Инпут приглашает профессионалов, или телевизор в Салехарде, Кейптауне и Роттердаме

Теперь от телевизора не скроешься никуда. Летишь в самолете, и вдруг из обычных багажных полок высовывается с десяток телеэкранов, и ты видишь карту с силуэтом твоего самолета (чтоб знал, где летишь), а потом новости Си-эн-эн, а потом мультик с хитрой мышью и туповатым котом...

Тем более странно и нелепо лететь на край света, чтобы... посмотреть телевизор. Но вот полетели ведь в Кейптаун, заняв чуть не полсалона «Боинга», телевизионщики из России и других стран СНГ – в 2001 году, очередная конференция ИНПУТ созывалась в Южной Африке. ИНПУТ – значит «телевидение в интересах общества» (я об этом писал в первой части книги). ИНПУТ – это такая международная тусовка, где собираются слегка ненормальные, кому наплевать на рейтинг, на котором стоит у нас любая телекомпания, на основании которого выбрасываются из эфира лучшие, но чересчур «высоколобые» передачи.

Вот уже четверть века ИНПУТ доказывает, что передача или фильм могут быть социально значимыми, полезными и в то же время интересными. Для этого, понятно, требуется высокий уровень профессионального мастерства. Приезжая на ИНПУТ, получаешь представление о современном уровне нашей профессии, видишь принципиальные работы, наиболее интересные для делового обсуждения. Двадцать минут дискуссии после каждого фильма под руководством того шоп-стюарда, который этот фильм отобрал и рекомендовал к показу. От России шоп-стюардом выступает Марина Голдовская, живущая сейчас в Лос-Анджелесе и преподающая там режиссерское мастерство.

Документальное кино, не зависящее от рейтинга, – что может быть интереснее? И скучнее, как выяснилось. Вот живут, к примеру, в американском городке Поствилле три общины: выходцы из Германии, выходцы из Мексики и ортодоксальные иудеи. Целый час нам показывают, как они живут, друг другу не мешая. После фильма в дискуссии под руководством шоп-стюарда обсуждается вопрос, долго ли они так проживут или со временем перемешаются.

А в Норвегии ситуация гораздо драматичнее. Там обосновалось немало африканцев, и некоторые их обычаи входят в противоречие с законами этой страны. В дискуссии обсуждается: менять ли законы или менять обычаи, так сказать, в чужой монастырь со своим уставом не ходить? Чернокожая половина аудитории: менять к чертям собачьим норвежские законы. Бледнолицая половина, соблюдая политкорректность, пытается объяснить: ребята, но обычаи ваши, мягко говоря, несколько сомнительны...

Я переспросил у Марины Голдовской, верно ли понял суть обычая, о котором спор. Марина подтвердила: да, африканские мусульмане обрезают маленьким девочкам некие части тела, чтобы в будущем женщина не получала сексуального наслаждения и не имела бы стремления изменять мужу. Авторам фильма удалось уговорить молодую маму по имени Кодpa спрятать под бурнус видеокамеру и с ней пойти к духовным наставникам – имамам – получить доказательства принуждения к операции, что в Норвегии приравнивается к насилию. Чернокожая половина телекиношников высказалась в том смысле, что теперь этой Кодре несдобровать как предательнице.

Были фильмы и покруче. В столице Сьерра-Леоне Фритауне чернокожий мальчишка что-то яростно кричит в телекамеру, отбегает, ему вдогонку стреляют, и только что кричавший на крупном плане подросток падает мертвым. Прямо в кадре смерть. И чернокожий репортер почему-то относится к этому спокойно, делает свой «стенд-ап». Похоже, что он с солдатами-карателями заодно. А лет тридцать назад был подвергнут остракизму в среде кинематографистов итальянский режиссер-документалист Якопетти, снимавший расстрелы в той же Африке... Но есть, оказывается, вещи похуже расстрела. Тот парнишка упал под выстрелом – и конец. А другого истязают, бросают в кузов пикапа, раздевают, наступая ногой в армейском ботинке ему на голую спину, выворачивают худые руки. Съемка четкая, с близкого расстояния, камера не дрожит.

Эти черные ребята, оказывается, виновны в том, что так называемые партизаны, на время захватившие город, заставляли их, пацанов, отрубать руки своим землякам и родственникам, нелояльным к партизанской власти. Тоже четкие съемки: кисти рук отрублены, но болтаются на остатках кожи... Африка-с!

Надо ли такое показывать? Раз оно существует, наверно, надо. Помню, как стоял в кадре наш дипломник Грунский возле трех отрезанных голов русских добровольцев в Югославии. На НТВ эти кадры в эфир не дали, а в дипломный фильм он их включил. И у нас тогда в комиссии был спор – давать такое в эфир или нет. Я высказался в том плане, что полезно было бы посмотреть эту пленочку тем добровольцам, которые ехали в Югославию как на легкую прогулку, и Жириновский хлопал их по плечу, напутствуя в Шереметьеве.

Из каждого фильма разные зрители разное извлекают в соответствии с жизненным опытом. Не только ведь цветом кожи мы отличаемся. Смотришь кино, а с тобой, как в «Солярисе» Тарковского, вся твоя предыдущая житейская требуха. Перед Кейптауном посетил я город Салехард, где Нина Зверева проводила очередной фестиваль «Моя провинция». Ямало-Ненецкий, значит, округ в полторы Франции, 90% российского газа, сталинские бараки и турецкие пятиэтажки. И вот в Кейптауне эти самые бараки возникают на экране, в шикарном зале с кондишенами, при замершей от ужаса разнокалиберной всемирной аудитории. Три фильма про ГУЛАГ! И в одном из этих длиннейших фильмов собеседники режиссера Иосифа Пастернака утверждают, что со времен ГУЛАГа в российских тюрьмах и лагерях мало что изменилось. Раньше могли убить, теперь не кормят, потому что работы нет. И сидят они зря, вины на них нет. И белое безмолвие вокруг бараков, только проходит где-то вдали товарный поезд, да перечисляются станции с лагерями: Сухобезводное, Буреполом... Как это в новой доктрине – позитивный имидж России? Фильм Пастернака был показан на образовательном канале во Франции, от этой страны и представлен. Еще один – «Джазмен из ГУЛАГа» – франко-германский. Хороший фильм про Эдди Рознера, с хроникой, с кусками из «Карнавальной ночи». Но не про то, как мы в 50–60-е с восторгом слушали рознеровский джаз в Зеленом театре ЦПКО, а опять-таки про гулаговские дела. И третий фильм – из Белоруссии, «Боги Серпа и Молота». Главный персонаж – могильщик Георгий, хоронивший когда-то Брежнева и видевший в гробу всех членов Политбюро. Патриарх Алексий II, обнимающийся с президентом Лукашенко. И параллель между делами православной церкви и коммунистическими культовыми обрядами. От тела Христа в пещере и Ленина в Мавзолее до наших дней. Сделано талантливо, я попросил у Юры Хащеватского кассету для студентов. Нам-то будет о чем поговорить. А на ИНПУТе дискуссия не вышла. Спросили только Юру, а чего это у вас такой длинный монолог, это что, знаменитый русский стиль? Не оценили, значит, публицистику. А для меня талантливый авторский текст в стиле Ромма куда ценнее многих «синхронов».

А студенты мои читать «Архипелаг ГУЛАГ» не торопятся. И книжку про историю российского ТВ не покупают. Как раз перед вылетом в Кейптаун сообщили мне студенческое мнение, что зря я на лекциях рассказываю о прошлом, лучше бы про менеджмент, маркетинг и Интернет. Кому-то, значит, для Кейптауна фильмы отобравшему, наше прошлое показалось интересным и даже в будущее перетекающим. Не Голдовская была отборщиком наших картин, не положено своим потакать, она другие страны «обслуживала», хотя ее фильм «Власть Соловецкая» был первым когда-то в гулаговской экранной эпопее. Раздосадовал меня сильно разговор о студенческом отношении к лекциям, и в Кейптауне заноза эта царапала сердце.

Вечером и утром в гостинице мы смотрели передачи местного кейптаунского ТВ. Признаюсь, живой эфир показался мне интереснее многих инпутовских фильмов. Высокая культура общения, четкость дикции, опять же политкорректность (если один ведущий черный, то другая белая и наоборот), узнаваемость жанров добротного ток-шоу и спецрепортажа... Субботним утром ведущие забрались на бетонный обрыв, на недостроенную эстакаду шоссе, видную не только в телевизоре, но и в окне гостиницы. Там, оказывается, строители наплели такие дорожные развязки, что теперь концы с концами не сходятся, как достроить эстакаду – неизвестно. Зато для ведения утренней программы точка идеальная, фон потрясающий: слева небоскребы и горы, справа океанский порт. «В Кейптаунском порту...». Да-да, из-за этой песенки, как признавался наш питерский знаменитый мариман-писатель Виктор Конецкий, он и стал моряком. В этом самом порту мы каждый вечер ужинали. Блюдо называлось «рыба, выловленная сегодня». Как звать рыбу? «Король камней». Как перевести на русский, не знаю. И еще там дают лангустов, и еще разных морских гадов под соусом карри... Но я отвлекся от ИНПУТа. В такой географической точке отвлечься от телевизора, полагаю, не грех.

Хотя и местное ТВ нравилось не меньше, чем кейптаунский порт. Где, в каких школах ведущие научились этой деликатности, этому отсутствию столь привычного для нас высокомерия к собеседнику и зрителям, этому дружелюбию?

В Салехарде из ТУ-134 я вышел последним, вся телебратия уже была в автобусе, именуемом шоферами ласково «скотовозка». И тут на бетонке обратился ко мне скромный юноша с пучком волос на затылке и с вопросом: а где Нина Зверева, не подскажете ли, вот у меня оператор с камерой, хотелось взять интервью у трапа. Я рявкнул в чрево «скотовозки»: «Зверева, с вещами на выход!..».

А потом, когда мы ждали багаж под куполом новенького салехардского аэропорта, этот юноша с хвостом вдруг скомандовал оператору нацелить камеру на меня, сунул мне в лицо микрофон и произнес: «Представьтесь, пожалуйста!».

Под объективом видеокамеры я не мог произнести в ответ то, что полагалось бы – послать подальше. Скроив улыбку, сказал: «Милый мой, это надо было спрашивать до включения камеры». К чести салехардцев, они показали это в эфире, и на закрытии фестиваля поклялись, что никогда не будут начинать интервью таким милицейским тоном. Но все равно уровень, уровень... «Вы в первый раз в нашем городе? Как вам понравился наш город? Чего вы ждете от фестиваля?». Тут Африка, безусловно, впереди нас – и намного. Эта наша неизбывная страсть поучать, эта недооценка зрительного ряда... «А чего нам город показывать, его все и так видели...». А Кейптаун показывают каждый день. Что в окне, то и на экране, только взгляд камеры интересней и проницательней.

Дружно обрушились северяне на нас, москвичей, за то, что мы похвалили съемки масленицы. «А чего тут, вышли на улицу и сняли. Ну подумаешь, баба с саней упала, самовары, баранки – это вы как бы на экспорт Россию хотите показать? А нам важна мысль, идея!». И вот говорят, говорят, бесконечно говорят, уровень мыслей и идей – что деревья в тундре. Почему-то мне на юге Африки эта тундра вспоминалась, и серые, как тундра, бесконечные говорящие головы. И очень было за державу обидно.

Конечно, взял я в Африку небольшой радиоприемник. Поймал в тамошнем эфире станцию, передающую популярную классическую музыку с краткими комментариями. Кто такой Моцарт или Чайковский, кто такая Анна Каренина или доктор Живаго. Потом обнаружилось, что на эту волну настроены приемники в автомобилях бледнолицых братьев и в частных небольших гостиницах. А у нас на Руси – одна, прости господи, попса на FM-радио. Неужто в Кейптауне больше любителей популярных классических мелодий, чем в Москве? Почему у них качественный эфир выгоден, а у нас убыточен? Не знаю.

Попрошаек на кейптаунских улицах не меньше, чем в Москве. Только там они все черные, либо цветные. Подходит негр с амбарной книгой – мол, пожертвуйте в такой-то фонд. Или без книги, пьяненький: дай на опохмелку, дядя. У нас в этом деле изобретательности больше. Который год хожу к метро ВДНХ и слышу: «Здравствуйте, мы из телекомпании ТВ-6-Москва...». Говорил руководству канала, что под их маркой жулики работают – а, отвечают, это нам только популярности прибавляет. Кто из нас дикарь – поди разбери.

Один наш коллега вечерком и на нож нарвался в деловом квартале Кейптауна. «Но все в Кейптауне решает браунинг» – как в той незабвенной песенке. Ужинать в порту безопасно: охрана при входе проверяет всех на наличие оружия. Нельсон Мандела, говорят, лишь отсрочил расовый конфликт. Границу с бедными странами охраняют только львы национального парка Крюгера, и кого они не успевают скушать – те пополняют ряды безработных и обитателей лачуг, ряды грабителей и спидоносцев. Однако владелец «Мерседеса», возивший нас на мыс Доброй Надежды, сказал, что ему тут хорошо, и он не собирается никогда не то что возвращаться, а даже и приезжать в Голландию, где родился и вырос. А как же тоска по Родине? Нет, если уж мы в собственной стране перестали что-либо понимать, то как нам в их проблемах разобраться. Мы ж не международники советских времен, которым все всегда было ясно.

Но вернемся все-таки в три зала делового центра Кейптауна, где проходили просмотры и дискуссии ИНПУТ-2001. Что же показала Россия? Наш ГУЛАГ представили иностранцы – Франция, Германия и Беларусь. А что же мы-то сами?

Шоп-стюарды отобрали всего один русский фильм – «Дуня» – о русской крестьянке, которая жила домработницей в московской еврейской семье. Половина семьи эмигрировала в Голландию, и бабушку Дуню привезли туда же. Три культуры: русская деревня, московская квартира и Голландия. В начале фильма идет бабушка по деревенскому кладбищу, а ее спрашивают, где тебя похоронить, тут или в Москве? Она говорит – здесь, конечно. И в конце фильма ее действительно хоронят. Такая вот драматургия.

Режиссер Елена Смелая рассказала чернокожим и бледнолицым коллегам, как появился этот фильм. Генерал Альберт Макашов громко заявил, мол, жиды, убирайтесь из России. И тогда Смелая вспомнила, что в семье ее любимого оператора Марка Глейхенгауза живет русская деревенская женщина, ставшая как бы родной. Самый пронзительный момент о том, как она в пионерлагере лежала на полу возле кровати мальчика, который боялся темноты, и держала его за руку, пока не заснет – об этом рассказал в кадре сам Марк, выросший под присмотром Дуни.

Уровень дискуссии, скажу я вам, был не лучше, чем в Салехарде. Смелую спросили: ведь рассказал и показал эту человеческую историю оператор Глейхенгауз, а вы-то, мадам, здесь при чем? Хотелось сказать что-то на чисто русском языке, но на адекватный перевод надежды не было.

Елена Смелая после всех просмотров сказала, что убедилась, приехав в Африку: наше русское документальное кино самое крепкое, самое добротное. В дискуссиях иной раз мелькало словосочетание: «русский стиль». И в положительном, и в негативном контексте. Но факт: этот стиль есть. Есть чем гордиться. Хоть и взяли от нас всего одну картину.

Были показаны вгиковские игровые этюды, и Смелая сказала: «Стоило ли лететь с пересадками 20 часов, чтоб увидеть студенческие работы?». А шли они не от России, а от Армении и Казахстана. Хоть и сняты в Москве. Две минуты полезного времени в съемочную смену. Норматив сталинских времен. Свет поставлен грамотно, актеры старались...

Был от нас и еще один фильм. Его забраковали шоп-стюарды, но режиссер Тофик Шахвердиев все-таки приехал и привез свою кассету, и показал ее в сверхплановое время, вечером, в полупустом зале. И одни ему аплодировали, а другие возмущались, спорили, но это было настоящее документальное кино, истинно «русский стиль». Фильм «Марш Победы» получил у нас «Нику» и был в эфире 9-го Мая. Фильм, откровенно говоря, гениальный. Заслуживает отдельной статьи, и киноведы, думаю, уже накинулись на него, и мое слабое перо умолкает перед этим напором кинопрофи.

Скажу лишь о том, чего киноведы не знают. О дискуссии на юге Африки по поводу фильма Шахвердиева. Пожилой господин из ФРГ заявил, что понимает, почему шоп-стюарды отвергли эту работу. Ветераны Второй мировой войны, старательно и наивно репетировавшие прохождение строем мимо трибун, не утратили боевого духа, ни о чем не сожалеют, так что фильм этот пропагандирует милитаризм. Тофик пояснил: ему симпатичны ветераны, особенно главные герои картины – фронтовая медсестра и кавалерист с пышными усами. Но то, что их заставляли ходить строем, девять раз репетировали, говорит как раз о тупости военной системы, и дай Бог, чтобы таких парадов больше не было. Господин из ФРГ упорствовал. Тогда вышел вперед и встал перед залом представитель третьей страны, независимой Украины, режиссер Евгений Заболотный. Не очень дипломатичной вышла его взволнованная речь: «Чтобы понять этих ветеранов, – сказал он, – нужно обладать умом и сердцем. А если у кого-то их нет, то спорить бессмысленно. И вообще хватит рассматривать документальное искусство через политические очки...».

Украина была представлена на ИНПУТе фильмом, размывающим границы игры и документа. Называется «...от Булгакова» – с намеком на Евангелия от Матвея, Луки, Иоанна и Марка. В доме на Андреевском спуске незримо присутствуют Воланд и его свита, которые насмешливо инструктируют красивую няню, чтобы повнимательней относилась к ребенку, так как его ждет великое будущее. Маленький герой смотрит в окно, где разворачиваются картины его будущего, затем он возвращается к детским забавам, потом по старинному телефону сюда звонит Сталин – словом, фантасмагория в стиле Мастера. Коллеги оценили нестандартность формы. Конкурса и призовых мест на ИНПУТе не бывает, каждый делегат составляет свой реестрик удачных работ. Имя автора (в данном случае это Сергей Маслобойщиков) заносится в компьютеры, сразу резко расширяется известность, устанавливаются деловые и коммерческие связи.

Несомненный успех имели работы Ульяны Шилкиной (тоже забракована шоп-стюардами, приехала сама сверх программы) и Уны Целмы из Латвии. Первая экранизировала рассказ Пелевина о детских ужастиках, вторая показала работницу кондитерского цеха, разбивающую в день по три тысячи яиц – и так двадцать лет.

Разные, очень разные по уровню и задачам фильмы отбирает ИНПУТ. Возможно, «сверхзадача» устроителей – дать представителям разных культур посмотреть и лучше понять «всемирное человечье общежитие».

В 2002 году в Роттердаме, на очередной конференции ИНПУТа, одним из героев стал Эдуард Джафаров со своим фильмом «Стрингер» – о журналистах на чеченской войне. С американской стороны там был наш старый приятель Джон Алперт, у которого я немедленно отобрал кассету с его афганским фильмом-репортажем. Говорю: «Про тебя, Джон, на нашем факультете уже защищены дипломные работы, поэтому давай свой фильм для новых студенческих поколений...». Сценарный ход у Джона такой: взял девушку-афганку, живущую в США, и поехал по местам американских бомбежек, к ее дому, из которого она бежала вместе с родителями лет пятнадцать назад. От советских, значит, оккупантов. Девушка ведет репортаж отлично: весь текст наговаривается на месте – в машине ли, в поселке беженцев, на верблюде или возле упавшей ракеты. Где надо, она смеется или плачет, где надо – накинет паранджу или поцелует коран. Такие вещи надо видеть! Ради этого и существует ИНПУТ.

Удивило меня китайское ТВ. В начале фильма – перевернутый кадр, на котором комната с телевизором. Идут новости, но почему-то вверх ногами, только субтитры нормальные. Оказывается, это медведь панда смотрит телевизор, лежа на спине. Фильм – про этих симпатичных мишек, как их дрессируют, воспитывают, а они между делом смотрят политические теленовости. Ну, не ожидал я такого от китайцев!

Еще из технических приемов. Бельгийцы сняли документальное интервью с церковным деятелем – сразу двумя камерами. Одна – «Бетакам» – работала как бы напоказ. Вторая же, маленькая цифровая, «подглядывала» рабочие моменты: как пастор сердился, препирался с оператором большой телекамеры. Эффект, конечно, и смех в зале, но возникают этические вопросы. Вот и тема для 20-минутной дискуссии.

Эстонский оператор начал снимать фильм о своем приятеле-алкоголике, а приятель по ходу съемок умер. И оператор продолжил съемки теперь уже о самом себе. У него, оказалось, та же проблема. При обсуждении телевизионщики разных стран удивлялись: неужели у вас существует алкоголизм, неужели это важно видеть другим людям? Не слабая компания собирается на конференциях ИНПУТа. В числе непременных участников – Виталий Майский, известный своими фильмами о бывшем и нынешнем президентах России, о детях, которые будут вырастать под «взглядом» телекамеры. А рядом с мэтром – студенты из ВГИКа, освоившие ремесло «предков», но желающие идти своим путем в творчестве.

Нехватка средств, конечно, дает себя знать. Если при полете в Кейптаун делегация стран СНГ и Балтии занимала чуть не половину «Боинга», то в Роттердам мы летели небольшой компанией...

Кто не знает об ИНПУТе – пора узнать, поддержать авторитет России своими фильмами и передачами на очередной всемирной конференции, которая состоится в Дании. Предварительный отбор и творческие дискуссии, так сказать «мини-ИНПУТ», проходят у нас в Подмосковье, в пансионате ТТЦ «Озеро Круглое».

Дата добавления: 2015-05-29