Психосоциальное развитие. Развитие Я как члена-семьи.Как уже говорилось ранее, развитие взрослого человека предполагает наличие у него нескольких аспектов его Я: личного как члена

Развитие Я как члена-семьи. Как уже говорилось ранее, развитие взрослого человека предполагает наличие у него нескольких аспектов его Я: личного как члена семьи и профессионального. Понятно, что развитие этих аспектов Я взаимосвязано и каждый из них способствует развитию остальных. Однако в зрелом возрасте становятся возможными некоторые нарушения в структуре Я.

Первое — это потеря личного Я и гипертрофированное развитие Я как члена семьи через слияние человека (чаще женщины) с ролью родителя или супруги. Если идентификация произошла с ролью родителя, то затрудняется, а иногда делается невозможным отпускание взрослых детей из семьи. Если же такое все-таки происходит, то мать может пытаться продолжать выполнять свои родительские функции даже в семье взрослого ребенка. Иначе она переживает кризис идентичности, который не всегда разрешается благоприятно. Если идентификация произошла с ролью супруга (супруги) или сына (дочери), то потеря его (ее) по той или иной причине (развод, смерть) также приводит к переживанию кризиса идентичности.

Второе — гипертрофированное развитие профессионального Я, при котором наблюдается не всегда осознанное стремление перенести в семью специфику профессионального общения и поведения. Например, мужчина-военный может продолжать проводить в семье позицию командира, а женщина-педагог — позицию учителя.

«Я долгое время работала в школе, а теперь перешла в частную фирму, там платят. Интересно, что раньше старшая дочь постоянно возмущалась, что я говорю командным тоном. Говорила, что она мне не ученица. Теперь она не может на это пожаловаться. Да и я сама чувствую перемены. Стала спокойнее. А муж говорит, что я даже похорошела». Ж., 43 года.

Третье — это ситуация угрозы стабильности личному Я, которая может быть обусловлена тяжелой болезнью или смертью родителей. Положение болеющих родителей может восприниматься как прообраз собственной утраты самостоятельности, контроля. Как отмечал Г. Крайг, при этом могут актуализироваться старые конфликты, связанные с детской зависимостью или другие проблемы семейных отношений: между родителями и ребенком или между сиблингами [41]. Иногда оживают старые привязанности между членами семьи или старое соперничество. Смерть родителей может восприниматься как сигнал о том, что следующим должен уйти из жизни его взрослый сын или дочь. Помимо депрессии иногда это сопровождается теми или иными регрессивными проявлениями, — стремлением к получению от окружения особой заботы, поддержки или проекции взаимоотношений с ушедшим родителем на другого значимого взрослого. Например, после ухода из жизни матери создание аналогичных отношений с какой-либо женщиной старше себя. Предпосылкой такого восприятия ситуации может стать наличие у человека сильного чувства вины, которое может по-разному обосновываться самим человеком. К примеру, он может корить себя за недостаточно хороший уход или малое внимание к умершему родителю и т. п. Становится возможным возникновение серьезного психосоматического заболевания.

Существенные изменения (не нарушения) в развитии Я как члена семьи происходят при рождении первых внуков. Появляется новое семейное имя: бабушка или дедушка. Бывает, что оно не принимается самим человеком, и тогда внук называет его по имени. Это происходит тогда, когда новое имя становится символом собственного старения, которое самим человеком отрицается. Но чаще всего появление внуков воспринимается как личностное достижение, наполняется чувством радости и гордости. При этом может происходить повторное переживание радости от рождения собственных детей. Многие бабушки и дедушки обращаются к альбомам с их фотографиями, ищут сходство с внуками. Некоторые говорят, что получили возможность другой, более зрелой и осознанной любви к внукам, поскольку в молодости не всегда осознанно воспринимали собственное родительство.

«Трудно было осознать, что я стала бабушкой. Но когда я подержала его на руках, такого маленького, беспомощного, захватило какое-то удивительное чувство нежности. А потом дома я нашла бирочку из роддома, когда родился сын. Эта бирочка у него к ручке была привязана. Оказывается, столько лет прошло, а кажется, что было совсем недавно». Ж., 47 лет.

Появление внуков меняет взаимоотношения с выросшими детьми. Это может происходить по-разному в зависимости от решения проблемы реального отделения взрослых детей от родительской семьи. В случае успешного отделения отношения, как правило, становятся еще более глубокими и гармоничными. Если же имеются те или иные проблемы с отделением, можно ожидать возрастания конфликтности отношений, споров по поводу воспитания ребенка, проекции на внуков проблемных взаимоотношений с детьми и т. п.

Рассмотрим еще одно явление, важное для сохранения целостности Я как члена семьи, — лидерство в семье. Оно определяется не динамикой жизненного пути, а изменением социально-культурных условий с началом XX в., которые привели к появлению нового типа семьи. До этого времени при всем различии условий в разные исторические периоды идеал жены был ориентирован на женщину, профессионально не работающую. А приоритет как экономического, так и психологического лидерства в семье, безусловно, отдавался мужчине. Таким образом, в течение многих веков лидерство мужчины в семье было его неотъемлемым качеством и, по мнению многих исследователей, стало одним из важнейших компонентов его Я как члена семьи. После Октябрьской революции в нашей стране провозглашение равноправия женщин и мужчин привело к возникновению нового психологического типа женщины. По сравнению с женщиной дореволюционной России основными ее качествами стали независимость, самостоятельность, решительность, властность, широта и глубина интересов, разнообразие культурных и духовных запросов, повышенные требования к мужчине как к брачному партнеру и к супружеской жизни вообще. Женщины были заняты почти во всех отраслях производства, даже в тяжелой промышленности, авиации, космонавтике.

Изменение роли женщины в общественной жизни сказалось на ее положении в семье. Она стала экономически независимой от мужа, а в ряде случаев и кормилицей семьи. Вследствие этого достаточно часто она претендует и на лидерство. У мужчин, для которых лидерство включено в семейное Я, может возникнуть угроза его разрушения. Имеется в виду, что потеря позиции лидера приводит к снижению самооценки, повышению тревожности, раздражительности, снижению сексуальной потенции.

Интересно, что и у женщин отношение к лидерству несет в себе влияние представлений прошлых веков. Активно стремясь к лидерству, она зачастую боится его и не хочет иметь. Это может проявляться в склонности женщины к обвинениям партнера в невыполнении им функции лидера, например: «ты не мужчина», «ты ничего не можешь» и т. п.

Понятно, что нельзя повернуть вспять историческое и культурное развитие. Поэтому с особой остротой встает вопрос пересмотра традиционного представления о лидерстве в семье, как нам кажется, за счет перехода от внешних экономических параметров лидерства к внутренним психологическим. По-видимому, качества семейного лидера сегодня должны основываться на умении создать в семье атмосферу эмоциональной безопасности, принятии ответственности за выбор значимых решений, содействии развитию семейной пары. Нам представляется, что здесь мужчины имеют больше возможностей для проявления лидерства. Хотя, возможно, не столь важна половая принадлежность семейного лидера, как его истинный, а не внешний характер.

Развитие Я как профессионала. Зрелый возраст традиционно считается этапом стабилизации карьеры. Теперь работники стараются занять прочное положение в выбранной ими сфере деятельности. В первые годы своей трудовой жизни они еще могут менять место работы или специальность, но во второй половине этого этапа наблюдается тенденция к сохранению выбранного рода занятий. В трудовой биографии человека эти годы часто оказываются наиболее творческими.

Колебания же в выборе профессии часто являются проявлением более фундаментальной неопределенности в сфере личностной идентичности. Это особенно верно в отношении молодых женщин, которые ввиду своего биологического предназначения стоят перед необходимостью выбора: роль жены и матери или карьера либо комбинация того и другого. Некоторые женщины, выбирающие первое, могут со временем поверить в то, что у них нет никакой идентичности за пределами материнской роли.

«У меня было два пути: либо делать карьеру, либо быть хранительницей домашнего очага, создать семью, воспитывать детей. Получилось так, что я провалила экзамены в институт, вышла замуж и плавно встала на вторую линию, о чем совершенно не жалею». Ж., 43 года.

В середине жизни многие люди проходят через период серьезной переоценки профессиональной карьеры. К этому может привести переживание несоответствия своих ожиданий от нее, желаемых темпов продвижения и реальной ситуации. Однако добровольная смена профессиональной деятельности происходит довольно редко, только в ситуации, когда произошло резкое изменение ценностных ориентации или возвращение стремлений, идеалов молодости. Смена работы возможна также, если результатом экзистенциального кризиса станет появление у человека стремления к самоактуализации. Понятно, здесь не рассматривается вынужденная смена работы, вызванная необходимостью улучшить условия труда или материальное положение.

Ситуацию вынужденной потери работы следует рассмотреть особо. Имеется в виду полная невозможность продолжения работы по имеющейся специальности, например, предприятие и такая специальность просто перестают существовать вследствие развития новых технологий. Если человек обладает не очень сильным личным Я, то его реакция на потерю работы может быть подобна реакции горя, вызываемой смертью любимого человека [41]. Горестные переживания могут начаться с потрясения и отказа верить в случившееся, смениться гневом, протестом. Затем следует депрессия и, что важно отметить, появляются те или иные психосоматические симптомы. Психосоматические заболевания, развившиеся в результате этой ситуации, могут быть очень серьезными и даже опасными для жизни, если у человека в этот период к разрушению профессионального добавляется угроза разрушению семейного Я. А это вполне возможно, потому что вследствие потери работы человек часто подвергается регрессии, становится конфликтным, раздражительным, требует от окружающих повышенной заботы. Семья же не всегда может понять и поддержать человека должным образом. Потеря работы особенно тяжело воспринимается людьми среднего возраста, долго проработавшими на одном месте и не имеющими поэтому опыта поиска работы.

«Я нашему государству не перестаю удивляться. 25 лет честно отслужил Родине, Афган прошел, в Чечне был, всю молодость по гарнизонам и ученьям мотался. И что в итоге? Ничего. На печи лежу. Кормилец! Семье в глаза смотреть не могу. Куда мне идти? Кому я нужен? Здоровья нет. Жена пока терпит, а потом мужика нормального найдет и права будет. А я жизнь за нее готов отдать, поэтому и жалко мне ее. Да еще и пить начал. Представляешь, никогда не пил, а тут запил с горя. А жена молчит. А я от этого еще больше бешусь, распаляюсь, чушь пороть начинаю, подкалывать ее. А сам сижу и последней сволочью себя чувствую». М., 43 года.

Следует отметить, что обычно труднее переносят потерю работы и проявляют меньшую активность по ее поиску мужчины.

У них же долгая безработица может привести к нарушению социальной идентичности, создавать угрозу самооценке. Интересные данные приводил Р. Зидер, анализирующий последствия экономического кризиса в Европе первой половины XX в. Он писал, что в этот период жизнь семьи обеспечивалась работой женщин, которые выполняли неквалифицированную или малоквалифицированную работу. Они также искали способы уменьшения расходов: перелицовывали одежду, экономно расходовали топливо и т.п. О безработных мужчинах известно, что они «до обеда оставались в постели, чтобы сэкономить на отоплении и сберечь свою физическую энергию» [49]. Такое положение вполне понятно, потому что для мужчин социальный успех и соответственно профессиональное Я традиционно составляют основу идентичности в отличие от женщин, для которых самоуважение во многом строится через реализацию их семейной роли.

Обсудив проблему добровольной и вынужденной смены работы, необходимо рассмотреть такое явление, как профессиональная деформация. Под этим понимаются изменения личности, возникающие в процессе профессиональной деятельности, нарушающие ее целостность, снижающие адаптивные возможности, а также эффективность профессионального функционирования. Как отмечал Е. В. Руденский, освоение личностью профессии неизбежно сопровождается изменениями в структуре ее личности, когда происходит интенсивное развитие качеств, которые способствуют успешному осуществлению деятельности [63]. В то же время происходит подавление или даже разрушение структур, не участвующих в этом процессе. Если эти изменения расцениваются как негативные, т. е. нарушающие целостность личности, приводящие к ее дисгармоничному развитию, их можно считать профессиональными деформациями. К примеру, у педагогов профессиональная деформация проявляется в формировании таких качеств, как назидательность, излишняя самоуверенность, догматичность, авторитарность.

Профессиональная деформация приводит к так называемому профессиональному сгоранию — эмоциональному истощению людей, занятых в сфере оказания помощи другим людям. В основном это относится к медицинским работникам, психологам и социальным работникам, которым приходится постоянно находиться со страдающими людьми, физически или психологически нездоровыми. Перед ними встает трудная задача выстраивания границ между личным и профессиональным Я, т.е. отделения личной жизни от профессиональной, формирования интересов, не касающихся работы. В противном случае возможны появление депрессии, психосоматических заболеваний, развитие алкоголизма.

«Последнее время я стала больше тревожиться. За дочку, за судьбу ее, за жизнь, вообще за свое окружение. Я боюсь, что с ними что-то случится. Что они заболеют. Я более суеверна стала. Может, это связано с профессией. Я все-таки в медицине сколько работаю. Сколько я смертей видела?! Море... море... Когда находишься в стенах больницы в молодом возрасте, это не так... ну, увидел: умер... попереживал — и все. А когда ты с возрастом осознаешь, что вокруг тебя дорогие люди... и они все ближе к тебе... и ты с ними сродняешься все больше и больше, осознаешь и видишь, что и достаточно молодые люди умирают. Умирают просто, вот раз — и умирают. А когда ты видишь это чуть ли не каждый день...

И чем старше я становлюсь, тем этот барьер страха все ниже и ниже, т.е. я все больше и больше боюсь... просто боюсь... болезней боюсь...

Может, это оттого, что я в реанимации работала. Там ведь столько народу поумирало! Ужас. И я всех больных помню. Целый список. Я их всех помню в лицо. Всех». Ж., 40 лет.

В последнее время термин «профессиональное сгорание» стал применяться не только в смысле эмоционального истощения от работы, но и для обозначения разочарования профессиональной деятельностью. Оно может наступить по разным причинам: при недостаточном материальном вознаграждении за работу, требующую большого эмоционального вложения (педагоги), при невозможности повышения достаточно низкого статуса профессии (медсестры, продавца) и т.п.

«Да. Работа... Энтузиазм к работе с годами угасает. Вот посмотри, я зациклилась на любимой работе. Мне уже за 40, а я все работаю в той же больнице такой же обычной медсестрой. Прошло 20 лет, а я как была, так и осталась обычной медсестрой. Работа вошла в привычку». Ж., 42 года.

Явлению профессионального сгорания наиболее подвержены люди с низкими показателями силы Я, сниженным самоуважением. Факторами, способствующими ее сгоранию, называются также чувства социальной незащищенности, неуверенности в социально-экономической стабильности и другие негативные переживания, связанные с социальной несправедливостью и недостатком социальной поддержки. Важно отметить, что профессиональное сгорание не ограничивается только эмоциональным истощением. Ему сопутствуют деформации отношений с другими людьми, например повышение авторитарности, агрессивности по отношению к детям у педагогов. Деформации могут наблюдаться и в сфере оценки собственных профессиональных достижений (неадекватное их занижение или завышение), возможностей, обязанностей в отношении людей, с которыми приходится работать.

Следует также остановиться на таком важном явлении, как полное или частичное слияние профессиональной и личностной идентичности. В этом случае практически не развивается личное и семейное Я человека. Профессиональная деятельность является единственным объектом приложения активности человека и источником получения удовольствия, занимает все его свободное время. Как правило, профессиональные достижения при этом достаточно велики. Иногда такой полный уход в работу является вынужденным, необходимым для компенсации реального отсутствия семьи, что в особенности характерно для женщин.

В последнее время появился ряд исследований, посвященных явлению профессионального стресса, существенно влияющего на здоровье людей. Так, И. Н. Гурвич утверждал, что на состояние здоровья, предшественником которого является нервно-психическое напряжение, сильнее влияют характеристики работы, нежели социально-психологические процессы в организации. Проведенный им же анализ опровергает традиционные представления о том, что группы повышенного риска с точки зрения нервно-психического напряжения состоят из руководителей, несущих ответственность за результаты труда, с одной стороны, и малоквалифицированных работников, находящихся в условиях монотонного тяжелого труда, — с другой [5]. Исследования показывают, что у подавляющей части людей эти факторы не вызывают особого психоэмоционального напряжения. Но, к примеру, привлечение малоквалифицированных работников на современное высокотехническое производство вызывает «истерические» эпидемии среди сотрудников. Можно заключить, что главным стрессогенным фактором является субъективное переживаемое человеком несоответствие собственных возможностей требованиям, предъявляемым производственной ситуацией. Острое переживание этого несоответствия ведет к ощущению собственной неполноценности, защитой от которого часто является уход в болезнь, что подробно описано А. Адлером[30].

Стрессогенные профессиональные факторы могут определяться изменениями в культуре, которые «могут приводить к созданию новых профессиональных ролей, для которых отсутствуют нормативные регуляторы поведения, выполняющие психологические защитные функции» [5]. Примером такой роли в современной России является роль бизнесмена.

В условиях повышения значимости профессионального стресса ^се большее значение приобретают протективные факторы, т.е. защищающие от негативного влияния профессионального стресса. И. Н. Гурвич выделял в качестве основных факторов идентификацию с организацией и наличие социальной поддержки на работе, а также опыт работы [5].

Идентификация с целями, задачами организации обычно поддерживает личностную идентичность и самооценку. Она тем выше, чем выше позиция личности в статусной структуре организации. Роль социальной поддержки в основном сводится к эмоционально-оценочной. Опыт же работы может воздействовать неоднозначно. Если в процессе работы человек в основном успешно преодолевал стрессовые ситуации, то с опытом идет процесс накопления конструктивных навыков, и наличие опыта можно считать протективным фактором. Если же стрессовые ситуации не преодолевались конструктивно, включались в действие неадекватные психологические защиты, то опыт работы можно назвать одним из факторов риска появления психосоматического заболевания. К примеру, многие из длительно работающих педагогов имеют ряд заболеваний, являющихся следствием длительного нервно-психического напряжения.

Итак, подводя итоги обсуждению этого вопроса, можно заключить, что в зрелости развитие Я как профессионала взаимосвязано с развитием личности человека в целом. С возрастом профессиональное Я может содействовать укреплению личностной идентичности или же полностью заменять ее. В этом случае возможны серьезный личностный кризис при уходе человека на пенсию и лишение его профессионального Я.

Дата добавления: 2015-05-31