Апология неправовых средств государственного строительства

(Н. МАКИАВЕЛЛИ)

Н. Макиавелли (1469—1527) — один из немногих крупных европейских мыслителей, который при рассуждениях о пробле-

¹ Имеется в виду не прилагательное «неправовой», достаточно широко употребляющееся, а существительное «неправо» в его категориально-концептуальном статусе

мах государственного строительства обходился без правовых категорий. Не только религиозно-этическая метафизика естественного права, но даже позитивно-правовая прагматика были ему чужды и практически не использовались при анализе социальных проблем. Это объяснялось во многом тем историческим обстоятельством, что Флоренция, где жил Н. Макиавелли, и другие итальянские города-государства, княжества и герцогства переживали смутное время. Та бесконечная череда заговоров, переделов власти, взрывов насилия и войн, которыми отмечена эта эпоха, позволяют говорить о том, что, в сущности, абсолютное большинство тогдашних итальянских государственных образований пребывали в доправовом состоянии.

Теоретическая позиция Н. Макиавелли с наибольшей выразительностью представлена в двух его работах — «Рассуждениях о первых десяти книгах Тита Ливия» и «Государе». Для итальянского мыслителя большая часть трагических противоречий, сопровождающих судьбу людей и государств, объясняются характерными особенностями человеческой природы. Он убежден в неискоренимости предрасположенности человека к злу. Зависть, гордыня, алчность и другие смертные грехи составляют неотъемлемое свойство человеческого существа. Обладая свободной волей, люди способны эти свойства устремлять не только во зло, но и на благо окружающим, превращать их в доблести и с их помощью достигать поставленных целей.

Обладая разумом, человек может действовать сообразно обстоятельствам и быть удачливым в своих начинаниях и завершениях. Активность для него предпочтительнее бездеятельности, а смелость важнее, чем осторожность. Макиавелли настойчиво проводит мысль о деятельной, трансгрессивной сущности человека. И хотя естественно-правовое мышление ему в целом чуждо, но одно из естественных прав человека он методично отстаивает. Это право человека на свободное волеизъявление. В страстной защите этого права проявляется ренессансный характер его личности и мышления.

Но свобода человека не может быть безграничной. У нее должны быть ограничения и пределы, в противном случае она на каждом шагу станет превращаться в своеволие. Такими пределами могут быть нормы и ценности, культивируемые религией, нравственностью и правом. У Н. Макиавелли же сложились довольно сложные отношения с этими тремя сферами культуры. Евангельские заповеди, призывающие к созерцательности и смирению, отрицающие ценность мирских благ, были для него неприемлемы. Его прагматический ум политика-практика подсказывал ему, что христианские принципы и свобода активных, энергичных действий в социально-политической сфере несовместимы. Люди, находящи-

еся у власти или идущие к ней, только ослабят свою волю, если будут руководствоваться евангельскими нормами, требующими человеколюбия.

Из иррелигиозности Н. Макиавелли логично вытекает его имморализм. Не призывая к тотальному отвержению нравственных норм, он, тем не менее, считает, что есть такие области человеческой деятельности, где соблюдение их обременительно и неоправдано. Это в первую очередь сфера социально-политической деятельности. Политический лидер большого масштаба, обладающий умением вести искусные политические игры, должен уметь ради достижения своих целей пользоваться всем арсеналом доступных ему средств — как моральных, так и аморальных. Его не должна смущать необходимость использования лжи, интриг, коварства. Все это лишь средства, которые по своему ценностному статусу не идут ни в какое сравнение с ценностью поставленной цели.

Прямым следствием пренебрежительного отношения к христианской религии и к нормам нравственности стала рецептура правового нигилизма, предлагаемая Н. Макиавелли политическим деятелям, стремящимся создать крепкое государство. Государь, конечно же, может пользоваться законными, правовыми методами. Но для успешного достижения любой из поставленных целей у него непременно должен быть в запасе еще один способ действий, который Н. Макиавелли называет насильственным, или «зверским». Сам же политик должен умело менять маски и попеременно играть требуемые обстоятельствами роли либо благонравного, дипломатичного стратега, либо жестокого, беспощадного тирана. Он должен сочетать качества лисы и льва, уметь притворяться благочестивым, чтобы успевать напасть первым. Тот, кто желает, чтобы ему повиновались, не должен бояться прослыть жестоким. Самое лучшее для него — это уметь, при необходимости, совершать все требуемые злодеяния разом.

Во имя каких же целей Н. Макиавелли прощает политическому лидеру его атеизм, имморализм и правовой нигилизм? Иногда на этот вопрос отвечают так: власть. Но это далеко не так. Власть для него не самоценность и не главная цель, а тоже всего лишь средство. Основной же целью для истинного политика-патриота является, в глазах Н. Макиавелли, общественное благо, и в первую очередь создание единого, централизованного государства, обладающего достаточной силой, чтобы преодолевать центробежные тенденции и внешние опасности. Не ради корыстных выгод самовластия, а во имя спасения гибнущей в пучине усобиц цивилизации Н. Макиавелли готов простить все прегрешения против религии, нравственности и права тому, кто сумеет победить феодальную анархию.

Н. Макиавелли — реалист, обладатель трезвого политического рассудка. Он ясно видит пороки людей, отчетливо сознает, что их способность к свободному волеизъявлению и необычайная, кипучая энергия употребляются в основном во зло. Но если люди неисправимы, а их свобода, не признающая ни религиозных, ни нравственных, ни правовых ограничений, повсеместно переходит в своеволие и приумножает массу зла, бед и страданий, то как быть с идеалами общественного блага? Неужели они недостижимы и обречены вечно пребывать в качестве благодушных и бессильных пожеланий? Неужели из этого тупика нет никакого выхода?

Напряженные и мучительные раздумья приводят Н. Макиавелли к решению проблемы. Если человеческая природа неисправима, то это еще не значит, что агрессивная энергия людей должна быть предоставлена сама себе и творить одни лишь разрушения. Ей можно придать иную направленность. Ее следует устремить в позитивное русло созидания, утверждения твердого социального порядка. И образцом, примером подобного перераспределения естественной человеческой энергии и агрессивности должна стать в первую очередь личность крупного политического лидера. Он должен возглавить процесс закладки надежных основ цивилизованной государственности. Сам, оставаясь таким же, как и все, то есть способным скорее к злу, чем к добру, несущий в себе склонности к порокам и преступлениям, он, тем не менее, должен быть готов ради великой цели употреблять зло во благо. Если у него нет в распоряжении для достижения благих целей столь же благих средств или эти благие средства слишком слабы, неэффективны и практически бесполезны, то ему ничего не остается как действовать, используя то, что имеется под рукой: не брезгуя обманом, предательствами, насилием, преступлениями.

Н. Макиавелли — прагматик, а не моралист. Его логика реалистична и потому окрашена в мрачные тона. Он убежден в том, что бывают исторические моменты, когда необходимо во имя благой цели использовать все доступные средства, в том числе аморальные и противоправные. Зло необходимо использовать и применять ради того, чтобы избежать еще больших зол. То, что неприемлемо в обычных условиях ровно текущей, цивилизованной жизни и стабильного социального порядка, в критических условиях национального бедствия становится допустимым.

Морализирующая критика, упрекающая Н. Макиавелли за его имморализм, как правило, не разграничивала этих реалий — стабильных эпох и эпох переходных, кризисных, катастрофических. То, что недопустимо в обычных условиях, для нее оставалось недопустимым и в условиях чрезвычайных. А между тем, понять и оправдать Н. Макиавелли можно лишь в том случае, если квалифицировать его доктрину как апологию чрезвычайных средств в чрезвычайных обстоятельствах.

Другая крайность в оценке теории Н. Макиавелли заключается в прямом, недвусмысленном оправдании практики применения неправовых, жестоких, насильственных чрезвычайных средств в нечрезвычайных социальных условиях. Именно эта практика получила название макиавеллизма. Она же бросила на наследие великого флорентийца сумрачную и трудноизгладимую тень, заставляющую потомков с опаской взирать на его доктрину.

Н. Макиавелли, как всякий крупный и неординарный мыслитель, противоречив. Однозначно оценивать его идеи невозможно. Его нельзя отнести ни к гуманистам, ни к циникам, ибо он сочетает в себе качества тех и других. Теоретически обосновав возможность сочетания правомерных целей с неправовыми средствами их достижения, он выстроил дерзкое философско-этиче-ское уравнение. И в этом в полной мере проявился радикализм и авантюризм его ренессансного мышления, не склонного останавливаться ни перед какими препятствиями.

Дата добавления: 2015-05-31