Облака плывут в Абакан

Облака, словно специально для фотографов, расположились по небосводу, создавая рассеянный свет. Долина Царей, Хакасия. Пятьдесят два кургана. Пятьсот лет здесь хоронили владык, закончилось это за три века до нашей эры, и естественно, что размышления о вечности и о бренности посетили нас, стоявших на одной из вершин и следивших, как по волнам ковыля плывут тени облаков. Посланцами нашего века смотрелись два стеклянно-выпуклых автобуса у подножья кургана (оказывается, эти германские «Неопланы» могут ходить прямо по степи, а не только по асфальту), да еще две брошенные животноводческие фермы, вкупе со столбами электропередач торчащие посреди прекрасного пейзажа. По горизонту – цепи гор: Саяны, Алатау. Каким-то образом губернаторам и председателям правительств удалось договориться о создании Алтай-Саянского заповедника вопреки административным и даже государственным границам. Дело, конечно, в энтузиастах-экологах, с которыми мы, журналисты, и явились сюда, чтобы хорошенько осмыслить это новое дело и нашу роль в нем. Заседали, слушали доклады, и вот – как главная премия – выезд в Долину Царей.

В автобусах журналисты из всех регионов, полностью или частично входящих в создаваемый заповедник. Здесь Тува, Хакасия, оба Алтая (республика Алтай и Алтайский край) и Кемеровская область, изрядные куски Красноярского края и Монголии. Сюда падают отработанные ступени ракет с Байконура, но пока, тем не менее, это один из самых чистых регионов планеты, достояние всего земного шара. И потому вклад в сохранение биоразнообразия здешних мест вносит Всемирный фонд дикой природы, а это как-никак 27 национальных отделений и чуть не 5 миллионов индивидуальных членов. Более 12 миллионов долларов вложил этот фонд за последние годы в природоохранные проекты России.

Надо полагать, в счет этих долларов и мой билет из Москвы, и «Неопланы», и четко появляющаяся раньше наших автобусов машина охраны, и еще одна, с хакасской официанткой из ресторана «Дружба» и всем полагающимся набором пропитания. Международные организации приучают нас, помимо прочего, к культуре деловых отношений, к разумному сочетанию дела и удовольствий.

Даже шаман был заказан для нас с бубном, который он долго прогревал над костром, постукивая время от времени в него колотушкой – низкий гул шел, как из динамика какой-нибудь рок-группы. Энтузиасты-экологи уселись вокруг костра и стали предаваться медитации... или воспоминаниям. Неподалеку торчали из земли два камня выше роста человеческого. В одном – символе мужества – спинами женщин было протерто заметное углубление. Женский камень принимал монетки с обещанием помнить о дарителе по крайней мере месяц. Так объяснил сидящий с нами в кругу мой однофамилец, Николай Николаевич Кузнецов, который эти камни нашел вывороченными из земли и восстановил в прежнем величии. Здесь, говорит, разлом земной коры, надо побыть здесь, и все хвори пройдут. И вспомнил я нечто похожее – был ведь я уже в этих местах. Так что, с позволения редактора и читателей, резко меняю тему, уходя в прошлое.

Тридцать лет назад, летом 1971 года, я привез в Абакан студентов на журналистскую практику. Ехали поездом, долго. Прочитали еще в Москве все, что можно, об этих краях, а тут первым делом пошли в краеведческий музей.

И увидели во дворе каменных баб. У некоторых на животе было выцарапано неприличное слово. Хранитель объяснил: колхозные трактористы в порядке борьбы с пережитками прошлого выкорчевывали эти древние изваяния, цепляли тросом за голову и тащили куда-нибудь прочь с широких полей. Чтоб не мешали пахать и сеять. И он, местный ученый, решил собрать каменных баб в музей. В другом бы государстве специальное здание для них построили, нет ведь таких больше нигде на планете, а тут местные власти проявили поразительное равнодушие. Единственно, кто помогает, – местное управление КГБ. Машину дают, чтоб привезти очередное обнаруженное сокровище.

Тут я понял, что написать про это дело никак не удастся. Редактор «Журналиста» скажет: не по теме. С журналом я уже тогда дружил, и даже мне документ дали на всякий случай – мол, специальный корреспондент. Напиши, говорят, что-нибудь про местное телевидение, раз все равно туда едешь.

Документ произвел впечатление. Опекать меня взялись директор телестудии и председатель комитета по радио и ТВ. Студентов немедленно пристроили к делу, послали в командировки – кого в Шушенское, кого на стройку ГЭС, кого в колхозы-совхозы.

Через два-три дня я откровенно сказал начальству, что писать про них в журнал не буду – то, что я увидел, никакая бумага не выдержит. Уровень студии... ну нет слов, опишу картинку.

Оператор в павильоне сидит на колесе своей тяжелой камеры и грызет семечки. Ему буквально наплевать на то, что у него перед камерой. А там сидит прекрасный журналист, собкор «Красноярского рабочего», и рассказывает, глядя в объектив, что происходит сейчас на полях Хакасии, да что делать надо колхозам-совхозам в такой сезон и такую погоду. При этом дельные советы сочетаются с образными зарисовками характеров и ситуаций. Одним словом, местный Черниченко или Стреляный (а их я тогда уже отмечал и преклонялся перед их мастерством). А оператору на это плевать семечками.

Из студийного павильона только что ушла диктор новостей, отбарабанив по бумажке обычное для тех лет «взявшись – обязавшись – идя навстречу – выполним – перевыполним». Только она ушла, пришел этот публицист-собкор, его посадили за другой столик. А свет, заливающий свет, студийные лампы, что висят на потолке, не передвинули, не повернули (это у них длинными палками делалось – лень, конечно, всякий раз... Но посадили бы Шадрина – вспомнил фамилию – туда же, где дикторша была...). И нету в студии нижнего света, того маленького «бэбика», что дает блеск в глазах, делает телепортрет живым... Нет, не буду я обо всем этом писать, решил я 30 лет назад. Уже пришел к власти Лапин и начал душить телекритику. «Критиковать ТВ – все равно что Советскую власть», – заявил он.

Теленачальники Хакасии моему заявлению, что не буду писать, искренне обрадовались. Тут же явилась на руководящий стол бутылка чего-то приличного: то ли коньяк был, то ли водка хорошая...

– Я думал, вот гад приехал, а оказалось – человек, – повторял председатель.

В книгах Валерия Аграновского содержится категорический совет – не пить, ежели ездишь в командировки. Не пить с людьми, причастными к будущему очерку. На сердце сослаться, на что угодно – но не пить. Иначе не будешь иметь право написать про них правду. Скомпрометируешь себя.

Я нарушал правило Валерия Аграновского много раз. Может быть, потому, что не собирался писать всю правду про своих собеседников, но хотел узнать ее сам. Позже, работая с первыми секретарями и министрами, сам рекомендовал им перед съемкой выпить немного (на Би-би-си рекомендуют 20 граммов). Но это другая тема, как находить психологический контакт с экранным собеседником.

Выпив с теленачальством, я – неистребимая интеллигентская потребность начальство воспитывать! – стал говорить им, как бы надо этого прекрасного Шадрина показывать. Если нет денег на внестудийные съемки, то создайте хотя бы в студии условия для него. Почему он сидит на каком-то скособоченном стуле? Дайте ему кресло с подлокотниками, вот у вас в кабинете как раз такое кресло. Ему некуда девать руки – пусть держит трубку с табаком. Я понимаю, курить в студии пожарные не разрешают, но просто пусть трубка будет у него в руках, ему лучше будет, комфортнее.

– Раз такие сложности, лучше мы его вообще не будем приглашать, – сказал директор студии.

Проклиная себя – не лезь со своими советами, только навредишь, – я стал извиняться и оправдываться, что вот, мол, защитил на днях диссертацию на эти самые темы: как сидеть в кадре, куда смотреть, как говорить. И хотел применить свои ученые мысли на практике. И сам, между прочим, провел в эфире не одну «Эстафету новостей».

– Ну вот, я и говорю, думал – гад приехал, а оказалось человек, – заключил председатель комитета.

Мне предстоял дальний путь – студенты были раскиданы на практику от Абакана до Норильска. К тому же мы объединились с Ленинградским кораблестроительным институтом, они этот путь проходили на шлюпках... Нет, ребята-демократы, было и у нас кое-что хорошее. Корабелы, не боясь доносов, пели про Иоську-Сталина и Никиту – «а в октябре его маленечко того... а мы по-прежнему за партией вперед, а если кто-нибудь маленечко помрет...». Строители ГЭС просили передать привет Юре Визбору. И ударила меня, ценившего журналистскую цеховую солидарность, первый раз пришедшая мысль: а ведь работники телестудии были самыми неинтересными среди всех, кого я встретил втот раз в Хакасии...

...Шаман разогрел свой бубен с привязанными колокольчиками и ленточками и пошел широкими шагами между костром и сидящими в круг журналистами. Низкочастотные удары, горловое пение. Извели здесь когда-то шаманов, несколько сот сослали в ГУЛАГ. Не зря Галич пел про облака, которые плывут в Абакан. Железная дорога Абакан – Тайшет на костях зэков. Как и эти курганы, которые до нашей эры.

Ладно, это не по теме. А что же показали на конкурсе нынешние тележурналисты, медитирующие сейчас у костра? Более 4000 материалов поступило на IV конкурс «Экология России», телевизионных среди них не так уж много – все кассеты у меня в пластмассовой сумке. Гораздо меньше работают в экологической проблематике, чем, скажем, в милицейской. Там тебе могут права вернуть или еще какие-то льготы дать – а тут что? Тигр саблезубый или барс снежный не поймут, что ты за них заступаешься. Конечно, бескорыстие и подвижничество журналистов-экологов вне сомнений. Но что-то и еще нужно, чего-то не хватает. Может, я опять не прав, как и 30 лет назад, не терпится что-то посоветовать... Может, наврежу, если скажу, что такой-то фильм надо бы смонтировать иначе, что такой-то синхрон разрушает прекрасные картины природы? Опустятся у людей руки, они и этого больше не смогут сделать (красивые виды природы и длинные-предлинные речи на совещаниях).

Боюсь принести вред Евгению Веселовскому, герою фильмов «Колыбель человечества» и «Хранители», выпущенных Горно-Алтайским гостелевидением. Евгений живет на Телецком озере, руководит лагерем трудных подростков и заботится об экологической чистоте прилегающих земель. Он был участником нашей поездки. Я спросил: а знаете ли, лет тридцать назад нечто подобное делал Виталий Вишневский? Ну, седой такой... Умер недавно.

– Это ленинградский журналист? Который комментатор-комиссар, так его называли?

– Так!

– У меня есть эта кассета. Называется «Каким ты станешь, парень». Он снял только один фильм?

– Тогда еще не наступило время сериалов... Кстати, как поживает ваш герой, которого вы вроде бы вылечили от пристрастия к наркотикам?

– Пашка? Год вел здоровый образ жизни, а вернулся к себе в прежнюю компанию – и опять за старое. Как вы считаете, надо о нем еще снимать, я его опять на Телецкое забрал?

– Обязательно надо. Но что же ему, так и не выезжать с Телецкого?

– Не знаю... Но это не совсем про экологию получается.

– Как сказать. На Телецком, значит, он нормальный парень, а в городе... Снимите по контрасту – там и тут.

– Для городских съемок у меня денег нет. И мои любительские съемки монтировали и оформляли без меня, зря вы ругали общие слова в начале фильма – не мои это слова, и не я автор. Не как Вишневский тридцать лет назад. Подскажите, какие книжки прочитать, чтобы грамотно фильмы делать.

...Вот я и думаю, не навредить бы Евгению, не возьмут у него больше любительские кадры и не поставят под ними свои фамилии в Горно-Алтайской ГТРК. А может, наоборот, помогут?

Раньше на экологических журналистских конкурсах вручали статуэтки Ники – богини победы. В этом году главный начальник оргкомитета Николай Акритов решил, что Нику пусть вручают кинематографисты, а мы придумаем что-то свое, оригинальное. И придумали. Вместе с ЗАО «Диалог-Конверсия» (бывшая оборонка) сделали призы «Берестяная грамота» – натуральная береста на хорошей подложке с лазерным напылением имен лауреатов, в футляре – красиво!

Первыми берестяную грамоту первой степени получили Маргарита Кашпур и Светлана Гукина из Барнаула – журналист и режиссер. Им дали на три дня машину, оператора и немного пленки. И сделали они передачу, в центре которой – начальник природоохраны района, который к тому же и песни пишет (отсюда название: «Очаровал меня Чарыш, очаровал»). Мы его видим в деле – не в разговорах! Это главное, чего не хватает большинству телеработ. Говорят, говорят... А наш герой ставит охранительный знак в карьере, выгоняет из реки шофера с машиной, ведет ребят в пещеру с летучими мышами. Чтобы снять такое за три дня – надо заранее поехать на разведку и наладить с героем контакт, и узнать, где и как он действует! Нельзя являться сразу с группой – иначе 90 процентов внимания и сил уйдет на обслуживание этих самых соавторов, а на героя ничего не останется.

Простые, элементарные вещи говорил я в ходе мастер-классов, показывая и сравнивая работы коллег. Что такое хорошо и что такое плохо и как с этим бороться – многие слышали это впервые. А для меня впервые была такая доброжелательная аудитория. Никто не говорил, что москвичам нас не понять, что нас и так любят и поезжайте вы со своими советами... Показываю, например, владивостокский фильм «Куда уходят корабли» и рассказываю, почему он мне нравится, хотя большое жюри никакой премии не выделило... Пересказывать хороший фильм дело безнадежное, но главное тут – мысль: бывшие боевые корабли, гордость и защиту Родины, бросили гнить в бухтах, и отравляют они океан, и соли эти отравленные вместе с рыбой поступают к нам в организмы. А солевой баланс крови и океана, между прочим, одинаков... И операторскую работу отмечаю, и низкий голос ведущей (чаще женщины пищат и торопятся), и «закольцованность» сюжета, и движение от частного к общему. Думаю, слушательницы мои никогда больше не будут начинать свои опусы словами «наша голубая планета» и цитировать Экзюпери – дескать, встал, умылся, убери свою планету. Конкретика плюс мысль – а ну-ка, попробуйте без общих, тысячу раз слышанных слов!

После очередного мастер-класса, даже прервав наше общение, хозяйка от Фонда дикой природы Лариса Немоляева («дикая девушка») позвала всех сочинять письмо Путину по поводу ликвидации Госкомприроды. Текст получился неплохой. Такие, например, строки:

«Мы не можем согласиться с тем мнением, что сегодняшнее экономическое положение России не позволяет ей уделять должное внимание экологическим проблемам... Мы призываем Вас подумать о тяжкой исторической ответственности, которая неизбежно ляжет на человека, открывшего дорогу широкомасштабному уничтожению природы своей страны. Мы просим Вас посмотреть на происходящее глазами отца двух дочерей, которым предстоит в этой стране жить. Чистый воздух нельзя получить по спецпайкам».

Под этим письмом я, конечно же, подписался. Но в выработке текста участия не принимал. Я-то знаю, что своих дочерей большие люди в случае чего пошлют в Австралию или в противоатомный бункер в Раменках. Но не гасить же своим скепсисом энтузиазм коллег...

В общем, когда «дикая девушка» собрала коллектив для составления письма, у меня образовалось полтора часа свободного времени. И тут молодой журналист из местной газеты, которому я накануне, после шаманства и буйства степных цветов, рассказал о впечатлениях тридцатилетней давности, вдруг предложил:

– А давайте сейчас сходим на эту же государственную студию!

– Там ведь нет никого из тех... Новое поколение работает.

– Вот и давайте посмотрим.

Через двенадцать минут (в Абакане все рядом) я входил в знакомую проходную ТВ. Дорогу преградили две вахтерши. Никакие удостоверения не помогли.

– Звоните начальству.

По списку, лежащему под стеклом, мы с вахтершами обзвонили восемь или девять кабинетов. Нигде не ответили. Кое-где пищали факсы.

– А если телезритель захочет сообщить информацию...? Не с вахтершами об этом судачить. Вышли на улицу.

– Зайдем в частную компанию ТВ-7, – предложил мой молодой Вергилий.

– Да ведь тоже не пустят...

Пустили без звука! Более того, гендиректор, молодой человек Дмитрий Драничкин, немедленно опознал меня, спросив: а вы ведь были в Железногорске?

По-старому это Красноярск-26, бывший суперсекретный город, где под землей куют оружейный плутоний. Ну, был, и опять-таки не написал об этом ни строчки. Но покажите мне вашу студию, а если можно, то и вчерашний выпуск новостей...

Не скажу, что я вернулся на тридцать лет назад. В павильоне не было тяжелой камеры, на колесо которой можно присесть с семечками. Был даже серебристый зонтик-отражатель, дающий ту самую благоприятную для съемки освещенность, что и облака, плывущие в Абакан... Но ведущий новостей смотрел неизвестно куда – не в душу зрителя, а поверх камеры. Там были листы с текстом. Уж лучше бы откровенно читал с листа, лежащего на столе. В целом же компания мне понравилась – молодые, динамичные, дружелюбные.

Мы вышли из здания ТВ-7 с молодым газетчиком (опять же не называю фамилии, чтоб не навредить). Что же получается? Техники новой полно, даже нелинейный монтаж есть, а в камеру глядеть не научились? Да, сюжеты неплохие, конфликты, реальная помощь.

Через полтора часа на сцене телеконкурса при раздаче призов я рассказал, как не попал в госкомпанию, и какая, в общем, славная бригада на ТВ-7. А когда вернулся к своему столу, получил подтверждение:

– Первый звонок с утра – от ТВ-7, каждый рабочий день, – сказал председатель республиканской Госкомприроды (упраздняемой) Иван Иванович Вишневецкий. А губернатор Алексей Иванович Лебедь добавил: да, гостелевидение у нас неповоротливое, то у них машина сломалась, то бензина нет, никак не вытащишь на съемку.

Может, я опять не к месту со своими советами? Ну, извините, абаканские теленачальники. Когда пиво пить уходите, хоть секретаршу у телефона оставляйте.

Тут же в круглом зале ресторана «Дружба» компания ТВ-7 брала у меня интервью. По старой привычке прошу оператора опустить камеру на штативе пониже, на уровень моих глаз. Прошу интервьюершу – милую девушку – отойти вместе со мной подальше от камеры, на всю длину микрофонного шнура. Зачем? А затем, что совсем другая пластика кадра будет, размытый фон (нужны ли нам ресторанные подробности?)

Вспомнив слова Дмитрия Драничкина, что все его операторы произошли из бывших фотографов, говорю оператору:

– Вы не задумывались, почему на наших документах, на паспортах, глаза у всех под лоб закатились? Только в лучших фотостудиях камера стоит низко или, наоборот, клиент сидит высоко. Фотографы говорят: каждый раз наклоняться спина заболит.

Парень понял, что это и к нему относится. Опять я лезу с советами. Как тот персонаж из фильма «Окно в Париж», что слышать не мог фальшивой ноты и немедленно лез под крышку рояля с гаечным ключом.

Другие мелодии нынче на ТВ. Вместо «взямшись-обязамшись» экология, криминал, женские истории. А проблемы чистой техники исполнения в тележурналистике остались прежними: как сидеть, куда смотреть, с какой интонацией говорить, как держать паузу. Человеческий фактор, как говаривал Горбачев. Никуда от этого не денешься. Разве что в глушь Алтай-Саянского заповедника. Как Агафья Лыкова. Она здесь проживает, и в нескольких телефильмах фигурировала, хоть и делает вид, что сниматься грех. От колхозов да от войны бежали Лыковы, теперь проблемы другие, но, может быть, энтузиаст с Телецкого озера Евгений Веселовский заслуживает более пристального внимания? Может быть, экология всего лишь повод разобраться в себе? Долго будут помниться низкие звуки бубна, пламя костра и журналистки, с закрытыми глазами припадающие к священному камню-менгиру на возвышенности, над которой летят облака.

Дата добавления: 2015-05-29