Часть вторая 4 страница. - Ничего,- сказала она спокойно,- они завтра вернутся

- Ничего,- сказала она спокойно,- они завтра вернутся. Целый день будем вместе. Я приду в шесть.

Она помолчала.

- Алло! Ты что притих? Тебе понравился мой отец?

- Да, очень,- отвечал Гапур.- Сулейман говорил, что я даже похож на него, молодого.

- Поэтому он тебе и понравился,- засмеялась Лиза.- Какой ты скромный.

Гапур растерялся, поняв, что сказал не то.

- Да,- сказала она,- на фотокарточке того времени он действительно похож на тебя. Такой же...- Она недоговорила.- В общем, до вечера,- добавила она и положила трубку.

Гапур долго смотрел на телефон, в ушах все еще звучал ее голос, он думал только о ней. С нетерпением дождался шести часов и, как на крыльях, полетел домой.

Небывалая радость охватила Гапура, когда ему навстречу вышла Лиза.

- А я еще в пять пришла,- сказала она,- даже ужин успела приготовить.

На жесткой кровати, у окна, поджав под себя ногу, сидел с книгой в руках Сулейман. Увидев Гапура, он сдвинул на лоб очки, отложил в сторону книгу и попытался встать.

Гапур быстро подошел к нему, жестом попросил не вставать и сел рядом.

- Что же ты не пришел проводить гостей?- спросил старик.

Гапур извинился и замолчал. Он боялся при Лизе сказать что-нибудь лишнее. Потом только пробормотал смущенно:

- Они же завтра вернутся.

Поужинали молча, а когда ужин подходил к концу - кто-то постучал в дверь. Сулейман пошел открывать.

- А ты, говорят, хочешь уходить от нас, тебе дали квартиру,- сказала Лиза.- Старики совсем загрустили. Они так тебя любят!

Гапур ничего не ответил, только вздохнул.

- Сегодня в Доме культуры хорошая картина,- сказал он робко.- Может, сходим?

Лиза улыбнулась.

- Ты так хочешь? Пожалуй. Я Хани предупрежу, что мы уходим.

Когда после кино они вернулись вместе, Сулейман еще не спал. Он был не в духе.

- Что-нибудь случилось?- осторожно поинтересовался Гапур.

Сулейман посмотрел на Гапура, кашлянул и с возмещением заявил:

- Мухти объявил, что подвергнет нас с тобой кровной мести.

- Сам приходил?- удивился Гапур.

- Нет. Сам бы он побоялся. Прислал посредника заявить нам, что мы ответим за отнятую у. него пенсию.

- Дурак,- не выдержала Лиза. Она знала историю с этой пенсией. Знала она и Мухти, несколько раз приходившего к ней с просьбой поставить ложный диагноз его внуку, чтобы того не взяли в армию.

- Значит, нет-нет да и попадаются еще такие дураки,- вздохнул Гапур.

Лиза согласно кивнула головой и тоже вздохнула.

Гапур обратился к старику:

- Почему вы мне сразу не сказали об этом, не дали с ним поговорить?

- Я сам хорошо им ответил. Я передал через этого посредника все, что нужно...

Гапуру тут же захотелось увидеть Мухти и сказать ему, что он его никогда не боялся и не боится, что и дальше будет выводить таких типов, как он, на чистую воду.

- Все бы давали им такой отпор, как ты,- одобрил старик и добавил:- Весь в меня! Но будь все же осторожен, Гапур. Только не горячись. Не вздумай идти к нему.

- Правду говорит дед,- сказала Лиза.- Бояться их, конечно, не нужно, но будь осторожнее.

Радость от встречи с девушкой омрачалась навязчивой мыслью о Мухти. «Действительно,- признавался он себе,- ограничиваясь лишь разговорами о необходимости борьбы с пережитками прошлого, мы только больше возбуждаем аппетит тех, кто поддерживает, распространяет это зло среди людей».

Не сказав Сулейману и Лизе, Гапур все же пошел к Мухти. Он решительно постучался в ворота добротного дома, что стоял почти рядом с их школой. На стук вышел самый младший из четырех сыновей Мухти. Он был ровесником Гапура, заканчивал десятилетку в том же городе, где и Гапур, только в другой школе. Однажды они встретились здесь, на воскреснике по прополке овощей. Он рассказал Гапуру, что после десятилетки, по настоянию отца, закончил техникум и стал мастером-мукомолом. Работает на мельзаводе. Специальностью своей не был доволен - мечтал стать геологом, уехать далеко-далеко в неизведанные края, чтобы чувствовать себя частицей целого мира, а не этого, как он выразился, «домашнего замка, в котором царит патриархальщина».

Гапур слушал его тогда с сочувствием, потому что со школьных лет знал его жизнерадостным, веселым парнем, хорошим спортсменом. Но тогда Гапур не знал его родителей. Они в те годы жили в Зандаре. Отец его, Мухти, пытался там верховодить отдельными простодушными людьми, окружив себя такими помощниками, как мулла, Баадул, Абас. Младший сын не разделял взглядов отца, не раз говорил об этом своим старшим братьям. И все же он не мог вырваться из этого гнезда. Гапур знал, что и теперь, работая на мельзаводе в угоду отцу, рассчитывавшему через него урвать для себя хоть какое-нибудь благо, он по-прежнему мечтал вырваться из оков семьи, уехать куда-нибудь, чтобы почувствовать себя свободным человеком.

- Зачем это отец тебе вдруг понадобился?- удивленно спросил он, выслушав Гапура.

- Твой отец собирается мстить нам с Сулейманом зато, что по нашей инициативе с него сняли незаслуженную им пенсию.

- А-а,- понимающе кивнул он головой,- к вам у него есть и еще претензия: он считает, что вы сбиваете с толку молодых людей, учеников, противопоставляете их родителям. А главное - он считает, что это вы организовали пересмотр дела по убийству тракториста, стремясь разоблачить всех, кто замешан в этом убийстве.

- А почему его это волнует? Он что, замешан в этом деле?- спросил Гапур.

- Да нет, он этого не говорит, но почему-то очень недоволен.

Гапура так подкупила откровенность парня, что он предложил ему даже почаще встречаться, если, конечно, и у него есть желание. Тот поблагодарил. Залаяла собака за высокими железными зеленого цвета воротами, украшенными звездами и желтым полумесяцем. Посредине ворот арабскими буквами надпись из Корана: «Нет бога кроме аллаха и Мухаммед пророк его».

- Кто там с тобой разговаривает?- Из ворот появился старший сын Мухти.

- Это Гапур,- ответил юноша,- учитель истории здешней школы. У него дело к нашему отцу.

- О-о,- посмотрел тот на Гапура, будто изучая его,- к нашему отцу?!

- Извините,- сказал Гапур,- поздно, правда, но дело неотложное.

Гапура пригласили в дом и провели в комнату Мухти. В большой, жарко натопленной комнате он увидел старика, сидевшего посредине высокой никелированной кровати, на необычно толстой перине. Под спину и локоть его были подложены пуховые подушки. В руках он держал крупные черные четки и даже не шевельнулся, лишь еще заметным кивком большой головы, покрытой зеленой феской с длинной, почти до уха свисающей черной кисточкой, дал понять, что видит гостя.

Гапур заметил, как ускорилось щелканье отсчитываемых бусин на четках под неразборчивый шепот, и, с полминуты, ожидая, пока старик завершит свои молитвы, осматривал комнату. На трех стенах висели огромные ворсистые ковры, каких Гапур до этого еще не видел. И на полу были ковры такой же величины. На стене, у самой головы Мухти, приклеен большой, пожелтевший от времени лист бумаги, на котором был изображен глубокий старик с длинным посохом в руке. Гапур понял, что это портрет святого, почитаемого хозяином. Он еще в детстве видел такие рисунки, только меньшего размера. Их размножали и продавали из-под полы. Один из таких рисунков оказался и у родителей Гапура, которые тоже прибили его к стене и, чтобы мухи не портили, завесили марлевым куском.

Рядом с этим рисунком на стене висел большой групповой портрет, обрамленный позолоченной рамой: трое мужчин в кавказской одежде с пистолетами «маузер» на боку и с кинжалами.

«Наверное, это он сам,- подумал Гапур,- с братьями-бандитами». Гапур знал, что два его брата были убиты при нападении на колхозную ферму с целью грабежа, когда фронт Отечественной войны приблизился к Кавказу. Сам же Мухти был тогда арестован и осужден.

Наконец Мухти закончил молитву и медленно поднял на Гапура глаза. Поправив подушку под локтем, спросил о здоровье отца Гапура, матери, как это положено по ингушскому этикету. Потом спросил, зачем он пожаловал к нему в такой поздний час.

В это; время один за другим вошли сыновья Мухти и встали у кровати, рядом с отцом. Самый младший подошел к Гапуру.

- Я пришел по поводу вашего посланца к Сулейману,- начал Гапур, не ответив на расспросы Мухти об отце и матери.- Вернее, я пришел по поводу ваших претензий к нам с Сулейманом. И думаю, что так, без посредника, лучше.

Старик не выдержал прямого взгляда Гапура, без всяких вступлений задавшего ему вопрос: «Чего он хочет?» Взгляд этот заставил его спустить ноги с кровати и насторожиться. С таким взглядом он встречался не раз тогда, когда его уличили во враждебной деятельности против народа. Его большое тело будто сжалось, он нервно поправил на голове феску.

- Я просил,- поднял он глаза на Гапура, отказавшегося сесть на предложенный стул,- я просил оставить меня в покое, если я никого не убил из близких самого Сулеймана, к которым у меня нет никакого дела. Я просил, чтобы ты, молодой человек, не распускал по селу слухи о том, будто я виноват в убийстве какого-то тракториста, которого я только знал как неполноценного человека без рода и племени. Я предупредил вас, чтобы вы, нападая на меня, не сделали вот этих моих сыновей кровными врагами себе. Они могут постоять за меня. Если этого вам недостаточно, я пожалуюсь властям, что вы не даете мне спокойно жить. Вы же знаете, что я нужный власти человек. Не зря же они меня возят на разные примирения на сходах. Не возят же туда Сулеймана хромого или там вашего отца.

Гапур почувствовал, что детское ощущение скачки на маленькой лошадке захватывает его. Труднее стало дышать. «Надо взять себя в руки,- мысленно приказал он себе.- Ты сейчас будешь говорить не за себя, нет. Могут ли быть обидными для учителя слова бесчестного человека? Но отец, но Сулейман... Мало того, что отец всю жизнь остерегался таких, как Мухти. Мало того, что в борьбе с такими рисковал жизнью Сулейман... Они хотят, чтобы и мы, дети этих стариков, ходили по улицам, опасаясь их?!»

Маленькая киргизская лошадка несла его вперед, и он ринулся навстречу опасности, позабыв всякую осторожность.

- До той поры, пока я не стал работать в этом селе, я не знал вас так хорошо,- тихо начал Гапур, не сводя полного презрения взгляда с Мухти.- К сожалению, здесь нет человека, который сказал бы о вас хоть что-нибудь хорошее, кроме тех, кто с вами заодно... Вам бы низко поклониться Сулейману, который все еще носит на себе след грязных рук ваших сообщников. Вам бы заставить всех, кто идет за вами, признаться в своих грехах...- Гапур набрал полную грудь воздуха.- Да, видно, правду говорят: пасмурный день может стать ясным, плохой человек хорошим - не будет! Мухти выпрямился.

- Если бы мои сыновья были мужчинами, ты бы мне этого не говорил. И если бы ты был не здесь, под крышей моего дома, я бы сам знал, как с тобой говорить. А сейчас скажи прямо, чего ты от меня хочешь, мальчишка?

- Я хочу, чтобы вы и ваше окружение держали ответна сходе людей нашего райцентра за то, что вы пытаетесь оживить обычай кровной мести - страшное зло прошлого. Вы пытаетесь натравить на меня ваших сыновей. У меня с вами нет вражды.

- Вы почему молчите?- заревел Мухти на сыновей.- Почему позволяете этому мальчику меня оскорблять?!

Гапур поочередно окинул взглядом сыновей Мухти. Он знал их немного. Старший работал бухгалтером в райпотребкооперации. Второй был директором райзаготконторы. Третий заведовал складом совхоза. Все трое в растерянности переминались с ноги на ногу, избегая взгляда отца.

- Ваши сыновья знают, что я прав,- ответил за них Гапур.- Возможно, кое-кто из них был бы и не прочь защитить вас, но они этого не сделают ни сейчас, ни после, потому что лучше вас видят жизнь, людей. Они не хотят жить в одиночестве. Люди отвернутся от них.

- Знаете что,- выдвинулся вперед старший из сыновей,- вы не милиционер, не прокурор и не ревизор. Вы прекратите...

Вдруг между ним и Гапуром встал младший.

- Отец!- Голос его зазвенел.- Гапур прав. Нам все труднее становится жить и работать здесь из-за твоих ненужных никому проделок. Я готов уехать отсюда куда глаза глядят. Выступите на сходе людей, скажите, что больше не будете мешать людям жить.

- Он прав,- поддержал его завскладом.- Я тоже так думаю. Люди глаза колют.

- Ах, вот как! Что же вы стоите?- обратился он к старшим.- Вышвырните их отсюда!- Старик встал во весь рост и задрожал всем телом.

Двое старших растерялись. Побледнев, они глядели то на отца, то на братьев.

- Через несколько дней ждем вашего решения,- дерзко заявил Гапур, упорно глядя в глаза Мухти.- А не то нам придется всем раскрыть ваше истинное лицо. Он вышел, не попрощавшись. Провожал его со двора младший сын Мухти, который за воротами, пожав Гапуру руку, сказал, что завтра придет к нему домой посоветоваться о своей дальнейшей жизни. Не отпуская руки Гапура, он признался, что с группой парней из Грозного решил поехать на стройку Сибири, а там подумает и об учебе. Гапур обнял парня и заторопился к Сулейману и Лизе, которые наверняка волновались, не зная, где он.

- Где ты был?- бросился к нему Сулейман.- Почему такой сердитый?

За пять минут ходьбы от дома Мухти Гапур не мог успокоиться, овладеть собой, все еще находился под впечатлением поединка с Мухти. Лиза смотрела на него с такой сердечной тревогой, что он невольно улыбнулся, тронутый ее чувством. Она тоже улыбнулась ему в ответ и сказала:

- Интересно, где могут гулять молодые ребята, когда на часах двенадцать ночи?

- Не гулял я,- устало ответил Гапур, чувствуя, как постепенно спадает напряжение,- ходил домой к Мухти и беседовал с ним о посреднике, которого он прислал.

- Как?!- вскочил Сулейман.- Ходил прямо к нему домой? Один в это волчье логово? У него же четверо сыновей, которые, как он болтает, по его указанию могут броситься и в костер!

- Нет,- ответил спокойно Гапур,- в этом логове волк-то он один. Его сыновья не такие дураки, как он думает. Они лучше понимают жизнь.

Гапур рассказал все подробности своего разговора. Лиза с обожанием смотрела на него, и ей было неприятно, что Сулейман отчитывал его за такую неосторожность и прямоту.

- Ты их еще не знаешь,- говорил он взволнованно.- Они способны на все, раз родились от него.

- Он бы и хотел,- невозмутимо отвечал Гапур,- чтобы они были похожи на него. Но у него ничего не получится. Время не то. Они сами не знают, как его унять. А младший сын - так тот вовсе собирается бежать.

- Нет, ты понимаешь?!- горячился Сулейман.- У меня на всю жизнь след от этих злодеев.

- Знаю,- ответил Гапур,- но тех злодеев уже нет. А сыновья Мухти не виноваты в этом.

- А бедный тракторист?- не унимался старик.

- Ив этом не они виноваты. Мы все виноваты в этом.

Зная хорошо таких людей, как Мухти и его сторонники, мы ничего до сих пор не говорили людям о них. Если бы их вовремя разоблачили, то на удочку к ним не попали бы наивные люди, слепые исполнители их воли.

Старик согласился с тем, что нужно вести большую работу среди людей, чтобы никто не попадал под влияние Мухти и его «приятелей». Вскоре он ушел спать.

Взбудораженные, взволнованные событиями вечера, молодые люди проговорили почти до утра.

Лиза сказала, что к ней обращались несколько девушек, которые жаловались на то, что их родители мечтают выдать своих дочерей замуж за выкуп. - Есть такие родители, Лиза, есть,- с горечью сказал Гапур.- Но почему эти девушки, которые жаловались, сами не воздействуют на своих родителей? Почему девушки не становятся горой за свою подругу, чтобы защитить ее честь? И наконец, почему наши девушки не развернут боевую работу против этих настроений? Ведь это же позор, когда девушку выдают замуж за калым! Жениха, своего будущего зятя, обдирают.

- Тебе это не грозит,- тихонько засмеялась Лиза, чтобы не услышал Сулейман.

Через несколько дней Гапур переехал на свою новую квартиру. Друзья помогли ему обставить ее первыми необходимыми вещами. Вечерами у него теперь всегда было многолюдно. Гапур только удивлялся, сколько, оказывается, у его товарищей интересных мыслей. Со своими предложениями они однажды отправились в райком комсомола. И оказалось, что идей хватило для большого развернутого плана работы, который райком и утвердил.

Лиза тоже не сидела в сторонке, как и Гапур, стала активисткой райкома комсомола.

Однажды она пришла к секретарю райкома комсомола и положила на стол перед ним два листа мелко исписанной бумаги. Тот с интересом прочитал.

- Так это же здорово!- похвалил он Лизу.- И эти девушки, что в вашем письме перечислены, не боятся своих родителей?

- Нет,- заявила Лиза решительно.

Девушки обращались к своим сверстницам с призывом не допускать браков и свадеб по отжившим традициям, когда родители берут за невесту калым.

- Это не будет против родителей,- сказала Лиза твердо.- Это открытое заявление о праве каждой девушки решать свою судьбу. Любящие родители не должны препятствовать счастью своей дочери. В нашем письме мы выступаем не против родителей, а против тьмы предрассудков, затемняющих их сознание, против пережитков шариата и адатов, оценивающих женщину как вещь, как чью-то собственность.

- Точно сказано,- одобрил секретарь.- «Наше счастье в наших руках».

- И мы на самом деле добьемся его,- заявила Лиза.- А тех, кто покорно будет гнуть спину под грузом пережитков, кто покорно пойдет на поводке феодально-байских правил и позволит за себя получать деньги, мы заклеймим позором.

Письмо девушек-горянок было опубликовано в районной газете. Оно вызвало отклик. Но находились и такие, кто проклинал авторов письма.

- О аллах!- возмущался Мухти.- Когда это было, чтобы девчонки заявляли своим родителям, что они сами себе хозяева. Ведьма она, эта дочь безбожника Солиха,- хмурил он брови.- Будь моя воля, я не позволил бы жить на свете этой девчонке. О, будь она трижды проклята аллахом! В колыбели душить бы таких, как она. Как могла подписать такое письмо моя внучка? О, пропади она пропадом.

В большой комнате, где в кругу семьи и близких родственников изливал свою злобу Мухти, установилась мертвая тишина. Было слышно лишь порывистое, словно у загнанного в ловушку зверя, дыхание тамады мюридов.

- Кто они, чьи это остальные ведьмы, что подписали этот позорный приговор своим родителям и вековым устоям?- ткнул он палкой в живот своего внука, державшего в руке газету со статьей.- Как, как могла попасть туда твоя сестра?! Почему ты не задушишь ее, как последнюю тварь?

Тот перечислил фамилии и имена девушек. Старик схватился за голову, встал и прошелся по комнате.

- Нет,- сказал он в ярости,- аллах защитит мою семью, сам уберет эту ведьму с моих глаз.

«Это работа Гапура - безбожника-учителя,- между тем про себя думал Мухти.- Он сбивает молодежь на такие дела. Он из-под самого носа вырвал у меня даже моего сына, который стал теперь его сообщником. Он должен поплатиться за это».

Старик вдруг оживился, стукнул палкой о деревянный пол. Никто не догадался, что в этот миг пришло ему в голову.

- Выйди вон,- указал он пальцем на своего младшего сына.- Ты такой же, как и он.

Тот упирался, но все же вышел. Выдворил он и своего внука, который с детства был недоразвитым и странным. Ему уже было лет девятнадцать, а он все еще играл с детьми. Учился плохо. Но у Мухти он был любимцем.

- Видел я недавно племянницу Гапура. Она шла с ним под ручку к Сулейману. Я помню ее с Зандара. Подросла, стала красивой. Пусть и не нашего вкуса их семья, но, может быть, взять ее в жены этому балбесу?- Он указал на дверь, куда был выдворен его внук.

По расчету тамады, дело это должно было вернуть молодого учителя в рамки шариата, затянуть в сети круговой поруки.

Действия Лизы не ограничились опубликованием письма. Под сотни злобных взглядов и трусливый шепот ревнителей старины она организовала обсуждение письма во всех соседних аулах. К ее радости и радости ее подруг, многие девушки-горянки их поддержали. Большую поддержку получили они и от партийных организаций...

Но среди ответственных работников нашлись такие, которых не устраивало боевое наступление против отсталых традиций. Ложно считая их исконно и нерушимо национальными, они невольно становились на сторону религиозных проповедников, затягивающих в свои сети наивных, малограмотных доверчивых людей.

Кроме того, некоторые из них, правильно понимая, что все идет от Гапура, он вдохновляет и распространяет неприемлемые для них настроения молодежи, на него и нацелили свои стрелы.

В омут старорежимных предрассудков окунулись и его бывшие школьные и институтские товарищи - Хасан и Усман. Способствовали тому их карьеристские замашки. Открыто неприязненными и даже враждебными стали их отношения с Гапуром. Он знал, что они не брезговали»^ клеветой на него. Так, однажды они пришли на прием к председателю райисполкома Иналукову и наговорили ему, будто Гапур пустил о нем слух, как о человеке, совершенно неспособном работать с людьми. Поэтому он, дескать, и раскритиковал проведенный им в Ангелеевке сход. Попутно они оговорили и секретаря райкома Алиева, который якобы, по их убеждению, из приятельских отношений старается выдвинуть Гапура заместителем председателя райисполкома вместо Усмана.

- Этому не бывать! - стукнул кулаком по столу Иналуков.- Алиев всего-навсего третий секретарь райкома партии. Ничего у него не выйдет! Сам может оказаться, понимаешь, как говорится, у разбитого корыта.

Расстроенный, возбужденный наговорами Усмана и Хасана, Иналуков пришел к первому секретарю райкома партии Саварову.

Всегда подтянутый, внешне медлительный, Саваров тем не менее умел сразу же уловить суть дела. Иналуков побаивался его, но уважал. Говорил Саваров словно для стенограммы: интонацией голоса, движением правой руки подчеркивая наиболее важные слова. Иной раз мог и оговориться, но тут же поправлял себя, находил наиболее верные, доходчивые по простоте выражения. Внимательный взгляд его изучающе смотрел на собеседника, будто проверяя, понимает ли он его.

- Я хочу пожаловаться вам на Алиева, который много берет на себя!- с порога заявил Иналуков.- Я знаю, вы его поддерживаете, но поддерживаете напрасно. Он окружил себя некоторыми интеллигентами, которые пытаются компрометировать меня.

Алиева первый секретарь знал как принципиального, честного работника, поэтому он был немного удивлен заявлением Иналукова. Но тут же догадался, откуда ветер дует.

- А не слишком ли большое значение вы придаете сплетням?- спросил спокойно Саваров.

- Это не сплетни,- продолжал горячиться Иналуков.

- В том-то и сила клеветы и сплетен,- продолжал тихим голосом Саваров,- что они иногда выбивают из седла даже волевых работников.

- Я верю тем, кто мне об этом говорил,- возразил Иналуков,- они ответственные работники.

- А те, на кого направлены их клевета и наговор? -спросил Саваров.- Они ведь тоже ответственные работники.- Саваров был давно уже информирован о происках Усмана и Хасана.

- Как же быть?- растерянно развел руками председатель.

- Так и быть... заставить работать этих псевдо праведных. Надо, чтобы они почувствовали ответственность за порученный участок. Занимались бы делом, а не чернили честных работников... Стыд и позор - тянутся к руководящим должностям, обливая грязью других.

- Что это значит?!

- Значит, что этот самый Хасан хочет быть вашим замом.

- Но ведь с ним Усман - честнейший человек.

- Да, куда уж честнее... Надеется на перевод в республиканский аппарат. Как мне стало известно, он уже давно готовится туда. Сам он и распускает выгодные для себя слухи.

- А мне он ничего не говорил.- Иналуков совсем растерялся.

- Он распускает слухи, что и вы ему усиленно помогаете найти теплое место через кого-то.- Саваров испытующе посмотрел в глаза Иналукову.

- Да нет, это совсем не так,- начал тот, отводя глаза.- Я ни с кем официально не говорил об этом, и мне никто не говорил. Правда, Киясов говорил, но это было давно.

- А вы согласны взять своим заместителем Хасана? -перебил его Саваров.

- Я ничего плохого о нем не знаю,- ответил Иналуков.

- Спешить не надо,- выйдя из-за стола, сказал Саваров.- Кадровые вопросы так не решаются. За кадры, в первую очередь, отвечает бюро райкома партии.

- А Усмана берут в республиканский аппарат,- поднялся Иналуков.- Киясов сам сказал, что перевод Усмана предрешен, понимаете. А насчет Хасана... Он мне нравится.

- Коллегиально решим,- ответил первый секретарь райкома.

- Киясов будет за Хасана,- многозначительно сказал Иналуков.- Он всегда протолкнет свое предложение.

- Нет, не всегда.

- Вы что, в самом деле?- уставился на него в недоумении председатель исполкома.- Плохо знаете Киясова?

Он еще хотел что-то сказать, но его перебил продолжительный телефонный звонок. Звонили Саварову из обкома партии.

Саваров слушал внимательно, чем дальше, тем больше на его лице выражалось удивление.

Из коротких ответов Саварова - «да», «нет» - Иналукову трудно было понять, кто на том конце провода. Он в нетерпении прохаживался по кабинету, ожидая, когда закончится разговор.

- Киясов?- не выдержав, спросил он, когда Саваров положил трубку.

- Нет,- лукаво, с хитринкой улыбнулся Саваров.- Киясова там уже нет.

- Что-нибудь с ним случилось?- испуганно уставился на него Иналуков.

- Ничего с ним не случилось. Его просто перевели на другую работу.

- Повышение?

- Как сказать,- загадочно ответил Саваров,- перемещение на другой участок.

- Расправились!- стукнул Иналуков кулаком по столу.

Эту новость Иналуков воспринял как собственную беду. В Киясове он привык видеть надежную опору для себя - ведь знал его почти четверть века.