Л. Лытаев 4 страница

Со свадьбой решили не торопиться, однако вопрос с жильем стоял довольно остро. Я думала-думала и пошла устраиваться в «Теплоэнерго», где желающим давали комнаты. Пришлось побо-

роть страх перед неведомыми механизмами и учиться на кочегара (пардон: на оператора газовой котельной). Но это было попозже. А летом мы встречались то у Майка на Варшавской, то у меня на Васильевском, где кроме нас с братом обитали Володины одно­курсники (между прочим очень милые люди). Заезжала я и к Майку на службу. Он уже уволился из БТК и сторожил какой-то объект на Кировском проспекте. Однажды Миша попросил нари­совать обложку к его альбому: «Сладкая N и др». Идея оформле­ния - его, я - только исполнитель. Да и нарисовал бы Майк полу­чше, чем я. Не знаю, зачем ему вообще это понадобилось...

Кажется, в начале осени Майк ездил в Москву с сольными концертами для не очень широкой аудитории. Приняли его там хо­рошо. А большой человек Олег Евгеньевич решил с БГ и Майком заняться дикцией, вокалом и другими полезными вещами. Майку­ша это дело скоро забросил, хотя уверял, что Осетинский его многому научил.

«А жениться нельзя! - громыхал Олег Евгеньевич. - Он будет знаменитым артистом! Поездки, гастроли! Семья только связыва­ет творческого человека! Не надо Майку мешать!»... «Никто и не собирается мешать», - вздыхала я, мечтая о сыне с карими глазка­ми. И Бог меня услышал!..

Уже начались холода, когда мне наконец-то предложили ком­нату. Я даже не поехала ее смотреть - сразу согласилась, так как жить было решительно негде. Женщина, распределяющая пло­щадь, показала план квартиры: «Какую выбираете?» Я ткнула пальцем в самую середину ряда маленьких прямоугольников. От­ныне это было мое жилье в Петербурге, означавшее свободу.

Майк появился на Боровой 9 декабря, в лифте сообщил о смерти Джона... Вот так невесело начиналась семейная жизнь на новом месте.

Наш дом раньше был пятиэтажным, еще два пристроили по­том. Они выделялись хилым параллелепипедом на массивном ос­новании. Узкая, продуваемая квартира, длинный коридор, упира­ющийся в большую кухню нелепой конфигурации, семь дверей в «пеналы». Ни телефона, ни горячей воды, разбитые стекла... Нор­мальная «воронья слободка». Я так и не смогла полюбить этот район: Лиговку, Разъезжую, Обводный. А Майку, наоборот, нра­вились места «имени тов. Достоевского». Трудней ему было при­выкать к коммунальной кухне: первое время стеснялся даже чай­ник на плиту поставить. Тем не менее, всегда говорил, что только здесь чувствует себя дома.

Мебель наша соответствовала убогому стилю квартиры. Диван

Майк купил у Леши Рыбина за пластинку (такой вот обмен). Бы­ли две большие белые табуретки (одна легко превращалась в стол, если на нее положить планшет для рисования), две маленькие, зеркало, новая стремянка (она же буфет и платяной шкаф), маг­нитофон, старенький проигрыватель, а еще был телевизор! Его подарил Родион, как вещь, совершенно необходимую для супру­жеского счастья.

Майк тут же принялся смотреть все подряд, даже программу «Время». При этом спорил с гостями на кружку пива: что раньше скажут - «100 тысяч чего-нибудь» или «Леонид Ильич Брежнев».

Из окна нашей комнаты замечательный вид: Владимирский собор, другие знаменитые здания, крыши, небо - простор. Инос­транные барышни снимали это все из окна («Это - Париж!»), а то и с крыши. Мы же с соседями дружно на этой крыше загорали, любуясь раскинувшимся внизу Петербургом.

Обживались потихоньку. Обои гнусного желтого цвета скры­лись под плакатами и фотографиями хороших людей. Напротив дивана висел большой постер: Марк Болан на оранжевом фоне. У него был «живой», следящий взгляд, то лукавый, то укоризнен­ный. Марком звался и мой будущий сын.

Я почти никуда не выбиралась по причине очень низкого дав­ления, но Майка регулярно выпроваживала проветриться (о чем он и много лет спустя вспоминал с благодарностью).

Подружилась с девочками-соседками. Родион очень меня под­держивал и развлекал оригинальными сентенциями. Еще разные гости приходили.

Андрюша - Свин (Андрей Панов - лидер группы «Автоматичес­кие удовлетворители») неоднократно пытался эпатировать уже ко многому привыкших соседей своими панковскими штучками. А иногда был тих и разговорчив. Майка Свин звал Майваком (чтоб ничего английского!), меня соответственно Мойвой (зато не жа­бой).

В начале весны пришлось лечь в больницу. Невеселое там пре­бывание скрашивалось визитами Майкуши, Родиона и посылками от будущей свекрови. Мы еще не были знакомы, но она хитрым способом передавала в палату запрещенных жареных цыплят, цветы и трогательные записки.

Когда Майк забрал меня из больницы, было уже тепло. Он объявил, что мы немедленно едем в ЗАГС подавать заявление и вступать в законный брак. Я сопротивлялась: «Что за спешка? А как же твое отношение к семейной жизни? Разве можно любить законную жену? Ты же ненавидишь слова «навсегда» и «насо-

всем»! Не хочу я в таком виде! Денег нет!» Но все мои аргумен­ты остались без внимания.

Оказывается, пока я спокойно болела, Майк резко изменился и теперь изо всех сил торопился связать себя узами супружества. «Я почему-то испугался, что могу потерять тебя, - объяснил он. -Не хочу рисковать».

К свадьбе мы вообще никак не готовились. Мои родители при­ехали накануне, подарили нам денег. Мы тут же купили на них ме­бель (в комиссионке, разумеется), которая служила нам верой и правдой еще много лет.

В свидетели я выбрала Ингу. Он был весьма импозантен с красной гвоздикой в длинных густых кудрях. Родион - свидетель Майка - тоже выглядел эффектно в строгом костюме. Зато мы были мало похожи на новобрачных.

После церемонии попрощались с родителями до послезавтра (Галина Флорентьевна пригласила на свадебный ужин для ро­дственников) и отправились праздновать по-своему.

Для начала получили в сберкассе денежную компенсацию за кольца (огромные деньги по тем временам), купили еды и питья. Хотели отметить событие в родном «Сайгоне» - «Сайгон» закрыт. Тогда Наташа Гребенщикова пригласила всех к себе. Очень мило посидели у нее, а потом отправились к Крусановым, где и прохо­дило это безобразие под названием «свадьба Майка».

Народу было очень много. Одни уходили, приходили другие. Друзья, приятели, малознакомые, совсем незнакомые... Все жела­ли счастья, выпивали и закусывали. Хорошо ли, весело ли было на этом мероприятии, судить не берусь - мечтала поскорее отдох­нуть. Так что, оставив гостей веселиться, мы отправились восво­яси вместе с Александром Петровичем (А. П. Донских - клавиш-ник), который в то время у нас гостил.

В начале июня Майк уговорил меня сходить на концерт «Пос­леднего шанса». Про Сережу Рыженко рассказывали всегда вос­торженно. Естественно, мне было любопытно посмотреть-послу­шать. Нисколько не пожалела, что выбралась: концерт был чудес­ный. Ничего похожего раньше видеть не приходилось. А после концерта устроили дружеский чай (или дружеский лимонад, или дружеское сухое вино - не помню), за которым музыканты Моск­вы и Питера приятно пообщались. С милым Рыженко наша семья подружилась скоро и надолго.

А в июле у меня родился сыночек. Под окна «Снегиревки» «поорать» приходила довольно большая компания. Поздравляли, веселились, обещали переклеить обои и устроить стерильную чис-

тоту к нашему возвращению. Майк стал тихий, почти ни о чем не спрашивал, только смотрел и умилялся...

При выписке случились некоторые накладки (обескураживаю­щие, надо сказать). Но все обошлось (спасибо Ирине Ермоловой), и теперь вспоминать об этом дне забавно. Просто тогда все мы были молодые дурачки...

Ребенок рос, а имени у него не было. Назвать его Марком нам сильно не посоветовали, а другого имени мы подобрать не могли. Долго мучились, а когда с регистрацией тянуть было больше нель­зя, неожиданно назвали Евгением.

Скоро я увезла сына к своим родителям на свежий воздух. С Майком регулярно переписывались.

31.08.81.

«Здравствуй, Наталья! Эй, любимая жена! Ты не знаешь и не представляешь, как я соскучился! Никогда не думал, что по закон­ной жене (даже самой любимой) можно так соскучиться за срав­нительно короткое время

«Дни бегут, как скоты...

Ну и пусть, конечно же..».

Сегодня 31 августа, и через 30 минут начнется осень. Приез­жал А.П.Донских. Мы проводили время в некотором пьянстве, причем довольно тупом.

Сегодня я окончательно уволился с работы. Рад безмерно. Те­перь как-то нужно устраиваться в кочегары.

Ответы на вопросы:

«In A Watermelon Sugar» пока не перевожу, поскольку пиш.маш. осталась на Варшавской, а туда заявляться мне несколь­ко неудобно.

Наши друзья и приятели пока живы. За соседей не ручаюсь. Насчет Москвы ничего не ясно. Слушал:

Iggy Pop «Party» P 1981

John & Yoke «Double Fantasy» P 1980

Rolling Stones «Tattoo» P 1981

Lou Reed «Gone At Night» P 1981

Ric Wakeman «1984» P 1981

Paul McCartney «Back To The Egg» и др. и пр.

Эй, Наталья, я совсем непрочь увидеть тебя прямо сейчас!

7.09.81. «Здравствуй, любимая жена Наталья! Примерным мальчиком с 1-го сентября я не стал: не успел оформить все документы.

Поступило несколько туманных предложений поиграть на тан-

цах в Пушкине. Хорошо бы!

Сегодня (в крайнем случае - завтра) заплачу за квартиру и ула­жу дела с библиотекой. Это точно, и к этому вопросу можно боль­ше не возвращаться.

Свин уехал в Прибалтику пить пиво. Можно подумать, что здесь его мало. Но это не так. Здесь мало «Беломора».

Погоды у нас стоят мрачные и своим стоянием давят на психи­ку, вызывая константный даун. Веду себя хорошо.

Приветы тебе от всех, всех, всех. Целую и т.д.

Майк

14.09.81.

Здравствуй, любимая жена Наталья!

Насчет переезда: все находится в status quo, нет, пластинки не покупают. На кочегара не берут, возвращаюсь в родную охрану.

ГШ смотрел и радовался. Погода премерзкая. Такое состояние атмосферы нагнетает чрезвычайную тоску, причем, не только на меня, а почти на всех. Ничего делать не хочется, руки опускают­ся. Всю субботу и воскресенье сидел в кресле, смотрел TV, читал что-то, на гитаре тренькал, чаи гонял.

Странно сидеть одному в квартире. Жена - думаю - пробежала бы что ли мимо, штрих бы что ли заорал. Странно.

26-го открывается рок-клуб. 9-го октября - концерт, и, как знать, может быть..».

21.09.81.

Наше существование потрясли давно не испытываемые катак­лизмы: я имею в виду повышение цен... Это был тяжелый день. По просьбе трудящихся. Какое лицемерие! 17-27% - какая лживость..

Как прокомментировал это событие Иша, жить теперь стало интересней. Чувствуешь себя младенцем в джунглях: идешь в ма­газин и не знаешь, что там есть, и что сколько стоит. Нужно опять ко всему привыкать заново.

Послушал:

1981 George Harrison «Somewhere In England» - красиво, но скучно.

1981 Eric Clapton «Another Ticket» - наконец-то набрал ан­глийских музыкантов и записал хороший альбом.

Johnny Cash «Folsom Prison» - очень специальный альбом в стиле кантри, записанный «живьем» в тюрьме перед аудиторией в 2000 заключенных. Песни почти исключительно а 1а «это был воскресный день».

1981 White Russia «West Side Story» - англо-германские пе­сенки. Есть замечательные.

Here in Mongolia They don't play rock'n'rollia... - Веселые ре­бята!

1981 Adam And Ants «Kings of Wild Frontiers» - модная ан­глийская новая волна, кот. мне не понравилась.

1980 Psichedelic Furs «Is» - не очень модная английская новая волна, которая мне... понравилась. Иногда похоже на King Crimson. Xa-xa!

Был у Ильи с Леной. Слушали привезенных мной Леннонов. Хорошо.

Люлечка ездила в Москву и привезла от Рыженко для меня ка­кой-то подарок.

Завтра мне опять на работу. Но идти не хочется, к тому же я слегка приболел.

26.09.81.

Я сижу на работе (новая жизнь на новом посту). Здесь непло­хо. Это тебе не химфармзавод. Какие-то люди время от времени ходят, но читать не мешают.

Сегодня был в шмок-клубе. Повеселился. 9-го будет концерт, посвященный одновременно 41-летию со ДР Джона Леннона и открытию зимнего стадиона. Будут играть «Пепел», «Зоопарк» и бэнд Ермолина.

На службе меня сегодня подменял Родион. Мы с ним обсуди­ли внутренние и внешние политические события (повышение цен и положение в Польше, естественно, - это нынче самые модные темы) и пришли к полному согласию по обоим вопросам. Как, впрочем, почти всегда.

В рок-клубе записались Вовка Козлов и «Союз Любителей Музыки Рок». Я тут же основал fan club - «Союз Любителей Му­зыки «Союза Любителей Музыки Рок». А также Цой с Рыбой и Олегом под названием «Гарин и Гиперболоиды».

Позавчера имел презабавный experience: помогал Дюше тор­говать (эх, да за червонец!) арбузами (в качестве подсобного ра­бочего). Странное занятие, но червонец пришелся кстати. «Акавариум» выпустил новый LP «Треугольник».

Курехин с Фаготом тоже, но только в ФРГ на Polydor'Records.

«Зоопарк» собирается записывать концертник «Live At LDHS».

За сим остаюсь верным и ужасно любящим, и скучающим, и чихающим мужем. Майк.

05.10.81.

В Петербурге творится что-то, напоминающее бабье лето... В солнечные дни гулял и радовался жизни. Рок-клуб продолжает свое бесславное существование. Я хожу туда и веселюсь.

Репетируем к 9.10. Все, вообще говоря, уже готово, но еще ра­зок-другой прогнать программу не помешает.

Сегодня написал новый номер («Ах, Любовь»). Эдакое ретро. И здесь никак не обойтись без фортепиано и кларнета. Петь же­лательно сладким тенором.

Я соскучился по тебе вконец, но частенько общаюсь во сне. Жду, жду, жду!

13.10.81.

Мы отыграли концертник 9-то октября. 1-м номером играли Вовка Ермолин (гит., вокал), Женька Губерман и еще 2 штриха.

Мы звучали тоже, кажется, неплохо, хотя пара-тройка накладок была. Голубчик Панкер сделал Live Recording, а Билл - фотогра­фии. Приедешь - послушаешь и посмотришь. Из записи предпол­агается сделать концертный «альбом» «Зоопарка», хоть она и не очень хороша. Но драйв есть, а это немаловажно.

После концерта я освободился от суеты и репетиций и надеюсь быть свободным еще некоторое время, если, конечно, не поедем в Москву.

Продолжаю по тебе соскучиваться, но увидимся, кажется, уже скоро. Тебе передают привет все наши знакомые петербуржцы, а также березниковец А.П.Донских.

17.10.81.

Уф!.. Сумасшедший сегодня денек... Даже если я вернусь из Москвы во вторник-среду, я опять-таки не смогу на этой неделе за тобой заехать, ибо в субботу мы играем концерт в Дубках.

Наконец-то, мы стали получать от шмок-клуба свои кайфы. 13, 14, 15, 16 ноября у меня 6 концертов в ЛДМ вместе с Гребенщико­вым и Володькой Леви, правда, в акустическом варианте, но зато, эх, да с афишами по всему городу. Идем в гору или куда- то еще, точно не могу понять куда. Ладно..

Я соскучился по тебе до самой последней степени. Может быть, ты все-таки приедешь в Петербург как-нибудь сама? Мне очень не­ловко, но, видишь ли, такие дела. Очень хочу увидеть тебя поско­рее! В противном (и очень противном) случае придется тебе (и мне тоже!!!) ждать до следующей недели, а как не хочется.

Вот такие хорошие письма писал мне Майк.

Радостной встречей после разлуки закончилась прелюдия, и началась собственно семейная жизнь. Мы стали старше. Время, почуяв это, как водится, ускорило темп. Особенно выдающихся событий не происходило. Жизнь не была скучной, но года поти­хоньку становились похожи один на другой. И в этом нет ничего плохого. Просто я тоже чуточку меняю характер повествования.

Итак, все встало на свои места: Майк работал сторожем и пи­сал музыку, я воспитывала ребенка и хлопотала по хозяйству.

Регулярно приходили гости.

Часто навещал Родион. Приезжал А.П.Донских, пока не пе­ребрался в Петербург насовсем. Иша, Люда Петровские, Паша и Наташа Крусановы, Панкер, Саша Бицкий, Юлик Харитонов, Са­ша Старцев... Изредка забегали «господа аквариумисты». И, ко­нечно, «Зоопарк»: басист Илья, гитарист Саша, барабанщик Ан-дрюша Данилов.

А зимой почти поселились Рыба и Цой. Это были замечатель­ные времена! Цой приносил свои новые песни, не отказывался ис­полнить старые, а то и вовсе не свои: Максима или, скажем, хит нашей квартиры «Макароны». Скоро все соседи привыкли к кон­цертам и, смею надеяться, полюбили их. Чаще всего Леша и Ви­тя пели в кухне, чтоб не мешать спящему Евгению.

Майку песни ребят очень нравились, и он, по мере сил и воз­можностей, пытался помочь юным «Гарину и Гиперболоидам». Кстати, именно Майк повел Витю домой к Борису Борисовичу.

Прекрасно помню, как мы с Марианной ждали их на скамей­ке у дома.

Меня удивляло всегда, с какой ловкостью Цой управлялся с Женей. Можно было подумать, что он вынянчил уже пару-тройку детишек или, по крайней мере, младшего братика. Жили мы ка­ким-то образом на 80 рублей (так платили сторожам). Но народ был сыт, пьян и нос имел в табаке, а ребенок получал свою пол­ноценную пищу и витамины. Конечно, родители помогали. Когда Галина Флорентьевна заходила посмотреть на внука, она всегда приносила большую сумку еды. «Зачем так много?»- лицемерно удивлялись мы. «Ничего, ваши «Шурики» съедят», - резонно от­вечала мама.

«Шурики» насчет еды были непритязательны, больше любили сухое вино и пообщаться. С подачи Димы Раскина и Александра Петровича вдруг все стали разговаривать стихами. Постоянно что-то сочинялось, придумывались смешные «фенечки». Женька, улыбаясь, прыгал в своей кроватке и замирал от восторга при зву-

ках гитары...

Время, как известно, бежит вперед. Друзья играли свадьбы, обзаводились детьми. Гитарист Саша женился на нашей соседке Тасе. Теперь половина группы «Зоопарк» жила в одной квартире. Стало удобно репетировать и решать разные музыкальные вопро­сы.

Появился на свет магнитный альбом «55». Тогда никто и не мечтал увидеть его настоящей пластинкой.

Майк писал новые песни. Иногда они сочинялись быстро (в трамвае, в поезде), иногда - долго.

Я слушала все песни еще «тепленькими». Часто Майк давал мне старые черновики, просил придумать рифму, ждал оценки.

Как правило, я просила его еще поработать над текстом. Но Майкуша уверял, что с музыкой все будет звучать занимательно, и редко возвращался к уже написанному.

Еще меня несколько обескураживала присущая произведени­ям «Зоопарка» прямолинейность, иногда граничащая с баналь­ностью. Наверное, не понимала чего-то.

В 91-м году Майк с удивлением заметил, что его тексты стано­вятся пророческими... Послушайте эти песни из сегодня - он все про себя знал...

А тогда я была зануда. Знала, конечно, что рок-н-ролл - специ­фичен, что у него своя поэтика и особые приемы. Но творчество Боба Дилана изучают в университетах, Леонард Кохэн издает сборники стихов, и Саша Башлачев - поэт, а не текстовик. Не правда ли, есть, о чем задуматься?..

Многие спрашивали: «Сладкая N - это Наталья?» «Нет! - от­вечал Майк. - На такой девушке я бы ни за что не женился». Мо­гу добавить, что обо мне не написано ни одной песни. Самые луч­шие баллады о любви Майк сочинил до моего появления в его жизни.

Зато мне он писал стихи: мало серьезных, много шуточных. Был, например, целый цикл четверостиший, каждое из которых начиналось словами «Сидит Пуся..» (это мое домашнее имя, при­думанное Майком). Такие милые глупости. На бумаге осталась лишь маленькая часть стишков, остальные не сохранились. На то они и экспромты: развеселят и забудутся...

Сидит Пуся у окна.

Перед Пусей вся страна.

Видит Пуся в том окне,

Что страна-то вся в говне.

Сидит Пуся у двери, А в двери Экзюпери. Молвил Пусе Антуан: "Зачитать тебе Коран?"

Сидит Пуся под столом, Размышляет о былом. Думы Пусины отважны, Сны ее многоэтажны.

Сидит Пуся на заборе, Вся подобная "Авроре". Пуся, Пуся, не стреляй! Не получишь каравай!

Сидит Пуся, где не надо, С пузырем от лимонада. Каждый знай, в ком рост вершок -В пузыре том портвешок.

Сидит Пуся на трясолях, Вспоминая о Де Голлях. Пуся очень смелая, Жаль спина вся белая.

Сидит Пуся на трубе, Вся покорная судьбе. "А" упало, "Б" пропало, Ну а Пуся? Ей все мало!

Сидит Пуся во саду, Дует Пуся во дуду. Вот уж ночь, а Пуся дует. Мент за то ее штрафует.

Сидит Пуся на антенне, Вслух мечтая о варенье. Телезрители: "Помехи! Не видать Эдиты Пьехи!"

Сидит Пуся на шкафу. Дети! Скажем Пусе "Фу!"

Пуся, ты слезай со шкафа, Ты, ведь, Пуся - не жирафа.

Сидит Пуся на часах. Кукушка: "Ку!", а Пуся:"Ах!" Пуся, Пуся, не пугайся, Мы портвейну принесли!

Сидит Пуся на скамейке -Не похожа на еврейку, Держит Пуся пятки к небу. Не опаздывай к обеду!

Сидит Пуся во лугах В бусах, шмусах и цветах. Пуся! Хиппи - это плохо! Хиппи хуже скомороха!

Сидит Пуся на тропинке, С аппетитом жуя льдинки. Несварение желудка Это, Пуся, право жутко!

Сидит Пуся на балконе В очень новом синем доме. Пусе той-то неизвестно, Что балкон Пусям не место.

Сидит Пуся на кладбище, На кладбище нищий свищет. Нищего гони ты в зад -Слушай лучше "Зоосад"!

Сидит Пуся во креслах, разодета так, что "Ах!" У нее дивертисмент. Скажем Пусе комплимент!

Сидит Пуся на полу, Говорит: "Курлы-курлу". Пуся! Что ты говоришь!? Ты не голубь и не шиш.

Сидит Пуся в именинах. Из себя, как на картинах. Пуся пальчик отставляет И портвейну выпивает.

Сидит Пуся в Филармоньи: Не причесана, спросонья. Пуся! Пуся! Как так можно?! Выпей кофе, съешь пирожное.

Сидит Пуся в Божьем храме, Пуся дрыгает ногами. Браво, Пуся! Бога нет! Некому давать ответ!

Сидит Пуся в автобусе Рядом с ней стоит бабуся. Место ей не уступай! Лучше в жопу посылай.

Когда я услышала впервые «Отель Под Названием «Брак» и «Песню Простого Человека», сильно обиделась: вранье и гнусная клевета на всю страну! За что?

- Это же не про нас! - оправдывался Майк. - Лирический ге­
рой рассказывает.

- Я-то знаю, но все, кто услышит тебя, будут жалеть не лири­
ческого героя, я бедного Майка и ругать истеричную супругу, ус­
траивающую ему разнообразные пакости?

- Ладно, я перед каждым концертом буду объявлять, что у ме­ня лучшая в мире жена, - пообещал Майк, улыбаясь.

Нет, не была наша жизнь похожа на жизнь героев «Отеля..»? Тем для разговоров хватало вполне. Гости тоже не переводились. Иногда (к примеру, в День Рождения Майкуши) в нашу комнату набивалось столько народу, что просто непонятно, как все разме­щались.

Барабанщик Андрюша закончил институт и уехал в Петроза­водск. Через некоторое время его с успехом заменил Валера Ки­риллов.

Стали приходить ребята из «Секрета». Всегда веселые, друж­ные, симпатичные. Пели свои песенки, называли Майка папой. Помню, что Майкуша настойчиво рекомендовал им написать пес-

ни про девушек «Лидия» и «Изабелла».

Появились Паша Краев, Наиль, которого по его просьбе мы тоже «усыновили». Майк мечтал о том, чтоб «Почта» стала зна­менитой группой, очень переживал за ребят.

Переехал на Пушкинскую Коля Васин, что, конечно же, при­бавило гостей (заглядывающих на огонек от нас) и хлопот Нико­лаю Ивановичу.

С Костей Гребенкиным Майк менялся пластинками и пленка­ми со старой (50-60 гг.) музыкой, вел содержательные музыкаль­ные разговоры. А то и пулечку расписывали.

Не часто, но захаживали Юра Ильченко, Костя Кинчев, Юра Шевчук, Рикошет, Дюша Михайлов, Дядя Федор, Глеб... Всех я, конечно, не в силах упомнить (уж простите!).

Если перечислить тех, кто приезжал издалека - список полу­чится очень длинным. Ограничусь названиями городов, особенно дорогих для нас с Майком по причине проживающих там замеча­тельных людей: Екатеринбург, Челябинск, Новосибирск, Казань, Великие Луки, Калининград, Нижний Новгород, Харьков, Вер-блюдогорка (это такое место на Северном Кавказе), Владивосток и, ясное дело, Москва. Спасибо всем! Ваши письма и визиты бы­ли настоящей радостью...

Путешествовал и «Зоопарк». Майк завел карту, на которой от­мечал места, где они побывали на гастролях. Из поездок возвра­щались «усталые, но довольные». «Товарищ руководитель» рас­сказывал забавные истории про дороги и концерты, привозил всякие подарочки и новые слова, надолго входившие в лексикон группы.

Иногда они всей компанией вместе с Севой Грачом и Ильей Маркеловым (аппаратчиком) прямо с вокзала наезжали к нам. Отмечали возвращение, отдыхали, разъезжались. Майк радовал­ся, что в «Зоопарке» такие отличные ребята. Никогда не устают от долгого и тесного общения - и это здорово! Интервью у Майка брали довольно часто. Он к ним относился нормально. Особенно, если журналист «подготовился к интервьюшечке» и не задавал идиотских вопросов. «Почему ваша группа так называется?», «Что Вы раньше пишете - слова или музыку?», «Каковы Ваши творческие планы?».

Музыкантов всегда спрашивают про поклонниц. У «Зоопар­ка» на этот счет была поговорка: «У всех за кулисами красивые девушки, а у нас - одни мужики с бухлом». Письма Майку прихо­дили тоже, в основном, от мужчин. Они благодарили за песни, рассказывали о жизни, присылали стихи на рецензию. Однажды

пришло трогательное письмо от человека беспомощного, очевид­но, инвалида. Писал, что песни Майка - единственное, что связы­вает его с жизнью, и что он под впечатлением сам стал сочинять. Миша должен был вынести приговор: если стихи плохие - жить этому человеку больше незачем. Вот так, ни больше, ни меньше!.. Нас эта категоричность просто потрясла. Майк ужасно мучился под бременем ответственности. Стихи слабые, а врать нельзя - ра­но или поздно правда откроется... Так ничего и не смог написать - рука не поднялась.

Майк, человек сентиментальный (хоть и скрывал это, по воз­можности), категорически отказывался участвовать в благотвори­тельных концертах в фонд чего-нибудь. Не доверял этим фондам. Не раз говорил, что будь у него возможность передать деньги из рук в руки конкретному, скажем, детдому, «Зоопарк» отработал бы сколько надо и с удовольствием. А дарить деньги наживаю­щимся на чужом несчастье чиновникам что-то не хочется.

«Любой труд должен быть оплачен», - считал Майк и отличал­ся в этом щепетильностью. Но рок-н-ролл был для него чем- то намного большим, чем способ зарабатывать деньги. Помню, до­лго удивлялся: «Я занимаюсь любимым делом, а мне еще и платят за это!»

Конечно, мечтал об аппаратуре для группы, о хорошей гитаре, о записях в студии, о съемках. Казалось, что еще чуть-чуть - и все будет. Но чуда не случалось. Деньги появлялись и исчезали, до­брый дядя не показывался на горизонте, а как умудряются иметь хороший аппарат другие музыканты, Майк понимал с трудом.

«Я не люблю деньги, но я нуждаюсь в них». Порой нужда бы­ла острой. Но даже и тогда Майк оставался верен себе. Помню момент, когда стали приходить письма из ВААПа. В них содержа­лись настоятельные просьбы принести тексты и клавиры таких-то песен. Миня эти письма просто откладывал (правду написал в ка­кой-то песне, что боится учреждений и очередей). Очень долго уговаривали его сходить туда, дабы потом спокойно получать ав­торские гонорары (отнюдь не лишние). Наконец Александр Пет­рович сам расписал клавиры и чуть ли не за руку отвел Майка в ВААЛ. Деньги же охотнее всего тратились на пластинки, книги, темные очки, пиво и встречи друзей.

К еде Майк был абсолютно равнодушен, а с соевым соусом мог съесть, наверное, любую гадость. Была у него странная при­вязанность к болгарским консервам, фасоли, бобам и котлетам за 12 копеек. «Сытость располагает к лени и нездоровому гуманиз­му», - цитата из Майка. Еще говорил, что его вполне бы устроили

специальные таблетки: проглотил - и не надо отвлекаться на еду.

- Что подарить тебе на день рождения? - спрашивал Миня.

- Подари себе новые джинсы, и ты меня осчастливишь, - от­вечала я и ни капельки не лукавила.

Редко случался такой праздник: Майк под нажимом семьи и общественности купил себе обновку! Долго привыкал к новой ве­щи, но старые не выбрасывал - в них чувствовал себя уютнее.

Даже ссорились. Я зудела, что пора бы обзавестись прилич­ным концертным (хотя бы!) костюмом. Майк невозмутимо отве­чал, что у «Зоопарка» имидж дворовой группы, и он ему вполне соответствует.

Украшений, колец не надевал никогда. С удовольствием носил только часы-напульсник - подарок любимого Демы.

И все-таки Майку временами хотелось походить во фраке, в чем-то этаком черно-бархатном. Вальяжность ему к лицу, и в об­становку утонченной роскоши он прекрасно бы вписался.

Михаил Васильевич всерьез жалел, что сейчас не принято поч­тительное обращение на «вы» к членам семьи. Крошечного сына звал Евгением Михайловичем, передавал церемонные поклоны. Маму свою за глаза называл маменькой или матушкой, Таню - лю­безной сестрицей или по отчеству. Это все было очень органич­но. Тем более, родителей он искренне любил. А свою бабушку вспоминал с особенной нежностью...

Пока «Зоопарк» гастролировал, я принимала у себя подруг.

Они предпочитали заходить в отсутствие супруга. Не то чтобы Майк был слишком суров, но ему была заметно милее мужская компания, нежели дамское щебетание.

К некоторым моим знакомым девушкам Майк привыкал го­дами, только потом отношения налаживались. Я сердилась и об­зывала Миню женоненавистником. Это зря - он просто не был дамским угодником. Мог стать идеальным другом, с которым лег­ко говорить и которому легко плакаться в жилетку. Умел слушать, пытался помочь, вздыхал часто: «Бедные вы, бабы!» Старых бо­евых подруг уважал и братски любил «сестренок Оленек». Не­правильно его обвиняли в цинизме. Вспомните песни «Мария», «Горький Ангел», «В Этот День», «Да Святится Имя Твое». В них поклонение Женщине и такая нежность!

Дата добавления: 2015-05-31