Часть третья 1 страница

Часть третья. Главы 1 - 7

Конец 1959 года принес Гапуру новые тревоги и волнения. Предстоящая районная партийная конференция должна была рассмотреть его кандидатуру на должность секретаря райкома по идеологическим вопросам, вместо Алиева, уехавшего на учебу в Высшую партийную школу.

Тревожило, что вторым секретарем райкома партии по вопросам оргпарт работы был рекомендован Коврбеков, работавший заведующим орготделом райкома.

Ночь накануне конференции Гапур совсем не спал, казалось, никогда не наступит рассвет. Огорчила его и другая новость - стало известно, что Саваров, который всегда поддерживал идеологических работников, уходит из района. Его переводят на работу в Грозный. Глубоко затягиваясь сигаретой, старался не думать о Коврбекове, о том, как при каждой встрече тот назидательно повторял: «Давай-давай работать. Лекции, атеизм-материализм, интернационализм-национализм - все это потом, зимой, когда меньше будет дел. Сейчас нужно заниматься только производством». Коврбеков не скрывал своего пренебрежительного отношения к идеологической работе, считая воспитание людей - докучливым, третьестепенным делом. Было видно, что по его понятиям занимающиеся воспитательной работой - чуть ли не бездельники.

Убедившись, что заснуть не удастся, Гапур встал и открыл окно. В комнату ворвался свежий воздух. Он жадно вдохнул его.

Хорошо работалось с Саваровым. Он всегда подчеркивал, что на первом плане в партийных организациях должна быть работа с людьми. «Зачем его переводят в республиканский центр?- беспокойно думал Гапур.- Как теперь пойдут дела в районе?» В Саварове Гапуру нравилось доверие, уважительное отношение к людям - он не давил своим авторитетом, и подчиненные при нем чувствовали себя свободно.

Как будет относиться к идеологической работе новый первый секретарь? Эмиева, который долгие годы работал начальником крупнейшего строительного управления, Гапур знал хорошо.

Был он невысокого роста, плотный, подвижный, ходил быстрой походкой, заметно нагнувшись вперед, и, казалось, пятками не касался земли, отталкиваясь кончиками носков. Его небольшие карие глаза постоянно перебегали с предмета на предмет, не останавливаясь надолго ни на чем. Ножницы, карандаши и ручки, если они попадались ему на столе, он беспокойно перекладывал с места на место. Смотрел на собеседника, подперев кулаком подбородок и сощурив глаза, когда сидел за столом. Этим он давал понять, что готов со вниманием слушать. Излагать свою точку зрения чаще всего не приходилось долго: Эмиев после первых же фраз вскакивал, широко улыбаясь, протягивал руку ладонью вперед к собеседнику, давая знать, что он все понял, дальнейшее объяснение не требуется. После этого он, как правило, разражался призывами работать лучше, говорил, что внимание нужно обращать на главное, и объяснял, что, с его точки зрения, является главным и что второстепенным. Завершив тему разговора, он весело рассказывал забавные истории, в центре которых чаще всего оказывался сам.

Двери его квартиры были открыты для всех. К нему домой шли все по разным вопросам или просто так, посидеть, поговорить. И эта простота в общении с людьми в нерабочее время завоевывала ему уважение соседей, особенно старух, которые часто в длинные зимние вечера коротали время перед экраном телевизора в его квартире. Об этом он и сам любил рассказывать товарищам по работе...

Да... Но вот как с ним пойдет работа?..

Легкой походкой, низко надвинув на глаза кепку, вошел в свой кабинет Тархан Лаханович Эмиев и тут же вызвал к себе Коврбекова, избранного вторым секретарем райкома.

- Не пускайте ко мне никого и не соединяйте по телефону,- строго приказала секретарше.- Садись, гостем будешь,- улыбнулся Коврбекову. Достав из ящика стола таблетку валидола, отправил ее в рот.- Так вот, дорогой Коврбеков,- продолжил он после короткой паузы,- я хозяйственный работник. В райком идти не хотел. Но сказали - надо. Надо так надо. Будем работать вместе. Я возьму на себя кадры, промышленность, сельское хозяйство, а ты - все остальное. Курируй, знаешь, административные органы, торговлю.

- Ясно, Тархан Лаханович,- поддакивал Коврбеков,- тем паче...

- Да, еще,- перебил его Эмиев,- знаешь, руководи Советами и народным контролем.

- Тем паче,- согласился Коврбеков.- Я и так курировал их, будучи заведующим орготделом.

- Устаю, знаешь, в кабинете. Так хочется бросить все и выехать по объектам...- Эмиев налил себе из термоса кофе и выпил большими глотками.- Хотите?- спросил он Коврбекова.- Я налью вам. Пью его как лекарство.

Разговор продолжался несколько часов. Все это время Коврбеков только и делал, что поддакивал да преданно заглядывал в глаза своему собеседнику. Из кабинета Эмиева он вышел с видом хорошо поработавшего, уставшего человека. Сутулясь, медленно шел по коридору, не поворачивая головы, не отвечая на приветствия встречных. Высокий, широкоплечий, с длинными даже для его роста большими руками. Рябоватое, крупное лицо, с двумя глубокими складками на лбу, всегда выражало угрюмость. Эти складки, как замечал Гапур, исчезали лишь в общении с первым секретарем и вновь моментально возникали, как только он обращался к другому человеку. Маленькие, в сравнении с крупным лицом, карие глаза смотрели безразлично. А чаще всего они устремлялись в неопределенную точку, куда-то мимо собеседника. С равными себе, которых он насчитывал единицами, Коврбеков обращался высокомерно. Всегда считал себя правым и безапелляционно решал любые вопросы. Если иной из молодых работников пытался доказать ему что-то, с чем он не был согласен, взмахом руки обрывал разговор. И лишь к тому он относился хорошо, кто беспрекословно подчинялся, без споров и возражений принимая все, что он говорит. Если же случалось, что и тот в чем-либо проявлял самостоятельность, Коврбеков незамедлительно высказывал свое недовольство. Иному подшефному долго потом приходилось вновь завоевывать его хорошее расположение к себе. «Это я давно уже слышал», «Это я уже успел забыть», «Это для меня не ново» - такие едкие фразы бывали ответами собеседнику, чье мнение не совпадало с его. В разговорах он часто ссылался на знакомство с работниками вышестоящих руководящих органов, порой называя их лишь по именам, давая этим понять, что он с ним на короткой ноге.

- Когда-то мы работали вместе,- говорил он небрежно о ком-нибудь.- Ничего особенного в нем нет. Что он там оказался, а я все еще здесь - просто игра судьбы. Он и сам это хорошо чувствует...

Через несколько дней в кабинете политического просвещения проводили семинар секретарей парторганизаций.

Вел его Коврбеков. С докладом об идеологической работе выступил Гапур.

- Говоря об идеологической работе,- встал Коврбеков после окончания доклада,- надо не забывать в первую очередь главное.- В зале затихли. Коврбеков заглянул в листок, затем поднял правую руку и, растопырив пальцы, громко сказал: - Надо иметь в виду два важных момента.- И повторил:- Именно два, дорогие товарищи! Первый и самый важный,- загнул Коврбеков указательный палец,- это вольная борьба и все прочие виды массового спорта, второй - туризм.- Сжав пальцы в кулак, он несколько секунд озирал зал, затем с видом первооткрывателя продолжил:- Вот, товарищи, самые главные вопросы, которым нужно уделять внимание. И самим секретарям парторганизаций принимать в них личное участие. Быть спортивными вожаками - тогда масса пойдет за вами.

В зале заскрипели стулья. Люди с удивлением переглядывались, ожидая, что еще скажет Коврбеков.

- Тем паче,- нарушил он неловкое молчание,- особого мудрствования здесь не требуется. И людей можно занимать просто. А людей нужно полностью отвлекать от всяких нежелательных явлений. Думаю, что тогда меньше будет всяких преступлений и милиции легче будет. Правильно я говорю, товарищ начальник?- обратился он к начальнику отдела милиции.

Тот пожал плечами.

- Тем более,- продолжил Коврбеков,- в день футбола будет меньше всяких происшествий. Особенно со стороны молодежи. Поэтому надо делать так, чтобы все время были массовые отвлекающие мероприятия. Тем паче, как иногда бывает, наказывая хороших ребят, которые от незанятости мероприятиями допускают всякие нарушения общественного порядка.

Коврбеков стал объяснять, что значит каждый из двух указанных им «важных моментов», уделив им по пятнадцать-двадцать минут. Он часто обращался к кому-нибудь в зале, спрашивая, правильно ли он говорит, и, не дождавшись подтверждения, продолжал дальше.

Закончив свое разъяснение двух главных форм воспитательной работы, он еще минут десять рассказывал о значении футбола и о том, как, будучи одиннадцатилетним сорванцом, сам в двадцатых годах собрал детскую футбольную команду и, на удивление зрителям большого города, в два счета разбил команду взрослых игроков.

Закончил Коврбеков обращением к Гапуру:

- Вот так, товарищ, здесь лекциями и лозунгами не возьмешь, хотя это тоже не мешает. Но главное есть главное. Этого забывать нельзя.

Народ уже начал покидать зал, когда Коврбеков объявил:

- Членов бюро райкома завтра в восемь утра прошу ко мне в кабинет. А сегодня за вечер и за ночь каждый из вас должен продумать свои планы-соображения по коренному улучшению дела на порученных участках и принести завтра для обсуждения. Старайтесь, товарищи, чтобы участок каждого из вас был первым в районе, а район - первым в республике. Это можно сделать, народу нас хороший, только надо его возглавить.

Люди, столпившиеся у выхода, повернулись к Коврбекову. Многие недоуменно смотрели друг на друга: а почему это вдруг Коврбеков берет на себя все и за первого и за третьего секретаря?

Предвидя такой вопрос от Гапура, Коврбеков сам объяснил ему, что первый, не имея еще достаточного опыта работы в партийном аппарате, поручил ему, Коврбекову, «присматривать» за всем тем, что происходит помимо него, Эмиева.

Наутро собрались члены бюро. Коврбеков начал смотреть «планы-соображения» каждого поочередно. Гапур принес план мероприятий по идеологической работе на квартал, одобренный бюро райкома партии незадолго до партийной конференции. Коврбеков как член бюро и заведующий орготделом присутствовал при его утверждении и помнил, как одобрительно отозвался о нем Саваров. Тогда ни у кого не было замечаний, в том числе и у Коврбекова. Сейчас он ему не понравится. Гапуру было предложено составить план заново, с учетом указаний его, Коврбекова, на вчерашнем семинаре. Гапур попытался было возразить - и тут же был отчитан.

- Не надо горячиться,- сказал Коврбеков.- Соберитесь еще раз, продумайте. Я говорю дело. Тем более я выполняю указание первого.

Утром следующего дня Гапур пришел к Коврбекову.

- Я, может быть, и неправ,- говорил Коврбеков,- беря на себя шефство над тобой, секретарем райкома партии, когда есть первый. Но что поделаешь? Первый мне поручил. Ты не обижайся. Дай все же мне свои предложения; а я посмотрю, может, что-нибудь добавлю. Ты только не горячись, тем паче я старше тебя. Ты слушайся меня. От этого тоже хуже не будет.

Гапур ушел в свой кабинет. Тут же раздался телефонный звонок.

- С вами будет говорить Коврбеков,- сказала секретарша.

Минуты две Гапур держал трубку. Тот от кого-то требовал навести порядок в торговле: ему стало известно, что в одном из магазинов черным ходом выносятся какие-то кофточки. Это возмущает людей. Затем его голос смягчился. Он прощался с кем-то дружелюбным тоном. И наконец, Гапуру:

- А, это ты! Слушай,- теперь в его голосе звучал металл.- Я забыл тебе сказать, что вчера сам Эмиев объездил район вдоль и поперек. Мало на дорогах лозунгов, знаешь. Вы давайте занимайтесь этим делом как следует, а то много разговоров, а дела, знаешь, нет. Давайте лозунгов погуще. Пусть они будут на всех дорогах. Они должны быть везде,- и тотчас положил трубку.

Не успел Гапур очнуться от разговора о лозунгах, как вновь раздался телефонный звонок.

- Ну что?- спросили его злорадно.- Кончилось твое время? Вместе со своими друзьями теперь уезжай за Саваровым. Оставь наш район. Он обойдется без вас.

Гапур узнал голос Хасана, хотя тот себя и не назвал.

Гапур положил трубку. Расстроенный, неподвижно сидел несколько минут. Что ждет его впереди? Как можно работать в таких условиях, когда только что утвержденный и хорошо продуманный план летит к черту от вмешательства этого шута горохового?

Гапур успокаивал себя тем, что когда Эмиев сам вникнет в практику политической борьбы, то поймет его, Гапура, и не позволит Коврбекову вмешиваться не в свои дела.

Но при чем тут Хасан?.. Вообще-то, Коврбеков всегда поддерживал его, пытался даже выдвинуть на руководящую работу. Правда, пока безуспешно. Однако с чего это вдруг Хасан так приободрился? Может быть, ему обещаны какие-то перспективы в карьере? И все-таки радоваться пока рановато. Он, Гапур, только-только вступил в новую должность секретаря райкома партии по идеологическим вопросам и готов сразиться на этом поле деятельности с кем угодно. С Хасаном и его компанией - тоже.

А Хасан действительно сильно повеселел в последнее время. Большие надежды породили в нем перемены, которые произошли в районе. Да тут еще приятные неожиданности - такие, которые происходят тогда, когда дела твои имеют тенденцию к резкому улучшению. По-другому Хасану и в голову не пришло оценить визит Фуртамбека и Новдаш: ведь эти двое явились к нему домой и без каких-либо одолжений с его стороны были щедры на подарки. Если одаривают - значит, он нужен им. А нужен - значит, он в их глазах лицо значительное. Наверняка они слышали что-то благоприятное о нем, о Хасане.

Расчет же Фуртамбека и Новдаш был совсем прост. Не о Хасане они слышали, а о том, что, возможно, в гору пойдет Коврбеков (тут слухи подтвердились). Коврбекова же они знали как человека, который стремится окружить себя «своими». Ну а кто же не знает, что Хасан «свой»? Тут Новдаш полностью доверяла своему чутью.

Когда подошли к огромному, разрисованному петухами забору дома Хасана, из-за которого еле виднелась добротная крытая цинком крыша, Фуртамбек спросил:

- Как ты думаешь, он нас не выпроводит?

- Посмотрим,- ответила Новдаш.- Не должен. Я хорошо знаю его жену и вещи ей доставала не раз.- Она постучала в ворота. Сразу же отозвался собачий лай, затем послышался стук каблуков.

- Кто там?- спросил женский голос.

- Это я, Новдаш, и со мной мой хозяин.

Калитка не сразу, но открылась, и хозяйка пригласила гостей в дом.

- Извините,- сказала она,- я вас сразу не узнала.

- Как это не узнала?- удивилась Новдаш.- Мы с тобой последний раз месяца три тому назад ездили вместе в Баку за товаром. И до этого мы несколько раз ездили.

- Теперь помню, помню,- сказала хозяйка, давая понять, что на эту тему продолжать разговор ненужно.

- Знаешь, сколько было желающих ездить со мной? -продолжала Новдаш громко, следуя за хозяйкой в дом.- Ты, конечно, жена моего родственника. Но я испытываю к тебе больше, чем родственные чувства. Не подумай, что дружу с тобой только из-за того, что твой муж – большой начальник. Хотя уверена, он достоин еще большего поста.- Новдаш льстила, зная, что масло не испортит той каши, которую она намеривалась сварить,- Пусть Хасан и родственник мой - мне ничего не нужно...

Гостей привели в большую комнату, всю заставленную дорогой мебелью черного цвета. На полу лежал огромный пушистый ковер. На стенах - тоже ковры. В углу медленно, почти бесшумно раскачивался маятник массивных часов.

Фуртамбек отказался сразу сесть. По обычаям, считается неприличным сразу усаживаться в доме родственников жены. Этим как бы подчеркивается особое уважение к ним.

- Добро пожаловать,- поздоровался Хасан, по ингушскому обычаю спросил про житье-бытье, здоровы ли все родные и близкие, а затем настойчиво предложил сесть. В это время Новдаш с хозяйкой, не сводившей глаз с большой сумки гостьи, пошли в другую комнату.

- После того я еще пять-шесть раз ездила в разные концы,- не умолкала Новдаш,- очень удачно. Эти вещи я там взяла. Тебе вот костюм. Очень он мне понравился. И туфли твоего размера. Тебе нужно хорошо одеваться, потому что бываешь с мужем в разных компаниях уважаемых людей.

- Сколько я должна?

- Брось, пожалуйста, это мои подарки. А это Хасану.- Новдаш смело прошла в комнату, где были Хасан и Фуртамбек. Она вынула из сумки те же две коробки с часами и запонками, которые не принял у нее Гапур, и протянула Хасану.

- О!- воскликнул Хасан.- Часы действительно что надо! А это что? Запонки! Ну, прямо королевские. И сколько все это стоит?

- Совсем ничего,- улыбнулась Новдаш.- Для меня дороже всего наше родство с вами. Ты ведь сын фамильного племянника матери моего отца, то есть моей бабушки. Мой отец очень считался с родственниками своей матери. А для меня мой отец был дороже всего на свете.

Фуртамбек сидел довольный, лишь изредка одобрительно хихикая и вытирая вспотевшую шею белым платком, от которого распространялся запах дорогих духов.

- Ну вот, мы выполнили свое желание сделать вам эти подарки. И больше у нас дел сегодня нет. Хотели прийти к вам пораньше, да не смогли. Мы уже за ворота своего дома вышли, как вдруг появились из Грозного его родственники, пришлось накормить их, угостить коньяком,- болтала Новдаш, чтобы не затухал разговор.

- Да,- поддержал ее Фуртамбек,- пришлось и мне сними немножко выпить.

- Все это ничего,- сказала хозяйка,- сейчас накрою стол, и мы с вами посидим как следует.

- Нет, нет,- затараторила Новдаш,- мы кушать не хотим. Посидим немножко и пойдем.- Она взяла под руку хозяйку, многозначительно моргнув мужу, и ушла с нею в другую комнату.

- Я прошу извинить меня,- начал Фуртамбек,- я, конечно, человек из того рода и племени, которые хорошо понимают вайнахские обычаи и традиции. Я хорошо понимаю, что не во всем сегодня поступаю как ваш зять. Я должен был привезти с собой барана и еще кое-что. Поэтому неловко я себя чувствую сегодня. Но я очень ценю родство с вами. Давно хотелось прийти к вам, да никак не решался.

Он засунул руку в нагрудный карман гимнастерки, вытащил оттуда пачку денег и положил их за занавеской, на подоконник.

- Это вместо барана,- сказал он, вытирая шею платком.

- Не нужно этого делать.- Хасан сделал вид, что протягивает руку к деньгам, будто бы желая вернуть их.

- Очень прошу тебя оставить их здесь,- отвел его руку Фуртамбек.- Это вместо барана. Не осуждайте. Замотался я со. своими мелкими делами. Вот уже два года не работаю. Все обещают работу, но никак не дают.

Тут же вошла Новдаш.

- Господи, брось, пожалуйста,- сказала она с нарочитым укором.- Кто тебе даст эту работу? Ее уже занимают более проворные, чем ты. Да за спиной их стоит влиятельная сила. А у тебя что?

Новдаш начала перечислять людей, работающих в торговле, в системе общественного питания, заготовок. Называла и тех, кто, по ее убеждению, им покровительствуют. Она назвала и Коврбекова, клялась, что сама видела, как его провожали в командировку, в отпуск.

- Клянусь,- поднял Фуртамбек к потолку свой длинный указательный палец,- он, аллах, видит, что я не хуже их сумел бы провожать и встречать, и проведывать того, кто помог бы мне! Мне бы попасть хотя бы на должность, которую мне обещали,- заправщиком на бензозаправке. Назло бы своим недругам хотел бы пойти туда. Не потому даже, что мне это выгодно.

- Сами мы,- поддержала его Новдаш, обращаясь к Хасану,- ни в чем не нуждаемся. А вот обидно, что кто-то назло нам перехватит то место. Обидно за то, что мои родственники не могут пользоваться теми услугами, что другие. Чем ты хуже, скажем, Коврбекова? Разве ты не хотел бы, чтобы тебя так провожали бы в отпуск, как его?

Знаешь, сколько в конвертах, которые ему вручают перед каждой поездкой? Люди ведь все видят, все знают...

- А об Умчиеве Гапуре что люди говорят?- спросил вдруг Хасан.

- Да что о нем говорят?- пожала плечами Новдаш.- Его жена Лиза все набивалась мне в родственницы. Но мне она не нужна, так же как и ее отец, которого мой отец ненавидел. Она приглашала нас к себе, но мы отказались. А о Гапуре говорят, что он ни себе и ни людям. Знаю, что он многим мешает, многие его не любят.

- Если на то будет воля аллаха,- сказал Хасан, обратившись к Фуртамбеку,- будешь ты заправщиком на новой бензоколонке. Только никому об этом заранее не говори.

- На второй же день после своего назначения я прихожу к вам,- обрадовался Фуртамбек.

- Какой хитрый,- кокетливо-капризно заметила Новдаш,- еще повадишься к моим родственникам без меня приходить. Я через два дня уезжаю и вернусь через неделю.- Она многозначительно посмотрела на Хасана, будто измеряя его с головы до ног.- Я знаю, что тебе подойдет. Тебе нужно одеваться лучше всех. Назло другим. Да и жена твоя должна быть одета лучше других.

Гости ушли с хорошим настроением. Доволен был и Хасан.

- Не зря ли ты ему обещал бензозаправку?- робко заметила Совдат.- Ты же знаешь, что туда метит мой брат. Ему даже Коврбеков обещал помочь.

- Да... брат. Брат-то твой тоже хочет туда устроиться, но ты понимаешь,- начал Хасан,- брат твой людям протягивает полную руку, а нам - пустую. Говорят, у самого пророка спросили, кто из людей, окружающих его, ему больше нравится. Пророк ответил, что больше всего ему по душе тот, кто что-то несет ему.

Совдат опустила голову. Она привыкла беспрекословно слушаться мужа. Рожденная и воспитанная в семье религиозного фанатика, Совдат, как и другие ее три сестры, считала, что всегда и во всем она должна безропотно подчиняться отцу, брату, мужу. Она никогда и нисколько не огорчалась, если Хасан не советовался с ней. «Как же иначе,- думала она,- он не только мужчина, муж, но глава семьи. Все дела дома, вне дома, каждый шаг мой и детей - все это должно совершаться только с его ведома, по его разрешению. Без него - никуда и ничего». Она любит брата, ей с детства внушали, что сестра без брата что тело без души, что такая сестра ничего не стоит в обществе, что без него у нее не будет достаточного авторитета даже среди женщин своей же фамилии. Муж ее не идет ни в какое сравнение даже с братом. Она - его жена. Она подчинена ему во всем. Только одного права не имеет муж - убить ее. А на все остальное у него безграничные права. Такое понимание положения женщины в обществе, которое веками проповедовалось и проповедуется мусульманской религией, лежало в основе устоев в семье Хасана.

- Вот, посмотри,- показала жена Хасану костюм и туфли, подаренные ей Новдаш.- Я хотела тебя спросить, взять у нее их или не надо. Но потом подумала, что раз она твоя родственница, то ты обо всем знаешь.- Совдат хитрила. У нее просто не было сил отказаться от подарка, а теперь она делала вид, что советуется с мужем.

- Это ничего,- ответил Хасан,- это неплохо. Ты тоже должна быть одета не хуже других, ты - моя жена. Увидят тебя, не скажут, что видели Совдат, а скажут, видели жену Хасана. Я не против, чтобы ты хорошо одевалась, Просто знай, когда что одеть.

- Знаю, знаю.- Совдат развеселилась, поглаживала костюм.- Такой вещи у меня никогда не бывало. Одену его, когда пойду на свадьбу или на похороны. Или когда к нам твое начальство зайдет, или, может быть, нас к себе позовет.

- Ты прямо умница,- похвалил Хасан.- Но учти, что кое-когда нам придется и в клуб сходить. На торжественное собрание... Или в кино...

- Как?- удивилась Совдат.- Я пойду в клуб? Этого еще не хватало! Людей смешить.

- Послушай меня,- прервал ее Хасан.- Если спросит тебя жена какого-нибудь начальника, ходим ли мы вместе в кино, обязательно скажи, что ходим. А то, знаешь, в райкоме Гапур уже не раз поднимал вопрос, почему, мол, руководители района вместе с женами не посещают общественных мероприятий. Говорит, уж не соблюдают ли некоторые партийные руководители старые религиозные обычаи. Запомни - мы в кино ходим часто.

- Хорошо,- соглашалась жена.- А если спросят, какую картину я смотрела, что ответить?

- Гм... Что ответить?- задумался Хасан.- Ничего не отвечай. Скажи, что так часто смотришь, что запуталась.

- А не пойти мне работать в швейный цех? Детей устроим в садик.

- А кто за этим вот всем будет смотреть?- показал Хасан на богатую обстановку дома, на двор.

Хозяйство у Хасана действительно немалое. Большой двор с садом и огородом, два дома по четыре комнаты в каждом, гараж с новенькой автомашиной, правда, записанной на брата Совдат. А ездит на ней Хасан - по доверенности. Шурин, мол, не хочет, боится за руль браться. Все это от людских глаз. Совдат- то знает, что машина куплена Хасаном. И на какие деньги, знает: месяца за три-четыре до покупки к ним не раз крадучись приходил директор райзаготконторы. Что-то у него было с Хасаном. «Без заготовителя,- думала Совдат,- нам машины не видать бы». Об этом хорошо знает Совдат. Она знает, как тот заготовитель уважает Хасана. А Раис, директор совхоза? Он тоже свой человек в их семье. Две трети двора огорожены высокой металлической сеткой. В загоне - индюки. Здесь же весь угол завален отборным зерном, а списали его как отходы. Все это дело рук Раиса. Он же поставляет едва не ежедневно свежее масло, мед - все, что называется дарами горской природы.

- Кто за домом, за двором будет следить?- повторил свой вопрос Хасан.- Нет. На работу ты не пойдешь. То, что ты будешь зарабатывать, не стоит того, что мы потеряем, если не уследим за всем своим хозяйством.

- А не подумают о тебе, что не по средствам живешь? Работаешь один. Я только поэтому...

- Мать хорошее наследство мне оставила. У нее много было старых ценных вещей. Мы их в Грозном продали. Это не забудь, если вдруг спросят, откуда у нас такое хозяйство. А потом - и тебе родители здорово помогли. А на вопрос, почему ты не работаешь, ответ тоже есть. Во-первых, потому, что двое детей. Во-вторых, больна. У женщин на это всегда найдется причина.

- А если спросят в больнице?

- Кто там спросит?- махнул рукой Хасан.- А подумать нужно: что сказать, что показать и, самое главное, что подарить.

- Кому?

- Во-первых, жене нового первого. Во-вторых, ему самому...

Через день после семинара, состоявшегося в кабинете политпросвещения, заседало бюро райкома.

- Семинар вчера прошел...- начал было Гапур перед началом заседания информировать Эмиева, но Эмиев перебил:

- Основной вопрос сейчас - это немедленно ехать по селам и поднять народ на завершение сельскохозяйственного года. Тут, знаешь, речами не поможешь. Вам тоже надо ехать куда-нибудь. Надо поднять всех пропагандистов. Заодно, знаешь, посмотрите лозунги. Побольше лозунгов на дорогах. Сегодня мы побыстрее закончим заседание бюро.

Все это Тархан Лаханович говорил, не глядя ни на кого, копаясь перед собой в груде бумаг. Слова произносил он так быстро, что не каждый из присутствующих улавливал их смысл.

Наконец он нашел то, что искал,- вдвое сложенный лист бумаги с набросками каких-то вопросов. Это был плод ночных раздумий Коврбекова о предстоящей работе. Напротив каждого пункта были расписаны фамилии секретарей, работников райкома и райисполкома.

- Товарищ Коврбеков,- начал он справа по ряду, как были рассажены члены бюро за длинным столом заседания,- вы с группой (Эмиев перечислил несколько фамилий) дайте предложения об улучшении, знаешь, работы милиции, прокуратуры, суда. Словом, административных органов. Дайте предложения об улучшении торговли, общественного питания и, знаешь, Советов. И вместе с товарищами подумайте по поводу работы среди молодежи.

Когда Эмиев дошел до Гапура, сделал паузу и, повысив тон, сказал:

-. Вы дайте предложения об улучшении наглядной агитации. Особенно, знаешь, оформление лозунгами, такими призывающими, стреляющими.

- Тем паче,- вмешался Коврбеков,- что их у нас на дорогах почти не видно. Хотел бы еще вот о чем сказать. Газета наша будто чужая для нас: критикуют кого там хотят налево и направо и даже не спросят, можно ли критиковать того или иного работника. Надо бы спрашивать, тем паче, кто же лучше нас знает кадры? А то во вчерашнем номере раскритиковали председателя райпо, а он.работает всего полгода. Есть ли смысл его критиковать? Вчера он был у меня, говорит, что уедет. Тем паче,- продолжал с раздражением Коврбеков,- у меня еще одно замечание. Вот уже две недели перед райпо стоит пустая рамка для газет. Когда-то туда вывешивали не только нашу газету, но и соседнего района. Сейчас ее не вывешивают. Почему? Кто распорядился? Вот что я вам скажу. Когда я был пионером, помню, мы с барабанным боем ходили по улицам. Я был барабанщиком и так любил это дело, что до сих пор сохранилась привычка барабанить по столу пальцами.

А сейчас не слышно голоса ребят, не слышно барабана.

- Да, я тоже помню,- сказал кто-то из членов бюро,- тогда было не так, как сейчас. Тогда шумно было на улицах. Мы тоже все время пели. Сейчас детей и кнутом не выгонишь на улицу, не то что там петь с барабаном. Стесняются, черти. Внук мой и в классе не хочет петь, стыдно, говорит. Чувствую, что это бабушкино влияние - внушает, что ингуш в семь лет становится мужчиной. А серьезным мужчинам не положено ни петь, не шуметь!

- Так вот,- обратился Коврбеков к Гапуру в тоне приказа,- возьми все это на заметку и дня через два, как мы договорились, представь свои соображения по этим вопросам. Соберите пропагандистов, подумайте над этими проблемами, потом вместе обговорим, покажем первому секретарю. Учтем его замечания, а потом - на бюро. Комсомол тоже подключите,- вдруг обратил он внимание на секретаря райкома комсомола.- А то его роли не видно. Неслышно шума, не видно задора.

«Похоже,- думал Гапур,- что Коврбеков с каждым днем все больше набирает силы, главенствует над бюро даже в присутствии первого секретаря».

Дата добавления: 2015-05-29