымученные фразы героя чаще всего останавливают плавное течение авторской речи и мелькание кадров. Но когда интеллигентный человек показывает свой дом и гордится своими небольшими изобретениями и находками – это больше, чем интервью. Это человек в расцвете своих возможностей. Физик ли, учитель, другой специалист. Журналисты нижегородской телекомпании побывали у них дома, а потом показали эти кадры по ходу конкурса, когда на сцене все герои дружно строили... скворечник. С применением самого совершенного электроинструмента, о каком на «фазендах» только мечтали (спонсор – фирма электроинструментов? В добрый час). С ультрамодной крышей (продавец кровли – тоже спонсор? И, слава Богу). Люди строят свои дома. Значит, строят Россию. Нижегородское ТВ объявило о намерении сделать конкурс всероссийским.

Вывод третий. Что будет следующим этапом, что надо осваивать в первую очередь? Что пока не дается? А вот что. Две и более точки зрения на один предмет. Точка зрения у нас была истинно верная – своя. Единственная. Прежде она совпадала с партийной, потом стали смело лепить «от себя», но все равно без диалектики: «с одной, мол, стороны, а с другой стороны...». Не по-нашенски это. Вот под Ростовом обидели огородника. Он продавал свою капусту, подошел майор милиции: ты, говорит... – Не ты, а вы, – перебил огородник. Ах, так? Пошло-поехало, и теперь огородник по решению суда должен продать свой дом, чтобы выплатить штрафы. На протяжении целой передачи телевизионщики, естественно, защищают огородника, пространно беседуют с ним и с его соседями. В суд зайти, спросить, за что такие строгости – не догадались или не захотели. Что нам суд, мы сами – четвертая власть. И к майору не наведались, хотя милиционер тоже человек и мог бы открыть свою сторону правды в том инциденте, в ссоре, достойной гоголевского пера.

Драма покрупнее показана удмуртскими коллегами. Щемящая душу церемония – прощание со знаменем воинской части. Ракетный полк ПВО расформировывается. Лейтмотив разговоров с офицерами: мы защищали небо республики, а теперь, если американцы устроят не «Бурю в пустыне», а бурю над Россией – все, конец. К тому же 54 семьи остаются в лесу без дела. После передачи остается впечатление, что полк ликвидируют враги народа, американские шпионы. Правда, в одном из кадров мелькнули проржавевшие, сосульками покрытые, старинные ракеты – такими сбили Пауэрса в 1961 году. Спросить бы у командования округа, пострадает ли наша обороноспособность, если эти ракеты перестанут нести боевое дежурство. Наверняка ведь есть другой, более современный шит над Удмуртией и сопредельными регионами. Успокоить бы народ, а не вгонять в панику. Есть среди принципов социальной ответственности журналиста такой: переводить конфликт в план дискуссии. Не умеем. Не привыкли. Правда, дескать, одна, и мы – ее носители.

Про 54 семьи в лесу мог быть особый разговор. Не в лесу ведь – в домах. Есть опыт использования бывших военных баз для других целей, коллеги из Красноярска присылали передачу об этом на ТЭФИ. Передовой социальный опыт – благодатнейшее поле деятельности для нас. Найти, поддержать, всем рассказать, научить – вот и будет от нашей работы польза России. Проще всего подхватить заунывно: беда пришла, отворяй ворота.

В Свияжске закрыли психушку. ТВ Зеленодольска сделало передачу «Страдающий остров», с экскурсом в прошлое. Остров отнюдь не страдал, пока там был лагерь ГУЛАГа. Потом психушка – тоже хорошо. Теперь закрыли, персоналу нечем заняться. Что предлагает ТВ? Может, опять зэков на остров пригнать, диссидентов в психушку посадить? А ничего не предлагает. Мы теперь не пропагандисты и организаторы. Мы – бесстрастные информаторы.

Жизнь российская и региональное ТВ открывают порой такое, что и впрямь ахнешь от изумления. В Оренбургских степях население долго и упорно разворовывает высоковольтную электролинию. Она бездействует, энергосвязь с соседним Казахстаном более не нужна. За километр провода можно купить двое «Жигулей». Тема! Но почему безысходной скукой веет с экрана? Вместо своего остроумного исследования журналисты Оренбурга ставят микрофон перед косноязычными чиновниками. Они думают, что ТВ изобретено именно для этого. Они не знают, что можно, например, самим «украсть» – перед телекамерой – бухту провода, срезать прямо с опоры, и с этим проводом поехать потом к чиновникам. Ежели не нужна линия – пусть официально ее разберут. А еще можно бы показать в тюремной камере настоящих злоумышленников – если они пойманы. И те «Жигули», что куплены на шальные деньги. И много чего можно придумать, если владеть профессией. Вместо этого гостелевидение Оренбурга выдает унылую передачу с названием «Тупик». Да какой же тут тупик, тут простор для творчества! Столько возможных точек зрения на проблему!

Недоисследованность, «недожурналистику» мы видим, к сожалению, в очень интересной, заслужившей спецприз программе Удмуртского ТВ «Люди в низинах». Проблема страшная, новая для нашей страны. В удмуртской деревне нарастает волна самоубийств. Из жизни добровольно уходят работящие мужики в самом расцвете сил. Только в одной деревне за полгода девять таких смертей. В чем причина? Молодые вдовы плачут и не могут ничего объяснить. Журналист Кузьма Куликов выдвигает гипотезу: дело в том, что на холме по соседству возник поселок новых русских, или новых удмуртов. Коттеджи, асфальт, телефон, иномарки. И мужик, живший в среднем достатке, с тоской понимает, что ему никогда, никаким честным трудом на скудной ниве не достичь такого уровня. Слово «зависть» в передаче не произносится. Не спросил автор у молодых вдов, не посматривал ли перед смертью муж на тот холм с коттеджами, не говорил ли чего по поводу новых соседей. Не пошел журналист и к удачливым соседям. Не пошел, наконец, и к тем, кого можно считать кандидатами (простите, конечно) стать десятым – к мужикам в расцвете сил. За подтверждением своей смелой версии автор обратился... к сельским старикам. И они согласно закивали: да, ханы новые явились, да, баи. Да, наши дети батраками у них будут. Вот такая информация. Передача окончена. Вечный русский вопрос, – что делать – остается. Два выхода налицо: брать топоры и вершить вторую октябрьскую революцию – или гасить конфликт (если он есть), придумывать общие дела для людей в низине и на пригорке, наводить мосты, знакомить друг с другом... Может, на пригорке вовсе не жулики городские, а те же физики с учителями, что ладят дома в нижегородской прекрасной передаче «Дом, который построил я»?

В наших журналистских традициях – реальная помощь людям. Не ставят такой задачи очень многие современные телеавторы. Скажем, дорогого стоит разговор в Приморье на сельской улочке с пацанами, у кого родители или сидят, или умерли. И – опять остается вопрос: «что делать?». Журналист Т. Шеметова ответа не предлагает.

Такая же милая журналистка брала интервью у меня. Она приехала из Самары к знаменитому земляку Сысуеву и прямо из Белого дома заглянула ко мне на кафедру. Говорит, что вместе с оператором должна посетить всех самарских телевизионщиков, осевших в Москве, таких человек двадцать набирается. Юбилей студии – 40 лет. Мне, конечно, лестно. Нашли уголок поуютнее, оператор расчехлил камеру, дама взяла микрофон. Я, говорит, не знаю, когда вы работали у нас в Самаре, и какие передачи вели, вы уж сами расскажите... Рассказал. Добавил, что завидую нынешним самарским журналистам. В мое время было наглухо засекречено самое интересное в Самаре, а теперь можно и про ракеты, и про бункер Сталина. Признался, что состою в жюри, и буду голосовать за призовое место для самарских передач из цикла «Моя губерния», автор Александр Князев. Хорошо работает!

Собеседница моя уважительно пояснила, что Князев нынче их начальник, председатель ГТРК, и работает с целой бригадой журналистов. Ну это уж совсем замечательно. Его команда перечислена в документах фестиваля: журналисты Оксана Сержантова, Елена Корнева, Ольга Христенко, режиссеры Светлана Мамонова, Александр Кузьмин, операторы Василий Колдашов, Владимир Гречкин. Телевидение вообще дело коллективное, не только при большевистской власти. Вспомним, как хорош был Владимир Молчанов в окружении команды (Ирина Зайцева, Алексей Денисов, Александра Ливанская) и как они поблекли, разбредясь в эфире по разным каналам и рубрикам. В Самаре есть команда, у команды есть свой стиль, на фестиваль «Вся Россия» прислано их семь передач – не случаен, стало быть, творческий поиск и успех. Жизнь колонии для малолетних преступников или бывшего «Дома-коммуны» в Чапаевске, или художников разных направлений исследуется достаточно подробно, всесторонне. Если берется тема «Цыгане» – то представлены три клана: бедный, средний и богатый.

Хороша также программа, где Князев бредет по знаменитым самарским подземельям. Тут не только бункер Сталина, но и какие-то хоромы под загородным санаторием Приволжского военного округа, и туннели под городом, и штольни в Жигулевских горах. Недаром столько внимания этим местам уделил Суворов-Резун в своих полуфантастических повестях. Одну из самых жутких тайн первым поведал своим зрителям Князев (прошу прощения, если где-то об этом написано, но Князев ни на какие источники не ссылается). В строительстве военных подземелий участвовали солдаты из армии Паулюса, плененные под Сталинградом. Большинство здесь в Жигулях и погибло. Кого расстреливали, кого хоронили взрывом скалы... Жаль, к этому сюжету приплюсовали в передаче еще два – про француженку в русском селе и про целебный источник. Подземелий, ей-богу, хватило бы на все 30 минут, а то и на несколько серий. Если – подробнее. Скажем, неохваченным остался подземный авиазавод в Управленческом поселке, там тоже пленные немцы поработали, помогая нашим конструкторам. И – гигантское хранилище продуктов в Сокольих горах. Даже с шоссе видно, как в гору уходят железнодорожные составы. Когда я жил в Самаре, об этом говорили шепотом, а теперь можно и показать: есть порох в пороховницах. «Моя губерния» – с гордостью произносится, хоть порой и о страшных вещах рассказ.

В противоположность самарскому «бригадному методу» исследователь тайн Центрального Черноземья Александр Никонов работает один, лишь иногда приглашая оператора. Его боль, его объекты – дворянские гнезда, усадьбы, оазисы погибшей цивилизации. Тексты Никонова блестящи, чувствуется профессиональный литератор.

И Князев из Самары, и Никонов из Воронежа определили свои работы в номинацию «общественно-политическая программа», а нижегородец Юрий Немцов прислал свой «Дом, который построил я» как передачу «просветительскую». Надо, вероятно, организаторам фестиваля «Вся Россия» точнее обозначить критерии, основания разбивки телепрограмм на роды и виды, а то в номинации «информационные программы» вдруг встречаешь длинный рассказ о производстве ваты в мещерских болотах, в аналитических – обычную серию интервью о проблемах одного большого завода и его приватизации.

Если бы меня спросили, какие критерии предложил бы я для номинации «общественно-политические программы» я бы сказал так: это программы, где ставятся и обсуждаются проблемы развития общества, затрагивающие интересы миллионов людей. Пусть рассматривается лишь один аспект какой-либо проблемы, как в нижегородской программе о строительстве частных домов. Но – непременно с выходом на обобщения. На то она и «общественно...» – для всех нас, значит, важная.

И антиприз можно бы придумать – за извращение вышеизложенного. Я дал бы антиприз Наталье Михайловой из Братска за программу «Здравствуйте, президент». Издерганная житейскими невзгодами журналистка едет на село, к тем, кому «еще хуже». Так и показано. Вначале игровые моменты: у журналистки замок не запирается, лифт не работает, зонтик сломан и в семье проблемы. Едет она в машине к сельским жителям. Те, в общем, спокойны, но взвинченная журналистка пристает к ним с вопросом: что бы вы сказали президенту России? И «натаскивает» на ответы типа: «живем хуже некуда», «народ злой стал», «за что страдаем», «перспектив никаких», «распродали Россию, разрушили», «масла нет», «ну что это за жизнь». Протяжный вопль, на 20 минут. Вера в доброго царя, генсека, президента – это тоже наше. Пора бы самим дом свой строить. А вопли такие кому на руку? Раньше сказали бы – международному империализму. Сейчас скажу – тем, кто хочет возврата к прошлому. В Москве символ его – колбаса по 2.20 за килограмм. В Братске, понятно, колбасы не было. С чего затосковала ведущая программы, она же режиссер и редактор Наталья Михайлова? Разрушенные деревни я видел в тех краях лет 20–30 назад. Брошенные дома с заколоченными окнами. Погубленная пожарами,полчищами насекомых, неразумными лесоразработками тайга. Не «при демократах» это все появилось.

Ох, не надо заигрывать с прошлым! Грешат этим даже молодые. Несколько передач посвящено 80-летию комсомола. Постаревшие активисты ВЛКСМ рассказывают, как было замечательно. Про обстановку всеобщего политического контроля, про карьеризм – ни слова. «В их уставе не было ничего плохого», – утверждает ведущий – он же режиссер и редактор С. Сиденко из Владивостока. Чудо-города в тайге, песни Пахмутовой... Опять одномерность, опять отсутствие взгляда «с другой стороны». Из Салехарда прислали программу «Престижная профессия» – о чекистах. Что они нынче делают в сибирских болотах – не раскрывают. Тайна. Зато вдоволь о «светлом прошлом». 80-летию революции посвятили передачу питерцы, 5-й канал. Они не согласны с переименованием праздника в «День согласия и примирения». Не может быть, говорят, согласия палача и жертвы. Причем имеются в виду не чекисты и расстрелянные, а... нынешняя власть и народ. Даже г-н Зюганов, приглашенный в передачу, урезонил авторов: нельзя слишком круто менять курс, вон в 17-м слишком резко повернули, надо извлекать уроки. Зюганов – за мир в обществе, он против того, чтобы слишком раскачивать лодку. Что ж неймется автору, редактору, ведущему из Питера Иннокентию Иванову?

Такие передачи не то что премировать – их в эфир нельзя выпускать. К цензуре, скажете, член жюри призывает? Нет, к здравому смыслу. К нормальной редакционной политике, если уж беретесь за номинацию «общественно-политическая».

Первейшее дело политика – предвидеть последствия своих слов и действий, социальный эффект. В этом не сильны многие современные российские политики, им лишь бы погромче выкрикнуть что-то, чтоб запомниться. Не будем на них похожи. Не будем снижать планку требовательности к себе – пусть сегодня можно работать плохо, но это ведь, в конце концов, неинтересно. Лучшие передачи, присланные на фестиваль «Вся Россия», дают надежду на скорый приход настоящего профессионализма. В этом и цель фестиваля: в создании нормальной творческой конкуренции среди местных телестудий, ставших значительной силой в России.

НАША ЦЕЛЬ – ВСЕГО ЛИШЬ ПРИЗ...

Телевизионная теория, доложу я вам, довольно неблагодарное занятие. Вот предложили мне разложить телепродукцию по полочкам, обозначить родовые и видовые признаки. А то на одном поле играют и в футбол, и в баскетбол, и тут же художественной гимнастикой занимаются, а судьи должны решить, кто победитель. Но они-то играют, как умеют, – то есть работают, заполняя эфирное поле. А теоретик сидит и размышляет. Как и любой другой зритель, ради которого, собственно, и стараются телеигроки. По идее – ради зрителя, не так ли?

Практики ТВ дружно восстают против каких-либо ограничений – а любая классификация, любое правило всегда в чем-то ограничивают творца. Оттого и неприязнь к теоретикам. Вот представьте ситуацию. Посреди Японского моря, на белом теплоходе в довольно душном небольшом зале сидят люди и спорят о передачах и фильмах. Так проходил телефестиваль «Человек и море», одну из творческих дискуссий довелось вести мне. Для затравки я припомнил слова, присутствовавшего тут же телеакадемика Игоря Беляева из его книжки «Спектакль без актера»: «Некоторые наши фильмы и от публицистики ушли, и к искусству не пришли». Свежих примеров из фестивальных картин, просмотренных тут же на теплоходе, – сколько угодно.

Стояла, скажем, московская дама под зонтиком на главной улице Токио и задавала вопросы: какие у вас проблемы, сколько у вас детей? Японцы в ответ вежливо улыбались. Дама попала в Японию явно случайно, не успев прочитать про эту страну ровно ничего. «Но и зритель ничего не знает», – оправдываются такие авторы. И вновь отправляются на спонсорские деньги в дальние края. Сделали, например, цикл «Неизвестные реки России» – Обь, Енисей и Амур. В том смысле, что дамам эти реки были неизвестны, а теперь они кое-что о них узнали и зрителям показали. Так делается сегодняшнее ТВ. Никто ни к чему не призывает – публицистика не в моде, да и куда звать, если все заблудились? Вот и текут картинки, и произносится нечто философское: мол, жизнь, как река, а река, как жизнь, все течет в одну сторону.

Впору открыть номинацию «путевой очерк» и дать главный приз Дмитрию Крылову с его «Непутевыми заметками». Нам дают поглядеть, что творится за горами, за морями – и на том спасибо, что вырвались за пределы коридоров власти. Кто талантливее видит – вот в чем надо бы состязаться. Невежественные вопросы плохо уживаются с философскими притязаниями...

– А кто сказал, что в искусстве должны быть какие-то границы? Художник вправе творить по своим законам! – прервал мою критику один из слушателей. Ну что же, давайте все дружно запишемся в Художники. Ежели «взгляд и нечто» – ты художник. А ежели сообщаешь некие сведения, говоришь с героями «по делу» – это всего лишь информация.

Академик Беляев полагает (и справедливо), что телевидение должны делать Художник, Публицист и Хроникер. Все трое нужны! Я бы добавил к этой троице еще мастера развлечений, некоего Скомороха. Главное, чтобы зрителю с самого начала было ясно, кто предстал перед ним на сей раз. А то смотришь картину – и непонятно, кто и зачем ее снимал, и зачем на нее тратить время. Стилевое единство должно присутствовать всякий раз.

На конкурсах ТЭФИ в одну номинацию сводят несопоставимые вещи. Скажем, дама, читающая по суфлеру, соперничала с другой, претендовавшей на духовное наставление россиян, и еще с джентльменом, берущим интервью у московского начальства. Вот уж точно – футбол, баскетбол и гимнастика на одном поле. На мой взгляд, каждая номинация должна бы в первую очередь определяться четкой целью той или иной экранной работы.

Цель Хроникера благородна и понятна – предъявить нам факты, сделать это ярко, доступно, обстоятельно, ничего важного не упустить и не вдаваться в собственные размышления. Хроника – это не только новости, это может быть и большой фильм. Факты и только факты, а вывод зритель сделает сам.

Цель Художника – эмоциональное впечатление через художественный образ. Пусть спорят члены жюри, есть он в конкретной работе или его нет. Образ – штука тонкая.

И, наконец, нелюбимые нынче Публицисты. Их передачи по целям (или функциям) можно различать так:

– политико-аналитические («Итоги», «Зеркало» и др.);

– культурно-просветительские (при всем различии творческих методов сюда относятся и «Старая квартира», и программы Э. Радзинского);

– проблемные, исследовательские (по западной терминологии – «инвестигейторские», у нас их практически нет, ибо дело это дорогое и опасное).

В особую категорию можно выделить программы о персоналиях (фильм Би-би-си о возвращении Солженицына, цикл А. Карпова о первых лицах разных стран, «Обыкновенный президент» Ю. Хащеватского и даже простые портретные интервью А. Караулова; лучшими образцами считаю «Портреты на фоне» Л. Парфенова и «Лешкин луг» А. Погребного). Через всесторонний показ значительной личности реализуются все мыслимые функции ТВ – от информационной до интегративной, объединительной, превращающей мир (по М. Маклюэну) в «глобальную деревню», живущую одними интересами и переживаниями. Что может лучше сблизить людей, чем общий интерес к одному из них, к его семье?

Некоторые социологи в своих анкетах пытаются ввести такую категорию передач, как «рекламные», относя туда и «Смак» А. Макаревича, и те же «Непутевые заметки» Д. Крылова. Надо признать: элементы рекламы присутствуют почти повсеместно, не только в «Итогах» и «Времени». Даже в последней серии питерской «Контрольной для взрослых» подросшие дети задавали вопросы известному бизнесмену Березовскому. Словно только для этого и росли. Но если мы возьмем главную, основную, определяющую функцию (чем ценна программа зрителям, во имя чего мы смотрим ее – ведь не для того, чтоб кто-то заработал деньги), то «Смак» вместе с «Непутевыми заметками» и «Контрольной для взрослых» пойдут у нас по категории культурно-просветительских публицистических программ.

Телевизионный Скоморох резвится в основном в конкурсах, в различных ток-шоу. Но и то, и другое может нести также познавательную, культурно-просветительскую функцию. Было бы, мне кажется, ошибкой ставить во главу угла жанр передачи. Тем более, что жанр легко спутать на ТВ с методом. Рассмотрим это на примере «самых телевизионных» передач – репортажа и интервью.

Для Хроникера репортаж о событии – основной жанр, он же метод. Действие репортажа диктуется логикой события.

Для Публициста репортаж о том же событии – повод для анализа проблемы, для рассуждений, почему оно произошло и каковы будут последствия. Репортаж публициста оснащен массой подробностей, образных деталей, сравнений, иногда вводится старая хроника, документы.

Художнику то же событие может послужить поводом для лирических воспоминаний, для показа одного из участников. Репортажные «куски» входят в фильм-очерк не по хронологии, а по авторской логике.

В этих трех случаях совершенно различен стиль операторской работы, монтажа и стиль текста. Лирические отступления так же противопоказаны Хроникеру, как штампованные телеграфные строчки Художнику.

Та же картина и с интервью. Сказать просто «интервью» – значит, ничего не сказать.

Интервью в хронике – это способ узнать факт или мнение.

Интервью в публицистике – один из методов исследования проблем.

Интервью в художественной программе – это раскрытие характера.

Конечно, характер приоткрывается даже в уличном интервью-мнении, но мы говорим о глубине, о главной цели вопрошателя-журналиста. В развлекательных программах тоже встречается интервью как повод посмеяться, репортаж «спроектированной ситуации», выставляющий кого-либо на смех. И футбол, и прилет делегации – все репортаж. Нет, ни жанр, ни метод не годятся для классификационной основы телепрограмм. Основная цель авторов приводит их к избранию определенных методов и выразительных решений – того, что называется стилевым единством. Только тогда появляется произведение, которое можно поставить в определенный ряд, классифицировать. Такова человеческая, зрительская психика: необходим определенный камертон, чтобы настроиться на волну автора, понять, кто он таков и чего от нас хочет.

... На борту «Михаила Шолохова» мне припомнился эпизод из рассказов Михаила Ромма о Сергее Эйзенштейне. «Стилевое единство есть единственный критерий искусства», – заявил Эйзенштейн на обсуждении фильма «Аршин мал алан». Вся комиссия посчитала, что фильм посредственный, но Сергей Михайлович нашел в нем стилевое единство. Это, говорит, четко выдержанный стиль парижской порнографической открытки, правда, в бакинском издании.

– Нам в провинции некогда думать о жанрах, стилях и функциях, нам работать надо, цель у нас одна – деньги делать, – сказал в ответ один сибирский телемагнат. На этом творческая дискуссия закончилась.

◙

В России открывают вещание десятки новых телекомпаний, в нашу профессию приходят сотни новых людей, имеющих самое разное образование и различные представления о своей роли на экране, о творческих задачах и методах их решения. Поэтому оправдано появление «школ для взрослых людей» – Нины Зверевой в Нижнем Новгороде, Игоря Шадхана в Санкт-Петербурге, Владимира Познера в Москве. Молодые журналисты, по их признанию, получают в этих школах представление не только о том, «что такое хорошо и что такое плохо». У них меняется сам подход к работе, философия профессии.

А как быть с опытными журналистами, с теми, кому в школу поступать поздновато, да и несолидно? С теми, кого на местах считают асами эфира? В каждом городе, в каждой телекомпании есть такой «репортер № 1». Со своим почерком. Со своими штампами. С гордыней, конечно. Таким людям тоже необходима творческая учеба. Когда-то в Институт повышения квалификации всех посылали по разнарядке. И попадал такой «№ 1» в группу, набранную из совсем других людей, в кадр не рвущихся, озабоченных больше московскими магазинами, нежели профессиональным ростом.

Между тем еще в середине 60-х годов кому-то пришла в голову счастливая мысль: собирать раз в год лучших «телеперсонажей» местного эфира на турниры репортерской чести. Чтобы каждый сделал по одному репортажу, показал себя в деле, без ссылок на осторожное начальство. И разбирались бы эти репортажи «по гамбургскому счету». В Гамбург, если кто не знает, съезжались когда-то раз в год цирковые борцы, чтобы без зрителей выяснить, кто из них на самом деле сильнее других. В нашем случае надо было говорить не о гамбургском, а о таллинском счете: встречи честолюбивых и гордых «номеров один», корифеев местных студий происходили в Таллине и назывались СЕМПОРЕ, то бишь семинары по репортажу. Всякий раз приезжало по двадцать участников, и примерно столько же бывало научно-творческой «обслуги» – социологов, психологов, лекторов по истории документального кино. Репортеров «гоняли» по тестам, как космонавтов перед полетом. Интеллектуальный коэффициент, эмоциональная подвижность, траты организма в эфире, устойчивость к стрессам – каждый получал свой, так сказать, портрет. И про русский язык, конечно же, выдавалось нелицеприятно специалистами по стилистике. И реакция аудитории фиксировалась в виде кривых вертикальных линий рядом со столбиком текста. Реакция простых людей и реакция специалистов. Увы, кривые не совпадали: масса хотела не совсем того, что нравилось «элите».

«Первые номера», «короли репортажа», частенько возмущались, они не привыкли быть объектами критики. Но потом признавали: да, хорошего ежа запустили нам под череп! Харьковчанин Самарий Зеликин, петербуржец Виталий Вишневский, уралочка Элла Эркомайшвили, Нинель Касьянова из Минска, Борис Максименко из Владивостока, волжанин Андрей Богданов, да и автор этих строк причисляли себя к одной профессиональной школе – школе СЕМПОРЕ. «Семинаристы», наши люди, были во всех союзных республиках, переписывались, следили за выходами друг друга во всесоюзный эфир. Мы делали то, что позже стало называться «спецрепортажами», – не событий­ные, а «тематические» или «проблемные» репортажи по 5–8 минут. Поводом служило чаще всего само появление репортера на объекте и нестандартный взгляд на вещи.

В учебных репортажах, в Таллине, мы воровали кирпич со стройки (под скрытой камерой) и общались с трубочистами, вели опросы на улицах и в кабинетах первых лиц, показывали, как делают пиво и экскаваторы, посещали детский приют и кафе. В обсуждении этих репортажей складывался тот неписаный кодекс, свод норм, принципов и правил, которого сейчас так не хватает «спецрепортерам».

Возродить бы такие семинары-турниры! Пригласить на них, для начала, тех людей, чьи работы присылались на конкурсы «ТЭФИ» и «Вся Россия». Разобрать эти работы в своем кругу, опять же «по гамбургскому счету». Ведь главное – понять, кто ты есть, что ты умеешь, какова та мера личности, которую надо нести на экран. А то одна, как Гюльчатай, боится личико показать, другой унылостью и значительностью показывает, что не развлекаться вышел... Наставники мы нашим зрителям? Друзья? Посланцы на объектах? Или просто деньги да популярность зарабатываем? Спорили об этом тридцать лет назад – да не доспорили. Пусть новое поколение продолжает.

Организаторами СЕМПОРЕ были Союз журналистов, Союз кинематографистов и Гостелерадио. Сейчас у нас есть не менее авторитетные Фонд развития телевидения, Ассоциация региональных телекомпаний и т.д. и т.п. На фестивалях и смотрах, честно признаемся, слишком мало времени для творческих дискуссий и мастер-классов. Докопаться до философии профессии – не два часа нужно, а две недели с утра до вечера – как бывало у нас в Таллине во время белых ночей. Последняя неделя мая и первая неделя июня. Заключительным аккордом каждого дня был просмотр одного из шедевров документальной киноклассики. Однажды пожаловал к нам патриарх французского кино Рене Клер, в другой раз документалисты из Германии, Латинской Америки. Заряда идей хватало на целый год. В своем, местном эфире старались работать, как на СЕМПОРЕ – в противостоянии начальству, лени, косности, – чтоб не стыдно было перед собратьями-репортерами, ведь они где-то у себя тоже помнили о каждом из нас, незримо поддерживая друг друга.

Дата добавления: 2015-05-29