Среда, 26 августа 1 страница

Воскресенье, 23 августа

Рубль («спот») = 7,15

Рубль (форвардные контракты) = 444%

ГКО

Prins = 36,05%

Standard & Poor = 1081,18

30-летние казначейские облигации США = 5,43%

Ельцин отправил в отставку правительство и назначил Чер­номырдина. За дальнейшие предсказания я не берусь.

Рубль («спот») = 10,00

Рубль (форвардные контракты) = 458%

ГКО

Prins = 42,83%

Standard & Poor = 1084,19

30-летние казначейские облигации США = 5,42%

Предела глубине кризиса — нет. Распад российской бан­ковской системы происходит беспорядочным образом. Банки приостановили платежи, и население охватила паника. Усло­вия обмена ГКО были объявлены и поначалу встретили до­вольно неплохой прием, однако рубль перешел в состояние свободного падения, так что предлагаемые условия практиче­ски стали бессмысленными. Международная финансовая си­стема переживает неурядицы. Имеются, похоже, невыполнен­ные валютные контракты на сумму в 75—100 млрд. дол., и нeизвестно, когда они будут выполнены. Кредитное агентство снизило рейтинг крупнейшего коммерческого банка Герма­нии. В международные межбанковские сделки по свопам был внесен некоторый элемент кредитного риска. Вероятно, он будет иметь кратковременный характер, но это может вскрыть другие слабые места из-за массированного использования за­емных средств. Фондовые рынки Европы и США содрогну­лись, но к ним скорее всего вернется спокойствие. Кризис в России носит весьма серьезный характер и будет иметь неис­числимые политические и социальные последствия.

На этом месте я прекращаю свой эксперимент в режиме реального времени, поскольку я более не являюсь активным участником событий. Эти события представляют собой наг­лядную и довольно страшную иллюстрацию многих положе­ний, которые я пытаюсь изложить в. настоящей книге в более абстрактной форме. Меня особенно страшит то, что в Мини­стерстве финансов США действовала отличная команда, а в России было наилучшее правительство во всей ее постсовет­ской истории; тем не менее кризис нельзя было предотвра­тить. Я также недоволен собственной ролью.

Я полностью сознавал, что система грабительского капи­тализма несостоятельна и неустойчива, и я довольно часто говорил об этом; тем не менее я позволил втянуть себя в сделку по «Связьинвест». Для этого были основательные причины, но факты — упрямая вещь — сделка не удалась. Это была са­мая неудачная инвестиция в моей профессиональной карье­ре. Когда я ездил по России в октябре 1997 г., я был поражен безответственностью иностранных инвесторов, ссужающих большие суммы денег российским муниципалитетам, кото­рые неудачно использовали средства. Однако я не стал спа­саться бегством. Мое письмо в Financial Times также имело непредвиденные негативные последствия. Я не жалею о том, что пытался помочь России двигаться в направлении откры­того общества. Мои усилия не увенчались успехом, но я по крайней мере пытался. Я весьма сожалею о своей инвестици­онной деятельности. Это показывает, насколько трудно со­вмещать две роли.

Предвидя будущее

Теперь я возвращаюсь к анализу более общего, глобально­го процесса спад — подъем. Я остановлю часы и буду рассмат­ривать предстоящие события просто как будущее, хотя эти события будут разворачиваться по мере подготовки книги. В каком-то смысле я приступаю к еще одному эксперименту в режиме реального времени. Я попытаюсь использовать свою концепцию истории, чтобы предсказать, что нас ждет впере­ди; события, по мере их развертывания, будут служить про­веркой обоснованности моих предсказаний. Это не будет на­учная проверка, так как я буду корректировать свою схему спад — подъем с учетом складывающейся и постоянно меня­ющейся ситуации. Как я указывал ранее, попытки предска­зать будущее — это скорее алхимия, чем наука.

До последнего времени я полагал, что мы находимся в фа­зе 3 модели спад — подъем, а именно на этапе сурового испы­тания. Если мировая капиталистическая система выдержит это испытание, то она вступит в период ускорения, которое при­ведет ее в режим, далекий от равновесного. Если же система не выдержит испытаний, то для нее наступит момент истины. Еще 16 августа 1998 г. я считал, что кризис в России как раз и означал такой момент истины. Однако мое понимание си­туации не соответствует нынешнему положению дел. На са­мом деле предстоит период заката, за которым последуют пе­реходный момент и катастрофическое скольжение вниз. Но похоже, что мы продвинулись по этому пути значительно даль­ше, чем я полагал ранее. Я считаю теперь, что кризис в Рос­сии представляет собой переходный момент, когда тенденция, которая уже изменила направление, подкрепляется инерци­онностью системы, грозя катастрофическим коллапсом. Вре­мя, прошедшее с начала таиландского кризиса, можно счи­тать периодом заката, когда люди продолжали вести дела, как обычно, смутно ощущая, что все идет не так, как надо. Но когда же наступил момент истины? Кроме того, новая ин­терпретация означала бы надвигающийся коллапс финансо­вых рынков в центре, а это могло бы оказаться неверным.

1 сентября на фондовых рынках произошел временный об­вал цен при большом предложении, а в конце недели ситуа­ция повторилась, но при меньшем объеме сделок. Я считаю, что это было ложное «дно»; мы являемся свидетелями рынка «медведей», и цены акций в конечном счете снизятся еще больше. Однако спад может оказаться более продолжитель­ным, чем это следует из модели спад — подъем, которую я предложил. Я понимаю, что нужна какая-то иная схема и пред­почитаю сказать об этом открыто, а не просто переписать то, что я написал раньше. (Более того, я доволен, что события не соответствуют в точности разработанной мною модели спад — подъем, так как опасался, что втискиваю историю в изобре­тенную мною схему.) Вместо того чтобы подправить преж­нюю модель, я разработаю новую — специально для этого слу­чая. Это намерение согласуется с оговорками, которые я сде­лал, приступив к применению анализа спад — подъем к миро­вой капиталистической системе. У системы имеются центр и периферия. Это помогает объяснить, почему процесс дезин­теграции продлится значительно дольше и произойдет в раз­ное время в различных частях системы. Моя новая гипотеза относительно динамической структуры нынешнего кризиса за­ключается в следующем.

Мировая капиталистическая система подверглась серьезно­му испытанию — произошел мексиканский кризис 1994— 1995 гг., но она пережила так называемый эффект «текилы» и вышла из кризиса еще сильнее, чем когда-либо. Именно тогда наступил период ускорения, а бум становился все более нездо­ровым. Тот факт, что держатели мексиканских казначейских обязательств вышли из кризиса невредимыми, оказался дур­ным примером для спекулянтов российскими казначейскими обязательствами. Поворотный пункт наступил вместе с таи­ландским кризисом в июле 1997 г. Он обратил вспять поток де­нежных средств. Я понимал, что музыка отзвучала, особенно применительно к России, и так и сказал тогда об этом, но я серьезно недооценил остроту проблемы. Я предвидел испыта­ние с неопределенным исходом, подобное мексиканскому кри­зису 1994—1995 гг., но не окончательное изменение тенденции.

Поначалу этот поворот казался благотворным для финан­совых рынков центра по причинам, которые я уже объяснил, а оживление в центре внушало надежду периферии. На азиат­ских фондовых рынках была возмещена почти половина по­терь в местных валютах до того, как начался новый спад. Это можно было бы истолковать как период заката. В конечном счете спад затронул и финансовые рынки центра системы. Сперва он был постепенным, а поток средств во взаимных фондах оставался положительным, однако кризис в России ускорил сброс ценных бумаг, что можно было бы по некото­рым признакам, но не по всем, принять за рыночное «дно». Я считаю, что это было ложное «дно», точно так же, как ниж­няя точка на азиатских фондовых рынках в 1997 г. оказалась ложным «дном». Я ожидаю, что активность на рынке восста­новится до 50%-ного уровня, но не исключаю возможность дальнейшего спада, прежде чем начнется подъем. В конечном счете ситуация намного ухудшится и приведет к мировому спа­ду. Дезинтеграция мировой капиталистической системы бу­дет препятствовать подъему, так что спад реально превратит­ся в депрессию.

Имеются три причины, почему я считаю, что самая низкая точка кризиса еще не достигнута. Одна из них состоит в том, что российские неурядицы выявили ранее игнорировавшиеся изъяны в мировой банковской системе. Банки занимаются свопами, форвардными сделками и вторичными операциями между собой и со своими клиентами. Эти трансакции не фи­гурируют в балансах банков.

Когда произошел дефолт российских банков по своим обя­зательствам, западные банки ощутили это применительно к собственным средствам и средствам своих клиентов. Хедже-вые и другие финансовые фонды также понесли крупные убытки. Теперь банки лихорадочно пытаются уменьшить риск и ограничить использование заемных средств. Их собствен­ные акции резко упали в цене, и вырисовывается глобальное «сжатие» кредита[31].

Вторая причина состоит в серьезном обострении трудно­стей на периферии системы: отдельные страны стремятся те­перь выйти из мировой капиталистической системы или по­просту уходят в сторону. Сперва в Индонезии, а затем в Рос­сии произошел почти полный экономический крах. То, что случилось в Малайзии и в меньшей степени в Гонконге, име­ет еще более зловещий смысл. Крах в Индонезии и России был непреднамеренным, но Малайзия сознательно отгороди­лась от мировых рынков капитала. Это принесло экономике Малайзии временное облегчение и позволило ее правитель­ствам удержаться у власти, но ускорило общее бегство капи­тала с периферии, оно оказало дополнительное давление на тех соседей, которые стремились сохранить свои рынки от­крытыми. Если бегство капитала принесет Малайзии выгоды по сравнению с ее соседями, такая политика вполне может найти подражателей.

Третий важный фактор, действующий в направлении дезинтеграции мировой капиталистической системы, это яв­ная неспособность международных монетарных властей укре­пить ее единство. Программы МВФ, похоже, не срабатывают, и Фонд лишился средств. Реакция правительств стран G 7 на российский кризис была прискорбно неадекватной, а утрата контроля внушает настоящий страх. Между тем финансовые рынки ведут себя довольно своеобразно: они не терпят како­го-либо вмешательства со стороны государства, но сохраняют глубокую веру в то, что, если условия действительно резко ухудшатся, власти вмешаются. Теперь эта вера поколеблена[32].

Рефлексивное взаимодействие трех названных факторов подводит меня к выводу, что мы прошли переходный момент и поворот тенденции подкрепляется поворотом в преоблада­ющих ожиданиях. То, как будут развиваться события, во мно­гом зависит от реакции банковской системы, инвесторов и властей в центре системы. Размах возможных исходов колеб­лется между обвалом фондовых рынков и более затяжным про­цессом ухудшения их состояния.

Я считаю последний вариант более вероятным. Шоковое состояние международной финансовой системы скоро уля­жется; вынужденная ликвидация активов прекратится. Один из основных источников трений — сильный доллар и слабая иена — уже преодолен. Еще один источник беспокойства — Гонконг, похоже, нашел способ вернуть себе контроль над соб­ственной судьбой. Россия списана со счетов. Предвидится по­нижение процентных ставок. Цены акций упали настолько, что многие из них представляются привлекательными. Пуб­лика поняла, что имеет смысл приобщиться к вечному рынку «быков», но пройдет время, прежде чем она осознает, что ры­нок «быков» не может продолжаться вечно. Поэтому потре­буется некоторое время для того, чтобы проявилось действие трех негативных факторов.

А за ложной зарей последует продолжительный рынок «мед­ведей», как это случилось в 30-е годы и происходит в Азии в настоящее время. Публика начнет сбрасывать акции в пользу инструментов денежного рынка или казначейских обяза­тельств. Эффект богатства возьмет верх, и потребительский спрос будет сокращаться. Снизится также спрос на инвести­ции: прибыли испытывают давление, импорт растет, а экспорт сокращается; к тому же уменьшилось предложение капитала для менее устойчивых предприятий и операций с недвижи­мостью. Снижение процентных ставок несколько затормозит спад на рынке, и экономика в конечном счете оправится при условии, что сохранится мировая капиталистическая систе­ма. Однако вероятность ее распада существенно возросла. Ес­ли когда-нибудь и произойдет замедление роста экономики США, то уменьшится готовность терпеть значительный де­фицит во внешней торговле, а это может поставить под угро­зу режим свободной торговли.

Ранее я думал, что Азиатский кризис приведет к оконча­тельному триумфу капитализма: китайские семьи, живущие за рубежом, уступят место многонациональным компаниям, а «азиатская модель» будет поглощена мировой капиталисти­ческой моделью. Такой ход событий все еще возможен, но сейчас более вероятно, что страны периферии будут все чаще выходить из системы — это будет происходить по мере того, как будут уменьшаться их шансы привлечь капитал из цент­ра. Банки и портфельные инвесторы понесли серьезные убыт­ки, и многие потери еще предстоят. России, очевидно, грозит дефолт по долларовым обязательствам. Придется также при­знать убытки в Индонезии. Акционеры банков не простят по­терь на периферии: они не захотят увеличивать свои потери. Вливание денег в периферию возможно лишь на основе меж­дународных действий правительств, однако признаки между­народного сотрудничества пока отсутствуют.

Такая последовательность событий отличается от первона­чальной модели спад — подъем главным образом продолжи­тельностью и сложностью периода спада. Период бума харак­теризовался обычным самоподкрепляющимся взаимодействи­ем пристрастных оценок и тенденций. Бум прошел успешное испытание в ходе мексиканского кризиса 1994—1995 гг., за ко­торым последовал период ускорения. Необычным является именно период спада, поскольку он состоит из двух стадий. На первой стадии на фондовых рынках бум продолжался бла­годаря отсутствию монетарных ограничений и обратному при­току средств. На второй стадии спад охватывает и центр, и периферию, и оба процесса подкрепляют друг друга в направ­лении свертывания активности. Спады обычно бывают до­вольно короткими; на этот же раз он продлился и происходит в разное время в различных частях системы. Когда он прои­зошел на периферии, то был довольно компактным; но мы все еще не знаем, как долго он будет продолжаться в центре. Продолжительность спада свидетельствует о сложности ми­ровой капиталистической системы.

Было очевидно, что дисбаланс между центром и перифе­рией на первой стадии спада сохранить нельзя. Либо в центре произойдет спад до подъема на периферии, либо — наоборот. Первый вариант был более вероятным, но его нельзя было предсказать с абсолютной достоверностью. Кризис в России внес определенность в этот вопрос. Как и в случае с Таилан­дом, влияние событий в России оказалось более значитель­ным, чем многие ожидали, включая меня самого. Я довольно мрачно оценивал события в России, но я не осознал послед­ствий для свопов, операций с производными бумагами и меж­банковского рынка, пока они реально не наступили.

Следует напомнить, что моя первоначальная модель спад — подъем имеет восемь фаз. Фаза 4 — это момент истины, а фа­за 5 — период заката. Неясно, как эти фазы вписываются в специальную модель, построенную мной для мировой капи­талистической системы. Кто-то может сказать, что время меж­ду таиландским кризисом в июле 1997 г. и российским крахом в августе 1998 г. — период заката. Но где же тогда момент ис­тины? Возможно, лучше пока не задавать вопросов. Модели не следует воспринимать слишком буквально. В исторических событиях нет ничего детерминированного. Каждая последо­вательность событий — уникальна. В советской системе мо­мент истины уже наступил, когда Хрущев произнес свою речь на XX съезде Коммунистической партии; возможно, у капи­талистической системы такого момента не будет. Быть может, нас ожидает иной ход событий: ложная заря усыпит чувство опасности и позволит следующему так называемому внешне­му шоку собрать свою печальную дань.

Крах мировой капиталистической системы можно предот­вратить в любое время путем вмешательства международных финансовых властей. Но перспективы туманны, поскольку правительства стран G 7 только что не сумели вмешаться в события в России; тем не менее последствия этой неудачи могут послужить сигналом к пробуждению. Возможно, крах в России все-таки окажется моментом истины. Существует на­стоятельная необходимость переосмыслить и реформировать мировую капиталистическую систему. Как показали события в России, если проблемам позволить накапливаться дальше, они становятся все более труднопреодолимыми.

8. КАК ПРЕДОТВРАТИТЬ КРАХ

При каждом финансовом кризисе происходит пере­оценка ценностей. Однако в настоящее время круг обсуждаемых проблем сузился. Дискуссия крутится во­круг необходимости улучшить контроль за банками и обеспе­чить получение достаточных и достоверных данных по каж­дой стране. Ключевыми словами стали «прозрачность» и «ин­формация». Горячо обсуждается вопрос, следует ли МВФ об­народовать его точку зрения на состояние дел в отдельных странах[33].

Иногда обсуждается также вопрос, следует ли регулировать деятельность хеджевых фондов и ограничить краткосрочное движение капиталов. Преобладающее представление о меха­низме функционирования финансовых рынков не претерпе­ло изменений. Предполагается, что при наличии совершен­ной информации рынки сами позаботятся о себе; следова­тельно, основная задача — сделать доступной необходимую информацию и избежать вмешательства в рыночный меха­низм. Цель по-прежнему заключается в том, чтобы навязать рынку дисциплину.

Однако необходимо расширить рамки дискуссии. Пора признать, что нестабильность внутренне присуща финансовым рынкам. Навязывать рынкам дисциплину — значит навязывать им нестабильность, а какую степень нестабиль­ности общество еще может выдержать? Дисциплину рынка следует дополнить еще одним видом дисциплины: поддер­жание стабильности на финансовых рынках должно быть открыто сформулировано в качестве цели государственной политики.

Попросту говоря, выбор, стоящий перед нами, сводится к следующему: станем ли мы регулировать мировые финансо­вые рынки в международном масштабе или предоставим каж­дой стране право защищать собственные интересы такими средствами — как это ей удастся. Второй путь, несомненно, приведет к краху гигантской циркулярной системы, которая известна под названием «мировой капитализм». Суверенные государства могут действовать как клапаны внутри этой си­стемы. Они не могут противостоять притоку капитала, но они определенно противодействуют его оттоку, как только сочтут его присутствие постоянным.

Чрезвычайные меры

Наиболее настоятельная потребность — приостановить отток капитала. Это обеспечило бы сохранение лояльности периферии по отношению к мировой капиталистической системе, что в свою очередь успокоило бы финансовые рын­ки в центре и ослабило бы последующий спад. Целесооб­разно снизить процентные ставки в США, но уже недоста­точно просто приостановить отток капитала с периферии. Следует непосредственно адресовать периферии ликвидные средства. И сделать это необходимо весьма срочно, посколь­ку Бразилия все еще страдает от бегства как иностранного, так и отечественного капитала и уже не может жить с заоб­лачными процентными ставками. Процентные ставки в Ко­рее и Таиланде снизились, но рисковая премия по внешне­му долгу во всех периферийных странах остается непомер­но высокой.

В статье, опубликованной в Financial Times 31 декабря 1997 г.[34], я предложил создать Международную корпорацию страхования кредита. Предложение было преждевременным, так как обрат­ное движение капитала еще не стало прочно утвердившейся тен­денцией. Следует напомнить, что за корейским кризисом лик­видности в конце 1997 г. последовала ложная надежда, которая дожила до апреля 1998 г. Мое предложение тогда не возымело действия, но теперь наступил его черед.

Президент Клинтон и министр финансов Роберт Рубин вы­сказались за необходимость создать фонд, который позволил бы странам периферии, проводящим разумную экономиче­скую политику, вновь получить доступ к международным рын­кам капитала. Они упомянули цифру в 150 млрд. дол., и, хотя они об этом не сказали, я полагаю, что они имели в виду финансировать этот фонд за счет нового выпуска специаль­ных прав заимствования (SDR)[35]. Хотя их предложение не по­лучило большой поддержки на ежегодном собрании МВФ в октябре 1998 г., я считаю, что это как раз то, что нужно. Га­рантии ссуд можно было бы предоставить таким странам, как Корея, Таиланд и Бразилия, что немедленно успокоило бы международные финансовые рынки. Впрыскивание ликвид­ных средств в периферию, в соответствии с предложением США, позволило бы избежать снижения процентных ставок в центре, что обеспечило бы более удачный баланс в мировой экономике.

Как мы видели, программы МВФ в Таиланде и Корее не принесли ожидаемых результатов, поскольку они не предус­матривали процедуры преобразования долга в капитал. Внеш­ний баланс этих стран был восстановлен ценой резкого со­кращения внутреннего спроса, однако финансовое положе­ние банков и компаний продолжает ухудшаться. Судя по ны­нешнему состоянию дел, эти страны обречены на депрессию в течение продолжительного времени. Процедура преобразо­вания долга в капитал помогла бы расчистить путь для подъ­ема экономики страны, но одновременно заставила бы меж­дународных кредиторов согласиться на списание убытков. Они не захотят и не сумеют предоставить кредит, что сделает не­возможным проведение этой процедуры — ведь для нее необ­ходимо найти альтернативный источник международных кре­дитов. Вот здесь-то и пригодилась бы система международ­ных гарантий кредита. Она существенно снизила бы стоимость заимствований и помогла бы соответствующим странам обес­печить более высокий уровень финансирования внутреннего спроса, чем в настоящее время. Это помогло бы не только соответствующим странам, но и мировой экономике в целом и стало бы настоящей наградой за принадлежность к мировой капиталистической системе, отбив охоту выходить из нее на малазийский манер.

Бразильский случай — более сложный. После того как Кон­гресс США неохотно одобрил предоставление дополнитель­ного капитала, МВФ будет в состоянии предложить пакет спа­сительных мер для Бразилии. Чтобы они могли успокоить рынки, суммы должны быть достаточно весомыми: в качестве исходной цифры в официальных источниках называют 30 млрд. дол., которые должны быть дополнены обязатель­ствами коммерческих банков сохранять их кредитные линии. Едва ли нужно добавлять, что Бразилии потребуется предпри­нять решительные меры для снижения бюджетного дефици­та. Но и при этом существует реальная опасность того, что программа потерпит неудачу. Хотя в пакете мер может быть учтена потребность рефинансировать внешний долг Брази­лии, эти меры тем не менее не способны обеспечить сущест­венное снижение внутренних процентных ставок без того, что­бы остановить бегство капитала. При нынешнем уровне про­центных ставок в 40% рефинансирование внутреннего долга увеличило бы бюджетный дефицит еще на 6%, а это переве­сило бы любое возможное «затягивание поясов». Столь слож­ной ситуацию делает система гарантирования кредита — она не предназначена для рефинансирования внутреннего долга.

Тем не менее тот факт, что она позволит делать международ­ные заимствования, окажет косвенное воздействие на про­центные ставки внутри страны, а это, возможно, предопреде­лит успех плана.

В настоящее время европейские центральные банки реши­тельно противятся выпуску специальных прав заимствования (SDR), опасаясь инфляционных последствий. Сегодня SDR ограничены целями гарантирования займов, поэтому они не создадут дополнительных денег; если дело и дойдет до этого, то лишь для того, чтобы заполнить «дыру», образовавшуюся в результате дефолта. Если говорить откровенно, то сопротив­ление SDR основано на доктринерских соображениях. После выборов в Германии левоцентристские правительства нахо­дятся теперь у власти почти по всей Европе, а они, возможно, охотнее согласятся на систему гарантирования займов, осо­бенно если от этого будет зависеть улучшение ситуации на важных экспортных рынках. Япония, вероятно, поддержит план, пока он касается Азии, а также Латинской Америки. Таким образом МВФ накопит опыт гарантирования займов, и впоследствии этот метод может получить институциональное оформление. Я полагаю, что это могло бы послужить крае­угольным камнем для «новой архитектуры», о которой все го­ворят.

Долговременные реформы

Неудовлетворительный характер нынешней архитектуры стал совершенно очевиден в ходе мирового финансового кри­зиса, который возник в Таиланде. Один из ее недостатков — отсутствие адекватного международного органа надзора и ре­гулирования. Банк для международных расчетов установил ко­эффициенты достаточности собственного капитала для меж­дународных коммерческих банков, но право надзора было оставлено за центральными банками соответствующих стран. Однако их деятельность оставляет желать много лучшего. Ограничимся одним примером: центральный банк Кореи потребовал регистрации всех ссуд со сроком более одного года. В результате большинство заимствований предоставляли на срок менее года, а центральный банк не имел никакого пред­ставления о сумме выданных кредитов. Согласно стандартам БМР, международные банки, ведущие дела с Кореей, осво­бождены от создания специальных резервов, поскольку Ко­рея - член Международной организации экономического со­трудничества и развития (ОЭСР). Это позволяло банкам ссу­жать деньги Корее. Тот факт, что срок погашения большин­ства ссуд составлял менее года, затруднил борьбу с кризисом, когда он разразился.

Поведение центрального банка Индонезии представляет­ся еще более сомнительным. В балансе банка имелась, на­пример, статья, показывающая значительный «аванс частно­му сектору», который сводил на нет значительную часть по­мощи, полученной от Сингапура. Можно было догадаться, что аванс достался членам семьи Сухарто, которые вывезли доллары из Индонезии. Когда же возник кризис, в здании, где хранились документы, таинственным образом вспыхнул пожар.

МВФ не вправе глубоко вмешиваться во внутренние дела стран-членов, за исключением кризисных периодов, когда страна-член обращается к МВФ за содействием. Он вправе направлять специалистов и проводить консультации, но у не­го нет ни мандата, ни инструментов для вмешательства в обыч­ное время. Его задача - управление кризисом, а не преду­преждение кризиса, поэтому на этот раз ему похвастаться не­чем. Я проанализировал недостатки в рецептах МВФ в пре­дыдущих главах, сейчас же следует рассмотреть роль, кото­рую МВФ сыграл в нездоровом расширении международного кредита. Это подводит нас ко второму крупному дефекту нынешней архитектуры финансовой системы - так называемой концепции «морального риска».

Программы МВФ позволили выручать кредиторов и тем самым провоцировали их безответственное поведение; это — серьезный фактор нестабильности международной финансо­вой системы. Как я пояснил выше, существует асимметрия в отношениях МВФ с кредиторами и должниками. МВФ навя­зывает условия должникам, но не кредиторам; условия займов позволяли странам-должникам справляться со своими обяза­тельствами лучше, чем они могли бы это делать в противном случае. Такая практика косвенным образом помогала между­народным банкам и другим кредиторам.

Асимметрия сложилась в ходе международного долгового кризиса 80-х годов, и она проявилась достаточно отчетливо во время мексиканского кризиса 1994—1995 гг. В результате кризиса иностранные держатели tesobonos (мексиканские каз­начейские векселя, деноминированные в долларах) не постра­дали, хотя доход на эти бумаги в момент их покупки сопро­вождался высокой степенью риска. Когда Мексика уже не мог­ла платить, Министерство финансов США и МВФ вмеша­лись и сняли инвесторов «с крючка». Аналогичная ситуация недавно возникла в России, но Министерство финансов США не посмело провести эффективную операцию по спасению из боязни, что его обвинят в спасении спекулянтов. Как я утверж­дал в эксперименте в режиме реального времени, США допу­стили ошибку, отказавшись действовать после того, как спе­кулянты были наказаны. Я рад отметить, что МВФ — способ­ный ученик. В рамках своей 2,2-миллиардной программы для Украины он поставил новое условие: 80% украинских казна­чейских векселей следует «добровольно» переоформить в дол­госрочные инструменты с длительными сроками выплаты до­хода прежде, чем программа начнет действовать. Это приве­дет к серьезным убыткам для спекулянтов и неосмотритель­ных банков-кредиторов, так что речь идет о совершенно ином подходе, чем во время спасения Мексики в 1995 г.

Существует несколько причин, почему сложилась асиммет­рия в отношениях между МВФ, с одной стороны, и должни­ками и кредиторами, с другой. Основная задача МВФ - со­хранить международную финансовую систему. Наказывать кредиторов во время кризиса значило бы нанести большой ущерб западным банкам и рисковать, поскольку возможен крах всей системы. Далее, МВФ нуждается в сотрудничестве со стороны коммерческих кредиторов, чтобы обеспечить успех своим программам, а банки знают, как воспользоваться этим обстоятельством. Международные монетарные власти не име­ют достаточных ресурсов, чтобы выступать в качестве креди­торов последней инстанции. Когда разразился кризис, МВФ мог с ним справиться после восстановления доверия со сто­роны рынка. В ходе Азиатского кризиса некоторые первые программы потерпели неудачу только потому, что не удалось убедить рынки. Наконец, МВФ контролируется странами в центре капиталистической системы, и если бы МВФ наказал кредиторов, это противоречило бы национальным интересам акционеров, владеющих контрольным пакетом акций. Но что­бы система стала более стабильной, требуется именно такая акция: МВФ должен поставить свое вмешательство в зависи­мость от того, готовы ли кредиторы взять на себя долю убыт­ков. МВФ навязывает условия стране, испытывающей труд­ности: ему следует также налагать обязательства на кредито­ров, особенно если трудности вызваны частным сектором (что имело место в азиатских странах). На практике это означало бы, что МВФ не только соглашается с добровольной реорга­низацией компаний, но и содействует ей. Процедуры банк­ротства будут приводиться в большее соответствие с практи­кой в передовых странах, что заставит банки брать на себя убытки.

Дата добавления: 2015-05-29