Устав Братства Друзей Преступления 11 страница

В последующие два года моей жизни не произошло ничего, заслуживающего внимания. Я по-прежнему жила на широкую ногу, мои жестокие утехи множились с каждым днем и, в конечном счете, довели меня до того, что я утратила всякий вкус к, обычным удовольствиям, которые в изобилии предлагает нам Природа; я дошла до такой стадии, что если развлечения не сулили мне ничего из ряда вон выходящего или, на худой конец, просто преступного, я даже не давала себе труда притвориться, будто они меня заинтересовали. Очевидно, так случается, когда мы достигаем состояния полнейшего безразличия, из которого может нас вырвать только добродетельная мысль или столь же добродетельный поступок. Это можно объяснить тем, что душа наша истощена настолько, что самый слабый голос добродетели может перебороть наше оцепенение, или же тем, что, подстегиваемые вечной погоней за разнообразием и утомленные от злодейства, мы начинаем испытывать тоску по чему-то противоположному. Как бы то ни было, наступает момент, когда вновь появляются давно забытые предрассудки, и если подобное случается с человеком, который долго шел путем порока и свыкся с ним, на него могут внезапно обрушиться великие несчастья, ибо нет ничего страшнее, чем приползти назад в Сузу[115]потерпевшим поражение и опозоренным.

Мне как раз пошел двадцать второй год, когда Сен-Фон изложил мне очередной гнусный план. Он все еще тешил себя мыслью сократить народонаселение и теперь задумал уморить голодом две трети Франции и с этой целью скупить в невероятном количестве съестные припасы, главным образом зерно; в исполнении этого грандиозного замысла мне предстояло играть главную роль.

А я – да, друзья мои, я не стыжусь признаться в этом, – испорченная, как мне казалось, до мозга костей, содрогнулась, узнав его план. О, фатальный миг слабости, которую я себе позволила! Зачем я не подавила в себе этот мимолетный, совсем слабый импульс? Сен-Фон, проницательный Сен-Фон, сразу заметил его, повернулся ко мне спиной и молча вышел из комнаты.

Я смотрела ему вслед, хотя за ним уже закрылась дверь, и слышны были только его удаляющиеся шаги. Я подождала еще некоторое время, потом, поскольку уже наступила ночь, легла спать. Долго лежала я, не сомкнув глаз, а когда заснула, мне приснился страшный сон: я увидела неясную, жуткую в своей нереальности фигуру человека, который подносил пылающий факел к моему имуществу – моей мебели, моим картинам, коврам и дорогим безделушкам, к стенам моего роскошного жилища. Все разом вспыхнуло ярким пламенем, из которого внезапно возникло юное создание, простирающее ко мне руки… Оно отчаянно пыталось спасти меня и в следующий же миг погибло в огне. Я проснулась мокрая от пота, и в моем взбудораженном сознании всплыло то давнее предсказание гадалки: «Случится великое горе, когда в вашем сердце исчезнет зло». «О, небо! – беззвучно вскричала я. – Стоило лишь на краткий миг перестать быть порочной, и вот уже мне грозят неведомые беды». Мне стало ясно, что меня скоро поглотит бездна злоключений. Девушка, которую я видела во сне, была моя сестра, упорствующая в своих заблуждениях моя несчастная Жюстина, отвергнутая мною за то, что предпочла путь добродетели; ко мне взывала сама добродетель, и порок содрогнулся в моем сердце… Какое фатальное предсказание! И рядом нет никого, кто мог бы дать мне добрый совет, все доброжелатели исчезли в тот самый момент, когда были нужнее всего… Я все еще пребывала во власти этих мрачных мыслей, когда в спальню без стука вошел незнакомый человек таинственного вида, молча протянул мне письмо и неожиданно исчез. Я сразу узнала почерк Нуарсея.

«Ты разорена, – писал он. – Никогда я не предполагал встретить трусость в человеке, которого воспитал сам по своему подобию и поведение которого до сих пор было безупречно. Советую тебе даже не пытаться исправить допущенную оплошность, так как теперь слишком поздно: твой порыв выдал тебя с головой, и не стоит лишний раз оскорблять министра, полагая, что это сойдет тебе с рук и что ты и впредь сможешь водить его за нос. До того, как стемнеет, ты должна покинуть Париж; возьми с собой деньги, которые есть при тебе, и больше ни па что не рассчитывай. Ты лишилась всего, что приобрела благодаря широте души Сен-Фона и его попустительству; тебе известно, что он всемогущ, ты знаешь также, каким может быть его гнев, когда он увидит себя обманутым, поэтому не медли – спасай свою жизнь. И крепко держи язык за зубами, иначе кара настигнет тебя даже на краю света. Я оставляю тебе десять тысяч ливров в год, которые ты от меня получаешь, они будут регулярно выплачиваться тебе в любом месте. А теперь спеши и ни о чем не рассказывай своим друзьям».

Если бы в этот момент рядом ударила молния, она поразила бы меня меньше, чем это известие, а страх перед Сен-Фоном был сильнее моего отчаяния. Я поспешно вскочила с постели; все свои ценности и сбережения я хранила у нотариуса министра и даже не подумала о том, чтобы каким-то образом попытаться забрать их. Я порылась в шкафах и комодах и набрала всего пятьсот луидоров – все, что хранила в доме. Спрятав деньги под юбки, я одна, тайком, посреди ночи выскользнула из дома, в котором еще вчера жила как императрица и на который теперь бросила прощальный взгляд затуманенных слезами глаз… Куда идти? К Клервиль? Нет, нет, это исключено, кроме того, возможно, это она предала меня. Ведь она не раз намекала, что не прочь занять мое место. Ах, какими несправедливыми делает нас несчастье! И скоро вы увидите, как была я неправа, заподозрив в измене лучшую свою подругу.

А теперь возьми себя в руки и не надейся ни на кого, кроме самой себя… Ты еще молода и по-прежнему обольстительна и можешь начать все сызнова, так говорила я себе, вспоминая уроки своей юности… О, роковая добродетель! Ты снова сыграла со мной злую шутку. Ну ничего, больше я никогда не попадусь в твои сети. Только одну ошибку я совершила в своей жизни, споткнулась только один лишь раз, и этой оплошностью, был проклятый порыв, приступ идиотской добропорядочности. Вырви с корнем добродетель из своего сердца, ибо она – смертельный враг человека, способный привести его к краю бездны; величайшая ошибка, какую можно сделать в этом насквозь развращенном мире, заключается в том, чтобы объявить безнадежную, одинокую войну всеобщему безумию. Великий Боже, как часто говорила я это себе!

Не имея никакого определенного плана, озабоченная только тем, как бы спастись от мести Сен-Фона, я, совершенно механически, вскочила в первый попавшийся экипаж, то была почтовая карета, отправлявшаяся в Анжер, куда я и прибыла несколько часов спустя. Я ни разу не была в этом городе, не знала в нем ни единой души, поэтому решила снять небольшой дом и открыть его для азартных игр. Мне повезло: в самом скором времени местная знать начала увиваться вокруг меня. Я получила множество любовных предложений, однако мой скромный вид и сдержанные манеры быстро охладили моих поклонников и убедили их в том, что я отдам свое сердце только человеку с серьезными намерениями, способному составить мое счастье. Некий граф де Лорсанж, чье имя я ношу поныне, показался мне самым настойчивым и самым обеспеченным из всех прочих. В ту пору ему было сорок лет, он имел приятную наружность и импозантную фигуру, а его манера изъясняться выгодно отличала его от соперников. Словом, я. благосклонно приняла его ухаживания. Прошло совсем немного времени, и граф поведал мне свои намерения: он был бакалавр, имел ежегодный доход пятьдесят тысяч ливров, но не имел близких родственников, поэтому, если я окажусь достойной носить его имя, он намеревался сделать меня наследницей своего состояния; он попросил меня честно рассказать о моей жизни во всех подробностях, не упуская ничего, добавив, что собирается обвенчаться со мной и назначить мне ежегодное содержание двадцать тысяч ливров. Такое предложение было слишком заманчиво, чтобы не принять его без раздумий, и граф выслушал мою откровенную исповедь.

– Теперь вы послушайте меня, Жюльетта, – сказал граф, когда я закончила, – ваши признания свидетельствуют о чистосердечии, которое делает вам честь; человек, откровенно признающий свои грехи, ближе к тому, чтобы не грешить больше, нежели тот, кто до сих пор жил безупречно. Первый знает, что его ожидает, между тем как у второго в любой момент может появиться искушение испытать еще неведомое ощущение. Соблаговолите послушать меня еще немного, мадам, так как это очень важно для нас обоих, ибо я мечтаю вернуть вас на путь истинный. Я не буду докучать вам проповедями, совсем нет – я просто хочу открыть вам глаза на некоторые истины, которые скрывали от вас ваши страсти и которые вы всегда обнаружите в своем сердце, если захотите заглянуть туда.

Знаете, Жюльетта, тот, кто первым посмел сказать вам, что мораль – бесполезная вещь в этом мире, заманил вас в самую страшную западню, какую можно себе представить, а тот, кто к этому добавил, что добродетель пустое слово, а религия – ложь и обман, поступил с вами более жестоко, чем убийца. Убив вас на месте, он доставил бы вам только один миг страдания, а так оба они уготовили для вас бесчисленные бедствия и горести. Причиной всех ваших ошибок служит путаница в словах и понятиях, поэтому давайте аналитически рассмотрим, что значит добродетель, ненависть и презрение к которой хотели вызвать в вашей душе порочные наставники. Добродетель, Жюльетта, – это постоянное выполнение наших обязательств по отношению к другим людям, и я хочу вас спросить, каким скудоумием и каким бесчувствием надо обладать, чтобы назвать счастьем то, что разрушает все узы, связывающие нас с обществом? Каким самодовольным должен быть человек, полагающий, будто он может сделаться счастлив, ввергая окружающих в несчастье! Неужели он считает себя достаточно сильным и могущественным, чтобы в одиночку бороться с обществом, чтобы поставить свою порочность выше всеобщих интересов? Или он настолько нахален, что полагает, будто он один обладает страстями? Каким же образом рассчитывает этот наглец заставить остальных, имеющих такие же, как у него, желания и страсти, служить себе? Вы согласитесь со мной, Жюльетта, что только безумец способен питать подобные иллюзии; а если даже допустить, что он все-таки добивается своей цели, как собирается он скрыться от карающего меча закона? Более того, что он будет делать со своей совестью? Поверьте, Жюльетта, никому не дано избежать ее угрызений, которые страшнее человеческого суда, да вы и сами убедились в этом на собственном опыте: вы также пытались заставить замолчать собственную совесть, но добились только того, что ее голос заглушил ваши страсти и воззвал к вашему разуму. Вложив в человека влечение к окружающим людям, иными словами социальный инстинкт, Творец одновременно дал ему понимание обязанностей, которые тот должен выполнять, чтобы благополучно жить в обществе, и вот добродетель как раз и заключается в выполнении этих обязательств; следовательно, добродетель есть одна из основных потребностей человека, то есть единственное средство обрести счастье на земле. Религиозные истины самым естественным и логичным образом вытекают из этих основополагающих и жизненных принципов, и человеку с добродетельным сердцем нетрудно доказать существование Высшего Существа; в величии Природы, Жюльетта, заключены добродетели Создателя, так же, как добросердечие и человеколюбие являются добродетелями Его созданий, и из этих отношений и связей рождается вселенский порядок. Бог есть средоточие высшей мудрости, лучом которой служит человеческая душа; когда человек прячется от этого божественного света, его участь на земле решена: ему суждено брести в потемках от одной ошибки к другой и, в конечном счете, прийти к катастрофе. Взгляните на тех, кто придерживается таких принципов, попробуйте беспристрастно разобраться в их мотивах, и вы поймете, что они не хотели ничего иного, кроме как злоупотребить вашим доверием, что у них не было иных намерений, кроме как удовлетворить свои гнусные и опасные страсти. Они обманывали не только вас – они обманывали самих себя, а это хуже всего и это не входит в расчеты порочного человека; чтобы доставить себе одно удовольствие, он лишает себя тысячи других, чтобы провести один счастливый день, он обрекает себя на миллион злополучных; в том и состоит эпидемия зла, что пораженный ею человек стремится заразить всех окружающих: один только вид добродетели служит для него укором, и негодяй не может понять, что все его усилия справиться с этим тягостным чувством приближают торжество ненавистной ему добродетели; наслаждение злодея состоит в том, чтобы с каждым днем творить еще большее зло, но ведь рано или поздно он должен остановиться, и этот момент станет окончательным его поражением. А теперь посмотрите, как обстоит дело с добродетелью. Чем дальше продвигается человек по дороге добродетельного наслаждения, тем утонченнее и тем полнее становятся его ощущения, а если ему доведется дойти до вершин добродетели, он окажется в обители Бога, сольется с ним и будет вознагражден вечным блаженством.

Да, Жюльетта, велики и глубоки радости добродетели и религии! Я тоже вел не безупречную жизнь как и другие люди, да и знакомству с вами я обязан заведению, где торгуют удовольствиями; но даже в дни своей юности, даже в ту пору, когда кипела моя кровь, добродетель никогда не теряла ценности в моих глазах, и в исполнении обязанностей, которые она накладывает на человека, я всегда находил самые сладостные удовольствия в жизни. Скажите честно, неужели вы полагаете, будто приятнее вызывать у окружающих слезы печали и отчаяния, нежели помочь страждущему и несчастному? Я даже готов допустить, но только ради нашей дискуссии, что могут встречаться такие испорченные души, которые находят удовольствие в чужих слезах, но ведь это удовольствие несравнимо с тем, что испытывает человек добродетельный. Все, что связано с чрезмерностью, что воздействует на душу кратковременно, выглядит бледным и рахитичным рядом с чистым, благородным и длительным наслаждением. Разве ненависть и ожесточение человека могут сравниться с его любовью и доброжелательством? О, безнравственный и извращенный дух, неужели ты бессмертен, неужели настолько бесчувственен! Разве, подобно нам, не плывешь ты по жизненному морю, полному бурь и опасностей, разве, как и мы, не нуждаешься ты в спасительной помощи, сталкиваясь со скалой? Неужели ты думаешь, что люди, которых ты оскорбил, откликнутся на твой отчаянный зов? Или, быть может, ты считаешь себя богом, способным обойтись без людей? Так что доверьтесь мне, Жюльетта, возлюбите добродетель, и я приведу вас к вере в светоносное Существо, в котором сосредоточено все доброе в этом мире… Знаете, в чем заключаются трудности атеиста? В том, что когда он созерцает красоту вселенной, ему трудно отрешиться от мысли, что не может не существовать Создатель этого Чуда, и только гордыня и страсти тщеславного человека мешают ему признать Бога. Тот, кто совершил неправедное дело, предпочитает сомневаться в существовании Высшего Судьи, предпочитает отрицать Его, упрямо повторяя «Бога нет», потому что страшится его возмездия. Но стоит ему победить свои пагубные предрассудки и беспристрастным взором посмотреть на природу, как он обнаружит Бога в бесконечном великолепии, которое его окружает. Да, Жюльетта, теологию считают наукой только порочные люди, но это – голос самой Природы для того, кем движет добродетель, ибо последняя является для него образом Бога, которому он поклоняется и служит. Вселенная несет на себе печать бесконечной и всесильной Причины, ведь ничтожные средства, коими располагают несчастные мыслители – я имею в виду случайное сочетание рациональных и иррациональных причин, – не в состоянии сотворить такого великолепия, но если признать Высшее Существо, как можно не боготворить дело рук Его?

Разве не достойна нашего поклонения красота, прекраснее которой нет ничего в этом мире? Разве не обязаны мы ежечасно благодарить Того, Кто дает нам все радости в этой жизни? Я хочу, чтобы вы поняли, Жюльетта, что из всех религий на земле самая справедливая та, которую вы впитали с молоком матери. Если вы полюбите добродетель, дорогая моя невеста, вы не замедлите возлюбить мудрость Божественного Творца своей религии; подумайте о ее высшей нравственности и скажите, существовал ли на свете мыслитель, который проповедовал более чистую и более прекрасную веру? В основе всех прочих этических систем покоится самолюбие, амбиция и другие второстепенные факторы – только христианство основано на любви к человеку. Платон, Сократ, Конфуций, Магомет искали славы и почестей, а скромный Христос ждал только смерти, и сама смерть Его служит ярким примером для человечества.

Я слушала этого доброго человека и думала: «О, Небо! Не иначе, это ангел, о котором говорила Дюран, и как отнестись к этим невразумительным истинам, которые он мне сейчас внушает,..» Я слушала своего нового покровителя и сжимала его руку. Из глаз его хлынули слезы умиления, и он крепко прижал меня к своей груди.

– Нет, господин мой, – сказала я, опуская голову, – я чувствую себя недостойной счастья, которое вы мне предлагаете… Грехи мои слишком велики, и судьба моя необратима.

– Ах, Жюльетта, – ответил он, – как мало вы знаете о добродетели и о всемогущем Боге, который ее излучает! Кающемуся грешнику никогда не заказан путь в Его стадо; просите милости у Господа, Жюльетта, молите Его о прощении; и молитвы ваши будут услышаны. Я не требую от вас пустых слов и клятвенных обещаний – совсем не это мне нужно; только вера, только добродетель во всех мыслях и поступках могут обеспечить счастье в жизни, которую вам предстоит прожить. До сих пор недостойные люди любили вас только за ваши пороки, потому что ими питалась их собственная порочная натура, вы не слышали от них таких слов, какие услышали от меня, только добрый и верный друг мог взять на себя заботу говорить с вами таким образом, надеюсь, вы простите мои излияния, которые, может быть, в чем-то и резкие, так как они продиктованы горячим желанием видеть вас счастливой.

Нет нужды говорить вам, друзья мои, что яркая диатриба[116]господина де Лорсанжа убедила меня лишь в его поразительной скромности и его полной бесталанности как полемиста. В самом деле, можно ли было найти более абсурдные доводы, чтобы обратить в свою веру человека, который, благодаря безупречной логике, абсолютно не чувствителен к предрассудку или суеверию, и что может быть смешнее, нежели бубнить о необходимости добродетели для человеческого счастья, тем более моего счастья! Ох, уж эта добродетель! От нее все мои злоключения, да еще от слабости, которую я проявила, поддавшись ей на самый краткий миг; и я хочу спросить вас, неужели нудная индукция Лорсанжа в состоянии произвести впечатление на человека, имеющего голову на плечах? Если добродетель докажет свою необходимость, говорил он, значит, необходимой оказывается и религия, и неуклюжие построения моего собеседника, основанные на слепом фанатизме, рухнули в тот самый момент, когда я пошатнула их основы. Ну уж нет, сказала я себе, добродетель не просто лишняя обуза – она очень вредна и опасна, разве не свидетельствует об этом мой собственный опыт? Все красивые религиозные сказки, которые глупцы пытаются обосновать добродетелью, на самом деле покоятся на фундаменте абсурда, потому что единственным непреложным законом Природы является эгоизм, добродетель же противоречит эгоизму, так как заключается в непрестанном забвении интересов человека в угоду чужому благополучию. Если, как утверждает Лорсанж, наличие добродетели в человеческом сердце доказывает существование Бога, тогда что это за Бог, который взгромоздился на вершину пирамиды, возведенной на полном отрицании Природы? Ах, Лорсанж, наивный Лорсанж, все ваше здание рухнуло само собой, ибо вы построили его на песке! Добродетель ничего не дает человеку, а Бог, которого вы возвели в абсолют, есть самый смешной и нелепый из всех призраков. Человек, сотворенный Природой, должен подчиняться лишь импульсам, исходящим непосредственно от нее; как только он освободит свой разум от сетей предрассудков, его незамутненный взгляд и его естественный инстинкт покажут ему всю никчемность и Бога и добродетели. Однако положение мое настоятельным образом требовало притворства: я должна была выкарабкаться из трясины несчастий и вернуться на дорогу процветания,.а для этого мне не обойтись без руки Лорсанжа, поэтому я приняла ее и наплевала на все остальное. Пусть обман и коварство сделаются моим самым надежным оружием – этот выбор диктовала мне слабость моего пола, а мои собственные принципы сделали эти свойства основой моего характера.

Мое несравненное искусство лжи, приобретенное за многие годы и усовершенствованное долгой 'практикой, позволяет мне легко и быстро приспособляться к любым обстоятельствам в жизни, и мне не составило никакого труда сделать вид, будто я принимаю точку зрения Лорсанжа, а заодно и его советы. В моем доме перестали бывать посетители, и всякий раз, заезжая ко мне, он находил меня в одиночестве, склонившуюся над рукоделием, а процесс моего спасения продвигался столь стремительно, что вскоре меня увидели на мессе в церкви. Словом, Лорсанж благополучно угодил в ловушку: мне было назначено годовое содержание двадцать тысяч ливров, и через шесть месяцев после того, как моя нога ступила в город Анжер, был подписан брачный контракт. Поскольку я поддерживала хорошие отношения с соседями, а о моей прежней жизни никто здесь не знал, выбор господина де Лорсанжа был встречен с большим одобрением, и я оказалась хозяйкой самого роскошного дома в городе. Таким образом, лицемерие возвратило мне то, что отнял страх перед злодейством, и порок снова вышел победителем. Да, друзья мои, и так будет до последнего часа рода человеческого.

Мне почти нечего рассказать об удовольствиях, которые я получала в супружеской постели господина де Лорсанжа, так как этот добрейший человек был знаком лишь с самыми банальными; настолько же невежественный в вопросах наслаждения, как и в философии, бедняга за те два ужасных года, что я прожила с ним, так ни разу и не подумал изменить свои обычные привычки, и скоро, задыхаясь от однообразия, я начала приглядываться к жителям города на предмет удовлетворения своих желаний, которые вовсе не утихли за столь долгий пост. Особых требований к полу я не предъявляла – главным для меня было воображение и страстность. Искать пришлось долго: простое и бесхитростное воспитание, обычное для провинции, строгая мораль, небольшое население – все это осложняло мои поиски и воздвигало множество препятствий на пути к наслаждениям.

Первой моей мишенью стала прелестная девица, дочь одного из старинных друзей графа. Каролина, заинтригованная безнравственностью моих суждений и их необычностью, сделалась легкой добычей: как-то раз, заманив ее в ванную и уговорив искупаться вместе со мной, я заставила ее испытать оргазм в своих объятиях. Но Каролина была всего-навсего красивой куклой и, конечно же, не могла представлять большого интереса для такой женщины, как я, которую необходимо постоянно подогревать силой воображения, а вот этого свойства девушка была начисто лишена. Идиллия наша продолжалась недолго: скоро я нашла другую, затем третью. Следует признать, что в Анжере недостатка в привлекательных женщинах не было, но, Боже ты мой, как неповоротливы были их мозги – ни одна искра вдохновения не освещала их потемки. Ах, Клервиль, с какой страстной тоской я думала о вас, как мне вас недоставало в ту пору! И я пришла к такому важному выводу: человек, который любит порок, который предается ему с детства либо в силу врожденной склонности, либо в силу приобретенной привычки, скорее находит счастье в постоянных извращенных утехах, нежели тот, кто приходит к этому в зрелом возрасте после того, как часть жизни прошагал по унылой дороге добродетели.

Я испробовала и местных мужчин, которых, кстати, находила с неменьшим трудом; у меня был уже десятый любовник, когда однажды, присутствуя вместе со своим набожным супругом на мессе, я обратила внимание на священника и, мне показалось, что он удивительно напоминает аббата Шабера, того самого, с которым мы приятно провели один вечер в Братстве Друзей Преступления, – да вы сами видели сегодня в моем доме этого очаровательного молодого человека. Никогда еще месса не казалась мне такой долгой; но вот, наконец, она подошла к концу, господин де Лорсанж отправился домой, а я осталась под тем предлогом, что мне захотелось помолиться подольше. Я попросила о встрече с человеком, который только что служил службу; он появился, и что же вы думаете, друзья? Ну конечно, это был Шабер. Мы сразу удалились в пустую часовню, где любезный аббат, поблагодарив судьбу за столь приятный сюрприз и выразив свою радость от того, что снова встретил меня, рассказал мне, что большие бенефиции, которыми он располагает в этом приходе, вынуждают его держать себя в соответствующих рамках, но что я не должна обращать внимания на его ужимки и гримасы, на его поклоны и расшаркивания, которые «неизбежны в его положении священнослужителя. К этому он добавил, что его взгляды на жизнь и его привычки остались прежними, и он будет рад доказать мне это при первом же удобном случае. Со своей стороны, я поведала ему о своих злоключениях; он посочувствовал, выразил сожаление, что до сих пор не знал о моем присутствии в Анжере, так как прибыл сюда всего неделю назад, и тут же предложил возобновить наше знакомство.

– Зачем откладывать, дорогой аббат? – сказала я. – Возьми меня прямо здесь и сейчас. Двери церкви заперты, а этот алтарь послужит нам ложем; не медли, дай мне испытать те удовольствия, которых я была лишена так долго и о которых тосковала все это время. Ты не поверишь, но с того дня, как я оказалась в этом мерзком городишке, ни один из тех, кому я отдавалась, даже и не подумал взглянуть на мою жопку. Представляешь, как я себя чувствовала – это я-то, которая обожает только содомию и считает все прочие утехи лишь дополнительным стимулом и прелюдией к самому главному.

– Прекрасно! – обрадовался Шабер, укладывая меня грудью на алтарь и задирая мои юбки. – Ах, Жюльетта! – снова воскликнул он минуту спустя, полюбовавшись моими ягодицами. – Твой зад все тот же – божественный зад Афродиты.

Аббат наклонился и расцеловал его с возрастающей страстью, потом я почувствовала в своем анусе его горячий язык, его вдохновенный язык, который полчаса назад с трепетом произносил имя божье… Затем он заменил его своим членом, и – о, радость! – дрожащий скипетр вошел в меня целиком без остатка. И я впервые в жизни испытала восторг, который, наверное, охватывает вероотступника в момент прегрешения. Да, друзья, я испытала неописуемое блаженство! Как жестоко и неразумно отказываться от порочных привычек и как сладостно возобновлять их вновь! За время своего вынужденного воздержания от содомии, я не переставала ощущать самую настоятельную, буквально сводящую с ума потребность в этом удовольствии, порой она выражалась в таком невыносимом зуде, что мне приходилось хвататься за любой, попавшийся под руку инструмент подходящей формы и успокаивать себя таким примитивным образом; и вот теперь Шабер окончательно вернул меня к жизни. Заметив, что я чуть не плачу от радости, он старался изо всех сил, проявил настоящие чудеса стойкости и выносливости и, будучи молодым и сильным, не покинул мой зад до тех пор, пока не совершил три оргазма.

– Ничто не может заменить это блаженство, на мой взгляд, ему нет равного в мире, – заметил аббат, переводя дух и лукаво глядя на меня. – Или ты с этим не согласна?

– Ах, Шабер, как тебе не совестно задавать такие вопросы! Ведь ты не встречал в своей жизни более страстной поклонницы содомии, чем Жюльетта. И мы должны видеться как можно чаще, дорогой.

– Непременно, милая Жюльетта, клянусь небом. Ты не пожалеешь о том, что вновь встретила меня, это я тебе обещаю.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что у меня есть друзья и единомышленники в этом городе.

– Ах, негодник, ты намерен торговать мною?

– С твоими талантами и вкусами, тебе больше пристала роль шлюхи, нежели та жалкая жизнь, что ты ведешь сейчас.

– Благодарю тебя, аббат, я очень тронута твоими словами. Воистину жалка судьба верной супруги в этом мире, да и само это звание предполагает что-то глупое и неприятное. Всякая целомудренная жена – либо сумасшедшая, либо идиотка: она не в силах стряхнуть с себя предрассудки и хоронит себя под их бременем в силу своего слабоумия или же по причине физических недостатков, поэтому Природа просто-напросто обделила ее и сделала всеобщим посмешищем. Женщины рождены для блуда, созданы для него, а те, что всю жизнь остаются недотрогами, вызывают только жалость и насмешки.

Шабер знал моего супруга и считал его фанатиком и изувером, поэтому он с готовностью предложил вознаградить меня за постные трапезы, которые я вкушала на супружеском ложе. Случайно услышав, что господин де Лорсанж на следующий день отправляется по своим поместьям, он посоветовал мне воспользоваться отсутствием мужа и навестить вместе с ним одно местечко, чтобы, как он выразился, вспомнить наши парижские развлечения.

– Ты совершаешь великий грех, – сказала я, поддразнивая аббата, – так как сбиваешь меня с пути праведного. Подумай сам, хорошо ли ты делаешь, Потакая моим страстям и устилая розами мой путь назад к злодейству? Как ты можешь соблазнять чужую жену? Ты ответишь за свои проделки и, по-моему, тебе пора бы остановиться. Твой яд еще не проник в мое сердце – стоит мне только обратиться к духовному наставнику, не столь развращенному, как ты, и он научит меня противиться таким порочным желаниям; он объяснит мне, что они являются порождением грешной души, что, подчиняясь им, я обрекаю себя на вечные угрызения, на самые жестокие муки, и что есть сатанинские дела, которым нет прощения. Он, в отличие от тебя, не будет внушать мне, что я вольна делать все, что угодно, что мне нечего страшиться; он не будет вдохновлять меня на дурное поведение и сулить безнаказанность, не будет подталкивать меня к адюльтеру, содомии и к предательству самого близкого мне человека – богобоязненного, нежного, мудрого, высоконравственного супруга, всем пожертвовавшего ради своей жены… Нет, гнусный соблазнитель, он обрушит на меня все жуткие ужасы своей религии, он будет потрясать ими над моей бедной головой, по примеру добропорядочного Лорсанжа он напомнит мне о мертвом Боге, который отдал свою жизнь для моего спасения;[117]он внушит мне, как велика моя вина, если я отказываюсь от такой чести… Но я не собираюсь от тебя скрывать, дорогой аббат, что я все та же либертина, все та же блудница, какой ты знал меня когда-то, что меня по-прежнему неудержимо влечет блуд и похоть. И я так отвечу моему доброму духовнику: «Друг мой, я ненавижу религию всем сердцем и идите-ка вы к дьяволу вместе с вашим гнусным Богом, а на ваши советы мне в высшей степени наплевать, поэтому перестаньте охотиться за мной, умерьте свой пыл и поймите, наконец, что добродетель глубоко противна мне; я выбрала порок, осознав, что Природа сотворила меня для земных наслаждений».

Дата добавления: 2015-06-04