Часть вторая 3 страница. Вдруг толпа расступилась, образовав неровный коридор

Вдруг толпа расступилась, образовав неровный коридор. Показалась группа людей. Впереди шел невысокий, чуть сгорбившийся пожилой человек, который был кем-то вроде сельского муллы, следом - председатель райисполкома Иналуков в коричневой кожанке, в хромовых сапогах такого же цвета, в массивной, почти как папаха, каракулевой ушанке с верхом, покрытым хромом тоже коричневого цвета. За ним - два односельчанина. А замыкали группу председатель исполкома сельсовета и начальник райотдела милиции в длинном макинтоше. На боку начальника бугром выпячивался пистолет. Он вызывал особый интерес у ребятишек, которые не отрывали от него глаз, а самые храбрые, пробираясь поближе, даже пытались будто случайно притронуться к нему.

Председатель райисполкома сел за стол, остальные - справа от него. У всех были суровые лица, что сразу же повлияло и на настроение людей: толпа притихла.

Люди вновь расступились. По образовавшемуся проходу шли секретарь парткома и директор совхоза, еще трое из местных жителей, которых здесь знали все, прокурор и заместитель начальника милиции. Эти сели на стулья по левую сторону стола.

Наконец из подъехавшего черного автомобиля вышли трое. Их усадили за стол, где до этого возвышался один Иналуков.

- Сам Киясов из Грозного,- сказал мужчина в толпе, гордясь тем, что знает его.

- А этот, этот, как его, тьфу! Мухти,- сказал тракторист совхоза, в недоумении пожав плечами.- Зачем он здесь очутился? Вот уж пройдоха и обманщик! О его черных делах чего только не рассказывают. Мухти нехороший человек,- повторил он, подходя к Адаму и поглядывая на незнакомого ему Гапура, стоявшего здесь же.

- Ти-ш...- толкнул его кто-то.

- Товарищи!- поднялся из-за стола председатель райисполкома, заговорив на ингушском языке.- Вот уже двадцать лет, как фамилия Аржиевых враждует с фамилией Хуниевых.- Он показал сначала на левое крыло, потом на правое.- Двадцать лет,- продолжал он, поворачиваясь всем корпусом влево и право,- черная тень лежит между ними. Китайская стена, понимаешь. Люди одной маленькой нации, одной мусульманской веры живут, ненавидят друг друга, как будто они в самом деле чужие, понимаешь. Ради бога, ради людей лучшие мужчины нашего народа прощали другим кровь своих близких.- Сделав минутную паузу, Иналуков достал из кармана носовой платок, вытер им глаза, повел рукой перед собой и показал на левую сторону:- Посмотрите на этих людей. На этих стариков, на этих мужчин, на этих детей и на этих женщин. Это люди вашей крови. Все они и мы просим вас ради вашего творца, ради всех наших людей простить кровь ваших братьев Хуниевым.

Сказав это, он сел.

Поднялся Мухти.

Высокого роста, крепкого сложения, с розовым полным лицом, он был в широко распахнутом сером макинтоше, под которым виднелись коричневые гимнастерка и брюки-галифе. Поскрипывая хромовыми сапогами, он поворачивался то налево, то направо, покачивая головой в папахе из серого каракуля. Наконец, гордо окинув взглядом собравшихся, кашлянув, начал:

- Братья-мусульмане, есть у нашего народа поговорка: «Тот не мужчина, который в злобе не кипел, и тот не мужчина, который всю жизнь в ней остается».

Он оглянулся на тех, кто сидели за столом с ним рядом.

- Да, да,- одобрил Иналуков.

- Предки наши говорили,- он вытащил надушенный платок и вытер пухлые губы и мясистый нос,- лучше враждовать с порядочными людьми, чем дружить с непорядочными. Это значит, что порядочные люди покипят в злобе да помирятся. А непорядочные люди всю жизнь такими останутся.

Он опять чуть наклонил голову к начальству.

Каждым своим жестом, взглядом, обращением он стремился показать сходу свою близость к руководителям района, свою значимость вообще, а в данном мероприятии особенно. Ему вновь закивал Иналуков.

Приведя еще несколько поговорок и притч, он тоже призвал:

- Ради бога, ради всех его пророков, ради уважаемых вами людей: вот, в.идите, сегодня здесь наше начальство, вы их знаете... Значит, и ради них, ради всех ваших мертвых и ради меня простите Хуниевым кровь наших братьев.

Затем попросили слова несколько рабочих - они заранее были подготовлены к этим выступлениям Усманом по поручению Иналукова. Он накануне вызвал их к себе и дал отпечатанные на машинке тексты. Они говорили, что работают хорошо и живут дружно, еще бы лучше работали, если бы не было кровной мести.

Пока были только разговоры. Впереди еще оставалось само действие примирения...

Встречаются люди, которые как будто глазами слушают. Они внимательно смотрят на выступающего, а сами вовсю рассказывают другим что-то связанное с этим делом, пытаясь показать свою осведомленность. Иногда они даже бесцеремонно могут предложить подвинуться тем, кто мешает им видеть выступающего, и при этом несомненно скажут: «Не мешайте слушать».

Один из таких «слушателей» неподалеку от Гапура жужжал на ухо другому. И так громко, что Гапуру поневоле приходилось слушать «на два фронта».

- Причина ссоры в том, что еще задолго до войны,- рассказывал тот,- двое мужчин из рода Аржиевых ограбили дом одного старика со старухой из рода Хуциевых. Старик был состоятельный. Я помню его дом - большой, кирпичный. И вот эти двое забрались ночью, заткнули хозяевам рты паклей, связали их и все подчистую унесли. Наутро люди освободили потерпевших. Старик, оказывается, узнал грабителей. Возьми да и скажи властям. Сделали обыск и нашли у Аржиевых вещи старика. Осудили двух Аржиевых. Вскоре война. И те пропали безвести. Вот с тех пор Аржиевы кровно враждуют с Хуниевыми. Об этом почти все уже забыли, да, видишь, власти нашли документы. Говорят, в архиве.

Тут вышли из-за стола Иналуков и Мухти. Оба встали почти на середине круга. Иналуков рукой сделал знак, в сторону Хуниевых. Те в сопровождении начальника милиции, председателя сельсовета и старика муллы вошли в круг. Председатель поманил Аржиевых. Они в сопровождении прокурора, заместителя начальника милиции, директора и секретаря парткома совхоза тоже вошли в круг.

Та и другая стороны стали друг против друга на расстоянии раскинутых рук Иналукова. Сопровождающие на шаг отступили назад и застыли в торжественном ожидании.

- Ради бога, ради всех пророков, ради всех ваших умерших, ради нашей нации, ради всех нас, присутствующих здесь... помиритесь сейчас, простите Хуниевым кровь ваших братьев,- горячо обратился Иналуков к Аржиевым.

Мухти важно взял за руку старшего из Хуниевых и подвел его к Иналукову, а тот проводил его к старшему из Аржиевых.

Хуниев протянул руку Аржиеву. В толпе зашевелились. Заерзали и за столом. Забеспокоились сопровождающие, особенно со стороны Аржиевых. Ведь Аржиев не берет протянутую руку заклятого врага своего.

И все же, помедлив, Аржиев протянул руку. Обнялись.

Притихшая было на миг толпа вновь зашевелилась. Враждующие стороны смешались друг с другом. Иналуков и Мухти торжественно обратились к роду Аржиевых со словами благодарности от имени всех присутствующих, от имени самого аллаха, от имени народа.

Официальная часть церемонии закончилась. Примирительная комиссия последовала за машиной директора совхоза. Остальные разошлись. Многие смеялись, другие возмущались, что Иналуков решил напомнить людям давным-давно позабытые счеты.

- Нет, не годится такая форма,- вздохнул Алиев, секретарь райкома партии.- Впечатление, что проведено еще одно «мероприятие» для отчета, для галочки. Не больше.

Гапура приняли кандидатом в члены партии. Как молодому коммунисту ему поручили вести научно-атеистическую пропаганду среди учащихся и их родителей. Он и так занимался этим, но теперь решил повести работу еще энергичнее.

- Ну что?- спросил его Сулейман, когда он вернулся домой. Было видно, что старик ждал его прихода.- Приняли?

- Да, единогласно,- радостно сообщил Гапур.

Хлопотливая, славившаяся своим гостеприимством Хани быстро собрала чай, и, усадив Гапура за стол, старики попросили его рассказать о собрании. Сулеймана особенно интересовало, о чем говорил с Гапуром секретарь райкома... Расчувствовавшись, старый коммунист вспомнил свою молодость, тот день, когда его, красного командира сотни, принимали в партию. То были тяжелые годы...

Оказывается, уже тогда они с Хани полюбили друг друга. Но в те годы каждый день их счастливой жизни мог стать и последним - Сулеймана, первого в ауле активиста, на каждом шагу стерегла бандитская пуля... Немало слез пролила юная Хани, поджидая вечерами мужа домой. С той поры и осталась у нее привычка: при разговоре слегка раскачиваться из стороны в сторону, будто вот-вот - и она упадет, забьется в плаче от безутешного горя...

Старики жили дружно, хотя и бывали у них смешные стариковские перебранки. Гордилась своим смелым мужем Хани. Вот и сейчас она не сводила с Сулеймана карих глаз, так и светившихся уважением и любовью.

Гапур был слишком взволнован событиями дня. Хотелось побыть одному, наедине со своими мыслями, и, сославшись на усталость, он простился с добрыми стариками и ушел в свою комнату.

«Как быть,- размышлял Гапур, шагая от стены к стене,- если те, кто мешают движению вперед, действуют тайно? Чтобы их обнаружить, только теории мало. Нужен жизненный опыт, а его-то как раз и не хватает».

И трудность не только в этом. Как быть, например, с теми, кто вроде бы служит Советской власти, даже действует от ее имени, как Иналуков, а сам находится под властью пережитков. Более того, коммунист, а от всяких предрассудков еще не избавился. На сходе так и говорил: «братья-мусульмане»...

Гапур с улыбкой покачал головой.

- Вот так-то, товарищ Сулейман!- обратился он к портрету хозяина, висевшему на стене.- В двадцатом году, когда вы скакали на горячем боевом коне, поторопился дорогой Серго Орджоникидзе заметить: «Авторитет муллы падает». Падать-то он падал, верно. Только жизнь показывает: авторитета нет у мулл, а прежние установления не изжиты.

Гапур все время вспоминал Абайдуллу. Смерть его подтвердила: борьба предстоит не простая. Он взял свою институтскую тетрадь, безошибочно открыл на странице, где красным карандашом были отчеркнуты слова из письма Асланбека Шерипова:

«...предсказания и мрачные перспективы меня не испугают. Я уже поставил свою голову на карту, и единственно, что я хочу,- это не пролить братской крови и не пасть от братской руки. Чем все это кончится, не знаю, но отойти в сторону и оставаться безучастным зрителем событий, имеющих решающее значение для нашей Родины, я не могу и не хочу самым категорическим образом».

- Отойти в сторону и оставаться безучастным зрителем событий я не могу и не хочу самым категорическим образом!- повторил Гапур вслух, как клятву, слова человека, который был для него идеалом и чья жизнь блеснула яркой звездой в истории народа его республики.

Сегодня был день, когда посоветоваться с Асланбеком Шериповым просто необходимо.

Незнакомый женский голос в коридоре оборвал его мысли. Мимо закрытой двери кто-то прошел в комнату хозяев. Гапур прислушался. До него доходили звуки голоса, но слов он не различал. Любопытство все-таки заставило его заглянуть в щель неплотно закрытой двери, ведущей на половину хозяев. Он увидел девушку, которая, как оказалось потом, была племянницей хозяйки. Гапур нашел ее очень красивой. Какая-то необъяснимая притягательная сила и теплота таилась в ее больших голубых глазах, как и в едва заметной, легкой улыбке. Сердце его забилось так сильно и гулко, что он невольно прижал к груди руку. И чем дольше он вглядывался в черты лица этой миловидной тоненькой и гибкой девушки с каштановыми волосами, густо рассыпанными по плечам, на щеках которой то вспыхивал, то угасал румянец, тем больше охватывало его волнение. С трудом преодолев скованность, он вошел в комнату стариков и заговорил, стараясь скрыть смятение. Никогда еще он не чувствовал себя в таком глупом смущении, что-то бормотал невпопад, но все же, пересилив себя, сел возле старика. Лиза, так звали девушку, поглядев на Хани, улыбнулась.

- Я пойду,- сказала она тихо,- к обеду вернусь. Гапур тоже поднялся.

- Я, кажется, помешал вашему разговору,- пробормотал он робко.

- Нет-нет. Просто я в комиссии военкомата, и там меня уже ждут,- приветливо объяснила девушка.

Она ушла. Гапур в растерянности посмотрел на старика и старуху и снова сел.

-Из Сунжеграда ее прислали. Неделю у нас поживет, - с гордостью сообщила Хани.- Молодых людей в армию будет отбирать.

- Ну ты выдумаешь!- махнул рукой старик.- Кого она отбирать будет? Военкомат это делает. А она - врач. Здоровье проверяет.

- А я что говорю?- рассердилась старуха.- Если она не скажет, что здоров, то не возьмут в армию!

- А то она одна здесь врач?!

- Одна не одна, а таких мало!- возражала мужу хозяйка.- Шесть лет училась после десяти классов.

- И другие тоже учились,- не уступал старик.

Задавать вопросы о Лизе Гапуру показалось неудобным. Но каждое слово, сказанное о ней, ловил с жадностью. Главное уловил - эта девушка несколько дней будет жить здесь. Когда нехотя Гапур ушел в свою комнату, в ушах его все еще звучал голос Лизы... Он сел к столу и попытался составить план работы своего будущего семестра, но хозяйка позвала обедать.

«А как же она?» - невольно волнуясь, подумал он. Встал, вышел в коридор, прислушиваясь к звукам на улице. Шагов не слышно. Уже два часа. А ее все нет.

- А Лиза не придет?- осторожно поинтересовался он у Хани и чуть не споткнулся о низенький стульчик, стоявший у печки.

- Придет потом,- ласково пояснила старушка,- куда же спешить. Сегодня выходной.

- В его возрасте,- вмешался старик,- какой выходной! Все делается в эту пору второпях. Кажется, будто хочешь время обогнать.

- Такой же был в юности мой младший брат,- сказала старуха, с улыбкой глядя на Гапура,- отец Лизы.- И тут же стала рассказывать о нем, вспоминая разные подробности из его жизни.

- А где он сейчас?- живо спросил Гапур.

- В Грозном,- охотно ответила старушка.- Два сына не захотели жить в районе. Они у него какие-то инженеры. Говорят, здесь им нет работы. А третий очень хочет сюда. Он мастер строить.

- А Лиза?- спросил Гапур.

- Лиза должна быть там, где родители и братья. Она у них единственная дочь.

- Э-э!- протянул Сулейман, который лежал на своей кровати, перелистывая журнал с картинками.- Какое это имеет значение - одна она у них или не одна? Не вечно же она с ними будет жить!

- Да уж пока не выдадут замуж,- ответила Хани.

- «Не выдадут»,- улыбнулся старик.- Скажи лучше - пока не выйдет. Это первое. А второе - сейчас не то время, когда девушек родители на привязи держали.

- Надо держать,- тут же повысила голос старуха,- чтобы не было беды. Девушке нельзя далеко отлучаться от своего дома.

- Э-э!- уже с досадой протянул старик и присел, опустив ноги в калоши.- Скоро сорок лет как не могу тебя образумить. Если бы все рассуждали вроде тебя, то в нашем крае еще была бы тьма неграмотных. Первыми учителями кто здесь был? Русские девушки. Они за тысячи верст ехали сюда. А кто из нас знал тогда русский язык? Редко кто знал. А они, эти учительницы, жили здесь и учили детей. Разве не они выучили и твоего брата, которым ты так хвалишься? И многих, многих других... Вот так-то!

- Не знаю,- махнула рукой хозяйка.- Не нами это придумано, не нам и менять. Девушка должна быть в доме отца, пока она не уйдет в свой дом,- добавила она строго.

- Хорошо, что у тебя нет дочерей,- пошутил старик.- Несладко им было бы у тебя.

- Бог не дал,- с сожалением вздохнула Хани.

- Потому и не дал,- улыбнулся Сулейман.

Мимо окошка промелькнула тень, и в коридоре послышались торопливые шаги. Кажется, вся кровь бросилась Гапуру в лицо. Распахнулась дверь. Лиза обняла тетю.

- Наверное, скоро совсем будем вместе,- сказала она, погладив ее по плечу.- Главврач района уговаривает переехать сюда. Здесь я нужнее: не хватает врачей, особенно моей специальности.

Старуха посмотрела на нее строго, но промолчала.

- Ну вот,- сказал старик, подмигивая Гапуру,- только что она хотела привязать ее к поясу отца или матери.

- Не понимаю...- Лиза удивленно посмотрела на Сулеймана.

- Вот так оно, старуха,- кивнул Сулейман головой,- отстала ты от жизни. Времена не те пошли. Женщины теперь хорошо знают свои права.

Лиза все еще не понимала, к чему он клонит.

- Я с первого курса мечтала поехать куда-нибудь далеко-далеко и поработать,- сказала она.- Очень хотелось мне на Север. Отец не возражал. А тут при распределении оказалось, что в родной республике не хватает врачей по моей специальности. Вот и решила остаться.

«Как хорошо,- думал Гапур.- Вот это здорово - Лиза будет работать здесь, рядом!»

- О боже,- воскликнула Хани.- Правда, я будто ослепла. Еще лет десять назад такого не было, чтобы девушек отпускали из дома в такую даль. Без родительского-то присмотра!

- Ты словно проспала эти годы,- проворчал Сулейман, довольный своей правотой.

- Так ты же меня закрыл в этих четырех стенах, асам везде ходишь!- озлилась Хани.

- Детей у тебя много, забот невпроворот - вот и некогда тебе среди людей потолкаться,- ехидно улыбнулась Сулейман.

- Ты один их стоишь,- сердилась Хани,- За тобой не успеваю ухаживать.

Еще несколько минут продолжалась забавная перепалка супругов.

Гапур тем временем украдкой поглядывал на Лизу, боясь встретиться с ней глазами.

- Пойду к себе,- поднялся Гапур. Он терялся, не знал, как себя вести при ней. Казалось, все подходящие слова вылетели из головы.

В своей комнате он сел за письменный столик и закрыл глаза. Ее имя звучало в ушах, как музыка. Глаза ее, рассыпающиеся по плечам волосы, нежный румянец - все радовало и восхищало. Понравилась ему и ее твердая решимость самостоятельно строить свою судьбу. Вот и сейчас - захотела работать здесь и будет.

Гапур попытался представить ее на Крайнем Севере: сквозь мороз и пургу на оленьих нартах ездит она, Лиза, единственная дочь родителей, оказывая помощь людям, изучает язык, обычаи края. Все любят ее, везде она желанная гостья. «Долг платежом красен»,- улыбнулся Гапур. Много раз слышал он от старого Сулеймана, директора Асиева и многих земляков о том, как в первые годы Советской власти русские девушки приезжали в Чечено-Ингушетию, чтобы лечить и учить людей - отцов и матерей нынешнего поколения. «Трудно было,- рассказывал старый партизан.- Бандиты нападали из-за угла, запугивали. Но не думали отступать, знали, что народ будет вечно благодарен».

«Да,- сказал про себя Гапур,- мы в неоплатном долгу перед этими первыми учителями, врачами. Покинув родных и близких, во имя счастья людей чужого им народа, испытывая тяжести и лишения, принесли они сюда свет, образование и культуру. Кто они? Как их звали? Найти бы этих людей и в каждом районе большими золотыми буквами увековечить их имена. Вот об этом надо поговорить на уроках. А теперь Лиза и сотни и тысячи таких, как она, готовы пойти но их стопам - ехать туда, где труднее...»

И ему так захотелось поговорить с девушкой, что он пошел в комнату хозяев, но - увы! - Лизы уже не было. Старики же все еще продолжали спорить.

- Не хочу я, чтобы она была здесь!- решительно заключила Хани.

- Она будет здесь, если даже ты этого не хочешь,- возразил Сулейман.- Тебе нечего за ней следить. Такие, как она, плохого не делают. Скорее опозорятся те, кто на родительских шеях сидят под тремя замками. Они жизни не знают, а при удобном случае их скорее могут обмануть. А у таких, как Лиза, своя голова на плечах.

Прошло несколько дней. Однажды вечером, когда Гапур пришел из школы, кто-то постучал в дверь.

- Эй, можно войти? - раздался грубоватый голос.

- Входите!- Сулейман соскочил с кровати и быстро пошел к двери, в проеме которой уже показалась высокая мужская фигура - как потом оказалось - Солих, брат хозяйки, которая бросилась к нему и долго его обнимала. После этого гость поздоровался и обнялся с Гапуром и Сулейманом.

- Скоро, скоро ты собрался сестру старшую проведать,- причитала хозяйка с мягким укором, вытирая слезы радости.- Умерла бы - не сразу бы и узнал.

- Я знаю,- бросил громко брат,- что с таким джигитом, как Сулейман, ты двести лет проживешь. Вот и решил я перебраться из Грозного сюда, поближе к вам. Теперь уж никогда не расстанемся.

- Конечно,- обрадовалась Хани,- хватит тебе по дальним краям разъезжать. Пора и осесть. Ты ведь на пенсии. Пора среди родни пожить...- Она не докончила - Сулейман перебил ее:

- Разговорами людей не кормят, собирай на стол. Лиза только что ушла, она работает в комиссии.

- Одну отпускаешь!- все же не выдержала и упрекнула сестра.

- А что, на уздечке ее водить нужно?- нахмурил брови Солих.- Двадцать третий год уже. За шестнадцать лет учебы научилась, поди, жить?

Старуха торопилась приготовить ужин. Стучала посудой. Суетилась.

- Я помогал,- продолжал Солих,- всем четверым встать на ноги, вывел в люди. Теперь каждый из них -самостоятельный человек. Сами отвечают за свои дела. Не водить же их за руку всю жизнь!

- Ладно,- махнул рукой Сулейман,- оставим это. У вашей сестры все еще старые взгляды. Целый день сегодня с ней ругаемся.

- А ты знаешь, что Лиза собирается приехать сюда работать?- все же недоверчиво спросила Хани у брата.

- Нет,- ответил тот спокойно.- Она ничего на мне говорила. Но я не против. Пусть поработает.

- Да что это у вас там,- возмущалась сестра,- каждый себе царь, что ли? Как вы их воспитали? Ты, по-моему, в семье и не хозяин вовсе!

- А что волноваться зря,- ответил ей невозмутимо Солих,- когда спокоен за свою семью. Когда знаешь, что дети идут по правильному пути.

Он посмотрел вокруг себя, встретился взглядом с Гапуром, стоящим около двери.

- Чей это парень?

- Учитель здешней школы,- отозвался Сулейман,- сын моего друга Элберда, а теперь и мой сын.

- А-а, знаю.

Солих тепло отозвался об отце Гапура, расспросил и об его семье.

- О господи!- вмешалась хозяйка, возясь у печки, все еще не желая успокоиться.- В далекой Сибири, говорит, хотела бы жить. Будто куда-то еще дальше, говорит, собиралась, где на оленях, и собаках ездят.

- Ты все еще о своем. Вот такая она, эта ваша сестра,- обратился Сулейман к гостям.- Сидит в своей норе, не выходит на люди и ничегошеньки в жизни не видит.

- А ты меня из этой норы когда-нибудь выпускал? -оправдываясь, отвечала хозяйка.

- Вот так,- сказал Солих, улыбаясь,- теперь и ответь ей. Оказывается, ты и виноват, что наша сестра света не видела - держишь ее взаперти. Выходит, что успела она увидеть в отцовском доме, до замужества, то и знает. На том и стоит.

- Оставим этот разговор,- шутливо запротестовал Сулейман.- А то мы далеко зайдем. Я ведь могу и тебя обвинить, Солих. Выдали из вашей семьи за меня самую неграмотную. Я что мог с ней сделать, когда она такая всю жизнь была?

- Если бы все такие были, как я,- засмеялась хозяйка.

- Все бы пропало,- отшутился хозяин.- Да,- с восхищением обратился он к Солиху,- ну и светлая же была голова у вашего отца. В те тяжелые годы сам днем и ночью не покладая рук работал, а двух сыновей своих в институт отправил - назло всем, кто кричал, угрожая всякими карами. В то время таких людей, получивших высшее образование, можно было на пальцах перечесть. Я очень завидовал вашей семье. Мой отец от меня отказался за то, что я вступил в комсомол, служил в продотряде, у кулаков хлеб отбирал. «Да не родись такой сын, что поднимет руку против своих,- только и шептались люди, когда видели меня.- А родившись, пусть лучше погибнет, коли поднимет руку на отца».

- Знаю,- посмотрел на него Солих внимательно, будто видел впервые,- тяжело тебе было. Зато ты многим подал пример, как нужно бороться за бедноту, за человеческие права.

- Кому из нас тогда было легко?- махнул рукой Сулейман.- А разве ты, Солих, мало страдал? Те, кто жизни своей не жалели за нашу власть, они скромно живут. А те, кто искал жизнь полегче, порой бьют себя в грудь, пытаются доказать, что они прямо-таки сгорели на работе, вот теперь и давай им за это льготы. Пусть их не так уж много, но не могу я на них спокойно смотреть. Вот недавно Мухти, тот самый - бывший кулачок, ходил в персональных пенсионерах. Ложные справки достал. Номы с Гапуром его так тряхнули, что он быстро слетел с незаслуженной пенсии. Послушай, Солих! Ты, брат, человек грамотный, память у тебя хорошая. Почему бы тебе не написать воспоминания о нашем районе, о тех, кто погиб, кто остался жив? Тогда бы все увидели, как это было, кто чем занимался. А то ведь умрем - так молодые и примут кое-кого за красного партизана, за революционера и будут его незаслуженно возносить.

- Да-а,- протянул Солих задумчиво,- ты прав. Я уж начал было писать, да головные боли не дают.- Солих незаметно осматривал комнату.

- А не тесно ли вам здесь? И Лиза сюда втиснулась.

- Нет,- сказал Сулейман.- Гапур живет вон в той маленькой комнатушке, а мы втроем в этой. Нам очень весело и хорошо.

Гапур почувствовал себя неловко.

- А мне уже дали квартиру,- поспешил он заявить,- через пару дней я перехожу туда. Лизе освободится комнатка, где я сейчас живу.

Для Сулеймана это было неожиданностью. Он грустно посмотрел на Гапура:

- Что, не нравится у нас? Покинуть решил меня, старика?

- Нет, не потому! Меня же временно у вас поселили. Как молодому специалисту мне обязаны были дать квартиру. Она через улицу. В новом доме.

Он не договорил последние слова, отвел, взгляд в сторону.

Старики многозначительно переглянулись.

- Ничего, ничего,- сказала старуха,- тут недалеко, будешь приходить, а то кто же там тебе будет готовить? Стирать?

По настоянию Сулеймана все пошли смотреть квартиру Гапура.

- Удобная,- сказал Сулейман Солиху.- Все хорошо. Теперь ему здесь нужна хорошая подруга. А она, по-моему, уже скоро будет, если, конечно, ты согласишься.

- Ладно, рано об этом сейчас говорить,- одернула его Хани.- И вечно ты говоришь, что тебе вздумается. Парня заставил покраснеть.

- Нечего краснеть,- повысил голос Сулейман.- Все это будет. Мы тут Солиха уговорим выдать Лизу за Гапура. Где ему еще сыскать такого орла?!- Сулейман, прихрамывая, еще раз прошелся по квартире.- До чего вам легко жить сейчас,- повернулся он к Гапуру.- Трудно было тем специалистам, которые приезжали сюда тридцать лет назад! Они и мечтать не могли о таких условиях.

Сулейман помрачнел и вновь задумался.

- Федором его звали,- медленно начал он вспоминать.- Как сейчас вижу его. В двадцатом году совсем юношей приехал учить детей и взрослых. Он моложе меня был, но я и другие учились у него. Их было несколько парней. Много работали, но всегда были веселые. Не унывали и никогда не жаловались на трудности. А им угрожали, пытались убить. Но они были не из пугливых. Я и мои друзья очень любили их. Федора я больше всех уважал. Мы потом, по нашему обычаю, стали с ним настоящими братьями. Боевой был парень.

- А что с ним стало?- поинтересовался Гапур. Старик вздохнул, сразу не ответил. Рассказал лишь

после короткой паузы:

- На сотни любых не променял бы. Его сердце было полно любви к нашему народу. Всегда был вместе с бедными, ненавидел кулаков, спекулянтов, которые на шеях людских сидели. Он против них смело выступал. И меня этому научил и многих других. Учил различать своих и чужих. На ответственный участок его направили потом. Мы с ним вместе работали. Большим начальником он стал. Сколько лет с тех пор прошло, а мне кажется, что это совсем недавно было. Родители-то его жили в Ростове, а он, как ни тяжело ему было здесь, все равно родным домом своим считал эти места. На время перевели его в другой район для борьбы с восставшим кулачьем. Больше не суждено мне было его увидеть,- вздохнул старик.- Погиб он от руки бандита, брата того самого Мухти...

При этих словах никто не решился продолжать разговор. Они стояли у раскрытого окна и молчали.

«Федор,- задумался Гапур,- русский парень из Ростова. Учитель. Приезжал сюда учить детей, бороться за новую жизнь горцев. И отдал за это свою. Он сделал все, что мог. Теперь нам, его наследникам, легче...»

- Сулейман,- нарушила паузу Хани,- а ты скажи тут начальству - пусть и Лизе дадут квартиру.

- Зачем ей две?- пошутил старик.- Вот ее и его квартира.

- Хватит болтать,- улыбнулась старуха,- Гапура в краску вводишь. Ты уж и так замучил их обоих своими шутками.

- Какими шутками?- удивился Сулейман.- Я говорю дело.

- Вот какой деловой у тебя супруг,- обратился Солих к сестре.- Один решает за всех: и за молодых, и за меня, отца невесты.

- А ты что, возражаешь?- наступал старик, лукаво улыбаясь.- Где тебе еще такого зятя сыскать? Красивый, умный, смелый. Он - копия твоя. Когда с ним разговариваю, я всегда вспоминаю тебя, молодого. Отчаянный был большевик. Это ты сейчас немного разленился, стариком прикидываешься. Ты ведь моложе меня на целых пять лет. А я вот все еще молодой! Только нога хромает -застряла в ней память от бандита.

Гапуру показалось, что Солих был не против, чтобы они с Лизой поженились. А Лиза? Как, она? Он же ей и признаться не посмел бы об этом.

Старики пошли домой. А Гапур повернул к школе. Ему не терпелось еще раз увидеть Лизу.

В школе, набирая телефон военкомата, клал несколько раз трубку. И все же, переборов робость, решительно позвонил. Услышав ее спокойный голос, почувствовал, что сердце забилось учащенно. От волнения высохло во рту.

- Твой отец приехал,- сказал Гапур после короткого приветствия.- Велел спросить, когда придешь,- соврал он.- С вашей тетей,- от волнения Гапур путался, переходил с «ты» на «вы»,- они сегодня собираются поехать в гости, в Орджоникидзе. Поспеши, а то отца так и не увидишь сегодня.

Дата добавления: 2015-05-29