Мент на один зубок

Редкая осенняя морось оседала на покрытых пороховой копотью лицах. Ирка ловила капли губами и подставляла под них ладони, растирая оседающую влагу по черным от грязи рукам. На ногти она старалась не смотреть – когда собственными… ну, пусть не руками, пусть лапами, выкапываешь целую землянку, так с этим даже день на бабкином огороде не сравнится.

– Не знаю, что бы сейчас за ванну отдала, – страдальчески пробормотала Ирка, яростно лохматя волосы. Голова от набившейся земли невыносимо свербела. А может, это она от волков блох набралась? Кошмар!

– Ах, как вы правы, панна Ирина! – горестно вздохнула Татьяна, пытаясь пальцами разобрать колтуны, в которые превратились еще недавно такие романтические локоны. Волосы ее потемнели от густо покрывающей их грязи, гари и пота, так что из светловолосой Танька превратилась в невразумительно-пегую. – Да и пахнет от нас с вами похуже, нежели от скотных девок, – понизив голос до едва слышного шепота и пугливо оглянувшись на Богдана, поделилась графиня и попыталась расправить изодранный и грязный до невозможности лиф бального платья. На обрывки юбки она из чувства стыдливости даже и глядеть не могла. – Хорошо истопленная баня была бы сейчас весьма кстати. – Глаза у Таньки стали мечтательными. – Или хотя бы тазик для умывания. – Девчонки в унисон жалобно вздохнули.

– Ай, нежные какие, ай, барыни! Умываться им подавай, кофий подавай, булочки горячие подавай! – презрительно фыркнул Богдан. – Главное – на воле мы! – пристукивая каблуками сапог по булыжнику мостовой, цыганенок прошелся гоголем. – Воля ветром обдует, воля дождем обмоет! У цыгана воля есть – ничего цыгану больше не надо!

– Неплохо бы только знать, где именно у господина цыгана есть его воля, – язвительно процедила графиня, озираясь по сторонам.

– Где – как раз ясно, – проворчала Ирка. – В Каменец-Подольском, где еще! Мы ни в одном туре далеко не отклонялись. Вопрос – когда мы в Каменец-Подольском?

Троица дружно заозиралась по сторонам. Они стояли на пустынной, мощенной булыжниками площади. Сквозь ночную мглу, особенно густую в преддверии тусклого осеннего рассвета, блекло проступали светлые стены городской ратуши. Напротив – силуэты старинных домов, чуть дальше темными полосами на темном небе виднелись церковные шпили.

– Все как у нас! – в один голос объявили графиня и цыганенок. – Кажется, ничего не изменилось!

Ага, вот то-то и оно! Если и для цыганенка, чей табор свел коня еще у… как его… у папа́ панны графини аж до ее рождения… и для самой панны графини, жившей под Каменцом в эпоху Устима Кармалюка, – если для них на этой площади ничего не изменилось, то для самой Ирки… Для Ирки на этой площади тоже ничего не изменилось! Мостовая старинная? Старинная! Ратуша старинная, дома старинные – все точно так было, как в самый первый день, когда они с ребятами (с Богданом и Танькой, а не с этими цыганом и графиней!) перешли мост, ведущий в старый город. Еще не зная, что проклятие Бабы Яги зашвырнет их и в Средневековье, и в XIX век, и в Великую Отечественную войну, и к цыганам, и к инквизиторам, и к матёрым зайцам, и в нынешнее непонятное когда, в котором их поджидает неизвестно что, но уж точно – ничего хорошего!

– А вдруг мы попали в… прошлое? – замирающим шепотом прошелестела Татьяна.

Ирка приподняла брови: что, интересно, эта графиня из XIX века называет прошлым?

– Что, ежели мы в 1672 году? – испуганно продолжала Татьяна. – Когда 100-тысячное турецкое войско подступилось к стенам Каменца и после долгой и кровопролитной осады овладело крепостью?

– Кино вроде было такое… Старое… «Пан Володыевский», кажется. Там еще какие-то себя вместе с крепостной башней взорвали, – с сомнением пробормотала Ирка. А что? Учитывая бурную фантазию их ведущего – с этого упыря недоразвитого станется запихать их в осажденный город! И вместе с крепостью взорвать! Впрочем, если кино не старое, а новое, еще хуже. Казаки из «Тараса Бульбы» под стенами города – тоже радости мало. А задание – с Михаила Боярского в роли казака Шило его драную кацавейку содрать…

– Я не знаю, что такое кино! – взвизгнула Татьяна, похоже, сама себя запугавшая окончательно. – И еще я не знаю, что мы станем делать, ежели сейчас откуда-нибудь с Татарской улицы, – Танька махнула рукой в сторону выходящих на площадь улочек, – выскочат жаждущие крови турецкие янычары…

Со стороны улочки послышался нарастающий шум… Потом блеснули огни ярко-желтого и мерцающего синего света… и на площадь выскочил сверкающий фарами и мигалкой милицейский «уазик».

– Ой! – дружно сказала вся троица.

– Менты! – с умилением разглядывая «уазик», выдохнула Ирка.

– Не янычары! – так же умиленно вздохнула Татьяна… и вдруг шагнула навстречу машине, прямо под колеса.

– Ты что делаешь! – Ирка среагировала тут же, с такой силой, а главное, с такой скоростью, каких сама от себя не ожидала. Танька еще не поставила ногу на мостовую, как Ирка уже оказалась рядом, ухватила подругу за край рваного лифа, подняла на вытянутой руке… и в одно мгновение выдернула из-под машины. – Ты куда под колеса лезешь? Жить надоело? – рявкнула Ирка, с бешенством глядя на подругу. – С ума ты сошла, что ли?

– Но я думала, он взлетит… – растерянно пробормотала Танька, глядя вслед отчаянно тормозившему «уазику».

– Нет, точно рехнулась! Автомобили не летают!

– Сударыня, единственный виденный мной автомобиль как раз летал, – с достоинством сообщила графиня.

Ирка захлопнула рот. Ну да… Конечно… Откуда Таньке знать… Она ж графиня… Она ж кроме «Роллс-ройса» Ильи-пророка – он же громовая колесница – автомобиля в жизни не видела. Милицейский «уазик», считай, второй…

Второй в жизни графини Татьяны автомобиль, яростно скрипя тормозами, встал, чуть не впилившись носом в стену торчащего посреди площади восьмигранного павильончика. Хлопнула дверца, и из машины вылетел разъяренный милиционер.

– Та якого ж беса вы пид колеса лизете? Жить надоело? – почти слово в слово повторил он слова Ирки. – Що вы тут робыте? Родители ваши где?

– Кто это? Почему он позволяет себе на нас кричать? – возмущенно-испуганно пробормотала Татьяна, на всякий случай пятясь от «уазика» подальше.

– Говорю же, милиционер. Ну, полицейский. Городовой, во! – тоже пятясь, ответила Ирка.

– Неправда! – возмутилась графиня. – Встречалась я с каменецкими городовыми – они весьма вежливы и обходительны.

– Ага, с графинями, – прокомментировала Ирка. – А ты сейчас на себя посмотри.

Милиционер, похоже, тоже решил поглядеть, кто это пытался «самоубиться» под колесами «уазика».

– А ну-ка, фарами на них посвети, – скомандовал он своему напарнику.

Ирка представила, что милиционеры сейчас увидят в свете фар, и ей стало нехорошо. Лучше всех в своем цыганском костюме выглядел Богдан, но в обществе таких чучел, как они с Танькой, даже приличного цыгана моментально в детскую комнату милиции загребут. Одна Иркина пилотка чего стоят! Ирка невольно подняла руку к голове – пилотки не было! Вместо нее красовалась изящная, шитая золотом круглая шапочка с прикрепленной к ней кружевной то ли фатой, то ли накидкой… И это при гимнастерке, солдатских сапогах и панталонах! Психушка на прогулке!

– Сматываемся! – успела крикнуть Ирка прежде, чем свет фар ударил прямо в лицо.

Ухватив Таньку за руку, она не хуже матёрого Ковальского сиганула в сторону. Рядом метнулся Богдан. Сзади послышались изумленные крики милиционеров, Ирка услышала, как взвизгнули шины. «Уазик» сманеврировал. Подскакивая на булыжной мостовой, автомобиль рванул наперерез.

– Дети, негайно зупыныться! Немедленно остановитесь! – хрипло подключился громкоговоритель на крыше «уазика». Взвыла сирена.

Дергая Таньку туда-сюда, Ирка заметалась. Попадаться нельзя – вряд ли задание шестого тура поджидает их в отделении милиции! Она может превратиться в собаку, ухватить ребят в когти и улететь – а как же менты? Они песика с крылышками увидят – на месте рехнутся! Или воспользоваться вампирьей силищей…

А почему она вообще должна бежать? Эта неожиданная мысль заставила Ирку встать как вкопанную и выпустить Танькину руку.

Почему бежит она, Повелительница Ночи, бежит от жалких дневных тварей, годных лишь в пищу? Пища! Голод навалился на Ирку, превращая тело в зияющую космическую пустоту, жадно требующую чего-то живого, горячего… Крови! Живой, горячей крови!

Тонкие, бледные Иркины губы изогнулись, открывая блестящие, острые, как шилья, клыки. Девчонка медленно и плавно повернулась к летящей навстречу машине.

Фары «уазика» выхватили три испуганно замершие детские фигурки.

– Ось воны! – облегченно вздохнул пожилой усатый милиционер. – И чого тикалы, хиба мы им щось плохое…

Договорить он не успел. Одна из фигурок взвилась в неуловимом гла́зу высоком прыжке. Капот автомобиля дрогнул. К лобовому стеклу мчащегося «уазика» прильнуло лицо. Белое, словно светящееся во мраке. Космы черных, как ночь, волос хлестали по нему, а сквозь развевающееся на ветру кружево накидки в милиционеров вглядывались мрачно фосфоресцирующие, полные ярости и нечеловеческого голода глаза.

Милиционеры, не двигаясь, уставились на чудовище. Оно улыбнулось – демонстрируя выглядывающие из-под верхней губы клыки! Милиционеры медленно перевели взгляд друг на друга… и дружно заорали:

– А-а-а! – водитель яростно крутанул баранку.

Машину завертело на месте. Сейчас чудовище снесет с капота, шарахнет о ближайший фонарный столб…

Существо, даже не покачнувшись, спружинило ногами… и легко удержалось на вертящейся машине. Осуждающе покачало головой – тц-тц-тц! – и положило на лобовое стекло тоненький бледный пальчик с длинным когтем! Этим самым когтем жуткая тварь нарисовала окружность на уровне лица водителя. Круг из двойного противоударного материала дзинькнул, вываливаясь внутрь машины, а в отверстие просунулась бледная рука…

– Оно сюда лезет! – заорал водитель и ударил по тормозам.

Его напарник распахнул дверцу, вывалился на мостовую, остался лежать без движения. Водитель выскочить не успел. Тонкая девчоночья рука сомкнулась на его горле и рванула, выдергивая с сиденья, из машины, высаживая стекло, поднимая в воздух уже бессильно болтающееся тело. С нечеловеческой силой существо швырнуло водителя на стальную крышу «уазика», разбивая вдребезги мигалку.

– Нет! Гадалка, нет, пожалуйста, нет! Панна Ирина, не надо! – надрывались где-то внизу два отчаянных голоса, но чудовище лишь усмехнулось. Блеснули тонкие клыки, припадая к бычьей шее милиционера…

Чудовище вдруг выгнулось дугой и дико, страшно завопило, в приступе боли смахивая громоздкое тело водителя с крыши автомобиля. Ужас парализованной, ощущающей свою беспомощность пищи кружил голову Повелительницы Ночи. И приближение опасности – страшной, неотвратимой, с которой даже ей не под силу справиться, – она ощутила лишь в самое последнее мгновение. Она едва успела повернуться – из-за угловатых черепичных крыш старинных домов вырвался первый, слабенький луч занимающегося рассвета! Тело Повелительницы Ночи пылало, как в огне, корчилось в непередаваемой муке, бушующий костер охватил разум… Ирка Хортица очнулась.

Четыре знакомые руки сдернули ее с капота. Она свалилась, с маху приложившись о камни мостовой. На голову и плечи ей упала разодранная пополам широкая цыганская рубаха. Окутывая, прикрывая от бледного осеннего рассвета. Рассвета, безжалостно сжигающего тело упырицы.

Танька и Богдан подхватили Ирку с двух сторон и поволокли к восьмигранному строеньицу перед ратушей – оно было ближе всего. На бегу Ирка обернулась на валяющееся у колес «уазика» тело. Что же она наделала? Еще чуть-чуть – и она бы его выпила, милиционера этого!

Танька и Богдан приткнули Ирку в крохотную тень у запертого входа в павильончик.

– Сейчас открою! – простонала Ирка. Она разбила кулаком стекло, на руке обязательно должна быть кровь, ее кровь!

Пальцы и ладонь были совершенно чистыми. Ни единой царапинки, ни единой капельки крови. Ах, так! Ирка впилась себе в палец клыками. Мазнула окровавленным пальцем по замку… Ничего не произошло. Только бледный световой зайчик скользнул по замку – и Иркина кровь вспыхнула шипящим костерком. Исчезла.

– Вампирья кровь замков не открывает, – цепенея, выдохнула Ирка.

Жар разгорающегося рассвета наваливался на нее сквозь слабое прикрытие Богдановой рубашки. Ирка чувствовала, как трещат, скукоживаясь, волоски на коже.

Полуголый Богдан подскочил к запертой двери.

– Ай, без крови обойдемся! – воскликнул цыганенок и всадил между дверью и косяком серебряный нож. Клинок Кармалюка.

Легко, будто ленточку перерезал, ножик располосовал стальной язычок замка. Дверь с натужным скрипом приоткрылась.

Ирка с отчаянным воплем метнулась внутрь, в сулящую спасение темноту. Невозможный, испепеляющий жар настигающего рассвета дохнул внутрь, словно гигантская раскаленная печь, и, бессильно шипя, растворился, отступая.

– Бр-р, холодина какая! – охватывая себя руками за голые плечи, сказал Богдан и тоже торопливо заскочил внутрь. Последней вошла Татьяна и тщательно прикрыла за собой дверь.

Глава 17

Дата добавления: 2015-05-31