Ф. ЭНГЕЛЬС. Написано Ф. Энгельсом в конце августа 1849– феврале 1850 г

ГЕРМАНСКАЯ КАМПАНИЯ ЗА ИМПЕРСКУЮ КОНСТИТУЦИЮ [66]

Написано Ф. Энгельсом в конце августа 1849– феврале 1850 г.

Напечатано в журнале «Neue Rheinische Zeitung. Politisch‑okonomische Revue» №№ 1, 2 и 3, 1850 г.

Печатается по тексту журнала

Перевод с немецкого

Подпись: Фридрих Энгельс

«Геккер, Струве, Бленкер, Блюм и Циц

Всех немецких государей^{16} да повергнут ниц!»[67]

В этом припеве, которым южногерманское «народное ополчение» оглашало все дороги и все трактиры от Пфальца до швейцарской границы и который распевали на известный мотив «Окруженный морем»[68], напоминающий не то хорал, не то звуки шарманки, – в этом припеве схвачен весь характер «грандиозного восстания за имперскую конституцию»[69]. Здесь обрисованы в двух строках его великие люди с их конечными целями, хваленой твердостью убеждений, благородной ненавистью к «тиранам» и одновременно все их понимание общественных и политических отношений.

Среди всех движений и конвульсий, вызванных в Германии февральской революцией и ее дальнейшим развитием, кампания за имперскую конституцию выделяется своим классически‑немецким характером. Ее повод, ее возникновение, ее направление, весь ее ход были истинно‑немецкими. Как июньские дни 1848 г. показывают степень общественного и политического развития Франции, так кампания за имперскую конституцию показывает степень общественного и политического развития Германии и, в частности, Южной Германии.

Душу всего движения составлял класс мелкой буржуазии, по преимуществу так называемое сословие бюргеров, а этот класс как раз и преобладает в Германии, в особенности на юге. Именно мелкая буржуазия, участвуя в «мартовских союзах»[70], в демократически‑конституционных союзах, в патриотических союзах, в многочисленных так называемых демократических союзах и почти во всей демократической прессе, приносила имперской конституции столь же бесконечные, сколь и безобидные «клятвы на Грютли»[71]и вела против «непокорных» государей борьбу, единственным и непосредственным результатом которой являлось, правда, лишь собственное возвышающее душу сознание исполненного гражданского долга. Именно мелкая буржуазия, представленная решительной и так называемой крайней левой Франкфуртского собрания и, следовательно, в особенности Штутгартским парламентом и «имперским регентством»[72], официально возглавляла все движение; наконец, мелкая буржуазия господствовала в местных комитетах отдельных земель, комитетах безопасности, временных правительствах и учредительных собраниях, которые в Саксонии, на Рейне и в Южной Германии стяжали себе большую или меньшую славу в деле защиты имперской конституции.

Мелкая буржуазия, если бы это зависело от нее, вряд ли покинула правовую почву законной, мирной и добродетельной борьбы и вряд ли прибегла, вместо так называемого духовного оружия, к мушкетам и булыжникам. Как показывает нам история всех политических движений, начиная с 1830 г., в Германии, так же как и во Франции и в Англии, этот класс всегда хвастлив, склонен к высокопарным фразам и подчас даже занимает на словах самые крайние позиции, пока не видит никакой опасности; он боязлив, осторожен и уклончив, как только приближается малейшая опасность, он ошеломлен, озабочен, полон колебаний, как только вызванное им движение подхватывается и принимается всерьез другими классами; ради сохранения своего мелкобуржуазного бытия он готов предать все движение, как только дело доходит до борьбы с оружием в руках, – и, наконец, в результате его нерешительности, его всегда особенно охотно надувают и третируют, как только побеждает реакционная партия.

Но за мелкой буржуазией стоят повсюду другие классы, которые подхватывают вызванное ею и в ее интересах движение, придают ему более определенный, более энергичный характер и стараются где только возможно овладеть им: это – пролетариат и значительная часть крестьянства, к которым, кроме того, на некоторое время обычно примыкает передовая фракция мелкой буржуазии.

Эти классы, во главе с пролетариатом более крупные городов, отнеслись к высокопарным заверениям о преданности имперской конституции более серьезно, чем то угодно было мелкобуржуазным агитаторам. Если мелкие буржуа, как они поминутно клялись, готовы были «пойти на любые жертвы» ради имперской конституции, то рабочие, а во многих местах также и крестьяне, готовы были сделать то же самое; при этом, однако, умалчивалось об отлично известном всем партиям обстоятельстве, что, после победы, мелкой буржуазии пришлось бы защищать ту же самую имперскую конституцию против тех же рабочих и крестьян. Эти классы толкали мелкую буржуазию к открытому разрыву с существующей государственной властью. Если им не удалось помешать тому, чтобы их мелкоторгашеские союзники предали их еще в разгар борьбы, то они испытали, по крайней мере, то удовлетворение, что после победы контрреволюции это предательство получило возмездие со стороны самих контрреволюционеров.

С другой стороны, в начале движения более решительная фракция крупной и средней буржуазии тоже примкнула к мелкой буржуазии, совершенно так же как это происходило и во всех прежних мелкобуржуазных движениях в Англии и Франции. Буржуазия никогда не господствует вся в целом; не говоря уже о феодальных кастах, сохраняющих еще в своих руках какую‑то часть политической власти, сама крупная буржуазия немедленно после победы над феодализмом раскалывается на правящую и оппозиционную партии, которые обычно представлены на одной стороне банками, а на другой – фабрикантами. Далее, оппозиционная, прогрессивная фракция крупной и средней буржуазии, в противовес правящей фракции, имеет общие интересы с мелкой буржуазией и соединяется с ней для совместной борьбы. В Германии, где вооруженная контрреволюция восстановила почти исключительное господство армии, бюрократии и феодального дворянства, где буржуазия, несмотря на еще существующие конституционные формы, играет лишь весьма подчиненную и скромную роль, имеется еще больше оснований для такого союза. Но зато германская буржуазия бесконечно трусливее английской и французской и при малейшей вероятности возобновления анархии, т. е. действительной решительной борьбы, она в страхе уходит со сцены. Так было и на этот раз.

Между тем момент отнюдь не был неблагоприятен для борьбы. Во Франции предстояли выборы; кому бы они ни дали большинство, монархистам или красным, они, во всяком случае, ослабили бы центр Учредительного собрания, усилили бы крайние партии и привели бы к разрешению обострившейся парламентской борьбы путем народного движения; одним словом, выборы должны были привести к «journee» {«решающему дню». Ред.}. В Италии сражались под стенами Рима, и Римская республика успешно оборонялась против французской интервенционной армии. В Венгрии мадьяры неудержимо рвались вперед; императорские войска были прогнаны за Ваг и Лейту; в Вене, где ежедневно готовились услышать грохот пушек, каждое мгновение ожидалась венгерская революционная армия; в Галиции ждали прибытия Дембинского с польско‑мадьярской армией, и русская интервенция, казалось, не только не представляла опасности для мадьяр, а, наоборот, должна была превратить венгерскую борьбу в европейскую. Наконец, в Германии царило сильнейшее возбуждение; наступление контрреволюции, возрастающая наглость военщины, бюрократии и дворянства, постоянно повторяющиеся предательства со стороны старых либералов в министерствах, быстро следующие одно за другим вероломства государей^{17}, – все это бросало в объятия партии движения целые группы прежних приверженцев порядка.

При таких обстоятельствах возгорелась борьба, которую мы и опишем в нижеследующих очерках.

Неполнота и путаница, господствующие еще в материалах, абсолютная недостоверность почти всех сведений, которые приходится собирать со слов участников, чисто личные цели, преследуемые авторами всех опубликованных до сих пор сочинений об этой борьбе, делают невозможным критическое изложение всего хода событий. Ввиду этого нам не остается ничего другого, как ограничиться изложением лишь того, что мы сами видели и слышали. К счастью, этого вполне достаточно для выяснения характера всей кампании; правда, движение в Саксонии и поход Мерославского к Неккару мы не можем осветить по личным впечатлениям, однако журналу «Neue Rheinische Zeitung» возможно представится в скором времени случай дать необходимые разъяснения по крайней мере о походе Мерославского[73].

Из участников кампании за имперскую конституцию многие находятся еще в тюрьме, другим представился случай вернуться на родину, третьи, находясь еще за границей, каждый день ждут такого случая, и среди них – не худшие. Все поймут осторожность, которую мы обязаны проявлять по отношению к этим участникам борьбы, и найдут естественным, если мы будем кое о чем умалчивать; а многие, которые теперь снова проживают на родине, не подвергаясь преследованиям, не будут на нас в претензии, если мы не скомпрометируем их рассказом о тех событиях, в которых они обнаружили действительно выдающееся мужество.

Дата добавления: 2015-06-04