Устав Братства Друзей Преступления 10 страница

– Этого я и хотела, – удовлетворенно заметила Клервиль. – Разве я не говорила вам, что он одновременно отдаст мне свою душу и свою сперму?

Мертвое тело убрали из комнаты, и хозяйка выставила перед нами коробочки с ядами третьей категории.

Среди них мы увидели королевский яд, тот самый, который во время царствования Людовика XV стал причиной смерти многих членов его семьи; здесь были отравленные стрелы и шляпные булавки, вещества, составленные из змеиного яда и известные под названием «куркуру», «кокоб» и «аймороу», а также яд «польпо», названный так по имени рептилии, живущей на северо-западе далекого Юпатана.

– Я смешиваю его с сердечными каплями или с микстурами, способствующими пищеварению, – объяснила Дюран, – в пропорции по одной капле на пол-литра, это вполне достаточная доза; по своему опыту я знаю, что он никогда никого еще не подводил. Хотите испытать его действие?

– Непременно, – заявила я. – Будьте уверены, что мы никогда не откажемся от такого предложения.

– Кого бы вы хотели принести в жертву?

– Симпатичного молодого мужчину, – не задумываясь, отвечала Клервиль.

Дюран позвонила в маленький колокольчик, и перед нами предстал юноша лет восемнадцати, прекраснее, чем предыдущий, и такого же жалкого вида.

– Может быть, вы хотите, чтобы Альзамор содомировал его?

– Великолепная идея!

Снова в комнате заклубился дым, и из него вышел наш сильф.

– Займись мальчишкой, – приказала ему хозяйка. – Эти дамы желают испытать на нем настойку «польпо».

– Погодите, – остановила ее Клервиль, – пусть подопытный в это время содомирует меня.

– А что будем делать мы с мадам Дюран?

– Ты, Жюльетта, можешь щекотать языком задний проход Альзамору, я лягу на нашу милую хозяйку, и она будет сношать меня своим клитором, а когда увидит, что мальчишка близок к оргазму, вольет ему в рот рюмочку снадобья, которое мы собираемся опробовать.

Все происходило так, как хотела Клервиль, вплоть до того момента, когда юноша проглотил напиток: яд едва не вывернул его наизнанку, и нам пришлось отойти в сторону. Мы предоставили середину комнаты умирающему и возобновили свое занятие: Альзамор ласкал Клервиль, а я сплелась в объятиях с Дюран; ее умелые и чуткие пальцы осыпали меня восхитительными ласками и обследовали все самые укромные уголки и потаенные полости моего тела, а ее горячие губы не уступали в ловкости и нежности ее рукам.

Тем временем наш подопытный стоял посреди комнаты, пошатываясь как пьяный, и постепенно погружался в жуткое оцепенение; яд оказал на его мозг настолько жестокое действие» что мальчик начал взвизгивать и бормотать, как будто про себя, что его голова наполняется кипящим маслом; за этой стадией последовала другая, еще более ужасная: все его тело начало опухать на наших глазах, лицо сделалось мертвенно-бледным, глаза вылезли из орбит, и вскидывая руки как тонущий в море человек, бедняга осел на пол и продолжал биться и бороться с невидимым врагом. А в это время, окружив его, мы вчетвером ликовали и извергали из себя плоды самой гнусной на свете похоти.

– Для меня это одна из самых восхитительных страстей, – сказала Клервиль, – и я никогда не смогу противиться ей. До конца своей жизни я буду использовать любую возможность, чтобы испытать такое блаженство.

– И вы можете ничего не опасаться, – добавила Дюран, – так как отравление – надежный и безопасный способ убийства: не остается никаких свидетелей. Откуда здесь взяться уликам? Пусть даже по следу бросится самый опытный врач, все его искусство окажется бессильным перед этой тайной; последствия яда неотличимы от признаков естественных кишечных заболеваний. Вам достаточно только твердо стоять на своем и начисто отрицать свое участие. Словом, такие преступления всегда остаются безнаказанными. До тех пор, пока не обнаружится ваш мотив убийства, вам нечего опасаться.

– Продолжай, искусительница, продолжай, – с улыбкой заметила Клервиль. – Глядишь, в одну прекрасную ночь я воспользуюсь твоими советами и опустошу весь Париж.

Дюран произнесла какое-то заклинание, и сильф испарился.

– Теперь пойдемте в сад, – сказала она и добавила извиняющимся тоном, – правда, боюсь, что там особенно нечего смотреть: прошлой зимой стояли такие сильные морозы, что большая часть моих растений погибла.

Сад, угрюмый и сильно затененный, напоминал собой кладбище; под высокими раскидистыми деревьями росли редкие растения невзрачного сероватого цвета. Любопытство привело нас в дальний уголок, где мы заметили свежевзрыхленную землю.

– Очевидно, здесь вы и прячете плоды своих преступлений? – спросила Клервиль.

– Пойдемте дальше, – ответила колдунья, увлекая нас в другую сторону, – я лучше покажу вам то, чем можно убивать, нежели то, что уже обратилось в прах.

Она начала объяснять нам свойства растений, мимо которых мы проходили, а я с нетерпением поглядывала в сторону кладбища, устроенного в дальнем конце сада.

– Послушайте, мадам, – наконец не выдержала я, – нельзя ли привести сюда девочку лет четырнадцати и испытать на ней яд, который вызывает самую мучительную агонию в человеческом организме? Мы выкопаем для нее яму на кладбище, и пусть Природа примет свою жертву; потом мы засыпем ее землей и все трое испытаем оргазм на могиле.

– Я всегда к вашим услугам, – ответила на это Дюран. – Кстати, я предвидела такую просьбу и уже приготовила девочку. А теперь взгляните еще раз на кладбище: видите вон в том углу свежевыкопанную яму? Так что могила готова.

В самом деле неподалеку от нас под кайенской смоковницей стояла, в чем мать родила, прехорошенькая девчушка; но могилу мы не смогли увидеть, как ни напрягали свои глаза, потом вдруг, самым чудесным, непостижимым образом, в отдалении словно разверзлась земля, и нашему взору предстала свежая чернеющая яма.

– Ну и как! – торжествующе взглянула на нас колдунья, а мы, не отрываясь, с изумлением взирали на чудо. – Вам не страшно?

– Страшно? Совсем нет, но мы ничего не понимаем.

– Природа подчиняется мне беспрекословно, – ответила Дюран. – Она всегда покоряется воле того, кто постиг ее тайны. Зная химию и физику, человек может все. Архимед не мог найти место, чтобы установить свой рычаг, иначе он перевернул бы весь мир, а мне требуется всего лишь одно растение, чтобы уничтожить этот мир за пять минут…

– О, восхитительное создание! – И Клервиль крепко прижала ее к своей груди. – Как я счастлива, что встретила, наконец, человека, чьи возможности отвечают моим целям.

Мы взяли за руки девочку, открыли калитку, отделявшую сад от кладбища, и оказались в стране мертвых. Судороги жертвы начались в тот же миг, когда ей дали яд.

– Давайте присядем вон там, – предложила я, указывая на то место, где земля была недавно вскопана.

– Я словно читаю ваши мысли, – улыбнулась колдунья.

С этими словами она достала из кармана небольшую коробочку, открыла ее и посыпала землю каким-то порошком. И мы увидели новое чудо: многочисленные скелеты, появившиеся у наших ног будто по мановению волшебной палочки.

– О, лопни мои глаза! – вскричала Клервиль, опускаясь на груду истлевших тел. – Какое прекрасное зрелище! Сбрасывайте скорее одежду, давайте ласкать друг друга, пока издыхает эта сучка!

– Отличная мысль, – одобрительно кивнула Дюран. – Мы будем кататься обнаженными по этой падали и испытаем неземное блаженство.

– Мне кажется, – заметила я, дрожа от вожделения, – ^ что эти отполированные кости могут послужить нам вместо мужских членов.

Клервиль, едва не задохнувшись от восторга, схватила массивную бедренную кость и вставила ее в свою вагину.

– Это хорошо, – сказала я, – но этого мало: мы должны сесть верхом на черепа таким образом, чтобы носовая кость упиралась нам в задний проход, вот посмотрите, как делаю я…

– Подвинься немного влево, – подсказала мне Дюран. —

Там как раз валяется голова, возможно, еще не остывшая, но во всяком случае свеженькая – это тот самый мальчик, которого мы с вами умертвили сегодня. Погодина минутку, Жюльетта, я нашла его руку, и она будет ласкать тебе клитор.

Что еще добавить, друзья мои? Исступление и сумасбродство овладели нами; мы, прямо на ходу, придумывали и совершали сотни поступков, еще более мерзких, жутких и похотливых, а перед нашими глазами на краю могилы расставалась с жизнью девочка, извивавшаяся в неописуемых конвульсиях; наконец они прекратились, тело жертвы содрогнулось в последний раз и соскользнуло в яму, и это стало толчком к бурному оргазму: я испытала его в объятиях двух обезумевших женщин, одна из которых облизывала мне соски, другая жадно глотала мою слюну, и они обе забрызгали меня своей спермой. После этого мы оделись и возобновили прогулку, умиротворенные, как троица блаженных, только что совершивших в высшей степени доброе, богоугодное дело. Обойдя весь сад, мы возвратились в дом, где хозяйка обратилась к нам с такими словами:

– Двое грудных детей, которых вы видите в люльке, служат мне рабочим материалом: я готовлю из него самые дорогие и сильные яды. Вы не желаете насладиться еще одним зрелищем?

– Охотно, – дружно ответили мы.

– Я так и думала, – сказала Дюран, – потому что чувствую в вас женщин с философским складом ума, которые видят в разрушении материи не более, чем простую химическую реакцию, и первостепенная важность научных результатов значит для вас намного больше, чем жизнь ничтожной твари. Итак, я начинаю.

Мадам Дюран вытащила детей из колыбели, одного за другим подвесила к потолку вниз головой за ноги, наподобие окороков, и жестоко выпорола их; когда из сведенных судорогой ротиков закапала розоватая пена, колдунья собрала ее в пузырек и продала нам за сто луидоров, еще раз подтвердив, что из всех приготовляемых ею ядов этот – самый сильный и опасный. Между тем дети, на которых Дюран больше не обращала никакого внимания, испустили дух прямо на крючьях. Кто из вас теперь усомнится в том, что для настоящего наслаждения требуется совершить хладнокровное преступление.

– Признаться, меня поразили секреты, которыми вы владеете, – сказала Клервиль, имея в виду все, что нам продемонстрировала любезная хозяйка.

– Вы многого еще не видели, милые дамы, – скромно отвечала Дюран. – Я держу в своих руках жизнь великого множества людей; я могу наслать чуму на всю страну, отравить реки и колодцы, распространить ужасные эпидемии, заразить воздух в близлежащих провинциях, навести порчу на дома, нивы, виноградники, послать жестокий мор на домашний скот, могу, превратить мясо скота в смертельную отраву, вызвать пожары в деревнях и сделать так, что неожиданно умрет человек, вдохнувший запах цветка или распечатавший полученное письмо, короче говоря, мне нет равных в искусстве злодейства.

– Но скажите, мадам, – спросила я, – как может человек, постигнувший все тайны Природы, допускать существование Бога? Когда сегодня мы спросили у вас, кто нас сношает, вы сказали, что это Бог.

На что Дюран ответила вопросом.

– Разве существует на свете сила, более могущественная, чем мужской член?

– Тогда все понятно. Ваш ответ вполне удовлетворил меня. Однако признайтесь нам, как на духу: вы верите в Бога?

– Милые мои, – начала колдунья, – чем больше мы изучаем Природу, тем больше вникаем в ее секреты; чем больше познаем ее мощь и силу, тем глубже убеждаемся в ненужности Бога: из всех мистификаций, придуманных людьми, идея этого пустого идола – самая отвратительная, самая нелепая, самая опасная и презренная; это привлекательная сказка, которая, в какой бы форме она ни существовала, представляет собой последнюю стадию человеческого безумия. Ведь предположить, что у Природы был творец, значит, совершенно недооценить ее возможности – только глухое невежество и потрясающее незнание всех последствий этой фундаментальной силы и перводвижителя всего сущего позволяет допустить наличие другой, более мощной силы, и только одни идиоты или негодяи признают Бога или верят в его существование. Чем же является этот придуманный Бог в представлении людей? Квинтэссенцией всех существ, всех свойств и всех сил, имманентной и невидимой глазу причиной всех естественных следствий. Постоянно сталкиваясь с непонятным поведением этого сказочного существа, наблюдая его то добрым, то злым, то ревнивым, то мстительным, люди все больше укреплялись во мнении, что оно имеет власть наказывать и вознаграждать. Но на самом деле их Бог – всего лишь Природа, а Природе чужда дискриминация, она не снисходит до того, чтобы судить свои творения, которые в ее глазах абсолютно равны и все равно безразличны для нее; коль скоро создание одного стоит ей не больше, чем создание другого, уничтожение вола для нее ничем не хуже, чем уничтожение человека.

– А каковы ваши взгляды на душу, мадам? – спросила Клервиль. – Дело в том, что ваша философия настолько близка нам, что мы хотели бы узнать все ваши принципы.

– Я – материалистка в своих взглядах на душу так же, как и во взглядах на Творца. Я очень внимательно прочитала все, написанное на эту тему философами, и пришла к глубокому убеждению, что душа человека, абсолютно похожая на душу всех животных, только по-иному организованная в силу особенности его органов, представляет собой не что иное, как частичку той эфирной жидкости, той бесконечно малой материи, источником которой служит солнечная энергия. Эта душа, которая, на мой взгляд, одинакова у всех живых существ, есть самый чистый огонь, какой существует во вселенной: он не обжигает, не пожирает самого себя, но, проникая в пустоты в наших нервах, оказывает на них такое бурное действие и приводит, живой организм в такое сильное волнение, что делает его способным на любое чувство или на любую комбинацию чувств. Это действие напоминает электричество, природа которого нам до сих пор мало известна, но которое является тождественным самому себе; в момент смерти человека или другого животного этот огонь гаснет и, как дождевая капля, упавшая в океан, теряется в огромной всеобъемлющей массе той же самой материи, которая существовала всегда и будет существовать вечно и пребывать в непрерывном движении; остальная часть тела гибнет, разлагается и переходит в другие формы, в которые проникают другие частички этого небесного огня и оживляют их. Исходя из этого, подумайте сами, как можно всерьез относиться к смешным и нелепым басням о рае и аде.

– Дорогая моя, – сказала Клервиль, – после всего, что вы так живо рассказали нам, после того, как мы показали вам, что наши принципы одинаковы, я прошу вас так же откровенно объяснить, кто же все-таки этот Бог, который с таким искусством выпорол нас и совокупился с нами. Если вы желаете открыть нам великие тайны Природы, зачем скрывать от нас ваши домашние секреты?

– Да потому что тайны Природы по праву принадлежат всем, – с достоинством отвечала Дюран, – между тем как секреты моего дома касаются только меня, следовательно, я вольна, открыть или не открыть – речь может идти лишь о моем желании, а я ни с кем не желаю обсуждать эту тему, и даже если вы предложите взамен сокровища всей Индии, вы уйдете отсюда с пустыми руками.

– Хорошо, пусть будет так, – вмешалась я, – не будем больше осаждать нашу любезную хозяйку вопросами, на которые она отвечать не намерена, но у меня есть и другие, которые она могла бы нам разъяснить. Ваш дом, несомненно, располагает большими возможностями для распутства, и мы желаем знать, что бы вы еще могли предложить нам в этом плане.

– Нет ни одной страсти, – ответила Дюран, – ни одной прихоти или фантазии, ни одного желания, как бы сумасбродны или невероятны они ни были, которые вы не смогли бы удовлетворить в этих– стенах. Единственное, что от вас требуется, – это предупредить меня за несколько часов до вашего прихода, и вы получите все, что только возможно получить в этом мире. Пусть желания ваши будут самыми необычными, самыми мерзкими и фантастическими, я торжественно обещаю, что предоставлю в ваше распоряжение все средства удовлетворить их. Но и это еще не все: если где-нибудь на земле, в самых удаленных ее уголках, живут мужчины или женщины, с чьими вкусами и привычками вы захотите познакомиться, я доставлю этих людей сюда, и вы, оставаясь невидимыми для них, сможете наблюдать их действия через прозрачную ширму. Этот дом целиком принадлежит мне, со всех четырех его сторон вы можете войти и выйти незаметно; его уединенное местоположение и высокая неприступная ограда вокруг него, мне кажется, служат достаточной гарантией надежности и безопасности ваших развлечений, поэтому вам остается только сказать мне свое желание, и вы получите любой предмет любой расы, любой нации, любого пола и возраста, с которым можно будет сделать все, что вам подскажет воображение. Я знаю, что вы щедры, а деньги в моем заведении делают все.

– Однако вряд ли вы в них нуждаетесь, мадам, ведь состояние ваше, должно быть, огромное.

– Да, – согласилась Дюран, – но у меня есть свои прихоти и свои слабости, а поскольку одна из них – расточительность, я далеко не так богата, как вы думаете… Да, милые гостьи, строжайшая секретность и неограниченные возможности – вот чем отличается этот дом; например, не далее, чем сегодня, вы лишили жизни пять или шесть человек, но даже если вы оставите за собой пять сотен трупов, вам нечего будет опасаться, поэтому продолжайте развлекаться и экспериментировать с мальчиками, девочками, со взрослыми или престарелыми людьми, даже с грудными детьми, только предупредите меня, а об остальном не беспокойтесь.

– Я хотела бы, – сказала Клервиль, – прочистить задний проход двум отрокам лет по пятнадцати посредством раскаленного докрасна металлического стержня, чтобы в это время вы, мадам, собственноручно истязали их и чтобы меня содомировали по очереди двое красавцев, которых вы заранее угостите ядом.

– Сто луидоров за каждую голову, – спокойно ответила Дюран, – и они в вашем распоряжении.

– А мне бы хотелось поиздеваться над двумя юными девушками, – с воодушевлением подхватила я, – ибо мне нравится поступать с представительницами нашего пола точно так же, как моя подруга любит тешиться с мужчинами. Я буду сношать их во влагалище тем же самым инструментом, а ваш сильф будет рвать их тело на куски тяжелой плетью, только надо хорошенько раскалить железные наконечники. Кроме того, в продолжение этой процедуры меня так же будут пороть.

– По пятьдесят золотых за девицу, – сказала колдунья.

Мы полезли в свои кошельки, и через десять минут наши желания осуществились. Я получила девочек неописуемой красоты, жестокость сильфа была выше всяких похвал, злосчастные жертвы погибли в моих объятиях ужаснейшей смертью, и мой экстаз, больше похожий на исступление, невозможно выразить словами. Сильф и оба трупа испарились, как по мановению волшебной палочки, а похоть наша так и осталась неутоленной. Клервиль, растрепанная, с дико блуждающим взором, с выступившей на губах пеной, напоминала разъяренную тигрицу, наверное, и я выглядела со стороны не менее ужасной. Видя нашу ненасытность, Дюран предложила нам продолжить оргию и пригласить зрителей.

– Дайте нам еще по одной жертве, – дружно отвечали мы, – и ваши зрители останутся довольны.

Для меня привели прелестную девочку – обнаженную, с завязанными за спиной руками, такой же предмет для жертвоприношения, только мужского пола, получила моя подруга; мы начали с того, что выпороли их крапивой, затем плетьми – девятихвостками. Не успели мы войти во вкус, как раздался стук в дверь. Дюран вышла из комнаты и тут же вернулась, объявив, что пришел один господин, который желает, чтобы мы продолжили истязания, повернувшись спиной к двери, так как он очень хочет полюбоваться нашими задницами.

– Передайте, что мы сделаем так, как ему хочется, – ответила Клервиль.

И мы вновь принялись за дело, которое закончилось тем, что жестокая блудница вскрыла грудную клетку своей жертвы, вырвала горячее трепещущее сердце и сунула его в свое влагалище.

– Ах, Жюльегга, – говорила она прерывающимся от восторга, голосом, – я всю жизнь мечтала совокупиться с живым сердцем мальчика.

Она легла на бездыханное тело, впилась губами в мертвый рот и откусила язык, не переставая сношать себя окровавленным куском человеческой плоти.

– А теперь, – пробормотала она, – давай совсем похороним его.

С этими словами она проткнула сердце, продела через него шнурок, крепко завязала его, и скользкая красная масса исчезла в самых глубинах ее утробы. В тот же миг из глотки Клервиль вырвался дикий торжествующий крик.

– Попробуй и ты, Жюльетта, попробуй! Я никогда не испытывала ничего подобного.

– Я знала одного человека, – сказала я, – у которого была такая же мания: он проделывал отверстие в вырванном сердце, вставлял туда свой член и таким образом испытывал неземное блаженство.

– Это также, должно быть, восхитительно, – кивнула Клервиль, – но с эстетической точки зрения не столь прекрасно, как то, что делаю я. Попробуй, мой ангел, ты должна сама испытать это.

Чужой пример всегда оказывает невероятное воздействие на мое воображение, которое не замедлило воспламениться. Я за несколько секунд, как заправский анатом, вскрыла грудь девочки и, раздвинув пошире свои нижние губки, попыталась вставить туда живое еще сердце, но проход мой был не столь широк, как у моей подруги, и несмотря на все усилия горячая плоть никак не входила в мою вагину.

– Разрежь его пополам, – подсказала Клервиль, видя мою бесплодную возню, – другого выхода нет.

Я последовала ее совету и, приняв те же меры предосторожности, то есть обвязав половинку сердца шнурком, чтобы легче было вытащить, погрузила ее глубоко в свое чрево. Дьяволица была права: этот кусок плоти превосходил любой живой член как по трепету, так и по упругости. Что же касается морального аспекта, друзья мои, более сладостного и более жуткого ощущения вообразить невозможно!.. Да, да! Идея Клервиль была великолепна – я давным-давно не испытывала такого бурного и затяжного оргазма. Проведя целый час в подобных мерзких утехах, мы снова позвали нашу хозяйку.

– Черт меня подери! – воскликнула она, увидев ужасные остатки нашей трапезы, разбросанные по комнате. – У меня просто не хватает слов.

– Да будет вам, дорогая, – произнесла Клервиль с победной улыбкой на губах, – мы в любое время дня и ночи готовы сотворить вещи, еще более ужасные. Признайтесь, что убийство – такая же обычная вещь для вас, как и для нас. Мы все трое страстно боготворим это занятие, и когда вы задумаете совершить такое жертвоприношение в своем доме, можете рассчитывать на нас.

– Милые мои, – обратилась к нам Дюран, – я хочу предложить вам еще кое-что.

– Давайте, мадам, не стесняйтесь.

– Вы не поможете мне заработать еще пятьдесят золотых монет?

– Разумеется, поможем.

– В таком случае прошу вас оказать внимание тому господину, что наблюдал за вами. Ваши развлечения едва не свели его с ума, и он горит желанием познакомиться с вами поближе.

– Очень хорошо, – сказала я, – однако мы так же хотели бы получить свою долю, ведь нет ничего приятнее на свете, чем тратить деньги, заработанные блудом. Потребуйте с него сотню луидоров, и нам двоим достанется по двадцати пяти.

– Я того же мнения, – добавила Клервиль. – А кстати, чем предполагает заняться этот субъект? Не собирается же он платить за обычное совокупление.

– Вы не будете разочарованы, потому что он исключительно распутен. Вместе с тем он понимает, что имеет дело с дамами определенного положения и будет обращаться с вами подобающим образом.

– Давайте его сюда, – заявила я, – только пусть заплатит заранее и ни о чем больше не беспокоится. В конце концов, мы шлюхи и готовы к любому обращению.

Дверь открылась, первым вошел маленький человек лет шестидесяти, румяный, упитанный, похожий на преуспевающего финансиста, за ним по пятам следовал содомит и на ходу терся членом о ягодицы толстяка.

– Прекрасные задницы, просто прелесть – эти задницы, – забормотал вошедший, бросаясь к предметам своего вожделения. – Ах, милые дамы, какие чудные вещи вы проделали только что… – С этими словами он принялся разминать в руках свой орган, стараясь привести его в нужное состояние. – Как красиво вы разделали этих детей; я тоже обожаю такие развлечения. Теперь давайте сделаем то же самое все вместе.

Распутник уложил меня на кровать и без всякой подготовки вставил мне в задний проход свой еще не совсем отвердевший орган, впившись губами в ягодицы Клервиль; через некоторое время, которое он провел в неуклюжей возне, сопровождавшейся громким сопением и невнятными ругательствами, толстяк пристроился к заду моей подруги; наслаждаясь с ней по примеру сластолюбивых жителей Гоморры, он любовался моей жопкой и страстно лобзал ее. В какой-то момент его лакей застонал и затрясся от оргазма, и распутник, видимо, сочтя невозможным продолжать натиск без поддержки мощного члена в своих потрохах, прекратил свое занятие, вооружился связкой розог, попросил помощника держать нас и принялся за флагелдяцию. При этом он расположил нас весьма необычным образом; лакей, высокий и сильный мужчина, зажал наши головы у себя под мышками, предоставив в распоряжение хозяина свой великолепный орган и две прекрасные задницы, на них-то и обрушился основной удар, который они выдержали с честью несмотря на невыносимую боль, ибо толстяк старался изо всех сил; пытка была столь же продолжительной, сколько кровавой, палач сменил шесть связок гибких прутьев, и наши бедра были в состоянии не менее жалком, чем наши бедные ягодицы. Во время коротких перерывов он усердно сосал член своего наперсника, и когда тот обрел достаточную твердость, заставил лакея прочистить наши задницы своим превосходным инструментом, и мы, после таких мучительных истязаний, наконец в полной мере оценили живительное воздействие этого благородного бальзама. Пока вассал по очереди содомировал нас, господин Мондор – мы узнали имя финансиста много позже – трудился над лакейским задом, неторопливо погружая туда и вытаскивая обратно свой отвердевший член. Скоро страсть его достигла предела, и чтобы добавить ветра в ее паруса, он громко потребовал жертву. Ему тотчас доставили одиннадцатилетнего мальчика. Мондор с ходу овладел ребенком, а слуга то же самое сделал с хозяином. Потом злодей попросил нас распороть мальчику грудь и вытащить оттуда сердце; он схватил его и начал натирать им свое лицо; минуту спустя, залитый с головы до ног кровью, испуская вопли, напоминавшие ослиный рев, старый распутник сбросил свое семя в бездыханное детское тело. Как только он кончил, вышел из комнаты, не сказав никому ни слова. Вот вам наглядный пример того, как разрушительно действует распутство на робкие души. Это всегда происходит именно так: угрызения совести и стыд накатывают волной в тот самый момент, когда изливается сперма, потому что такие люди, неспособные усвоить твердые принципы, полагают, будто в их поведении, если оно хоть в чем-то отличается от общепринятых норм, есть нечто постыдное и дурное.

– Кто этот странный субъект? – с удивлением спросили мы у мадам Дюран.

– Чрезвычайно богатый человек, – ответила она. – Но я не могу назвать вам его имя, ведь и вам бы не понравилось, если бы я направо и налево рассказывала о вас.

– Его развлечения не идут дальше того, что мы увидели нынче?

– Обычно он сам совершает убийство, однако сегодня, очевидно, был не в форме и попросил вашей помощи. Я вижу, вы удивлены его странным поведением? Ну что ж, вы не ошиблись: он действительно отличается стыдливостью и щепетильностью в подобных делах. Кроме того, он очень набожный человек и после таких жутких утех непременно бежит молиться Богу.

– Бедняга, он воистину достоин жалости. Если человек не в состоянии сокрушить вульгарные предрассудки, ему лучше вообще не ступать на наш путь, ибо тот, кто, избрав его, не пойдет по этой дороге твердым, уверенным шагом, обречен на многие неприятности в жизни.

После этого мы облачились в одежду, забрали свои покупки, еще раз поблагодарили и щедро вознаградили гостеприимную хозяйку и возвратились в карету с решительным намерением регулярно посещать Дюран и как можно лучше и плодотворнее употребить снадобья, купленные у нее.

– Я собираюсь отравить первого, кто встретится на моем пути, – мечтательно сказала Клервиль, – причем без всякого повода, просто ради того, чтобы совершить то, что уже сейчас возбуждает меня безмерно и вытесняет из моего сердца все остальные соблазны.

А у меня вдруг возникло острое желание познакомить с Дюран Бельмора: мне показалось, что они созданы друг для друга, и я всю дорогу представляла своего любовника в объятиях этого исчадия ада. При первой же встрече я упомянула ее имя; он был с ней не знаком, но согласился навестить ее вместе со мной. Рассыпавшись в извинениях за то, что я столь непростительно игнорировала ее – дело в том, что прошло довольно много времени после того памятного посещения ее дома, так как у меня не нашлось ни одной свободной минуты, – я представила ей графа, и она очень благосклонно встретила его. Восхищенный всем увиденным, он сделал многочисленные покупки и, конечно же, воспылал вожделением к обольстительной хозяйке. Я не обманулась в своих надеждах, и моему взору предстала удивительно сладострастная сцена – первым делом Бельмор совершил с колдуньей акт содомии, затем спросил, не сможет ли она удовлетворить самое горячее его желание. Я дала ей необходимые пояснения, были доставлены жертвы, и Бельмор без промедления, с моей помощью, насладился вдосталь.

– Сударь, – обратилась к нему растроганная хозяйка, – позвольте выразить вам свое восхищение, потому что ваша страсть покорила меня. Если вы еще раз навестите мой дом, скажем, послезавтра, я покажу вам спектакль примерно в том же духе, только в тысячу раз более впечатляющий.

Мы прибыли в назначенный день, но никто не открыл нам дверь. Окна были плотно прикрыты ставнями^ дом казался совершенно безлюдным, и мы уехали ни с чем. Несмотря на долгие и усердные поиски и запросы, которые я предприняла, мне так и не пришлось узнать, что сталось с этой необыкновенной женщиной.

Дата добавления: 2015-06-04