Вербальные и литтеральные (письменные) контракты

1. Вербальным (т.е. устным) контрактом назывался договор, устанавливающий обязательство verbis (слова­ми), т.е. договор, получающий юридическую силу по­средством и с момента произнесения известных фраз.

Основной вербальный контракт — Стипуляция. Стипуляцией назывался устный договор, заключаемый посред­ством вопроса будущего кредитора (centum dare spondes? обещаешь дать сто?) и совпадающего с вопросом ответа (spondeo, обещаю) со стороны лица, соглашающегося быть должником по обязательству.

Открытые в 1933 году новые фрагменты из Институ­ций Гая доказывают, что договор стипуляции был извес­тен уже законам XII таблиц.

2. Формальные требования, первоначально чрезвы­чайно строгие, с течением времени были значительно ослаблены (отпало, например, первоначальное требова­ние, чтобы ответ буквально совпадал в своей редакции с вопросом, за исключением, впрочем, одной разновидно­сти стипуляции, sponsio, при которой это требование со­хранилось).

Несмотря, однако, на все смягчения необходимых формальностей, в классическом римском праве все-таки прочно сохранялись некоторые черты стипуляции как формального контракта: присутствие договаривающихся сторон в одном месте, устный вопрос кредитора и такой же устный ответ должника, совпадающий по смыслу с вопросом. В качестве устного договора стипуляция оставалась недоступной как немому, который не может про­изнести вопроса или ответа, так и глухому, который не может непосредственно воспринимать вопрос или ответ.

В период абсолютной монархии был издан (во вто­рой половине V в.) закон, признавший обязательную си­лу за всякой стипуляцией, не противозаконной по со­держанию, независимо от соблюдения формы вопроса и ответа, другими словами, закон допустил совершение устного договора в каких угодно выражениях.

Но и тогда стипуляция осталась недоступной для глухих и немых и требовалось, по крайней мере в прин­ципе, присутствие сторон.

3. Обязательство, возникшее из стипуляции, было обязательством строгого права и потому подлежало строго буквальному толкованию. Так, еще Гай считал стипуля-цию недействительной, если на вопрос кредитора: «обе­щаешь ли 10?», должник отвечал: «обещаю 5». Юрист да­же не ставил вопроса о признании в этом случае обяза­тельства в сумме 5. С течением времени такой крайний формализм был смягчен, и в Дигестах указан­ный пример решается в том смысле, что при разногласии между сторонами в отношении суммы обязательство надо считать установленным в меньшей сумме, так как в отно­шении ее соглашение можно считать достигнутым (этот фрагмент Дигест приписывается Ульпиану, III в. н.э., но, видимо, он интерполирован, т.е. принадлежит составите­лям Дигест и, следовательно, относится к VI в. н.э.). На­до заметить, что в Институциях Юстиниана воспроизве­ден изложенный выше фрагмент Гая, в котором выраже­на более формальная точка зрения. Формальный харак­тер стипуляции сказывается также в том, что ее действие ограничивалось непосредственно участвовавшими в ней сторонами.

4. Стипуляционное обязательство являлось одно­сторонним, т.е. одной стороне принадлежало только право (не связанное с обязанностью), а на другой сто­роне лежала только обязанность (без сопровождающего ее права).Обязательство из стипуляции имело абстрактный ха­рактер. Это значит, что если необходимые требования относительно порядка заключения стипуляции соблюда­лись, то обязательство возникало независимо от того, какое материальное основание привело стороны к за­ключению договора, какую хозяйственную цель они пре­следовали и достигнута ли цель, имевшаяся в виду сторонами.

Принцип абстрактности стипуляционного обязатель­ства не лишал, однако, должника права доказывать, что основание, по которому он принял на себя обязательство, не осуществилось, но такое доказательство было для долж­ника не всегда фактически возможно, да и требовало не­редко времени; а за это время, пока отсутствие основания не доказано, кредитор мог уже осуществить свое право.

Абстрактный характер стипуляции (помимо просто­ты и быстроты взыскания долга) представлял еще то удобство, что в стипуляционную форму можно было об­лечь любое обязательственное отношение: и заемное обя­зательство, и обязательство уплатить цену за купленную вещь, и т.д. Стипуляцией нередко пользовались в целях но­вации, т.е. стипуляцию заключали для того, чтобы пре­кратить уже существующее обязательство, поставив на его место новое, возникающее из стипуляции. Доказав факт стипуляции, кредитор тем самым получал возмож­ность взыскания по обязательству.

Эта черта стипуляции, позволявшая вложить в нее любое содержание и быстро проводить его в жизнь, де­лала стипуляцию самой употребительной в практике формой договора; в классический период она являлась основной формой оборота.

Необходимо, однако, для уточнения добавить, что абстрактный характер стипуляционного обязательства не доводился до таких крайних пределов, чтобы не призна­вать силы за стипуляцией, если по желанию сторон в ней указывалась хозяйственная цель, для которой стипуляция заключалась. Стороны не только могли упомянуть в тек­сте вопроса и ответа основание, по которому стипуляция совершалась, но и поставить силу стипуляции в зависи­мость от преследуемой цели (посредством включения соответствующего условия).

5. Для обеспечения доказательства факта совершения стипуляции вошло в обычай составлять письменный акт, удостоверяющий это обстоятельство (он назывался cautio). С течением времени стипуляционные документы (cautiones) получили такое широкое применение, что значение стипуляционной формы (вопрос и ответ) ото­шло на второй план, и если только обе стороны присут­ствовали в одном месте, то при наличии cautio предпола­галось, что составлению документа предшествовало со­вершение словесной формы стипуляции.

1. Литтеральным контрактом назывался договор, ко­торый должен был совершаться на письме (litterae — письмо): «litteris fit obligatio», т.е. «обязательство возника­ет посредством записи, письма».

Древнереспубликанский письменный контракт за­ключался посредством записи в приходо-расходные кни­ги, которые велись римскими гражданами (самый поря­док ведения этих книг и записей в них в точности не из­вестен). Литтеральный контракт представлял тогда собой обязательство, по существу не впервые возникавшее, но заменявшее собой (обновлявшее) обязательство, уже су­ществовавшее ранее на другом основании (например, задолженность на основании купли, найма и т.п.) или на другом лице (долг Тиция переписывался на Люция).

Запись делалась, разумеется, на основании соответ­ствующего соглашения сторон, иначе не могло бы быть речи о договоре. Вероятно, записи в книге кредитора из­вестной суммы как уплаченной должнику соответствова­ла запись в книге должника той же суммы как получен­ной от кредитора: в этом и выражалось их соглашение.

Таким образом, литтеральный контракт в более древней форме можно определить как договор, заклю­чавшийся посредством записи в приходо-расходную кни­гу кредитора или существовавшего до того долга данного должника или долга другого должника, переводимого на данного на основании соответствующего соглашения сторон.

Из приведенного определения либерального кон­тракта вытекает вопрос, делалась ли при этой записи ка­кая-нибудь оговорка о том, что данное обязательство должно собою заменить такое-то предыдущее и что по­следнее в связи с записью прекращается. Если нет, то какими средствами предупреждалось дублирование обя­зательства, как предупреждалась возможность двойного взыскания (и по первоначальному обязательству, послу­жившему основанием для записи, и по новому, возник­шему вследствие записи)? В дошедших до нас источни­ках римского права никакого материала для ответа на поставленные вопросы мы не находим.

2. В классический период приходо-расходные книги утратили значение, по-видимому, в связи с вошедшими в практику более простыми и удобными формами записи долгов. С утратой значения приходо-расходных книг пре­кратилась и практика старых литтеральных контрактов.

Зато стали все больше входить в употребление заимст­вованные из греческой практики долговые документы — синграфы и хирографы. Синграфы излагались в третьем лице («такой-то должен такому-то столько-то»); такой документ составлялся в присутствии свидетелей, которые подписывали его вслед за тем, от чьего имени он составлялся. Эта форма письменных обязательств получила широкое распространение на почве процентных займов, заключавшихся между римскими ростовщиками и про­винциалами.

В императорский период синграфы стали менее употребительным видом письменного обязательства; на первый план выступили хирографы. Хирографы излага­лись в первом лице («я, такой-то, должен такому-то столько-то») и подписывались должником.

Дата добавления: 2015-05-31